Хочешь стать неуязвимым?.. Расскажи врагу о своих слабостях.

Ты держал их в своих заледеневших от зимней стужи руках и старался согреть замерзающим дыханием. Сколько хватало тепла в застывших легких улиц и дворов. Ты видел смерть, слишком много смерти, день ото дня, наяву и во сне. В кошмарах, оборачивавшихся явью, из-за которых не хотелось ни просыпаться, ни засыпать... и глаза твои из лазоревых становились черными, словно зимняя полынья, манящая на дно. Можно только догадываться, что писал тогда ты на оконных страницах своих дневников то морозным узором, то ниткой дождя, то случайно упавшим солнечным лучом. Стихи? Записи о проведенных днях? Воспоминания, что могли согреть душу? Молитвы? Знаю только: никогда - завещания...

Ты держал их до последнего. Своих людей... пытался уберечь каждого, как мог, хоть из легких твоих уже рвался холод, а пальцы не могли удержать тающие жизни. В ответ они держали тебя. Сколько могли, своими маленькими, иссушенными холодом, голодом и страданиями руками, своим голосами и ударами сердец, стучавших в такт метроному.

Спасибо тебе, что выжил. Выстоял. Не сдался...

Спасибо вам, что выжили. Держались. Не покорились.

С праздником, печальным и торжественным, мой любимый город!

Тише, тише...
Едва слышно ступаешь по монолитным ступеням, и шорох твоих шагов гасит слой вековой пыли. Все ниже и ниже, в узилище чужой души, мимо клеток с запертыми желаниями детства, мимо голодных глаз посаженной на цепь мечты, мимо запертых архивов воспоминаний и рассыпанных по полу обещаний.
Зачем она, эта тюрьма?! Далекое эхо ярости жжет грудь, и будто в ответ ей вздрагивает пол, сжимаются обшарпанные стены, а где-то впереди лязгают, закрываясь, двери. Этот мир бережно хранит свои секреты, гоня чужаков прочь. А кто ты, если не чужак? Даже если тебя звали, молили придти, едва слышно взывая из глубин... Кто ты еще, если даже искра огня в твоих руках заставляет тени смутных страхов жаться по углам, а непрошенные мысли метаться по стенам стаями летучих мышей? Твои мысли, эмоции, воспоминания, весь ты сам - огромный костер, обжигающая угроза одинокому миру. Миру ревностно оберегаемого "я", где любому "не я" нет места.
Хочешь пройти? Отринь себя. Увидь эту темницу своим домом. Пойми того, кто создал его. Ведь понимание и позволило тебе зайти так далеко, разве не так?
Все ниже и ниже...  Каждый шаг - погружение в чужую жизнь. Каждый удар сердца - в унисон с далеким зовом, приведшим сюда. каждый вдох стирает грань между своим и чужим. Будь своим - это место поглотит тебя, вплетет туманными нитями в чужое эго, и ты ощутишь... Поймешь уют темноты и безопасность уединенных камер, благодать ненарушаемой никем тишины. Ты увидишь себя за лабиринтом узких проходов и крохотных комнат; себя, единственного хозяина и узника этого места. Ты помнишь, как создавалось это место? Ты знаешь, почему ты здесь?.. Ты так рьяно спасаешься от того, что вовне, изгоняешь любого, кто осмелится нарушить твое пространство, возводя очередное каменное кольцо стен. Словно тиран уничтожаешь все, что готово хоть каплю пошатнуть созданный тобой мирок. И... зовешь. Тихо, изнутри. Оглушительно молча. Отчаянно.
Этот звенящий крик заставляет как будто раздвоиться, вновь вспомнить, ощутить себя чужого. Пришедшего извне. Ради чего ты здесь? Чтобы стать частью этого мирка или..? Само по себе понимание ничего не изменит. Ведь в какой-то момент оно превращается в пассивное принятие существующего порядка вещей. Что можно изменить, не принеся ничего извне?
Ты делаешь шаг вперед, чувствуя, как изгибается, бьется в конвульсиях пространство вокруг тебя, стремясь вышвырнуть инородное тело прочь. Но прежде ты замыкаешь в объятиях ее - душу создавшего это пространство. Обволакиваешь, вбирая уже в себя зовущего, и только тогда отказываешься понимать... Отказываешься знать этот мир. Твое неприятие разрывает его изнутри, заставляет жить и бороться. И эта борьба сливает вас воедино куда сильнее простого понимания.
Шаг за предел.
Темница гонит тебя из себя, неведомые силы влекут прочь. Но то единственное, на что ты надеешься - это робкая жажда выйти вовне, связавшая тебя и того, кто в твоих руках. Стоя на грани рушащегося в попытках уничтожить тебя мира, ты боишься только одного: когда все закончится, в твоих объятиях останется пустота.

...Это странное чувство завершенности. Странное в своей полноте и спокойствии. Это... как в книге, когда драматическая, полная напряжения, резких поворотов и бега на пределе своих сил кульминация остается позади... Финишная черта пересечена, и только мысли, неуемные, беспокойные мысли, продолжают свой стремительный бег вперед. Уже в развязке. На каких-то двух-трёх страницах, когда нужно досказать, довыразить, довести и донести. Всего только несколько десятков строк, несущих печаль об ушедшем. О том, чего уже не будет. О том, что вот-вот будет законченно совершенно... Пальцы ломит усталость, и слезятся глаза, сознание тонет на границе реальности, лишь усилием воли вплетая последние нити в масштабное полотно. И это Целое, Завершенное будто стремится поглотить тебя целиком, вобрать в себя своего творца и демиурга. Ты таешь, исчезаешь в этом спокойствии и этом странном чувстве завершенности...

Лишь вдруг что-то невольно цепляет взгляд.
Какая-то неточность.
Ошибка.
Изъян.
Оставленная нить... Вот же она. А вон еще! И еще одна...  Тянется, бежит из полотна юркой змейкой, нарушая Единство, внося диссонанс в заключительный аккорд. Мелочь, ошибка, невнимательность... Как строка, как мимолетно оброненное слово, рождающее новый сюжет и новое продолжение. Недосказанное. Незавершенное.

То, что возвращает к... полотну.

...Говорят, призраки остаются среди живущих, когда их дело не завершено.
Вот только и живущие не слишком ли часто оставляют в полотне незатканные нити? Намеренно ли... Случайно ли...
Чтобы остаться?

...Раньше или позже приходит время, когда чувствуешь, что пора. Пора переходить к чему-то новому. В себе и вокруг. На новый уровень в порой чересчур затянутой игре, которую называют Жизнью. Сделать еще один большой и, быть может, не слишком уверенный поначалу шаг... пусть этот шаг мог занять и месяцы по земному времени Дать Пути вынести себя к чему-то, что только смутно угадывалось впереди.
Бескрайняя безмятежность океана и тонкая полоска песка перед ним, прячущее свои тайны Время... Суровая истина снежной пустоши, не знающей весны, где ветер безустанно поет и рвет песнь с губ усталого путника, а в небе холодно мерцают звезды, готовые в любой миг обернуться снежинками беспощадной вьюги... Чуткость кристально чистого, манящего своей легкостью неба, в чьей глубине сокрыта нежность раскрытых для объятия рук... Коварство скал и величие гор, эйфория вынырнувших из тумана облаков вершин, необъятный простор равнин и отчаяние засыпанных черным песком пустынь, тишина пустошей, усталость болот, загадки подземных переходов, таинственность вечно сумеречной лесной чащи... И все это соединено лишь Тропой, что зовет не медлить, без сожаления шагнуть дальше.

Видишь?

Чувствуешь?.. Этот новый мир за тончайшей завесой? Завесой, что пахнет дымом и оставляет на руках обжигающий слой пепла, заставляя будто зверя перед пламенем отступать назад. Отступать инстинктивно, не думая, сколько бы оправданий не было придумано себе позже... Мы боимся сгорать. Даже в кострах, разведенных нами же. Даже из любви к высшим идеалам...
Мы забываем о том, что подобно фениксам нам необходимо сгореть, чтобы возродиться из пепла. Чтобы пройти свое обновление. Забываем и только чувствуем, подходя к завесе будущего, как раскаляется и горит кожа на спине, и огонь растекается по всему телу обжигающими потоками. Дыхание переполнено горечью сожженных надежд и верований, и этот запах заставляет задыхаться, хвататься за горло, рвать из него рождающиеся болезненные всхрипы и стоны раскалившимися ногтями. Не удержишься - вдохнешь пару искр, - и займется все внутри безумствующим пламенем, раздирающим твое самое в своем неудержимом порыве слиться с огнем, что бушует извне.
...В этом костре инквизиции, кажется, нет спасения. Здесь все поет о Смерти. Все пахнет Ею и дышит болью. И кажется, что останется, когда опадет свято-адское пламя?.. Горсть пепла. Не боле. Невесомые дымчато-серые крупицы на потеху вольному ветру, что тут же их подхватит на свое крыло и унесет их играючи в ту самую даль, к которой нес тебя Путь... И от его легкого, невесомого прикосновения вдруг пробудится то, что укрылось под пеплом. То, что уцелело. Самая малость...

Суть.

...Пусть я пропадаю, пусть исчезаю, но все же я всегда остаюсь здесь. Вспоминаю ли те или иные посты и беседы, думаю ли о том, что еще предстоит написать, пытаюсь ли предугадать, о чем мы заговорим в следующий раз, я здесь.

И в очередной раз поздравляю с наступившим Новым годом! Пусть он станет для вас в чем-то действительно новым, покажет неизведанные стороны вашей души, нарисует пути, еще не нанесенные на карту опыта, и откроет новые возможности. Пусть вдохнет новую жизнь в ставшие рутиной будни и потянет за собой во что-то, что позже каждый сможет назвать интересным приключением. Конечно, на всяком пути встречаются преграды и ловушки, но пусть каждая из них будет платой, которую вы готовы принести ради цели впереди.

Будьте верны себе, и то, что внутри, всегда укажет верный путь. Будьте чутки с миром, и он ответит вам. Будьте открыты новому, и оно позовет вас в Путь.

С НОВЫМ 2013 ГОДОМ ВСЕХ!

Тонкий, стремительно-легкий жест... Единая мысль, единое чувство - невысказанная суть трепещет на кончиках пальцев, прячется в мимолетном движении глаз, в тени улыбки, скользнувшей по лицу, вспыхивает яркими искрами в мгновенном вихре одиночного танцевального па и... чутко замирает, не находя выхода на этой грани реальности.
Не принято, неуместно, не ко времени, а то и вовсе невозможно... И повисает нечто призрачно-неуловимое в душе. Силится раскрыться, расцвести тугой бутон искренности и желания, жжет изнутри горячим золотом тончайших лепестков. И осыпается, не распустившись, оставляя болезненные ожоги, рассыпаясь горькой сухостью несвершившегося.

...И вот только удивляешься порой, откуда..?
Смотришь вслед растворяющемуся в пелене дождя силуэту, только губы вдруг будто вспомнят прикосновение к прохладной дружеской руке. Прикосновение, полное признательности и восхищения. Прикосновение, коему едва ли найдется место в настоящем.
Или...
Вдруг в многолюдном переходе метрополитена усталость буднего дня откликнется воспоминанием об изнутряющей погоне. Плеч коснется тяжесть мехового плаща, которого и не было никогда в твоем шкафу. Ненароком взглянешь в зеркальное отражение вагонных стекол, уже готовый увидеть незнакомца, и невольно вздрогнешь, узнавая себя.
Или...
В глухом одиночестве вдруг почудится чье-то легкое прикосновение к щеке, и твоя собственная рука, мнилось, скользнула навстречу чуткому жесту. Слепые глаза ищут образ кого-то еще, будучи не в силах заглянуть чуть  дальше, за Грань. Почудилось... Вот только очего руку, все это время покоившуюся на месте, обжигает бесконечная нежность иллюзии?
Или... или...
Леденящий порыв ветра посреди летнего зноя, заставляющий вздрогнуть. Нескончаемая тяжесть револьвера, поднесенного к виску. Терпкость вина в чашке остывшего чая. Чье-то тепло в никогда не существовавших объятиях... Ты небрежно выпускаешь струю дыма изо рта, хоть ты никогда и в руки не брал сигареты. Твои пальцы подбирают аккорды, пусть ты держал в руках гитару лишь раз, да и то в шутку. Ты потягиваешься поутру и расправляешь навстречу небу крылья, пусть в этом мире крылья есть только у птиц...

Вздрогнешь, вернешься в себя, теряя нить скользнувших по краю сознания образов. Откуда?..
Фантазия? Мечта? Но отчего так ясно очерчен след воспоминания? Коснешься его ненароком и нырьнешь туда, в самую глубь, где стираются границы всех "я", объединяясь в нечто общее, цельное. Туда, где рождается, оживает каждый жест, каждый невольный образ, находя свое отражение на одной из бесчисленных граней реальности, становясь всего только точкой выхода чего-то большего.

Ты существуешь на каждой из Граней, отражаясь сам в себе, будто в осколках зеркала, бесчисленное число раз. 

И жизнь каждого отображения бросает причудливые отблески на жизнь других.

__________________________________________________________________________________________

Ясица, добро пожаловать! Надеюсь, новому читателю тут будет не слишком скучно:)
Linn_Assalair, мы не раз пересекались на страницах иных дневников... Приветствую у себя!
Chaos_Boogie, рада видеть новое лицо среди читателей. Добро пожаловать!

Жизнь несется стремительным потоком, неудержимой рекой, чей исток затерян в укрытых туманами недрах. Каждое решение, каждый шаг - камень, брошенный в бескрайний поток...
Иной канет на дно, без всплеска и следа, лишь вплетет тончайшую нить ряби в трепещущую ленту, растворится, источится, влекомый по дну несоизмеримо большим.
Иной перекроет, сдавит своей жесткой рукой иссыхающее русло, споря с извечным бегом и ходом вещей... Сдастся сам - расколется, и безумный поток, захлебываясь собственной пеной ринется вперед по раз проложенному пути. Устоит, и ткнется река в свои берега - выстроенные за годы границы - искать и пробивать новые дороги. Не хватит сил - останется лишь болото, где замрут, застынут, увязнут события, теша себя смутным течением жизни на самом дне... Бесплотным призраком, памятью о древнем Пути.

Крайности... За ними прячутся песчинки, камешки, глыбы, скалы и рухнувшие в поток мосты, рождающие водовороты. Коварные вихри, сплетаемые течением, поймавшим самое себя и тщащимся вырваться из тугих тенет стремнины.

...Длинные цепи скованных между собой однообразных событий обвивают, душат опостылевшей неизбежностью. Завтра, сговорившись со вчера, втихомолку вплетает его нити в свои одежды. Каждый мнящийся единственно верным шаг уводит все дальше в неразрешимое...
Порочный круг коварен... не вспомнить, не угадать момент, когда свободное течение жизни, угодив в его западню, забилось, свивая самое себя в тугие И вот он дождется, пока та выбьется из сил в борьбе с затягивающейся вокруг шеи петлей собственных решений, и мягко притянет к себе, вовлекая в бессмысленный, выматывающий водоворот...
Ты помнишь эти обманчиво-ласковые, обволакивающие объятия? Гулкий голос, в котором слышится эхо твоих собственных мыслей? Тех мыслей, что словно нищие, цепляются порой за края одежды сознания и тут же исчезают, гонимые ледяным взглядом...
"Ты устал, - шепчет голос. - Послушай меня..."
Шепчет, дурманя разум и поднося жертве чашу "спасительных" советов, смешанных с оправданием собственного бессилия. Глотнешь - и погрузишься в болезненный сон, насквозь пропитанный иллюзией движения. Сон, где единственная реальность - та, что заключена в порочном кругу.
"И разве существует иная?" - голос отдает улыбкой, и каждый виток круговорота заставляет бежать по кругу события и воспоминания, случайных знакомых и друзей, само время и мир вокруг... Ширится, растет безумствующая воронка, оборачиваясь смерчем, сметающим тот, иной мир. Мир, за краем тяжелого наркотического сна. Мир, где бродят тени твоих надежд и мечтаний, что проникают в сон смутной тоской по утраченному Пути.
Рискнешь пробудиться - и зарябит до тошноты в глазах от бесконечно повторяющегося момента. Рванешься в сторону, сквозь иллюзорную стену, остатками сил пытаясь разрушить созданный тобой самим кокон, и, ослабнув, вновь отдашь себя самотоку... Проклиная себя.Успокаивая себя... Замкнутый круг ласково держит в объятиях инерционного бега, и в повторяющемся: "Зачем тебе это? Оставайся здесь, ведь я несу тебя," - слышится колыбельная. Смех. И далекий звон заупокойных колоколов.

И замкнутый круг стягивает свои смертельные кольца, усмехается, раскрывая ненасытную пасть... Он пьет свои силы из отчаяния безвольно поникшей в его объятиях души, из яростного сопротивления очнувшейся жертвы, из веры в себя, свою реальность и предопределенность.

С ним не сразиться. Его не преодолеть. Он неуязвим в своем вечном движении - иллюзии свободного бега.
Его можно только отвергнуть, отказавшись от ласки и спокойствия, от уверенности его удушающих объятий. От уюта крохотного мирка - идеального или нет - заключенного между ними.
От всего того, что удерживает при нем не против - по нашей воле.

Разомкнуть порочный круг - значит отвергнуть его дары.

Чужие взгляды сплетают вокруг нас новую кожу, скрывают лицо бумажными масками... И, порой, окруженный зеркалами чужих представлений о себе, уже с трудом узнаешь в них себя. Того, кто живет внутри, скрытый от тысяч, миллионов глаз. Те тонкие черты, что скроются, потеряются, едва заботливое общество накинет тебе на плечи королевскую мантию или нищенское рубище. Скроются, оставив напоказ лишь наиболее явные, зримые и в чем-то грубые черты - возможно, даже редкую, но все же далеко не единственную основу.
Впрочем, разве не мы сами, оберегая хрупкую драгоценность, прячем иных, истинных себя в тени большего? Уповая на то, что немногие могут увидеть не величину, но глубину отбрасываемой личностью тени.
Каждый взгляд, каждое слово взращивают иное... то, что не ты. Растет, шириться пропасть между скрытым в глубине и растянутым на поверхности, ломаются и крошатся берега. Остро колются обломки граней того, что есть "ты". Того, что "не_ты". Прислушайся... ты слышишь в этом звоне нарастающее крещендо трагедии? Это дрожит перетянутая струна, натянутая между двумя Жизнями... Лопнет - и малое забьется в припадке злой боли, разрывая ненавистные одежды, едва не ставшие саваном, срывая и комкая безликую погребальную маску. Просто потому, что не хочет быть погребенным заживо в обманчивой тени.
...В этот миг каждый, кто вносил свою лепту - взглядом, словом, мыслью - в этот похоронный обряд становится врагом. И хочется подняться с уже разожженного костра, шагнуть нагим в перекрестье изумленных, потерянных и потерявших взглядов, рассмеяться в лицо траурной тишине...
Ты слышишь треск и рокот? Ты знаешь, это пылает костер, которого ты избежал. Ты знаешь, там сгорают одежды, в чьих складках шипят, испаряясь чужие ожидания и требования - путы обнаженных крыл.

Ты не знаешь... не слышишь, как корчатся и кричат в огне рожденные тобою чужие миры. Миры тех, для кого тот ты был краеугольным камнем, вобравшим в себя все ожидания, устремления и мечты. Миры, рожденные тенью, которую отбросил ты сам, поднявшись слишком близко к солнцу. 

...Все выше и выше. Так, что высота перестает пугать, а только очаровывает, манит... В тот миг, когда река перестает быть рекой, а становится лишь голубой тесьмой на лоскутной ткани полей, когда деревья стекают со склонов сплошным зеленым ковром, страх перед высотой тоже переплавляется в особое чувство. Чувство того, что ты на вершине, открытый всем ветрам, скинувший тяжелые и душные одежды повседневности. Ветра очищают тебя, подносят чашу незамутненного горного воздуха - пей до дна! И пусть кубок летит с вершины... На счастье.

Но до вершины надо сначала добраться... До любой.

Путь к вершине

...Всю свою сознательную жизнь Блад путешествовала на Запад, и только теперь поезд резво несся на Восток. Перед взором открывалась Россия... Не то пятно на политической карте мира, чьи границы ревностно блюдешь где-то глубоко внутри себя, ощущая их скорее мыслью, чем чутьем зверя, охраняющего свою территорию - нет! Это была та самая страна, чей простор, чья природа воспевались в стихах и прозе. Слепок чужих чувств - куда более близкий и живой, чем похожее на бесформенную тучку изображение на отпечатанной в типографии Евразии. Холмистые долины - будто кто-то набросил на заставленный предметами стол зелено-золотистую парчу, чтобы скрыть беспорядок от чужих любопытных глаз; спорящий с морским речной простор Волги; рощи белостволь... нет, белоснежных берез (как не вспомнить, не понять именно здесь Есенина!) - ни дать ни взять выбеленные временем костяные беседки, укрытые водопадом листвы, - все это будоражит взгляд, готовит к некоему чуду, что ждет впереди...

Осторожно, много текста и фото впереди!)

"...Мой любимый, мой единственный город. Ты ведь и впрямь можешь не беспокоиться, когда я уезжаю. Ты ведь знаешь, что я вернусь. Вернусь под своды разведенных мостов, в огни ночных улиц, в шепот листвы твоих парков, в напоенное дождем небо и отражения луж... Я буду тут, в песнях колоколов (хоть набожности, ты знаешь, во мне никакой), в твоем шутливом лабиринте улиц, в твоих туманах и грезах наяву. Однажды я снова потеряюсь в самом центре, где, кажется, знакома каждая улица, и буду ощущать легший на плечи сплетенный из ветров, дождей и туманов плащ. Кто-то скажет - "холодный, тяжелый", но я, вдыхая знакомый запах, таящийся за подкладкой, никогда так и не поверю им.
Своей игрой пространства-времени ты так легко позволяешь обмануть суету, скрывшись за первым поворотом. Забыть обо всем, спрятаться и, став с тобой единым целым, обхватить разом столь многое. Что ты чувствуешь, когда я растворяюсь в тебе, ловя себя в каждой самой мелкой капле накрывшего пятимиллионик дождя? От этого всеобъемлющего чувства захватывает дух и голову кружит, будто в воздухе разлито незримое вино; я боюсь говорить, не желая сказать лишнее. А ты... ты, с такой непревзойденной чуткостью читая внутри, только удивительно легко улыбаешься и киваешь в ответ. Так искренне и свободно, будто твои глаза никогда и не видели всех тех ужасов, о которых люди вспоминают до сих пор. И ты ведь тоже помнишь и не забудешь никогда...
В кругу твоих шпилей и башен умираешь и возрождаешься вновь, открывая ворота за грань. Быть может, оттого по твоим улицам и блуждает столько смутно уловимых теней, прекрасных и чудовищных, манящих и ждущих кого-то... Быть может, и сам ты мираж, мой Город Сновидений? Или сон - все мы, растворенные под твоим рассеянным взглядом, равно мечтательно глядящим в закат и рассвет? Касаясь твоей гранитной кожи, я уже давно забыла, за что хотела ухватиться: за ускользающий призрак или же за бегущую от воспаленного воображения реальность?..
Ты качаешь венценосной головой, хоть венец этот сверкает всего лишь (всего лишь?!) брызгами дождя, прикладываешь бледный тонкий палец к своим губам и обнимаешь, скрывая вместе с собой под туманно-дождливым плащом с вышитым лучами солнца акварельным узором. Сейчас тебе не нужны слова, ведь ты дождался...
Я вернулась, хотя прошел почти год... а то и больше.

PS:  Знаешь, скоро мне вновь предстоит дальняя дорога, и мне чуть грустно, что в свои путешествия я не могу пригласить тебя. Ты снова будешь ждать на призрачных берегах, мечтая и шутя со случайными прохожими. А я снова вернусь... Вернусь, даже если однажды мне придется возвращать для этого тебя..."

Копенгаген

...Здесь в зарослях кустарника печально окликала прохожих нимфа, почти скрываясь за жесткой листвой, а в воздухе разливался аромат розария. Деревья тянули свои ветви вдоль земли, подстриженные растения увивали решетки и причудливые арки, чем-то похожие на перекрестья окон. У самой воды замерла живая цапля, не обращая совершенно никакого внимания на снующих в водах канала уток, вытянула шею и лишь изредка бросала взгляды на собравшуюся на противоположном берегу группку людей. Все дышало покоем и летней теплотой и даже взгляды бронзовых львов, застывших строгими стражами, показались чуть добродушными, едва их коснулась усталая рука хозяина...

Копенгаген нагнал Блад только здесь, в этом уголке покоя у замка Розенборг. Замер на несколько минут, а затем, как и прежде распахнув перед девушкой створки десятков дверей, любезно улыбнувшись и сопроводив свой ход приглашающим жестом, вновь поторопился скрыться среди пестрых волн пешеходной улочки. Так стремительно, что Блад едва удержалась от того, чтобы не ухватиться за край рыжеватой-кирпичной мантии, мелькнувшей меж белыми палатками.

За маской официоза

Кёльн

...Белый дым, изливавшийся из широкого жерла заводской трубы, причудливым зигзагом уходил в небо, словно руины так и недостроенного моста. Подобных попыток соединить воедино два мира здесь, на взгляд Блад, было, пожалуй слишком много. В их тени терялись поля, пролески, небольшие города, но не заметить за ними его силуэт было невозможно. Он то и дело мелькал впереди, будто одинокий путник  на извилистой дороге пролегавшей вдали от столичных путей.За каждым изгибом дороги, с каждого возвышения, горба моста вырисовывался впереди он - упрямо тычущийся в небеса двуглавый силуэт - всемирно известный Кёльнский собор. И сам Кёльн, со стороны мнящийся стареющим аристократом, поглощенным лишь одной идеей, одним начинанием окружал его сплошным кольцом объятий.
Стоило Блад только оказаться на площади перед собором, и вот почудилось: весь он здесь, у своего главного детища. Следит за строительством из тени переулков и сам скользит по лесам, деревянной клеткой сковывающей одну из башен, дремлет, найдя себе местечко среди резных фигур и украшений, внимательно следит за гостями, задумчиво касаясь труб целого десятка разнообразных органов и задерживая дыхание над сотнями свечей.

О сокрытом в соборной тени

...Облаченный в асфальтовые одеяния путь теперь уже уверенно вел Блад обратно, прикидывался той самой наипрочнейшей лентой, связывающей иных с любимыми местами. И неважно, то ли это место, где ты родился, вырос ли или просто полюбил за некое внутреннее родство. Просто и у городов есть души, что может притягивать к себе одних людей и отталкивать других. Через сотни километров Блад ждал Петербург. Не тянул настойчиво к себе, не звал, не торопил; он просто ждал. окунув в белесый туман задумчивый взгляд. Ждал, имея право ждать, тогда как другие лишь встречали...

Брюссель

Так встретил Блад и Брюссель, хотя сложно было сказать, помнил ли он ее вовсе, слишком коротко и давней была предыдущая встреча. Под холодным, недоверчивым взглядом незримых серых глаз становилось неуютно, а, быть может, причиной тому достигшие именно здесь своего пика неурядицы свей группы путешественников или готовый вот-вот начаться дождь. Сложно сказать... как и определить, действительно ли Брюссель пожелал испытать своих гостей или же лишь череда случайностей привела к тому, что одну из пар группы обокрали и вместо гида, отправившегося с пострадавшими в полицейский участок, к главному культовому месту Брюсселя группу повела сама Блад. Всего несколько десятков метров практически по прямой, а следом - группа взрослых, разумных и в общем-то вполне способных самостоятельно ориентироваться людей. Задача смешная сама по себе, но отчего-то Брюссель решил, наконец, смягчиться и ласково притянул к себе, погружая в немного суетную атмосферу узких торговых улочек, где на каждом углу пахло сладким - должно быть, известным бельгийским шоколадом и вафлями, - в витринах белели снежинки кружев, перемежавшихся со шарфами всевозможных оттенков и фасонов, и то здесь, то там сверкала нагая, стальная натура малышни, занимавшейся тем самым, что взрослые предпочли бы делать в строго уединенном порядке.

О символах, нравах и немного о частной жизни города