Очень грустная история из жизни. Скопировала с дневника автора. Меня тронуло.


Ранее утро… 8 марта. Будильник зазвенел и, даже не успев как следует начать свою
песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв
входную дверь, направился к базару. Чуть стало светать. Я бы не сказал, что
погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв
воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я еще
за неделю до этого решил: никаких роз, только весенние цветы - праздник же
весенний...

Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло.
Старотипный плащ фасона 1965 года - на нем не было места, которое было бы не
зашито. Но этот заштопанный-перештопанный плащ был чистым. Брюки - такие же
старые, но до безумия наутюженные. Ботинки начищены до зеркального блеска, но
это не могло скрыть их возраста. Один ботинок был перевязан проволокой. Я так
понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из-под плаща была видна старая,
почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо... Его лицо было
обычным лицом старого человека, вот только во взгляде было что непреклонное и
гордое несмотря ни на что.

Я подошел к базару. Перед входом стояла огромная корзина с очень красивыми
весенними цветами. Это были мимозы. Я подошел: да, цветы действительно красивы.

- А кто продавец? - спросил я, пряча руки в карманы: только сейчас, я
почувствовал, какой ледяной ветер.
- А ты, сынок, подожди, она отошла ненадолго, щас вернется, - сказала тетка,
торговавшая по соседству соленными огурцами. Я встал в сторонке, закурил и даже
начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины - дочка и
жена. Напротив меня стоял тот старик.

Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть не бритым в такой день.
На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками
газеты. Деда трусило от холода, его руки были синего цвета... Его очень трусило,
но он стоял на ветру и ждал. Какой-то нехороший комок подкатил к моему горлу.
Я начал замерзать, а продавщицы все не было. Я продолжал рассматривать деда. По
многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный
бедностью и старостью человек. И еще: я просто явно почувствовал, что дед
стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности.

К корзине подошла продавщица.

Дед робким шагом двинулся к ней. Я тоже подошел к ней. Дед подошел к продавщице,
я остался чуть позади него.
- Хозяюшка... Милая, а сколько стоит одна веточка мимозы,- дрожащими от холода
губами спросил дед.
- Так, а ну вали отсюдава алкаш! Попрошайничать надумал! Давай вали, а то... -
прорычала продавщица на деда.
- Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку... Сколько она
стоит? - тихо спросил дед.
Я стоял позади него и чуть сбоку. Я увидел, как у деда в глазах стояли слезы…
- Одна? Да буду с тобой возиться, алкашня! Давай, вали отсюдава, - рыкнула
продавщица.
- Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, - так же тихо
сказал дед.
- Ладно, для тебя, алкаш - 5 рублей ветка,- с какой-то ухмылкой сказала
продавщица. На ее лице проступила ехидная улыбка.
Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало три бумажки по рублю.

- Хозяюшка, у меня есть три рубля, может найдешь для меня веточку на три рубля?
- как-то очень тихо спросил дед.
Я видел его глаза. До сих пор, я никогда не видел столько тоски и боли в глазах
мужчины. Деда трусило от холода, как лист бумаги на ветру.
- На три тебе найти, алкаш? Га-га-га, щас я тебе найду! - уже прогорлопанила
продавщица.
Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась...
- На, держи, алкаш! Беги к своей алкашке, дари! Га-га-га-га, - дико захохотала
эта дура.
В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы: она была сломана посередине.

Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая
слушать его, ломалась пополам, и цветы смотрели в землю... На руку деда упала
слеза... Дед стоял, держал в руке поломанный цветок и плакал.

- Слышишь ты, .ука, что же ты, .лядь, делаешь? – начал я, пытаясь сохранить
остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком. Видимо, в моих
глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в
росте. Она просто смотрела на меня как мышь на удава и молчала.

- Дед, а ну подожди, - сказал я, взяв деда за руку.
- Ты, курица тупая, сколько стоит твое ведро? Отвечай быстро и внятно, чтобы я
не напрягал слух,- еле слышно, но очень понятно прошипел я.
- Э... а... ну... я не знаю,- промямлила продавщица
- Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро?!
- Наверное, 50 гривен, - сказал продавщица.
Все это время, дед непонимающе смотрел то на меня, то на продавщицу. Я кинул под
ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду.
- На, отец! Бери и иди поздравляй свою жену, - сказал я.
Слезы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и
плакал, просто молча плакал... У меня у самого слезы стояли в глазах. Дед мотал
головой в знак отказа и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.
- Хорошо, отец, пошли вместе, - сказал я и взял деда под руку.
Я нес цветы, дед - свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда
в гастроном. Я купил торт и бутылку красного вина. И тут я вспомнил, что я не
купил себе цветы.
- Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль
эти 50 гривен, а тебе с поломанной веткой идти к жене негоже - сегодня же
восьмое марта. Бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй.
У деда хлынули слезы... Они текли по его щекам и падали на плащ, у него
задрожали губы.
Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слезы стояли в глазах.

Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся и, вытирая
глаза, сделал шаг к выходу.
- Мы... мы... 45 лет вместе... она заболела... я не мог ее оставить сегодня без
подарка, - тихо сказал дед, - Спасибо тебе...

Я бежал, даже не понимая, куда бегу. Слезы сами текли из моих глаз…

Я хочу, чтоб этот мир стал чуточку добрей...