Они были едва ли не самыми знаменитыми влюбленными ХХ века. Ради разведенной американки Уоллис Симпсон король Эдуард VIII совершил немыслимое – оставил английский престол, причем не прикрываясь политическими интригами, а честно сказав: ухожу из-за женщины. В транслируемой на весь мир речи об отречении он произнес фразу, которая стала символом искренности и глубины чувств, – слова “женщина, которую я люблю” из уст молодого короля вернули слушателей во времена рыцарской романтики и до сих пор не оставляют равнодушными никого. Вот только потом, после драматических событий отречения, Эдуард и Уоллис несколько подпортили отчаянную оперную романтику этой истории. Потому что дальше с ними не происходило ничего специфического: получив титулы герцога и герцогини Виндзорских, они просто прожили вместе долгую и счастливую жизнь.
На этой фотографии 1939 года герцог и герцогиня Виндзорские стоят у дверей усадьбы Эшдаун-Форест в Суссексе — там они прожили некоторое время после отречения Эдуарда, прежде чем уехать в Европу.
Нет, в ней было много прекрасного: они дарили друг другу легендарные драгоценности, они портили себе репутацию сочувствием фашизму, они боролись за право вернуться из изгнания в Англию. Но в основном они просто жили вместе, любя друг друга и своих собак. Ареной этой счастливой жизни были несколько великолепных домов – Шато-де-ля-Кроэ в Кап-д’Антибе, губернаторский дом в Нассау, вилла в Булонском лесу. Но единственным домом, который Виндзоры купили, была старая мельница Мулен-де-ля-Тюильри, расположенная на окраине живописной деревни Жиф-сюр-Иветт в сорока километрах на юго-запад от Парижа.
В течение трех десятилетий Эдуард и Уоллис приезжали сюда на уик-энды, он – на “даймлере”, она – на небесно-голубом “кадиллаке”. Перед каждым следовал минивэн с прислугой. Гости получали приглашения с картами “как добраться”, вручную нарисованные герцогом и раскрашенные герцогиней. Среди тех, кто принял приглашение, были Мария Каллас и Марлен Дитрих, Генри Форд и Сесил Битон, Элизабет Тейлор и Ричард Бартон. По их блистательным стопам теперь может последовать практически любой желающий – герцогская мельница была недавно отреставрирована английским фондом Landmark Trust , и ее можно арендовать. Место удивительно живописное – с мощеным двориком, зелеными лужайками, звенящим ручьем и прочими пасторальными прелестями.
На территории в семнадцать гектаров стоят три дома (главный, “Мельница”, и еще две расширенные хозпостройки), вмещающие в общей сложности двадцать человек. Большая часть мебели не сохранилась, но в интерьере и вокруг дома есть еще детали, которые помнят Виндзоров. На стене летней столовой имеется мозаика с птичками и цветами, в гостиной первого этажа – панно, выполненное по заказу Уоллис (на нем надпись: “Я, может быть, и не дочка мельника, но жизнь меня перемолола”)
На газоне видны надгробные камни – это могилы любимых собак пары. Когда после смерти Эдуарда Уоллис продавала дом, она поставила условием сделки гарантию того, что о собачьих могилах будут заботиться.
Хотя основное здание усадьбы датируется 1734 годом, мельница, по легенде, была здесь еще в XVI веке. До 1908 года она действовала. Виндзоры купили дом у художника Этьена Дриана: в середине 1930-х он писал портрет Уоллис. На мельницу впервые приехали в 1950‑м. “Я влюбилась в это место, – вспоминала Уоллис. – Но откровение вроде “О, это дом моей мечты!” на меня, если честно, не снизошло”. Она хотела жить в городе. Но Эдуард предпочитал деревню, и она уступила: ей понравились старые балки и полы, выстеленные надгробными плитами, украденными с кладбищ во время Французской революции. “Дом был не похож ни на один из наших прежних, такой маленький и неформальный”, – говорила герцогиня.
Купив дом, Виндзоры два года его ремонтировали. Работа была непростой. Как говорила Уоллис, “метровые стены и вручную обтесанные балки не так-то легко переделать”. Когда решили убрать перегородку между прихожей и гостиной, потолок пришлось укреплять стальной решеткой. Когда устанавливали канализационные резервуары, потребовалось перемостить весь двор. Но Виндзорам не терпелось переехать – первую ночь на мельнице они провели среди зимы, еще не закончив всех работ, и обедали перед камином в гостиной за... карточным столом.
Редкая фотография, снятая в Жиф-сюр-Иветте: 1964 год, герцог и герцогиня Виндзорские отдыхают на лужайке перед своим самым любимым домом.
Что касается интерьеров, то у Уоллис были четкие представления о том, чего она хочет. Она наняла декоратора Стефана Будена, который позже оформлял Белый дом для Джеки Кеннеди, выбрала “цветы и фрукты” основной темой декора и решила “поиграть с насыщенными яркими красками”. Диваны и стулья обили дерзкими шинцами, ковер в гостиной был в клетку-шотландку, а столовую расписали в технике тромплей. Результат нравился не всем. “Всё было очень яркое и пестрое, больше походило на Палм-Бич, чем на Англию или Францию”, – вспоминала Диана Мосли, жена лидера британских фашистов и подруга Уоллис. Сесил Битон называл интерьер “перегруженным и китчевым”, а американский декоратор Билли Болдуин и вовсе посчитал декор безвкусным.
В спальне Уоллис был потолок с драпировкой и покрывало в шашечку. Спальня Эдуарда выглядела строго и лаконично, а ванная его была совмещена с гардеробной. “Он всегда жил очень просто, – говорила Уоллис. – Выбирал худшую комнату в доме”. Однако, специально для того чтобы потешить самолюбие изгнанного с родины герцога, одно из строений фермы (амбар, переделанный в зимний сад) заполнили сувенирами времен его карьеры: там была, например, карта с маршрутами его поездок в бытность принцем Уэльским и чиппендейловский стол, за которым он подписал свое отречение. На полу этой комнаты лежал ковер трех оттенков зеленого цвета, который Уоллис ласково называла “мой газон”.
Гости обычно приезжали на мельницу к субботнему чаю, и о них всесторонне заботились. “В комнатах были разложены книжные новинки, в ванных – ароматические соли, полная аптечка – всё, что может понадобиться”, – писала Жислен де Полиньяк, регулярно навещавшая Виндзоров. Гости, впрочем, не были фанатами живописных булыжников во дворе – во время дождя они становились страшно скользкими. Однажды Уоллис сама подвернула на них ногу и жаловалась: “Никто мне даже не посочувствовал, все говорили только: “Ну, у вас же эти булыжники!”
Вечеринки устраивались в гостиной второго этажа: герцогиня надевала кафтаны, которые очень любила, а герцог килт. Танцевали под проигрыватель, спрятанный в шкафу на лестничной площадке. В такие минуты Уоллис чувствовала себя совершенно счастливой. Что же до Эдуарда, то он, как истинный англичанин, счастливее всего бывал в саду. “Это очень спокойное место. Здесь можно копаться в земле в поношенной одежде, прикасаться к знакомым растениям”, – говорил он. Планировкой сада занимался ландшафтный архитектор Расселл Пейдж. Он создал серию миниатюрных водопадов и пруд, в котором Уоллис плавала. Был еще сад камней и специальный огороженный садик, наполненный цветами: дельфиниумами, ромашками, люпинами и петуниями. Герцог распоряжался пятью садовниками, отдавая им команды на немецком. У главного садовника были дети, которым Эдуард подарил вигвам – и сидел там с ними, читая комиксы.
А еще он тщетно пытался дрессировать обожаемых мопсов. “Для них сад как личная игровая площадка, – жаловался он. – Газона вокруг предостаточно, они могут бегать сколько угодно. Но им, конечно, пристало носиться по цветам”. Есть, конечно, нечто жалкое в этой картине: человек, который мог быть английским королем, не в силах справиться с кучкой балованных собак. Но если таковы были управленческие способности Эдуарда, может, и лучше, что Англией ему править не пришлось? Он вошел в историю как единственный монарх, который предпочел личную жизнь общественной: для этого нужно немалое мужество. И это хорошо и правильно, что его странный, но трогательный поступок был вознагражден долгой и счастливой жизнью с “женщиной, которую он любил”.
На портрете, созданном знаменитым фотографом Хорстом П. Хорстом в 1964 году, герцог Виндзорский стоит на террасе виллы в Булонском лесу, которую они с Уоллис снимали много лет. Рядом с ним те самые обожаемые неуправляемые мопсы.
источник