Джордж Гордон Байрон

ПРИ ОТЪЕЗДЕ ИЗ НЬЮСТЕДСКОГО АББАТСТВА

                  Ньюстед! Ветром пронизана замка ограда,
                      Разрушеньем объята обитель отцов.
                  Гибнут розы когда-то веселого сада,
                      Где разросся безжалостный болиголов.

                  Воет ветер; трещит от любого порыва
                      Щит с гербом, говорящий в унынии нам
                  О баронах в броне, что вели горделиво
                      Из Европы войска к палестинским пескам.

                  Роберт сердца мне песней не жжет раскаленной,
                      Арфой он боевого не славит венка,
                  Джон зарыт у далеких твердынь Аскалона,
                      Струн не трогает мертвого барда рука.

                  Спят в долине Креси Поль и Губерт в могиле,
                      Кровь за Англию и Эдуарда пролив.
                  Слезы родины предков моих воскресили;
                      Подвиг их в летописном предании жив.

                  Вместе с Рупертом в битве при Марстоне братья
                      Бились против мятежников - за короля.
                  Смерть скрепила их верность монарху печатью,
                      Напоила их кровью пустые поля.

                  Тени предков! Потомок прощается с вами,
                      Покидает он кров родового гнезда.
                  Где б он ни был - на родине и за морями
                      Вспоминать вашу доблесть он будет всегда.

                  Пусть глаза отуманила грусть расставанья,
                      Это - не малодушье, а прошлого зев.
                  Уезжает он вдаль, но огонь состязанья
                      Зажигает в нем гордая слава отцов.

                  Вашей храбрости, предки, он будет достоин,
                      В сердце память о ваших делах сохранит;
                  Он, как вы, будет жить и погибнет, как воин,
                      И посмертная слава его осенит.

1803

БАЙРОН Джордж Гордон Ноэл
 

Джордж Гордон Ноэл Байрон [George Gordon Noel Byron; 22.01.1788, Лондон — 19.04.1824, Миссолунги, Греция] — крупнейший романтический поэт, оказавший огромное влияние на мировую поэзию и на читателей XIX–XX вв.

Вклад его в литературу определяется, во-первых, значительностью созданных им произведений и образов, во-вторых, развитием новых литературных жанров (лиро-эпическая поэма, философская драма-мистерия, роман в стихах...), новаторством в разных областях поэтики, в способах создания образов, наконец, участием в политической и литературной борьбе своего времени.
Байрон, очевидно, не был захвачен творчеством Шекспира, шекспиризация ему не присуща, как и шекспиризм пушкинского типа, многие видят в его творчестве не шекспировское, а антишекспировское начало. Известный советский шекспировед А. А. Аникст убедительно писал в статье, посвященной драмам Байрона: «Драматическая поэзия Байрона проникнута идеей утверждения личности. Именно отдельная выдающаяся личность, наделенная богатейшими духовными возможностями, и выступает в поэзии Байрона в качестве носителя социальной проблематики, жгучих философских и этических вопросов. Все это предстает у Байрона не в действии, а в переживаниях и размышлениях его героев. Отсюда бросающееся в глаза преобладание субъективных мотивов над объективным изображением действительности. В этом отношении Байрон является антиподом Шекспира в еще большей степени, нежели Шиллер. Мы не найдем в драмах Байрона того живого и непосредственного изображения жизненных конфликтов, какое характеризует творения Шекспира.
Именно в этом плане сопоставлял Байрона с Шекспиром наш Пушкин. Сравнение получилось не в пользу Байрона. Пушкин писал: “...до чего изумителен Шекспир! Не могу прийти в себя. Как мелок по сравнению с ним Байрон-трагик! Байрон, который создал всего-навсего один характер (у женщин нет характера, у них бывают страсти в молодости; вот почему так легко изображать их), этот самый Байрон распределил между своими героями отдельные черты собственного характера; одному он придал свою гордость, другому — свою ненависть, третьему — свою тоску и т. д., и таким путем из одного цельного характера, мрачного и энергичного, создал несколько ничтожных, — это вовсе не трагедия” (“Пушкин-критик”, ГИХЛ, М., 1950, стр. 100.).
Приговор Пушкина был суров. Он относился не к поэзии Байрона, а к принципам его драматургии. Мы поймем значение слов Пушкина в полной мере, если вспомним, что они были написаны нашим великим поэтом тогда, когда он сводил окончательные счеты с романтизмом.

http://www.stihi-rus.ru/love/163-1.htm

Леонид Мартынов

Он залатан,
Мой косматый парус,
Но исправно служит кораблю.
Я тебя люблю.
При чем тут старость,
Если я тебя люблю!

Может быть,
Обоим и осталось
В самом деле только это нам,—
Я тебя люблю, чтоб волновалось
Море, тихое по временам.

И на небе тучи,
И скрипучи
Снасти.
Но хозяйка кораблю —
Только ты.
И ничего нет лучше
Этого, что я тебя люблю!

http://www.stihi-rus.ru/Print/181-1.htm

Эдуард Асадов

ОНИ СТУДЕНТАМИ БЫЛИ

Они студентами были.
Они друг друга любили.
Комната в восемь метров - чем не семейный дом?!
Готовясь порой к зачетам,
Над книгою или блокнотом
Нередко до поздней ночи сидели они вдвоем.

Она легко уставала,
И если вдруг засыпала,
Он мыл под краном посуду и комнату подметал.
Потом, не шуметь стараясь
И взглядов косых стесняясь,
Тайком за закрытой дверью белье по ночам стирал.

Но кто соседок обманет -
Тот магом, пожалуй, станет.
Жужжал над кастрюльным паром
их дружный осиный рой.
Ее называли лентяйкой,
Его ехидно хозяйкой,
Вздыхали, что парень - тряпка и у жены под
             пятой.

Нередко вот так часами
Трескучими голосами
Могли судачить соседки, шинкуя лук и морковь.
И хоть за любовь стояли,
Но вряд ли они понимали,
Что, может, такой и бывает истинная любовь!

Они инженерами стали.
Шли годы без ссор и печали.
Но счастье - капризная штука, нестойка
             порой, как дым.
После собранья, в субботу,
Вернувшись домой с работы,
Однажды жену застал он целующейся с другим.

Нет в мире острее боли.
Умер бы лучше, что ли!
С минуту в дверях стоял он, уставя
             в пространство взгляд.
Не выслушал объяснений,
Не стал выяснять отношений,
Не взял ни рубля, ни рубахи, а молча шагнул
          назад...
С неделю кухня гудела:
"Скажите, какой Отелло!
Ну целовалась, ошиблась... немного взыграла
         кровь!
А он не простил".- "Слыхали?"-
Мещане! Они и не знали,
Что, может, такой и бывает истинная любовь!

Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь,
Мне и в жару без тебя – стыть.
Мне без тебя и Москва – глушь.

Мне без тебя каждый час – с год;
Если бы время мельчить, дробя!
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.

Я ничего не хочу знать –
Бедность друзей, верность врагов,
Я ничего не хочу ждать.
Кроме твоих драгоценных шагов.

Я могу тебя очень ждать,
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать
Год, и два, и всю жизнь, наверно!

Пусть листочки календаря
Облетят, как листва у сада,
Только знать бы, что все не зря,
Что тебе это вправду надо!

Я могу за тобой идти
По чащобам и перелазам,
По пескам, без дорог почти,
По горам, по любому пути,
Где и черт не бывал ни разу!

Все пройду, никого не коря,
Одолею любые тревоги,
Только знать бы, что все не зря,
Что потом не предашь в дороге.

Я могу для тебя отдать
Все, что есть у меня и будет.
Я могу за тебя принять
Горечь злейших на свете судеб.

Буду счастьем считать, даря
Целый мир тебе ежечасно.
Только знать бы, что все не зря,
Что люблю тебя не напрасно!

Одна

К ней всюду относились с уваженьем:
И труженик и добрая жена.
А жизнь вдруг обошлась без сожаленья:
Был рядом муж - и вот она одна...

Бежали будни ровной чередою.
И те ж друзья и уваженье то ж,
Но что-то вдруг возникло и такое,
Чего порой не сразу разберешь:

Приятели, сердцами молодые,
К ней заходя по дружбе иногда,
Уже шутили так, как в дни былые
При муже не решались никогда.

И, говоря, что жизнь почти ничто,
Коль будет сердце лаской не согрето,
Порою намекали ей на то,
Порою намекали ей на это...

А то при встрече предрекут ей скуку
И даже раздражатся сгоряча,
Коль чью-то слишком ласковую руку
Она стряхнет с колена иль с плеча.

Не верили: ломается, играет,
Скажи, какую сберегает честь!
Одно из двух: иль цену набивает,
Или давно уж кто-нибудь да есть.

И было непонятно никому,
Что и одна, она верна ему!