Уже через 3 месяца Фернандо Льоренте официально станет игроком Бьянконери. Ну а пока его можно считать первой стратегической добычей Джузеппе Маротты, который прошлым летом отказался отдавать за форварда 16 миллионов евро

 

это у меня трубка вырвалась: ладони сразу взмокли. Вы меня уже ждете? Скажи, как ехать.

• Ты где?
• В парке Горького.
• А еще точнее?
• Завтракаю — пльзенское пиво пью в деревяшке.

. — Слушай меня внимательно: сиди в этой деревяшке и никуда не уходи. Сейчас я возьму такси и приеду.

—   А Гуров где?

Я не знал, что ответить, и молчал.

• Один приедешь? — недоумевал Ванечка.
• Сиди на месте и — никуда! Понял меня?
• Понял... Ну, я пошел сидеть, — и он повесил трубку. Верочка немигающим взглядом снова уставилась из

своего угла в дверцу /maestro-janik.ru/chesnok_marinovanniy.html" target="_blank">http://maestro-janik.ru/chesnok_marinovanniy.html ">холодильника.

—   Едешь? — спросила она тусклым голосом.

—   Да. Нужно еще заехать в "Вечерку", — я взял со стола серую папку. — Если понадоблюсь, звони мне домой. Мы сейчас же поедем с Сиротой ко мне. Поняла?

Верочка кивнула и, не поворачивая головы, попросила:

—   Присядь на минутку.

Я сел и положил папку на колени.

• Скажи, Павел, только честно: ты ничего от меня не скрываешь?
• Что ты имеешь в виду?
• Ты прекрасно знаешь, как мы жили. Георгий тебе наверняка обо всем рассказывал. Всякое было, особенно когда жива была мама. Но после того, как она умерла, у нас почти не было ссор. Он делал свое дело, я — свое. Мы друг другу не мешали, и, честно говоря, если нас что и связывало, так это наш сын. Но между нами не было такого, что могло бы... что заставило бы его... Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.

Я понял, что она хотела от меня услышать, и постарался успокоить ее.

—   Можешь не терзать себя, — я старался говорить как можно убедительнее. — Никакой твоей вины здесь нет и не может быть. Да уж если говорить до конца, ничего необычного и не было в ваших отношениях, и ты это прекрасно понимаешь.

—   Ну тогда что? Что?.. Ведь должна же быть причина!

Я не могу поверить, как это можно: быть близким с человеком почти пятьдесят лет и не знать его как самого себя!

• А вот здесь ты ошибаешься, — мягко возразил я. — Даже для того, чтобы познать самого себя, человеку порой не хватает жизни.
• Опять ты со своей философией, — поморщилась Верочка. — Я ведь тебя по-человечески спрашиваю, как старого друга Георгия.
• А я тебе по-человечески и отвечаю. Эта философия, Верочка, и рождена жизнью, и проверяется ею. И, кстати, — решил я все же закончить свою мысль, — я думаю, познать самого себя иной человек не то что не может из-за лености ума или за неспособностью, а не хочет. И знаешь, почему?
• Почему же? — Верочка посмотрела на меня как на хныкающего пациента, который мешает ей приступить к делу.
• Потому что боится.
• Кого?
• А мало ли! — я поднялся. — Впрочем, я это и сам хотел бы узнать. Ну, звони.

В соседней комнате тонко попискивал электронный зуммер. Я остановился в дверях. Вава лежал на диване, задрав ноги на валик, и сдвинув брови, сосредоточенно давил на черной пластиковой коробке кнопки, помогая электронному волку ловить мячи. Он был так увлечен, что не сразу и заметил меня, а заметив, с трудом скрыл свое неудовольствие под маской покорного безразличия. Ле­ниво снял ноги с валика и сел, глядя в пол.

—   Ты бы спросил мать, может, ей нужно в чем-то помочь.

Вава шмыгнул носом, а Верочка осторожно дотрону-н.1сь сзади до моей руки.

—   Оставь его, Павел, — и проводив меня до входной ЦВери, добавила: — Ему сейчас тяжелее, чем мне. Он был 1.1 к привязан к отцу.

Я молча поклонился и вышел.

Икакого черта я лезу не в свои дела! Да кувыркайтесь ВЫ, как хотите, мне-то что до этого! Я почувствовал, что мири старого дома Гурова медленно закрываются передо мной. До того, как они закроются наглухо, мы еще успеем с Сиротой прошмыгнуть в щелку, помянуть своего старого товарища и выскочить. А потом забудется и этот район, потому что в нем у меня больше никого нет, и номер телефона, потому что в Верочке нужды никогда не испы­тывал, а она будет только рада избавиться наконец-то от человека, одно присутствие которого наводит ее на груст­ные мысли об утраченных иллюзиях. Все ее настоящее и будущее заполнит теперь тонкой духовной организацией великовозрастный Вава — Вава Георгиевич! И дай Бог им счастья!

Я вышел на проспект, и уже через пять минут лихой таксист с шиком мчал меня к центру города.

 

• Видишь! — Гуров даже не заметил моей язвительнос­ти. — Вот и с первым мужем у нее так было... — Поняв свою оплошность, он смутился. — Я хотел сказать...
• То, что она тебе рассказала, — перебил я его, — мне давно уже известно. Он оказался пьяницей, эгоистом и вдобавок ко всему — импотентом. Верно?

Гуров вскинул голову и тревожно посмотрел мне в глаза.

• Послушай, а откуда ты это знаешь?
• Слышал, — уверенно сказал я и, чтобы не обидеть товарища, не стал распространяться на тему нечистой совести, имеющей необычайную способность к нравст­венной мимикрии. — Слышал ее внутренний голос.
• Телепат-самоучка, — усмехнулся Гуров и задумал­ся. — Да, к сожалению, так оно и случилось, — и вдруг взорвался: — И не нужно большого ума, чтобы предугадать судьбу всякой доверчивости! Так что заткнись со своей прозорливостью. — Он засопел, но обиды хватило не надолго: его просто распирало от желания выговориться. — Я даже не представлял себе, как человек может полю­бить... вообрази себе: бросить город, в котором прожила всю жизнь, друзей, родных, любимую работу — и все ради меня, а? Я и подумать не мог, что она решится на такое!
• А теща?
• Что теща?
• Теща тоже решилась? Не каждый рискнет...
• Теща пока поживет у нас, а понравится — пусть остается, внуков нянчит! — Он рассмеялся и хлопнул меня ладонью по коленке. — Ведь будут у нее внуки, а? Бу-дут!

Тебе, закоренелому холостяку, этого не понять... а может, тоже решишься, пока не поздно? Чего тебе терять?

Терять мне в самом деле было нечего. Разве что — кроме памяти. А память коварная штука. Она не прощает тем, кто пытается освободиться от нее. Без памяти человек превращается в жвачное животное, в нравственного уро­да, недомерка. Ему, человеку, только кажется, что он живет нынешним днем. Черта с два! В нем самом тяжело ворочается, вздыхает, пыхтит, ежеминутно напоминает о себе прошлое как совесть, как опыт, как предостережение. И будущее — тоже живет в нем. Оно — в неродившихся детях, в честолюбии, в неистребимом отчаянном желании достичь того, чего достичь, увы, невозможно. Если б человек стремился только к возможному, как бы он упростил себе жизнь! Но в том-то вся и загвоздка, что он всегда пытается откусить больше, чем может проглотить.

Я покосился на Гурова. Он запрокинул голову и, улы­баясь, смотрел на далекое синее небо. Сейчас он был, несомненно, в будущем, и оно представлялось ему, навер­ное, таким же ясным и безоблачным, как это небо, но, конечно, не таким далеким. Думаю, ему казалось, что в этот момент его лучезарное будущее счастливо слилось для него с его безмятежным настоящим. Опасная иллю­зия! Каждое время, каким бы заманчивым оно ни было, должно занимать в глобальной стратегии человека свое место. Это уж как дважды два — четыре. Одно должно вытекать из другого, и не следует торопиться опережать время и бездумно рвать штаны в "шагах саженьих" — может ведь случиться так, что другие-то и не купишь.

Ах, память, память!.. Ее надо беречь, холить, лелеять. Она твоя, только твоя и никому больше не принадлежит, и ни на кого ты ее, родную, больше не повесишь: у всех хватает своей — и злой, и доброй, — и лишней никому не надо. Да и очень ревнива наша память — рядом с чужой трудно уживается, а если и примет, то постарается обра­тить в свою веру.

Я знал, куда повела меня моя память, и послушно пошел за ней. Я закрыл глаза и сразу же увидел перед собой этот тихий укромный уголок, окруженный жесткими кустами барбариса и чахлыми тополями с бледно-зелеными съе­жившимися листьями. Здесь мы и встречались вот уже более двух десятков лет. Мы сметали с покосившейся, облупленной, а когда-то синей лавки изъеденную гусени­цей листву, садились так, чтобы можно было дотянуться друг до друга рукой, и улыбались, довольные встречей.

За кустами барбариса высилась трехметровая обшар­панная кирпичная стена. С другой ее стороны часто доносились приглушенные трамвайные звонки. Стена тянулась вдоль трамвайной линии, потом сворачивала в переулки и замыкалась на другой стороне массивными железными воротами, охраняя покой этого грустного приюта скорби и печали.

—  А ты все хорошеешь, — говорил я из года в год одни и те же слова.

Она смущенно отводила глаза. Ей было приятно это слышать, потому что для нее время не существовало, — она не понимала его движения. В ее больном сознании оно остановилось еще тогда, более двух десятков лет назад. Так останавливается жизнь на забытом листке отрывного календаря.

Она рассказывала мне о том, что ей вдруг приходило в голову, и я принимал ее наивные радости и простодушные печали с самым серьезным видом. Ей нравилось мое сочувствие, и она отвечала на него полным доверием.

Иногда мы подолгу молчали, наблюдая за серыми теня­ми, бесшумно бродившими за деревьями.

Потом, прощаясь, я протягивал к ней руки, брал ее мягкие теплые пальцы в свои ладони и, пытаясь поймать ускользающий взгляд, спрашивал:

—  Что тебе принести?

—  Приходи с Гуровым, — просила она, тихо смеялась и прятала смущенный взгляд.

Боже мой! И это она повторяет из года в год. И из года в год я кормлю ее ложью во спасение: нет Гурова, уехал Гуров к черту на кулички — в Африку! Иногда я рассказы­ваю об этом

 

стратегическое направление нашим умам, не более того.

• "Наполеон"? — переспросил он снисходительно, однако ж не настолько, чтобы смутить нас нашим невеже­ством. — Могу предложить "Двин".
• А... — хотел было вклиниться я, вспомнив, что в последний раз пивал этот коньяк лет этак тридцать назад и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу, но Гуров больно наступил мне на ногу, и я только молча кивнул. — Нуда... Конечно, — и больше уж не пытался лезть в калашный ряд.

Теперь я только надеялся с несвойственной мне мсти­тельностью услышать из уст красавца такие родные и привычные моему слуху выражения, как "нету", "кончи­лось", "не держим" и все, конечно, "с сожалением", "к огорчению", "увы", чтобы хоть чем-то смутить этого невозмутимого и самоуверенного пижона. Но "увы" ска­зал я мысленно сам себе, потому что здесь, судя по всему, ничего не кончалось и все держали.

—  Что будем курить? — спросил меня Гуров, когда заказ, кажется, был уже принят.

И тогда я не сдержался и выпалил:

—  Только "Герцеговину Флор"! Иначе я ухожу. Красавец блеснул ослепительной улыбкой и изящным

движением вынул кончиками пальцев из кармана своего безукоризненного голубого пиджака роскошную пачку "Герцеговины Флор". Я был сражен.

—  Ничего не забыли? — и опять белоснежная улыбка.

—  Благодарим вас, — кивнул Гуров. — Если что вспом­ним, скажем.

Красавец, как-то грациозно изогнувшись, будто боялся в развороте удариться о невидимую притолоку, повернул­ся и показал нам спину.

—  Вот! — обрадовался я. — Наконец все же выперла из него хамская сущность!

—  Ты о чем?

• Мне рассказывали, в Английском клубе, знаешь, там, где сейчас музей Революции, так вот в Английском клубе гарсоны отходили от стола задом. А этот?
• Но ты же не в Английском клубе, — Гуров засопел и, кажется, серьезно обиделся. — А вообще-то, если б ты не был моим гостем, я назвал бы тебя свиньей. Но я этого не сделаю, потому что я воспитанный человек.

—  А что же я?

—  Если ты сейчас же одумаешься и извинишься за свое свинство, то тоже будет воспитанным.

Видно, я действительно слишком разыгрался.

• Извини, друг мой Жора, честное слово, я нечаянно, — я дотянулся до его руки, лежащей на столе, и нежно-нежно погладил длинные тонкие пальцы. — Я так думаю, что это нервное. Но истерики не будет — я сдержу себя, поверь.
• Паяц, — буркнул Гуров, все еще продолжая сердить­ся, — но я уже видел, что мое извинение вполне удовле­творило его.

Да и не мог Гуров на меня долго сердиться — слишком хорошо мы знали друг друга, чтобы обращать внимание на всякие пустяки. А как ему было не обидеться, если он выкладывался, как мог, а этот гарсон только что нос мне салфеткой не вытер, да и то потому, что я не попросил его об этом. И вместо благодарности — хамство! Переиграл немного, сознаюсь. Однако...

Но тут я увидел перед собой прозрачные золотые кружочки лимона под тающим инеем сахарной пудры, слезящиеся от истомы розовые ломтики семужки и почув­ствовал легкое головокружение от терпкого, ни с чем не сравнимого аромата наглухо забытой виноградной лозы.

—  Приятного вам аппетита.

Оставалось лишь поднять рюмки и, как говорят, Госпо­ди, благослови.

—  Однако за что все-таки пьем?

Честно говоря, я сгорал от любопытства. Дело даже не в купеческом размахе. Гуров никогда не был скуп, а в пору своей холостяцкой молодости даже чуть ли не щеголял своей неуемной расточительностью. На мальчишниках он первый выворачивал свои карманы и оставлял себе только на трамвай. Но всегда, во всех случаях побудительным мотивом к действию для него должна была быть какая-то причина. Сами по себе деньга причиной для него ни к чему не служили — они были лишь средством. Поэтому, конечно, его болтовня о лишних деньгах не произвела на меня ни малейшего впечатления. И теперь я ждал компен­сации за свое нервное потрясение.

—   Ну же, ну, смелее! — подбодрил я Гурова. — Народ ждет.

Гуров на секунду смешался, но сразу же справился с собой и, глядя на меня в упор каким-то тревожно-зыбким взглядом, торжественно сказал:

• Пейзаж, Паша!
• Пьюзаж, Георгий!

Мы чокнулись и выпили. Сенсации не состоялось. Ну что ж, решил я, торопиться некуда, подождем следующую речь, может, она будет хоть чуть подлиннее.

"Пейзаж" было изобретением старого нашего приятеля, поэта-словотворца Ванечки Сироты. Он все боролся с пустословием и пытался научить людей выражать свои мысли с предельной краткостью. Вот и "пейзаж" его — тот же продукт борыЗы, всего-навсего сокращенная фраза:

"Пей за женщин". Многого бы, наверное, мог достичь на непроторенных путях словотворчества наш друг Ванечка, но — увы! Кроме этих невинных забав Сирота имел неосторожность использовать свой поэтический дар и по его прямому назначению, пытаясь объяснить уже переде­ланный мир. Но, как сказал Певец печали: "Жизнь была так коротка

 Это исключительно для самообороны, — с улыб­кой сказал он, встретившись взглядом с Никити­ным. — Так что не обращайте внимания. И, по­жалуйста, проходите. Чувствуйте себя, как дома.

Никитин плюхнулся в кресло с другой сторо­ны журнального столика.

• Кто-нибудь даст мне закурить?
• Вы слишком близко сели.
• Что?
• Сядьте на диван!

Никитин секунду помедлил и подчинился тре­бованию.

• Кажется, мне ваше лицо знакомо, — сказал он. Поймал брошенную ему пачку сигарет, спички и закурил.
• Еще бы! — усмехнулся мужчина. — Но я на всякий случай представлюсь: Павел Николаевич Арсентьев.
• Как же, как же, — покивал Никитин. — Сце­нарист, актер и, кажется, даже какой-то лауреат.
• Не какой-то, а лауреат Государственной пре­мии России. Но все это в далеком прошлом.
• Прошлое всегда с нами, — усмехнулся Ни­китин. — Кстати, я ваш должник. Ведь это вы предупредили меня о договоренности Старика с Огоньком. Между прочим, Старик очень интере­совался, откуда я узнал. Но я не счел нужным удовлетворить его любопытство.
• Я никогда не сомневался в вашем благо­родстве, — улыбнулся Арсентьев. — Видите, наши с: вами отношения уже имеют богатуюисторию. Мне кажется, есть смысл их продолжить...
• Под дулом пистолета?
• Я повторяю: пистолет исключительно для самообороны. Вы можете сию секунду встать и уйти.
• То есть уйти следовало бы вам. — Никитин обвел взглядом гостиную. — Как-никак это моя квартира.
• Но уделите мне немного вашего времени. Я постараюсь не слишком задержать вас.
• Ладно, валяйте, — кивнул Никитин, пере­водя взгляд на Молодцова. — Ну, Кира! Не пере­стаешь ты меня удивлять. Не думал я, что у тебя такие знакомые.
• Я принесу кофе. — Молодцов вышел из гос­тиной.
• Приступим к делу? — предложил Арсентьев.
• Минуточку! Я давно терзаюсь вопросом...
• Знаю, знаю. Вы уже задавали его в одну из наших прошлых встреч.
• Да. Наверно, задавал. Но не получил ответа, поэтому спрошу еще раз. На кого вы работаете?
• Что в имени тебе моем?
• Так не пойдет!
• Я могу вам назвать кого угодно. Что это вам даст? Может быть, немножко выждем? Оп­ределимся, насколько мы друг другу интересны.
• Но сам интерес решающим образом зави­сит от того, кто за вами стоит.
• Пока я могу вам сказать лишь то, что пред­ставляю некую отечественную финансово-про­мышленную группу, интересы которой резко рас­ходятся с интересами империи Горинского.

 

• Что значит "представляю"?
• Ну, скажем, трастовый агент. У меня до­вольно широкий круг полномочий.
• Угу, — буркнул Никитин.
• Наша команда, — продолжал Арсентьев, — это тоже чиновники, финансисты, предприни­матели, но несколько иной ориентации, чем в холдинге Горинского.
• Нефть?

Арсентьев пожал плечами.

• Возможно — да, возможно — нет. Я ничего не утверждаю и ничего не отрицаю.
• Это уже кое-что, — проговорил Никитин. — Послушайте, а как в вашем загоне оказался мой друг Молодцов?
• Уметь надо, — усмехнулся Арсентьев. — Мы хотели бы, чтобы и вы у нас оказались. Прямо скажу, интерес у нас к вам очень большой.
• Да? Почему?
• Видите ли... — Арсентьев на секунду заду­мался. — На первый взгляд, рынок переполнен предложениями со стороны самых различных си­ловых структур. Но это обманчивое впечатление. Туг как в поэзии — стоящего очень и очень не много. А на вас, я знаю, можно положиться. В ТОМ случае, конечно, если мы договоримся.

Никитин раздумывал недолго.

• Значит, Молодцов ваш человек? — спро-СИЛ он.
• Можно сказать и так.

Тогда вы должны знать мои интересы.

• Тридцать семь миллионов долларов? — с затаенной усмешкой спросил Арсентьев.
• У нас был договор с Кирой, — ответил Ни­китин, — что половину получит он. Если будет, конечно, от души помогать... Правда, он что-то мнется. Но мы с ним разберемся...

Помолчав с минуту и пораздумав, Арсентьев проговорил:

• Конечно, производит впечатление ваша уве­ренность в собственных силах, но все-таки... Вы же знаете, что вокруг "СгесШ 1п1егпайопа1" бро­дят люди Огонька. На Кернерштрассе мимо них муха не пролетит. Кроме того, я нисколько не сомневаюсь, что соответствующая информация о вас уже поступила 81аро. И как только вы пере­сечете границу Австрии...
• Дайте доехать до Австрии! А там будем думать.
• Думать нужно сейчас, — веско произнес Арсентьев. — Потом будет поздно. Вот, скажем, получили вы свои восемнадцать миллионов, а дальше что?
• Восемнадцать с половиной! — поднял па­лец Никитин.
• Хорошо, пусть восемнадцать с половиной. Вы думаете, люди Горинского позволят вам спо­койно потратить хотя бы доллар? Они вас везде найдут.
• Флаг им в руки, — пожал плечами Ники­тин. — Я куплю тысяч за триста гражданство Белиза, и передо мной откроется практически весь мир. Страны Британского содружества наций, Ев­ропейское сообщество... Пусть ищут!

 

• Не верю я вам! Чтобы вы согласились по­хоронить себя в каком-нибудь Сингапуре...

 4.   Настройка диаграммы.При работе с диаграммами в BPWin4.0 может возникнуть проблема с выводом названий объектов на экран – для этого необходимо настроить шрифт диаграммы: щелкните по свободному месту диаграммы правой клавишей мыши и в контекстном меню выберите пункт – «ParentDiagramTextFont», после чего в открывшемся окне выберите шрифт поддерживающий русский язык, а затем установите флажок «Changealloccurrencesofthisfontinthismodel» в включено. Теперь все надписи к объектам, а также верхний колонтитул диаграммы, будут отражаться на русском языке. Для того, чтобы названия в нижнем колонтитуле диаграммы отражались на русском, следует проделать аналогичные действия, только в контекстном меню выбрать пункт «ParentDiagramTitleTextFont».

В верхнем колонтитуле диаграммы может отражаться следующая информация: Usedat(отражается информация о том, где родительский модуль поведения вызывается с помощью стрелки), Author(Автор модели), Project(название модели), Date(дата создания модели), Rev(дата последнего изменения модели), Notes1–10(когда модель корректируется вручную, автор отмечает каждый раз когда что-то меняет на диаграмме), Status= {Working, Draft, Recommended, Publication} (статус отражает стадию рассмотрения модели: новая модель или важные изменения или новый автор;модель достигла определенного уровня одобрения и может быть передана для оценки рецензентам;модель была оценена и одобрена и в ней не ожидается изменений;модель готова к опубликованию), Reader(имя изучающего модель), Date(дата изучения модели), Context(эскиз контура модуля поведения на родительской диаграмме. Кроме того, отражает уровень декомпозиции диаграммы. Если TOP– контекстная диаграмма, иначе – Nodenumberили номер модуля поведения, который является родительским для этой диаграммы).

В нижнем колонтитуле можно отразить следующую информацию: Node(номер модуля поведения, который является родительским для этой диаграммы), Title(название модуля поведения, который является родительским для этой диаграммы), NumberorC-Number(уникальный номер, определяющий текущую версию данной диаграммы), Nmb(номер страницы).

 

1.3 Исходные данные

 

Существует информационная система предприятия,  в которой можно выделить 3 вида информации:

1. Информация, уже имеющаяся в других информационных системах организации;

2. Покупаемая информация – например базы данных по законодательству;

3. Самостоятельно собираемая информация.

В данной лабораторной работе следует исследовать сбор информации внутри предприятия, выявить недостатки и построить алгоритм принятия решения.

 Информация, уже имеющаяся в других информационных системах организации (табл. 4).

 

Данная информация формируется для различных целей организации и формы ее представления различны.

 

 

1.4 Практическая часть

В рамках данной лабораторной работы необходимо построить модель, описывающую объект управления (ИС одного отдела из табл.4), при помощи методологии IDEF0.  В процессе построения модели необходимо выявить недостатки действующей ИС и при помощи алгоритма решения проблемной ситуации, выбрать обоснованную наилучшую альтернативу решения.

 

1.5 Содержание отчета

 

Отчет должен содержать:

1. Тему, цель, теоретический материал, описание задания, ход выполнения и полученные результаты лабораторной работы.

<>2.>Общие выводы по работе.
 
1.6 Контрольные вопросы
 
1. Какаяцель данной лабораторной работы?
2.   Какоеосновное назначение и характеристики программы BPWin4.0?
3.   Какие средства моделирования предоставляет BPWin4.0?
4.   Какая методология используется для анализа процессов функционирования системы? Какие можно выделить основные характеристики этой методологии?
5. Охарактеризовать алгоритм принятия решения.
/>

На помощь человеку приходит психолог, когда испытывает сильную душевную боль или когда у него начинается депрессия. Его тренинги являются лекарством от душевных страданий, но при этом очень важно уметь правильно воспользоваться этим лекарством. Иногда происходит так, что некоторые воображаемые о самом себе представления, проецируемые нами на реальную жизнь, сталкиваются с этой реальностью и разбиваются вдребезги. Реальность всегда будет такой, какая она есть в своей неприкосновенности.
Встреча с реальностью иногда вызывает шок, травму, депрессию. Мысль о помощи психолога приходит в нашу голову как желание найти защиту и помощь вернуться к самому себе. Некоторые симптомы — страх, депрессия, фобия и прочие по своей сути являются попыткой самолечения, попыткой, скорее не удачной. Это подобно попытке выйти через стену, но ведь существует дверь и нужно научиться ее видеть и выходить именно через дверь, а не пытаться пройти сквозь стену. Консультация, тренинги и помощь, которую старается оказать психолог человеку — это своеобразный поиск открытых дверей совместно с клиентом.
Методика психолога
Помощь психолога нельзя как товар получить за деньги, но за ней можно обратиться. Консультации и тренинги психолога можно сравнить с путешествием, целью которого является поиск нового мировоззрения, потому что от прежнего ничего не осталось — оно оказалось разрушенным от встречи с реальностью.
Как часто при встрече с реальностью нам становится страшно и больно, потому что мы сталкиваемся с бессознательным несоответствием. Мы стремимся жить по своим правилам — мы стараемся наблюдать свои проекции, выполнить свои желания, то есть построить свою жизнь по своим собственным представлениям, но когда, создавая все это, мы видим, что с нашими желаниями делает реальность, мы, просто впадаем в депрессию от увиденного. В результате возникает боль, депрессия — наше представление, наши мечты просто столкнулись с реальностью.
В этом случае психолог, который проводит консультации, тренинги, выполняет работу хорошей матери, создающей в сознании своего ребенка иллюзию исполнения желания, а потом ее разрушающей, тем самым помогая своему ребенку адаптироваться и встретиться с реальностью.
Находясь на консультации у психолога, участвуя в его тренингах, мы разрушаем свои мечты и разрушая их, мы чувствуем, что разрушение приносит нам боль. Стараясь оградить себя от боли, мы всячески сопротивляемся изменениям. Однако, мы должны понимать, что боль разрушения существует для созидания и нам не нужно ее избегать. Боль нам показывает только то, что мы выбрали неверный путь. Она демонстрирует, что необходимо стать более чувствительными и наиболее разумными, что депрессия это не выход из ситуации. Таким образом, тренинги призывают вернуться к самому себе, заглянуть в себя. Ведь любое разрушение готовит поле для нового и более совершенного, что и старается помочь нам понять психолог.

fff