Последняя глава дневника Ван Хельсинга

Всем древняя правит истина:
Кто проклят, тот обречён.
И ты, что в своём неистовстве
Нарушил святой закон,
И ты, что из волчьей верности
От благ отреклась земных,
Чтоб крест один на двоих нести,
Который сулили сны,
Без тени, без отражения,
Без права на свет смотреть,
Вы были мне лишь мишенями,
Я думал, что нёс вам смерть.

Я вас судил и вынес приговор,
Но шепчут окровавленные губы:
«Никто по-настоящему не мёртв,
Пока его ещё хоть кто-то любит!»

Я понял под шёпот раненый:
Не свету служил, а тьме!
Мне б кто объяснил заранее –
Я б разве тогда посмел?
Я понял: не смерть – спасение,
Ей душу не обогреть, –
А то, чего нет бесценнее:
Любовь, что затмила грех.
Уж поздно менять, что сделано,
Писать – всё, что я могу.
Слова мои – неумелые,
Но Богом клянусь – не лгу.

Строка к строке перо плетёт узор,
Плетёт узор изысканный и грубый:
«Никто по-настоящему не мёртв,
Пока его ещё хоть кто-то любит!»

На этом пора, наверное,
Закончить мою главу.
Кто знал, что записки смертного
Бессмертных переживут?..
В них кто-то прочтёт историю
О том, как полтыщи лет
Вы ждали любовь, которая
На горле оставит след,
И как, умерев, сумели вы,
У тленных сердец в плену,
Скреплённых колОм осиновым,
В легенду одну шагнуть.

А может быть, вы живы до сих пор –
Людской ошибкой правды не погубишь:
Никто по-настоящему не мёртв,
Пока его ещё хоть кто-то любит.