Вчера вечером, плавно перетекающим в ночь, отстрелявшись с рецензией и прочими мелочами и сделав вид, что легла спать, я ещё немного просидела за монитором, приписав последнюю пару куплетов к той ерундовине, которую начала писать после Дракулы – теперь думаю, выкладывать её или нет, поскольку если в полусонном состоянии у неё ещё виден какой-то смысл, то поутру, взглянув трезво, ужасаешься, насколько я разучилась, со времён «Осеннего», писать. Ну да сейчас не об этом: уйдя спать уже по-настоящему, я ещё немного послушала Наше и только потом с грехом пополам (налетевшие в окно комары жрали меня с особенным аппетитом, но с этим-то как раз я уже свыклась, но писк их при этом мешает заснуть) отрубилась и проспала опять до обеда. Не успела я и обернуться, как пора было выходить – и я вышла под зачинающийся грибной дождичок, вышла поздновато, но, догнав чуть было не уехавшую из-под носа маршрутку, вовремя доехала до Юго-запада, где никаким дождём и не пахло. Вовремя я оказалась и в театре, купила программку, прошла в зал, на своё место в последнем шестом ряду ближе к краю, и дальнейшие три часа заставили меня забыть о том, что я, собственно, сижу в зале среди таких же зрителей (поневоле напросилось сравнение хорошего спектакля со сновидением, во время которого человек тоже не помнит, что он лежит у себя в кровати). Но, как я люблю говорить, обо всём по порядку, под чем следует понимать: к чёрту неинтересные подробности, рецензия расскажет обо всём.
Премьера недавно отгремевшего конца весны, постановка чеховской «Чайки», пьесы неоднозначной и потому немало мною любимой, сумела меня порадовать присутствием на сцене во всей их красе двух моих так же немало любимых актёров Юго-запада – Матошина и Леушина. Первый в роли Треплева создал драматического персонажа поистине гамлетовского масштаба – мятущуюся душу с энергией сжимающейся и распрямляющейся пружины, издёрганную, дерзкую, настолько же резко противопоставленному всему остальному миру, коему такой накал страстей недоступен, насколько его же, Матошина, Дракула. Второй Тригорина, во всех школьных сочинениях, написанных на «отлично», привычно изображаемого подлецом, превратил в пылкого невротика, в глубине чувств и подлинности страданий которого не приходится сомневаться. Под стать им двоим и вершина любовного треугольника – Заречная, сыгранная Дымонт не как наивная, легкомысленная, увлекающаяся девчонка, а как самодостаточная личность, осознавшая и принявшая своё призвание, без жалоб несущая крест любви к искушённому беллетристу и достойная поклонения отчаянного декадента. Невозможно тут рассуждать о том, кто из этих троих героев талантлив, а кто бездарен: все они очевидно неординарны, как и полагается творческим людям, и у каждого из них своя трагедия, по-чеховски безысходная и по-чеховски не имеющая никаких виноватых, кроме их самих, сколько бы их не мучило окружающее их человечество. Все они – творцы, обречённые на одиночество, и все они – намертво привязанные всяк к своему озеру чайки, но сами себя подстрелившие, и этим духом самоуничтожения, такого изысканного и утончённого и при этом безжалостного и кровавого, пропитана вся постановка – пронзительная, контрастная, проносящаяся стремительной вспышкой. Отличная постановка – отличный повод для всякого желающего подкинуть жирной пищи своему уму, порассуждав о сути и смысле искусства и о цене служения ему, а также о многом другом, о чём написал Чехов и на что не забыли должным образом указать авторы спектакля. Помимо всей этой философии, помимо потрясающей актёрской игры (к уже упомянутым троим следует добавить и всех остальных, более чем характерных, ярких, убедительных и запоминающихся) славен он ещё и великолепной музыкой, как всегда выразительным светом, и как всегда уже не нужны ни громоздкие декорации, ни вычурные костюмы, ни птичье чучело и звук выстрела из-за кулис – и без него от финала озноб продирает вдоль хребта; никогда я не устану напоминать, что не наружной обёрткой, а мастерством пластики, жеста, мимики, интонации, искренностью и самоотдачей привлекает к себе Юго-запад. Сегодня я стала свидетелем блестящего прочтения, а точнее – проживания классики, и теперь могу порекомендовать его всем, ведь – да, это я тоже уже много раз говорила – для того, чтобы что-то понять, пьесы надо не читать, а смотреть, причём смотреть в хороших театрах, одним из которых и является Юго-запад.
Более того, добавлю уже не по уставу, этот самый Юго уже не только сравнялся по количеству записанных мною в шедевры спектаклей со старой доброй Покровкой, где я посмотрела спектаклей уж явно больше (учитывая то, что весь немалый репертуар Покровки я уже осилила, а на Юго – менее половины немалого репертуара), но и грозит перегнать, ведь у меня на носу последний в этом сезоне визит туда не скажу на что, скажу только, что это что-то тоже наверняка окажется сногсшибательным. Впрочем, это самое количество ещё и проверяется временем (когда-то я каждый спектакль Покровки готова была записать в шедевры, теперь вижу, что некоторые отчётливее зацепились в памяти, некоторые меньше), а я снова отошла от темы – поэтому вернёмся к нашим баранам, то бишь к моей персоне, после спектакля всё тем же методом (пешком – на метро – папа подвёз до дома) добравшейся до дома и ныне, заканчивая вышеизложенную рецензию, уже могу обещать вам следующую, а именно – завтрашнюю (да, несколько дней театра подряд – это как раз в моём стиле). А пока завтрашняя ночь не наступила, по традиции, говорю: до свидания.)