ВЫБОР ЧАШИ
/повесть/
…Отец мой послал меня, чтобы я показал . им Истину.
Я говорил. Но они не слышали…
Я показывал. Но они видели, одно лишь чудо! .
Я учил их любви…
…и они научились, так легко!, ненависти!
Евангелие от Христта. Стих 1-ый.
,,…Чашу сию мимо пронеси!,,
Б.Пастернак. ,,Доктор Живаго,,
Жаркий огонь горит в камине. А за окнами и толстыми стенами кипит аспириновая метель. Белёсая и мутная. Погода такая, что хороший хозяин…
А я, хоть и строг, но хозяин хороший. Потому могучий пёс-волкодав в доме. Лежит мирно у ног, поводя обрезанными ушами на шумы и шорохи, что снаружи. Или спит. Видя во сне свою бдительность! Это хорошо! Значит вокруг, правда, всё спокойно. И никакие опасности и тревоги не грозят этому дому. А непогода? Огонь в печах и камине и прочные стены, да надёжная крыша защитят от любого ненастья. Всякого, кто придёт на свет в окне. Дом велик! И легко может приютить случайных путников. Горячее вино с пряностями и огонь утешат и согреют всякого, кто нуждается в тепле и утешении…
Теперь же, когда закончены последние, суетные дела, набить трубку и, не торопясь, создать историю. Чтобы потом хорошо спалось. Под рокот слов и шорох метели…
Да и узнать что-то всегда полезно. Случайному же гостю будет, что вспомнить в дороге. Тем более, что все мы – гости в чьих-то судьбах. Случайные ? Не случайные ? Не нам решать…
…
Было ли это давно?
Или недавно?
А может, ещё предстоит?
Не помню…
…
Я жил тогда трудно и хорошо. В этом, наверное, прекрасном мире, уже давно простёртом в Бесконечности! Свет, столь регулярно сменялся тьмою, что можно смело говорить о смене сует дневных на покой ночи. О радости утра. И о грусти вечера. О любви и ненависти. Подлости и благородстве…
Словом, мир был достаточно обустроен для жизни. Такой, порою, прекрасной, невыносимо…до судьбы. А железные, как и положено, времена перемалывали судьбы, то ли в статистику, то ли в Историю…
Люди, случалось, бывали настолько непререкаемо и абсолютно счастливы, что старались поделиться, этим всем, с соседями. Не всегда интересуясь их мнением и согласием быть совершенно счастливыми…
Так, юными народами, хмельными и весёлыми, простирались великие Империи…
На века, конечно же!
Чтобы, стремительно одряхлев на имперских просторов, исчезнуть…
…без следа…
Под напором племён, ещё более весёлых и хмельных, неким новым, сверхъестественным!, счастьем…
Но сегодня мне не хочется говорить об этом мелком, ,,историческом,, , счастье. Оно, как пыль! Невесомо и незаметно. Не способное ни очаровать. Ни, тем более, разочаровать. Может быть, от этого, у великих Вождей, честно говоря…гм!, такие характеры?
…
Потому, сегодняшняя история будет о другом счастье. Счастье человека. Любящего! Может любимого? Любящего так, что и выбор не страшен!
Хотя, именно этого самого выбора, свободного и осознанного, люди и боятся….
Да-да! Боятся, более всего!
…
Посреди прекрасного и просторного мира, где места, поверьте, достаточно для всего и всех, жили люди. Жили они, в одном из тех тихих и укромных уголков, на которые очень редко падают посторонние взгляды. А, если и падают, то вскользь, как на нечто привычное. И не
достойное, особого внимания.
Не были эти места, слава судьбе, укрыты среди высоких неприступных гор или непроходимых великих девственных лесов.
Вовсе нет!
Ведь великие преграды рождают великое любопытство и азарт преодоления! Чувства, что, вместе с алчностью и честолюбием, помогают проникать за границы возможного. Брать неприступные крепости и побеждать непобедимые армии. Пронизывать пытливым взором тайны природы. Словом, пристально всматриваться в то, что укрыто…
Потому, мудрые предки этих людей поставили свои пёстрые летние дома около дороги, идущей из большого города. Посёлок этот стоял в местах, всем хорошо известных. В окружении небольшого доброго и весёлого леса. Может, ещё и потому, История не касалась этих мест? Сочилась, где-то рядом, слезами и кровью! Бурлила и клокотала!…
Но, как-то мимо!
Оставив этот клочок покоя…
Чтобы этим людям, в любой момент, можно было шагнуть в тишину и простор своих душ. Оставляя чистыми, свои глаза и небо!
…
Я жил тогда с ними!
А может, мне ещё предстоит это?
Или я, и теперь, среди них?
Не знаю! Не помню…
…
Места эти, уютные и чистые, не были, вовсе, отрезаны от мира.
Дорога-то, вот она! Рядом!
Поезда и автомобили легко и быстро доносили до суетного комфорта большого города. Место это, при всей его удивительности, не стало для живущих тут, ни монастырём, ни храмом. Напротив! При желании, здесь можно было отринуть многое из того, что в обществе считается нормами…
А у здешних обитателей души были мудры, а умы чисты и полны любви. Под этим небом они собрали столько сил, что власть, с её нормами и законами, была им не интересна. А слабость их была так велика, что подчинить их своей воле не смог бы никто!
Они были, так разнообразно талантливы и образованы, что, осознавали свою бездарность и невежественность в чём-то. Позволяя себе радоваться искренней весёлой глупости, точно так же, как и наслаждаться игрою изощрённого ума, таланта или чувства.
Мужчины стали сильны и умны. До понимания того, что победа – это битва, которая не состоялась! Потому, при необходимости, стали бы победителями.
Но необходимости не было!
А женщины и девушки были, так хороши, что радовали! И радовались этому сами…
Потому, так счастливо звенели их голоса и блестели глаза…
Волнуя и требуя!
…
Именно под тем высоки небом, среди славных и добрых людей, я и почувствовал Тропу. Чувствуя себя, робея и радуясь, Идущим Своими Путями…
…ещё ничего, не зная, точно, ни о Путях, ни об Идущих!
…
И другие Идущие, ощутив проблеск Тропы, найденной впервые, остановились. Оглядываясь изумлённо! Им, которым и Время – ручей, иногда бурный, история Вселенной – забавный случай, новая тропа – всегда изумлённая Радость! Значит мир, сохранивший место встречи Тропы с Идущим, стоит….М-м-гм!…Более взвешенных… не столь поспешных оценок и решений. Быть может ? …
Богу-Творцу этого мира, безусловно, виднее… Мир, и правда, несовершенен! Противоречив и неустойчив! Всё верно…
Но Тропа ? Её не сбросить с чаши весов. Она – всегда вариант! Она всегда – ещё одна возможность развития!
А где-то – простор ещё одного Пути!
Велика власть Идущих! Так велика, что, и властью-то, перестала быть. Не интересная, давно, тем, что торят лишь своим существованием. Продолжая идти Своими Путями, извилистыми прихотливо, ветвящимися бесчисленными выборами, пересекающимися с
Путями иных Идущих. Раскрывая, всё более, просторы Бесконечности. Где и Вселенные – пузырьки на гребнях волн Неведомого.
Там жребии не выпадают, а летят вечно, лишь поворачивая всякому Миру, ему предначертанные знаки!
Боги, творящие, читают их и произносят Словом! Обретая Силу, Славу и Власть!…
Являя её Любовью и Добром!
Порождая, неизбежно, несогласие! И с ним ненависть и всё то, что Боги считают Злом…
…
Через многие века трудов, достижений и ошибок, наука, наконец, назовёт смутно различимые знаки Жребия постоянными величинами. Константами!
А напрасно!…
…
И опять, не рискуя вызвать гнев Идущих. Бог остановил приговор Миру! Погасли огненные мечи ангелов-воинов! Архангел-стратег, вздохнув об, опять упущенной победе над силами Зла, сложил радужные сверкающие крылья!
И противник, тот, когда-то усомнившийся и, павший в мудрость, тоже останови древних богов и демонов, готовых сражаться за Мир, такой как он есть! А сам бунтарь Искуситель глядел тёмным от высот и глубин им постигнутого, тоже изумлённо на проблеск открывшегося начала Пути. Хотя, казалось, что его изумить невозможно.
-Они, действительно, могут любить?! И быть счастливыми! – не веря в удачу, шептал он. – Вот Сидящий! Он так легко любит. Принимает ответную любовь. Даже, твою, Любящий! Пренебрегая грехом или добродетелью!… Они, тут, любят. Обретая, не зная того, Рай!
И рассмеялся сухим, кашляющим смехом. Держась за сгоревшее в любви, без ответа, сердце. Его тёмные глаза, видевшие/не всю, конечно!/ громаду Истины, смягчились, густой предутренней синевы… На загорелом, до тёмной бронзы, лице вечного странника сверкнула ослепительная улыбка. Поверженный! Обретший, снова, силы в знании! Знающий всё, что можно знать об этом мире, он смеялся навстречу Богу-Творцу.
-Кха-ха-кха! Они Любят! Ты видишь ? Ты прав! И я прав! – взмахнул крылом, тёмным
и мягким как у совы - ночного охотника. – Потому, что они правы!
Творец, удивлённый этим смехом, не менее, чем Тропою, улыбнулся в ответ.
Впервые…
…после того, изначального, разлада, были сказаны Слова! Сказаны и услышаны!…
И, много после этого разговора, Отец сказал Сыну.
-Иди к ним. Не узнанным! – И подумав, может сотый раз, добавил всё же. – И предложи Сидящему…
…
Над миром раскрывалась розовая раковина завтрашнего утра. Освещая всё перламутрово.
Две совсем юные девушки, сидя у остывающей груды костра, говорили об уходящей ночи. Остальные же, спали вокруг тускнеющих угольев, уже подёрнутых серым инеем пепла. Утомлённые общим ночным весельем и обилием вина.
-…он, высоченный, поднял к небу длинные руки, матерился. О том, что всё это так здорово, что останется в душе, в памяти навсегда! И ругался-то, не зло. А от сложности высказать всё то, что в нём происходило. – золотисто-русая, соперничающая прелестью с зарёю, жемчужно и тепло улыбнулась. – Н-ну ! Не хватало человеку слов!…И не было, ни пошло, ни бранно!
-Красиво было! – подхватила другая, зеленоглазая, с длинными волосами цвета крыльев ночи. Огромный! Длиннющие руки подняты к небу! Весь подсвеченный огнём! Жрец Солнца!
Или воин, молящийся о победе! – тронула подругу рукою. – Глянь, как они хорошо спят…
Спали, и правда, хорошо. Тихо и спокойно. Как дети, набегавшись за долгий летний день, забываются так, как коснулись подушки. Кто раскинулся вольно и широко. Другие, напротив, свернулись калачиком, кок когда-то во чреве матери. Одни спали спокойно и безмятежно. Другие улыбались, бормотали что-то во сне.
Каждый спал своим мирным сном. Между, любящими их, Землею и Небом!
А подружки, всё говорили и говорили. Обо всей этой ночи. Чувствуя, уже, что связаны, ею, неведомо и странно…
…
Начиналось же всё, минувшим вечером. Совсем не далеко. В могучем и сумрачном лесу. Каким мог быть здешний лес, в те времена, когда не было тут людей, вовсе. Впрочем ? Это и было иное время. Мнгновение давнего прошлого, призванное скрыть, от случайного взора или слуха, происходящее…
Свет полуденного Солнца, белыми призрачными колоннами, среди лохматого елового сумрака. Под громадным старым деревом беседовали двое. Разговор шёл оживлённый и свободный, как бывает между близкими и давними знакомыми. Которым, давно уж, нечего скрывать, опасаться быть неверно понятыми. Как принято меж, истинно мудрыми, говорили они, не чинясь, прямо и откровенно. Зная, что прямота и откровенность никого не оскорбят. Но помогут разобраться в непростых проблемах, от разрешения которых многое может зависеть…
На дорожном, грубой шерсти, плаще разложена простая пища странников. Светлый хлеб, поломанный руками, овечий сыр, зелень. В тёмных греческих чашах-кратерах – красное вино, разведённое водою, до цвета зари. Тут же, у ствола, объёмистый мех с вином.
Тот, что сидел в полосе света, отпив вина, потянулся за хлебом. Над его длинными, почти пепельными, волнистыми волосами белесый столб света, полный пыли и мелкой мошкары, как-то очистился, обретя оттенок светлого золота. Его, чуть удлинённое лицо, тонкое и правильное, обрамлено, не большою, на восточный манер, бородою. Он довольно высок и крепок. Но сложён пропорционально и гармонично. Видно, что он силён и ловок. Но сила не гнетёт его к земле, как это бывает с людьми тяжко и много работавшими. Напротив, он весь устремлён вверх! И в движениях лёгок и точен. Но, во всём его облике – главное – глаза! Огромные и чистые, цвета светлой стали, они кажутся, ещё больше и чище! Из-за бесконечных потоков добра и любви, льющихся, из их глубины, в мир! Взглянув, однажды, ему в глаза, сразу, забываешь о его привлекательности внешней! Понимая, лишь, что он может быть только любящим и любимым!
Одет он, даже не скромно. Бедно! Свободный балахон из домотканого полотна, серого, не крашеного. Прихваченного, как поясом, верёвкой с палочками самшита на концах. Сильно поношенные сандалии. Плащ, на котором разложена еда. Ещё – сумка и посох. Вот и всё, чем он владеет.
-Недурно… - отпив вина, произносит он. – Приличное вино вышло. Давно я этим не занимался.
Он говорил мягким бархатистым голосом, выразительным и подвижным. Речь его была, чуть медленно, очень внятна. Как у людей, которым приходится многое объяснять. Подолгу и терпеливо. И чувствовалась привычка к тому, что его слушают.
-Отменное вино! – Его собеседник и сотрапезник, попробовав, согласно кивнул. – Лоза и урожай, подобраны , удачно. То лето, в тех краях, выдастся сухим и жарким. Ягоды, к сбору, чуть увянут, придавая вину, неповторимые вкус и аромат. – Весело улыбнулся. – Подари это вино, ему. К кому идёшь. Его жизнь, пока, не богата, такими вот!, настоящими радостями. Нежданных! Отменных! Как это вино! Он оценит прекрасное вино! И поделится с другими!
Этот, второй, был совсем иной. Гигант! Самое малое, вдвое больше своего собеседника. Чудовищные мускулы бугрились по всему его телу, вздуваясь при всяком движении, подобно морским волнам. Лицо изуродовано боевыми шрамами, неправильное, было, однако, как-то неуловимо привлекательно. Прежде всего, тоже, глаза! Невероятные, цвета янтаря! Яркие и прозрачные глаза, с подвижными крестообразными зрачками. Которые, то суживались в тонкие крестики. То, раскрывшись, полыхали тёмными звёздами. Взгляд его мог утишить и согреть ласкою и тёплом участия. Или ожечь огнём страстной и яростной любви! И остановить кого угодно, из живых, внимательным взглядом тигра, готового ударить и убить, быстро и беспощадно. Но эти же удивительные глаза, порою, ужасали, до холода по спине. Открывая такие глубины ума и души, поистине космические, что и мудростью не назвать. Над густыми бровями простирался лоб, высокий и широкий. Выпуклый, мраморно гладкий. Забывший, в покое размышлений, беспокойство морщин. Лицо гиганта окаймляла туча крупно витых чёрных волос, ниспадавших змеистыми прядями на плечи и спину. Такая же чёрная витая борода ложилась на его широкую грудь. Тая, в своей тьме, ослепительную улыбку. Что, легко становилась оскалом. Эта буйная грива придавала ему сходство с, принявшим человеческий облик, огромным львом. А ещё был голос! Низкий, сильный и неисчерпаемо выразительный. Не зная, впрочем, покоя проповеди или поучения. Нет! Этот голос жил одною жизнью с этими могучими разумом, душой и телом. Он мог выразить, казалось, всё! От бархатистого и мягкого обволакивания-искушения, до звона страсти в песнях любви. Или ярости гортанного боевого клича!
Одежда гиганта состояла, лишь из набедренной повязки. Рядом стоял, прислонённый к дереву, длинный, в его рост, посох из рога неведомого животного.
Покрытый искусною резьбою, посох мог казаться, просто красивой вещью. Но острые стальные наконечники на обоих его концах, выдавали его боевое назначение. Был, ещё объёмистый вместительный мешок, скрывающий остальное имущество гиганта.
-Что значит внимание Идущих ? – Любящий спросил, отставив чашу, готовый слушать. – Отец мой недоумевает и спрашивает.
-Сидящий! – Коротко ответил его собеседник, рельефно белевший в сумерках тени огромной ели. – Всё, что с ним происходит… И вокруг него.
-Мы, - взглянул Любящий вопросительно, - что-то упустили ?
-Нет. Выход нового Идущего на Свой Путь упустить невозможно. Проблеск Тропы слишком ярок. – тихо прозвучало в ответ. – Но вы, едва не помешали ему выбирать свободно.
-Он болен и слаб. – Задумчиво отвечал Любящий. – Его душа, хоть и устремлена к свету, ещё сумеречна. Он сомневается. В Истинах. Даже, в собственной любви…
-А ты ? – резко перебил гигант. – Не сомневался ? Не было страха ? – янтарные глаза глядели пристально, требуя ответа, - Там, в саду ? Когда человеческое, что в тебе было, дрогнуло перед предстоящими муками смерти жертвенной. Но, всё равно, мучительной и страшной. – Блеснула ироничная улыбка, не знающая жалости в споре. – А ведь ты знал, ради чего всё происходит! Но человек, всё равно, взывал! Потому, что боялся. И, в страхе, сомневался. – Тише и теплее. – Ведь было ?
-Было. – Любящий кивнул. – Но, предстоящее было ужасно.
-Ужасно. – Янтарные глаза потеплели. – И, ещё, очень обидно. Ведь самые близкие друзья-ученики, коим доверил Слово Любви Спасающей, не выдержали и уснули. Хоть ты их и просил не спать в эту ночь. Не оставлять тебя, один на один, с ужасом сомнения и страха перед предстоящим. – собеседник, помедлив, продолжил. – Отец-то уже всё решил. Заранее! Но, кто знает?! Не усни, той ночью, товарищи… Взмолись они, вместе с тобою…Был шанс!…Он всегда есть! – Улыбнулся, вспоминая. – Мы, в ту ночь, славно поговорили. Чудесная была ночь. Как и та, что предстоит. – азартно, - Кстати! Мы, если помнишь, пришли тогда к согласию, что сомнение – норма свободной воли, выбора. Право всякого мыслящего.
-Помню. – Любящий кротко улыбнулся. – И страх, казавшийся невыносимым, был оттеснён таким лёгким и великим знанием. Оно завораживало свободою Идущих! Что, во многом, не легче, моей участи. И той чаши, которую предстояло испить. Я впервые узнал Идущего. Знал о них. Но встретил в первый раз! – Отломил себе немного хлеба и сыра, закусить вино. – Скажи, титан, ты, правда, мог меня спасти ? И почему ты, вообще, отозвался ? Идущие, ведь, равнодушны. А ты, в ту ночь, отозвался на вскрик души.
-Идущие не равнодушны, как полагаешь ты. Мы очень внимательны. И видим, и слышим всё, что можем увидеть и услышать. Можем мы многое. И творим самим фактом своего существования. Иначе, не говорили бы мы с тобою, ни в ту ночь, ни теперь. Но мы, ещё, свободны и ответственны. – Он взял с плаща пучок зелени, съев, явно, с удовольствием. – Я, всё ещё ту, именно потому, что не спас тебя тогда. Если бы ты не умер на кресте, поверь, очень многое, теперь, было бы иначе. – Он налил ещё вина, в обе чаши, не разбавляя. – Но ты не посмел нарушить волю Отца своего. Хотя, я очень хорошо описал тебе последствия твоей жертвы. Сначала для твоего народа. Потом, для всех тех, кто принял твоё поучение. И, для все истории, вообще. – Выпили. – Ты учил любви. Выучил ?
-Не знаю. – Любящий выпил вино сразу. – Не знаю! Они, и до меня, любили. И ненавидели! После меня, тоже. – отломил хлеба себе и титану. – Они подняли моё имя
символом любви ,,Истинной,, . А я хотел научить любви простой, как у детей. Радостной! И ко всем!
-Вот именно! – Собеседник кивнул, подтверждая. – Потому я и пришёл к тебе, в ту ночь! Мне было не понятно, зачем же смерть на кресте? Кого и чему это может
научить? – Принял хлеб. – Мне и теперь кажется, что любая мука, всё же, омрачает самую прекрасную любовь. А уж та смерть, что ждала тебя!… Прости! Она сразу внесла великое страдание в жизни тех женщин, что тебя любили. Матери. И той, другой, полюбившей сразу! Их страдание, подменило ту любовь, которой ты учил! Любовь стала страданием! Вот поэтому, я и пришёл тогда. Чтобы избежать этого. И для двух прекрасных женщин! И для многих, потом! – Не торопясь, закусил хлебом. – И теперь, тоже!
-Выходит, что кровь, пусть и пролитая ради любви, не родит ничего, кроме новых боли и крови ? – вздохнул Любящий.
-Ты спрашиваешь ? – усмехнулся титан. – Или отвечаешь ?
-Ещё тогда ответил. ,,Не мир, но меч…,, - Любящи опустил свои чудесные глаза. – Тяжёлым оказался меч, для малых сих.
-Так зачем давать детям оружие ? – вопрошали янтарные глаза. – Да ещё тяжёлое и обоюдоострое! Зачем ? Подрасти их! Воспитай мужество. Дай умение воинское. Может, тогда, и меч не нужен будет.
-Мудрость языческого Востока ? – Улыбнулся Любящий. – Стать сильным, чтобы оставаться слабым. – Кивнул, соглашаясь. – Но ты сказал, что и теперь, пришёл по той же причине. Ты о Сидящем ? – Он поднял взор на собеседника. – Ему не причинят страдания. Напротив… Мы полагаем, что его страдание достаточно велико. И мы хотим, чтобы… ему стало легче. Совсем легко!
-Отцу твоему, прежде всего, не нужен, ещё один Идущи Своими Путями в этом, как он полагает, его мире. – Чётко произнёс, как отчеканил, титан. – Снова, как и тогда, вопрос о власти! – помолчав, добавил. – Иначе, чем мешает Творцу Сидящий ? Он ничему не учит. Даже любви. Просто любит.
-Он не верит. Даже, порою, в собственную любовь.
-Он, в минуты отчаянья, не верит, лишь в то, что его можно любить. – Голос титана чуть зарокотал. – Той. Нормальною любовью, что, так часто, признаётся грешною. Её – достояния всего живого, так мало среди людей. А то, предложенное взамен, действительно – клинок обоюдоострый. И рани! Любящих! Любимых! Сидящий знает, что, в соприкосновении, любящих душ, умов и тел, всё становится больше, глубже, ярче,
острее и сильнее. Разве такое знание не равно вере ?
-Он, и в знании своём, не идёт до конца!
-Идёт! Уже идёт. Но его изувеченное тело, пугает изувеченные души и умы. Он понимает, что ,,малым сим,, трудно, часто, и подойти-то ближе. – Титан усмехнулся. – Но он, всё равно, рискует любить! Предлагает! Заранее зная, что не возьмут! Или возьмут, чтоб не обидеть! И не то, что надо бы… Даже знает, что его дальнейшая жизнь, уж прости, не легче твоей смерти. У тебя были часы! У него, впереди - годы! Одиночества, которое его уже настигло! Его душа одинока. Несмотря на то, что вокруг так много хороших людей!
-Согласен. – кивнул Любящий. – Смерть, для него – выход.
-А он счастлив! И верит, что сможет, однажды, отдать в любви то многое, что он получил от матери и отца. – Титан взял чашу с вином, не доливая водой. – Сидящий пьёт свою жизнь, не разбавляя. А многие, способные любить, лишь по правилам, считают его, не знающим жизни, блаженным. Или наивным мудрецом. В любом случае, не находя места в жизни, ни для него самого, ни для того, что он пытается предлагать. А он, всё равно живёт, зная, нужен.
-Его страдания учтены.
-Это ты о посмертном возвышении ? – Янтарный взор блеснул озорно. – Он уже на Тропе! А в к нему с талонами на усиленное питание да санаторное лечение. Тому, кто, если не видит, то ощущает!
-Мне, несмотря на давнее наше знакомство, порою, сложно понимать тебя, титан. Вы, Идущие, как-то иначе воспринимаете этот мир. Себя в нём. Живёте … не так,…
как велит творящее Слово. – Налил себе вина, разбавив водою. – Знаете Творца в Силе, Славе и власти! И не страшитесь Его. – Отпил глоток. – Как вы живёте ? Без страха, сомнений, радостей и огорчений. Что движет вас по Своим Путям ? Как вы можете отказывать себе во власти, когда силы ваши, столь велики, что Бог вынужден считаться с вами ? – Любящий говорил , не торопясь, пил вино, смакуя-оценивая, кок получилось. – Где простираются Пути ? Где заканчиваются ? Заканчиваются ли ?
-Пути Идущих простираются в Бесконечность. Где Миров-Вселенных, так много, что они кажутся пузырьками на гребнях волн. А Слова творения, там слышатся прекрасною и великою Мелодией! – золотистые глаза потеплели. – Мелодия та не страшит. Но, порою, она завораживает настолько, что Идущие пытаются петь, произнося Слова. И творя Вселенные-Миры! Мы творим своим существованием.
-Вот-вот! – Любящий кивнул. – Вне законов. Не зная добра и зла. Действительно всемогущие! Не пользуясь, почти, своей великой властью. – умолк, размышляя, ненадолго, - Тогда зачем ? Великие силы ? Откуда боевые шрамы ?
-Пути Идущих пересекаются. Свои Пути! Потому, приходится пользоваться великими силами, преодолевая преграды, познавая неведомое, обретая, с новыми знаниями, ещё большие силы и могущество. – Весело. – А боевые шрамы – память о встречах со злом, которого мы, якобы, не знаем. Мы знаем, что злом или добром может стать любое действие! Многие могучие Творцы, пытаются увлечь Идущего своими замыслами, нового Добра, отягощённые своей властью. Всё зависит от того, что оно, новое Добро, несёт ? Новую свободу ? Новую неволю ? Потому, приходится быть очень сильными, чтобы обрести непобедимую слабость. Или, наоборот! Шрамы – память об этих битвах, увы!, состоявшихся. – Титан говорил уверенно и властно, принуждая слушать. – Тебе совсем не интересно, почему мы, опять встретились ?
-Я хотел узнать это, после обсуждения дела. – Отозвался любящий.
-Пришлось вернуться, чтобы исправить ошибку той встречи. – улыбнулся Идущий. – и я, с удовольствием это делаю. Хотя, всякая остановка, для нас – шаг назад. Но, этому своему отставанию, я рад! Потому, что, если я всё правильно рассчитал – возникнет свобода нового Идущего Своими Путями!
-Сидящего?! – вскинулся Любящий. – Ты считаешь, что наше предприятие не удастся? Оно – ошибка?
-Идущие не оценивают происходящее. Мы видим последствия. Если они уменьшают, ограничивают выбор и движение, свободные, то это – зло! И его надо свести к минимуму! Иначе, придётся возвращаться к этому, вновь и вновь! – ответ прервался, долгим размышлением, но всё же, был закончен. – Всё, что происходит сейчас - следствие той, давней ошибки. При первой нашей встрече, совершённой!
Тогда, в саду, я тебя, лишь поддержал. А надо было спасать. Чтобы не было вообще, ни страдания, ни смерти! Теперь бы, здешняя любовь не была бы замутнена кровью. Необходимостью благодарить за искупительную жертву. Ни тебя! Ни кого бы то ни было! Ты сам довёл бы своё дело до некоего конца! Иного! – Титан усмехнулся. – Теперь, надо проследить, чтобы выбор Сидящего был свободным.
-Сидящий вышел на Свой Путь. – медленно заговорил Любящий. – Ещё одно Движение в нашей Вселенной. Он свободен в выборе. Как Идущий. Как человек. – тонкая улыбка скользнула по лицу Любящего. – Верно ?
-Верно. – Титан кивнул, холодея взглядом. – Ему будет тяжело. – глухо добавил он. – Может, страшнее и труднее, чем было тебе, Любящий.
-А Идущим Своими Путями бывает легко ?
-Над Идущими, никто не властен! – напомнил Титан. – Сидящий, ещё не осознаёт, что ступил на тропу. Ему кажется, что он, лишь ищет Свои Пути.
-Но путей много ? – Любящий поднял свои чудесные глаза на собеседника. – Верно ?
-Верно.
-Я обещаю, - Любящий приложил руку к сердцу, - что не будет никакого дурмана чудес. – Взял на ладони обе чаши, покачивая, как весы. – Выбор чаши. – Улыбнулся лукаво. – Некоторое искушение.
-Идущие хотят, чтобы гарантом честной игры, был Искушающий. Уж он-то всё знает об искушении.
-Без него никак. – Любящи вздохнул. – Он будет!
…
Костёр горел весело и ярко!
Я в тот вечер, рано попросил огня. Меня, как-то изнутри, холодило, знобило и била дрожь. И, глядя в мои больные глаза, даже самые ироничные не стали шутить насчёт капризов. Видно было, что мне очень плохо. Предлагали даже, кто аспирин, кто водки. Чтоб я не расхворался совсем.
Но я попросил живого огня.
Привыкнув к тому, что я, как правило, знаю, что мне нужно, спорить не стали. И огонь развели быстро.
Огонь – сильное лекарство!
У костра, я, как-то очень быстро, согрелся и взбодрился. Озноб прошёл. Лишь где-то в глубине сердца, сверкала, острая и пронзительная, словно слеза любимой, холодна и твёрдая капля боли. Пуля предчувствия, ещё летящая из будущего! Предвестницей чего-то важного и трудного…
Холодная тяжёлая пуля, рвущаяся к сердцу, предупреждая…
Но огонь уже горит. Яркий и жаркий! Мешая этой боли влететь в сердце, остановиться где-то впереди, оставив её, лишь предчувствием. Ещё более сильным…
Остальные, тоже, постепенно сошлись к огню, легко оставляя прежние занятия. Танец живого пламени быстро собирает и объединяет людей. Может быть, оставаясь памятью тех времён, когда костёр был светом, теплом и защитой?! И, ещё чем-то, делающим нас людьми. Быть может поэтому, у костра, люди, и теперь, ближе друг к другу?…
Разговор покатился весело! То, распадаясь, то становясь, мимолётно, общим. Чтобы, неизбежно, распасться. Повторяя этот цикл, вновь и вновь!
Кажется, не я один, нечто чувствовал? Потому, что к огню пришли все, сразу и охотно!
Как только он появился.
Золотисто-русая девушка, встревожившись за меня, в тот вечер была очень нежна и внимательна со мною. Её ласка, вольная и невинная, тоже грела. Как и всякое проявление любви. Даже, если это – лишь тревога за здоровье. Но и такая трактовка чувства, искренняя, освящённая душою, освещённая умом, отодвигает, всегда, мои одиночества. Такая игра не исцеляет! Но согревает, не хуже огня. Заставляя, через слабость, принимать эту ласку за…
С доверчивостью истинного хищника. Достаточно умного, чтобы понимать – всё игра! Не со мною даже! Но играющего, весело…
… не желая смириться с тем, что тут, скорее всего, нет того, так мне нужного. Такого, как я придумал…
….такого чуждого для этого Мира!
Оно, впрочем, возможно!
Потому, что я прав! Знаю, как можно убедить реализовать замысел, задействовав, как раз то, что, более всего мешает=. Нравственный закон внутри! Такой великий, раскрепощающий, по сути! Так комкающий жизни этих людей, на деле! Даже тех, что часто глядят на звёздное небо!…
… и я играю, весело в эти игры, надеясь выиграть то, что не для меня! …
Черноволосая глядела на меня, в этот вечер, тоже тревожная, готовая…
…ко всему. Её зелёные глаза, так ярко! Так призрачно!…
Я попросил её спеть…
… и зазвучал её голос в песне. Как он звучал в этот вечер! Обращённый ко мне, исцеляющий и тревожно дрожащий, в том напряжённом, внимании, с которым следили за мною её глаза.
Моя душа колыхнулась в ответ. Грозя сердцу новыми ожогами радости.
А вдруг ?!
Такой, как правило, не мне адресованный взгляд, такой тревожный и горячий – мне?!... И моя любовь принятая!…
…
-Никому, возможно, не нужна.
…
За секунды до этого, Золотистая отошла, чем-то привлечённая. А черноволосая опустила взгляд на струны…
…
И никто не услышал этих слов.
Никто не видел, как я дрогнул. Не от слов этих, привычно продолживших мои мысли. Но от голоса. Мягкого, исполненного добра и участия. Кто-то, до безумия знакомый, говорил это, только мне. Тихо, чтобы никто не слышал. Но отчётливо и внятно. Чтобы я понимал, что звучит, вовсе, не привычный уже, внутренний голос. А голос кого-то, подошедшего справа и сзади…
И я, опять, налетел сердцем на ту ледяную каплю-пулю предчувствия. Отступившую, было, часом раньше, в своё близкое будущее. Теперь, в настоящем, она, не растаяв, ударила!
Потому, оборачиваясь, я знал, что увижу…
…
…огромные серые глаза, глядевшие на меня, сквозь сочувсвтвие, тепло и радостно. Через короткий страх, сбившегося с ритма, от глубины этих глаз, сердца, я узнал…
…
…приехавшего ко мне, после долгой разлуки, старого друга.
Что подтвердили возгласы у костра, о том, что к Сидяящему друг приехал!
-Привет! – хорошая реакция и способность импровизировать по ходу действия, выручали и теперь. – Честно сказать, не ждал! – отдаваясь его объятию сильному и бережному, - Чуял я, что будет, что-то. Но тебя?!… Сюрприз! … - теряя остатки реальности происходящего, ко всем. – Вот! Владимир! Владеющий миром! Но это – творческий псевдоним, на который он, охотнее всего откликается. – Веселея, от того, что сердце забилось ровнее. – Философ. Поэт-романтик и путешественник. Безумно много знает! Видел ещё больше! И блестящий рассказчик. – Смелея от собственной фантазии, добавляю. – Любитель и ценитель хороших женщин и вина.
-А каких ? – раздался вопрос.
-Молодых женщин и старого вина. – Ответил гость улыбаясь. – А главное, добрых и
хороших!
-Разве вино бывает добрым или злым ? – удивился тот же голос.
-Бывает. Особенно утром, после всего! – Он выставил, освободив от рюкзака, бочонок. – Тут – десять литров отменного, доброго, - весело, - очень редкого вина. Которого вы, скорее всего, нигде не встретите, больше. Это, - кивая на бочонок, - не всё! В машине, есть ещё. Достаточно.
-Если он говорит, что вино хорошее и его достаточно, то стоит верить. – Подтвердил я. – Его принципы не позволяют лгать. А знания позволяют быть компетентным. Если он говорит, что хорошего вина достаточно, значит – достаточно. И стоит, на вечер, отказаться от водки. И без неё будет хмельно и весело!
Я говорил и думал о том, что первых его слов никто не слышал. Да и, сами по себе, они ничего не значили.
Остальное – моя проблема. Что бы ни случилось! Всё – моё!
Общее оживление у костра подтверждало, что происходящее – не горячечное видение. Оставалось, потому, надеяться на то, что происходящее касается, лишь меня. А все остальные отменно проведут вечер.
Любящий же, пришёл ко мне.
Или за мной ?
А это уже не важно!
-Тут, и правда, славно! – Произнёс он, присаживаясь возле меня. – Я, как прилетел, прозвонил всех. – Он легко стал ,,старым другом,, . – Мне сказали, что вы с мамой тут. Я в машину! И сюда. – Приобнял меня, ещё раз. – Очень хотел тебя повидать!
-Ты ? Меня ? – Я удивлялся очень натурально и искренне. – Зачем ?
-Дело есть. – невозмутимо отозвался Любящий. – Но сначала запустим вечер! С вином разберёмся. – Похлопал меня по плечу. – Всё – ещё лучще, чем кажется! Поверь мне!
Он легко встал, откупорил бочонок. Оставив возле того, кто взялся разливать. Начал доставать из рюкзака серебряные стаканчики-фигурки тонкой работы, раздавая каждому стаканчик наугад. Тот, что вынул.
-Из этих сосудов древние жрецы майя совершали ритуальные возлияния. Считается, что эти фигурки влияют на судьбы. Если их, вот так, случайно, а тут, ещё и неожиданно, подарить. Всякая фигурка, что-то значит. И надпись тоже. Но главное – как подарен стаканчик. С добром ? И будет счастливой судьба! – Он улыбался. – Я дарю вам добрые судьбы. Вы дарите добро моему другу. Ему, я вижу, хорошо с вами.
-Очень хорошо! – Я кивнул, подтверждая, представил каждого. – Вот они – добрые люди, легко творящие добро, часто не осознавая того.
-Когда-то было сказано, что воздастся, по вере и делам, каждому. Мне кажется, что все творят по вере своей. Даже, не верующие! Потому, пью за ваши дела! – Любящий выпил вино. – Они, порою, больше говорят о вере, чем любые молитвы. – Он снова присел рядом со мною. – Я побывал у твоей мамы. Вином угостил. Она и рассказала, как тебя найти. – Говорил, не таясь, вновь подошедшей Золотистой, подавшей мне вина и, снова, обнявшей. – Как ты здесь живёшь. – Улыбнулся девушке. – Милая! А если я, теперь, увезу вашего друга, для, поверьте, очень важного для него разговора ?
-Ты вернёшься ? – Спросила девушка, почему-то у меня. – А то, ты сегодня, какой-то не такой…Не расхворайся!. – Она неохотно разомкнула объятие. – Лекарства в кармане?
-Прости, родная! Человек пришёл по мою душу. – Гостю. – Я готов!
-Зачем?! – Темноволосая выкрикнула, прервав песню, сверкая взглядом. – Ты же болен! Я же вижу и чувствую, как тебе тяжело. – добавила она для меня. – Не надо.
-Я вернусь к костру, милая. – Спокойно ответил я. – Впереди Вечность…и чудесная ночь! Мне, видимо от огня и вина стало лучше. Да и гость мой – врач. Я вернусь, ещё. – Повторил я уверенно. – Всё будет хорошо.
-А Вам не говорили, что вы очень похожи на Любящего? – Спросила Тёмная, выдерживая взгляд, который выдержать невозможно.
-Говорили. – Он легко улыбнулся. – Надеюсь, что тут меня не предадут мучительной казни ?
-Нет. – ответила девушка. – Мы Вас любить станем.
-Правильно. – Гость ответил неожиданно серьёзно. – А о любимом вашем Сидящем, не беспокойтесь. Я, путешествуя, не забываю о своей профессии. Интересуюсь методами, как это называется, нетрадиционной медицины. Хотя эти методы имеют, гораздо более долгую и большую, традицию, чем научная медицина. Накопил многое из методик шаманов, колдунов, жрецов, самых разных народов. И хочу предложить, кое-что, моему и вашему другу…и любимому.
-Но! … Он, вовсе, не… - Тёмная вскинулась, желая уточнить.
-Старайтесь не отрицать того, что возможно! – прервал её мой друг. – Если мы чего-то не видим, это не значит, что его не может быть, вообще. Особенно, нее отрицайте возможность любви. Она всегда возможна! Даже самая невероятная!…
…
Обе девушки, после моего ухода, тихо говорили, отойдя от костра и общего веселья.
-Надеюсь, что это, ещё, не конец ? – Тёмная зябко поёжилась, отпила вина, глядя туда, куда уехал я с гостем. – Ни всему! Ни Сидящему!… Страшно-то как!
-Ты думаешь… о том же, что и я ? – спросила Золотистая. – Этот гость его….
-Любящий! – Вскрикнула тихо Тёмная. – Я сижу лицом к дороге весь вечер. Он не приезжал на машине. Он просто пришёл. Но я не видела его нигде в альбомах Сидящего. Он никогда не рассказывал о таком друге. А он стоит рассказов! – Она допила вино. – Страшно!
-И если Сидящему предложат ? … - Золотистая прерывала себя, но говорила. – Уйти…Ну, что-то ещё? … Ведь он может и согласиться. Ведь может!… может!
-Может. – Тёмная кивнула, взметнув роскошными волосами цвета крыла ночи. – Ему предложат. И у него все основания согласиться. Ведь всё может оказаться… так просто. Для всех! – Она глянула на подругу влажным взглядом. – Но он же любит!…
И обещал… вернуться! Он умнее своих проблем…надеюсь. – закрыла лицо руками, отходя глубже в ночь с подругой. – Господи! Как страшно!… Именно с позиции разума! Эта его всегдашняя стремление уйти тихо, не беспокоя никого… И тут – Любящий!…можно, ведь, уйти тихо … и совсем.
Они попросили ещё вина, и отошли в темноту, ещё дальше и глубже.
-Сидящий всегда, как-то странно, для его положения, свободен в выборе. – Золотистая говорила спокойнее, но, тоже, едва сдерживалась. – У него, давно, в стихах про дуэль была мысль ,,Как стрелять ? Как надо ? Или, как могу ? ,, . – Её голос, всё же дрогнул. – Он ведь может ,,как надо,,!…
-И мы, теперь, знаем, что впереди у него, и правда, Вечность! – Добавила Тёмная. – И мы, живущие в стране, где всюду славят Любящего, никому не сможем сказать о том, что Он пришёл к нашему костру, налил всем отменного вина… И увёз сидящего поговорить о народной медицине. – Её глаза сверкнули гневно. – Даже остальным, у костра…
-…Сидящему могли бы. – усмехнулась Золотистая. – Но дело-то не в том…
-А в том, что через месяц, только мы, будем всё помнить и знать… - Тёмная выпила вино залпом. – И помнить, потом, всю жизнь! – Резко. – Потому, что могли всё изменить. Я, по крайней мере! – Она гордо вскинула голову, отбросив чёрные волосы, белея четким профилем. – Мы могли!…Можем!… Он вернётся ! Он любит! – улыбаясь, обняла подругу. – Я не знаю что ему можно предложить взамен?! … Даже …
Даже, если предлагает Бог!…
…
Мы быстро скрылись за поворотом. Прокатились мимо колодца. Как я и предполагал, он оказался силён и ловок. Быстро приноровившись к коляске, ловко катил меня по ночному лесу. Перенося, в труднопроходимых местах, на руках. Легко и бережно. В самом начале пути, я, обернувшись, взглянул на свой, темнеющий, на фоне звёздного неба, дом. Любящий, то ли заметил, то ли почувствовал движение души.
-Твоя мама спит. Детским, глубоким сном. Там, на кромке мира, она встретит мою Мать. Они будут много и долго говорить. Много дольше, чем продлится сон. Матерям, таких мальчишек, как мы с тобою, есть о чём, поговорить.
-Да уж! – согласился я. – Ведь мы - такие шалопаи! Вечно, что-то придумываем! Попадаем в истории! Нас, часто, так трудно понять! – Веселея. – И никакой надежды на то, что мы, когда-нибудь, повзрослеем. Приходится любить таких, как есть!
-Ты счастливый человек! – отозвался Любящий. – Ты понимаешь великую тревогу матери. Умеешь её поддержать и утешить. И мать у тебя хорошая.
-Очень. – тихо согласился я. И спросил громче. – Она запомнит общение с твоей Матерью?
-Да. И очень многое узнает и прочувствует. Поймёт. Запомнив эту ночь, навсегда! Проснувшись, немного другою.
-Мама станет религиозной ? – спросил я.
-Нет. – ответил Любящий. – Она, ещё больше, раскроется в любви и мудрости. Многие слабые будут ею утешены. Те же, считающие себя, сильными и мудрыми мира сего, услышат в её звенящем слове, нечто острое, новое и важное. – Веселее. – Но главное! Она перестанет бояться! За тебя! За себя! Она, вообще перестанет бояться многого того, чего боится сейчас. Останется материнская тревога за тебя. Её молитвою и служением останутся любовь и мудрость.
-Это хорошо. – Я подумав, спросил ещё. – Она и меня станет понимать лучше?
-Да.
…
Тишина вокруг не была мёртвою. Она жила под высоким и ярким звёздным небом.
Наполненная ароматами ночных цветов, высокого хвойного леса, принесёнными тихим ветром. Были в тишине и касание крыла ночной бабочки, сова, пролетевшая через лунный диск. И на грани белого лунного света и леса, живая густая тьма, обрамлявшая неправильною зубчатою короной, великолепие яркого ночного неба.
Тишина жила, не обратив внимания на последние слова. Ожидая, может, иных слов. Тех, что ещё прозвучат, потревожив её…
Мой спутник присел на поваленное временем, большое дерево, посреди лунного света. Сел, чтобы говорить не сверху вниз. А глаза в глаза! Терпеливо ожидая моих слов. Заняв руки сухими веточками, которые он собирал для костра. Глядя мне, может быть в душу, чудесными своими глазами…
-Знаешь. – наконец заговорил я, с трудом преодолевая чудо живой тишины. – Я часто думал о том, что сказал бы тебе при встрече? – тяжёлые и, как казалось, ненужные слова тихо падали в его внимание. – Видимо я очень отел этой встречи, если она происходит ? – я приложил руку к груди. – Поверь! Нет, по большому счёту, ропота на несправедливость судьбы. Хотя, в минуты отчаянья, бывало… может быть, изумление. За что? Нет и желания изменить, хоть что-то. Может, ещё и потому, что мелькнула, как-то, мысль о том, что, избавившись от одних трудностей и проблем, приобретёшь другие. И неизвестно – какие хуже? – Выносить себе приговор, не прося снисхождения, было невыносимо трудно. – И теперь, независимо от того, зачем ты здесь, не стану просить о себе. Ошибался! Грешил! Но ни от чего не отказываюсь. Всё это было со мною! И надо отвечать. Ничего не изменишь и не отменишь. – волнуясь, отёр пот со лба. – Всё, очевидно, правильно… Богу и себе лгать нельзя! …Я, искренне и весело, счастлив! И благодарен! За то многое хорошее, бывшее в моей жизни. И… , быть может … ещё будет. – Вдруг, говорить стало легче. – Если возможно, помоги маме. И всем тем, кто меня любил…л-любит … или пытается любить. Им, наверное, труднее.
Я умолк, закончив свою первую исповедь.
Внимание и великолепная торжествующая, всегда, тишина приняли мои слова…
-Я помогу им. – Он кивнул, ломая, с сухим треском, ветки, потолще. – Хотя любить тебя, не труднее, чем любого другого. Сложнее ? Возможно, так точнее. – Сложив ветки шалашиком, опять согрел мне душу своим взглядом. – Твои слова и мысли услышаны давно. Такие мысли, чувства, ощущение жизни, поверь, во многом сильнее молитв нынешних фарисеев. – Улыбнулся мягко. – Ты не лжёшь себе и Богу. И я не стану тебе лгать. – Тихо. – Там, у костра, две чудесные юные женщины узнали и почувствовали меня И, тревожась за тебя, не уснут, теперь, до… - он подыскивал нужное слово, - …развязки. – Я рад за тебя. – Вздохнул, вспоминая. – Однажды, очень давно, мне предстояло тяжкое испытание. Моя слабая человеческая природа содрогалась в ужасе, предстоящего испытания. – Любящий говорил медленно, словно он, и теперь, пытался, что-то понять. – Или в сомнении необходимости такой жертвы? Те же, на чью поддержку я надеялся, и, даже просил её!, уснули. Оставив меня, один на один … с собою. – Эту фразу Любящий закончил, неожиданно и для себя самого.
-А может, все мы – наедине с собою? – Спросил я, стараясь не тревожить живую тишину. – Слабые и сильные, одновременно… Чтобы принять жребий. – Жёстче. – Или не согласиться с приговором. Не считать его окончательным. – тишина, вокруг трепетала. – И искать, наверное, не выход даже! А … выбор, быть может? …
-Наедине с собою… Сильными и слабыми. – продолжил любящий, улыбаясь. – Теперь я понимаю, почему сегодня кто-то не уснёт у костра. Отвечать-то перед собою! – Он протянул мне стаканчик с вином. – Бери смело. Этой ночью болезнь отступит немного. Дрожь уймётся. Такая, вот, ночь! Ночь многих выборов! Они, и правда, всегда есть!
И стало так, как сказал Любящий! Я отпил сам тёмного, густого, почти как мёд, вина. И меня согрело теплом того давнего, потерянного во времени, жаркого лета. Свет того Солнца осветил мою душу, освещая, так многое, в ней, чего я не знал раньше. Было легко верить, что душа эта, теперь, выдержит, вынесет и преодолеет всё! Сердце престало тревожиться холодною болью. И забилось ровно. Разум стал, столь же сильным и надёжным, как душа, соединившись с нею. Мысли стали ясными, чёткими. И рождались легко, не пугая неожиданность или, кажущейся невероятностью и безумием…
Я раскрывался, перед собою…
Сильным и слабым.
Ощущая, что во мне, много больше, чем я думал! Много меньше, чем хотел!
Ночь стала невероятно просторной, прекрасной и, ещё более живой, полной жизни и любви….
Которая лилась ото всюду! А не только и глубины души Любящего…
Любовь, теперь, лилась и из моей души. Чистых, ярких цветов, не виданных нами радуг…
Был простор, казалось, безграничный. Возможным стало всё, что мг пожелать нарождающийся я…
Не было, лишь страха….
…
Мы были наедине с собою…каждый!
…
Сильные и слабые!
…
-Но почему ? – Любящий допил свой стакан. – Почему они готовы для тебя, так на многое, что ты, и теперь, не можешь представить ? Обслужат при надобности естества, не брезгуя. Накормят-напоят! Случись что, дадут приют! Защитят от врагов и беды. И, ведь, не только эти две, что не уснут сегодня. Многие! Кто их этому учил ? Ты ? – спрашивал он. – Кто их этому учил?
-Ты! – Я отвечал уверенно, нечто давно понятое. – И множество, бывших до тебя и после… Великих и безвестных. И их собственные сердца, готовые к добру и любви.
-И ты их учил.
-Нет! – почти испуганно, возразил я. – Я не могу ничему учить. Могу принимать добро, с благодарностью. Делать, что-то, в ответ. Ответить, когда спросят. Предложить новые взгляды, новые выборы решений. Сочувствовать, если приходят с обидой или бедой. Сузить или расширить горизонт. Это, быть может, мне дозволено ? Но не учить.
-Кем ? – спросил Любящий. – Ведь тебе, и там, - он указал на небо, - никто не может запретить или дозволить. Помочь или помешать – да! Запретить – нет!
-Я сам себе запретил. – Ответил. И, вспомнив, поспешил добавить. – Я, очень не долго, учил. Наивно полагая, что могу чему-то научить. Но потом, поняв, что всякая власть – грех. И учителя – тоже.
-Почему ? – Любящий продолжал спрашивать, испытывая мою убеждённость. – Ведь учитель даёт знания ? Где же здесь всласть ?
-Учителю верят. Эта вера может стать причиной ошибки, приведя учителя о научения, к поучению.
-В чём разница ? – нажимал Любящий, сильнее.
-Научить можно умению или технологии. Ремеслу. Тут, мне кажется, необходим мастер, умеющий и знающий… - я говорил медленно, подбирая слова, чтобы сказать свои мысли, как можно точнее. – Но, способный, не соскользнуть в поучение. – Вздохнул. – Учителям верят. Они могут, научив, отойти в сторону, открывая ученикам просторы Своих Путей, оставаясь, ещё ненадолго, рядом. Предлагая помощь в ошибках.
-Ты знаешь о Своих Путях ? – Изумлённо вскинул брови Любящий.
-Я старался, в своих первых, видимо очень наивных, попытках познания, ходить Своими Путями. Сохраняя, поначалу, свободу выбора того, что мне казалось Истиной! – усмехнулся горько. – Мне казалось, что она одна. И её можно постичь. – Веселее. – Много позже, я понял, что истина, лаже не рядом, как говорили люди. Она – вокруг! Всегда своя! Для каждого место, у каждого живого! Эти истины пересекаются, множатся, рождая великолепие Бесконечности и вольные просторы Своих Путей! С их бесконечными свободными выборами!
-Ты знаешь о Своих Путях ?! – Вздрогнул Любящий.
-Да. – Я ответил, слегка гордо. – Я был ошеломлён, когда, вдруг, увидел множество вариантов одного чего-то. И понял, что приговор выбора не всегда окончателен! Шагнув, даже не дальше, а в сторону, можно многое изменить! Главное не похоронить всё под ,,окончательными,, и ,,единственно верными,, решениями. Которые станут, сразу же, глухими стенами усыпальницы чего угодно. – Улыбнулся радостно. – Это был такой восторг! Ты-то меня понимаешь!
-Тебя ? – Он подал мне стаканчик и взял сам. – Не понимаю. – Его взгляд был полон сочувствия. – Тебе-то, как раз, в усыпальнице-то, было бы проще всего. Твёрдая вера. Неважно во что. В Бога! В какую-то Теорию или Доктрину. И ты - у власти! Сначала рядом. Потом, она легла бы и в твои руки. Сильный, умный, мудрый вождь и учитель! Разве, не это нужно людям ? – Любящий отпил вина. – Они не хотят свободы! Боятся её! Маленькие шкодливые трусы! Желающие власти над собой, чаще больше, чем для себя! – Он глядел и говорил серьёзно. – Тебе и посох-то, или бич, не нужны! Ты, словом, овладеешь простыми сердцами! – Он простёр руку к мне. – Ты же знаешь, что можешь! И знаешь, что вокруг правят, глумятся и дерутся мелкие честолюбцы, недостойные ничего, кроме хорошей порки! – Усмехнулся. – Как бы они тебя любили!
-Скорее, боялись бы. – Усмешкой же, ответил я. – И бич, и посох железный, рано или поздно, предложили бы! Сами! – Тоже отпил вина. – И ради чего, скажи, я должен исказить их путь к тому, к чему я уже пришёл ? А они придут, однажды! В каком-то из своих воплощений! А я, Идущий Своими Путями, вынужден буду, раз за разом, возвращаться, исправлять ошибки своего же неверного выбора! Так ? Похоронить множество свободных движений, рождённых моим движением, ради иллюзии Власти или Мудрости ?
-Значит, только вперёд ?! – Любящи ещё жалел меня.
-Зная, что прямая, не всегда – самая короткая дорога. – ответил я. – Туда, где больше выбора.
-Ты готов ? – Спросил он участливо.
-Нет, конечно! – Я, почти выкрикнул. – Потому, я и запретил себе учить. Я сам, едва различаю сокровища, что передо мною. Чуть осветил пятачок перед собой. Может, что-то, пусть плохо, но понял-рассмотрел. Выбрал направление. И шагнул дальше… - помолчал, размышляя. – Скорее всего, ошибся! Но шагнул! … И те, что за мною, не повторят моей ошибки… Выберут, быть может, правильный поворот Своего Пути. Или, увидев, что я – на их Пути, подскажут мне мой… Вот так , примерно, мне видится моё медленное, едва начавшееся, но продвижение….И те, что сейчас со мною – добрые спутники мои, на Своих Путях. Наши Пути совпали! И нам хорошо… - Глотнул вина. – Мы запомним друг друга. Оставшись друзьями и соратниками в битвах с теми, кто помешает искать, выбирать и творить свободно.
Вышедший из глубокой тени, ещё один участник происходящего, бесшумно ходил вокруг, собирая, ещё, ветки для костра. Что, очевидно, не мешало ему внимательно слушать.
К моменту, когда разговор дошёл до поиска, выбора и творчества, он провёл рукою над шалашиком из веточек, явив весёлый огонёк, достаточно яркий, чтобы разглядеть этого пришельца.
Он был заметно выше Любящего. И несмотря на свою, более тонкую конституцию, был более развит, физически сильнее и тренированнее, что ли. Широкоплечий, мускулистый и жилистый, он сидел теперь, освещённый огнём весёлого крепенького костерка, который он кормил с рук, всё более толстыми, ветками. Тёмныё волнистые длинные волосы ниспадали на широкие плечи, окружая тонкое сухое лицо, покрытое темным, бронзовым загаром странника-пилигрима. От высокого и широкого лба без морщин, оно резко суживалось книзу, ещё более, от чёрной узкой бородки соединённой с усами. Из-под правильных, чётко обрисованных бровей блестели тёмные большие глаза. Столь глубокие, что и отражение костра, терялось в их глубине. Убедившись, что огонь окреп, он протянул свои длинные мускулистые руки. Видимо очень сильные, они, тем не менее, озябли. Это было видно, по его блаженной улыбке, белоснежно блестевшей на этом тёмном лице. Делая его, впрочем, ещё обаятельнее. Тонкий, с лёгкой горбинкой, нос, делил лицо строго пополам. Эта симметричность его не портила. Но было в ней, что-то странное. Как всегда бывает, со слишком правильными лицами.
Темноволосый и темноглазый, Искушающий /а это был он/, во всём своём облике, был резче, ярче, контрастируя с Любящим. Движения, быстрые и точны, исполненные со скрытой силой, лёгкая, грациозная и бесшумная походка танцора и воина. Тело хищника, стремительного и опасного. А на прекрасном лице, отражена игра пытливого и высокого ума и живой подвижной души, не знающей покоя в сильных и противоречивых страстях. Он легко улыбался смелой мысли, удачному слову, ослепительной, чарующей улыбкою. Но, и тогда, глаза его оставались спокойны и глубоки. Могло показаться, что они равнодушны. Но, приглядевшись, становилось понятным, что, под внешним безучастием, скрыты были внимание, умение слышать и видеть. Готовность понять и оценить всё. Чтобы использовать потом, при необходимости.
Одет он был темно и неброско. Готовый всегда слиться с тень, которая, тем глубже, чем ярче свет. Которого он, судя по загару, не боялся. Вопреки репутации. Впрочем, оба моих собеседника – не пугливы. Ибо, им, Великим, бояться нечего и некого! А уж друг друга – точно!..
Вновь пришедший, легко встав, нарубил, своим длинным ножом, веток потолще. Подбросил в огонь. И, снова сел, не нарушая тишины. Убедившись, что огонь окреп и не погаснет. Продолжая, всё это время, внимательно слушать…
…
Костерок разгорелся и набрал силу, как-то удачно, с моими последними словами. Так, что гость смог войти в разговор.
-Видишь, гуру, как Сидящий видит своё место ? – и ко мне. – Ты не против того, что тебя называют Сидящим ?
-Я и есть – Сидящий. – ответил я тихо, удивляясь, и его появлению.
-Ты не всё знаешь. Имена и прозвища, уж поверь, не всегда отражают реальность. Даже в наших устах! – Его взгляд, так полыхнул тёмною глубиной, что ночь стала, ещё ярче и светлее. – Ты, ведь, не просто говоришь-размышляешь о грехе. Ты сам решаешь, для себя, что грешно во власти ? – Строго. – А мы, с Любящим, слушаем. – Смягчил взгляд. – Тебе не интересно, почему ?
-Всё так невероятно, что я, наверное, не очень адекватен в реакциях. Или, опьянел ? – предположил я.
-Мы, слышали множество оправданий. – Он, вероятно, принял оба моих предположения. – Мне лично, интересно твоё покаяние в грехе, в коем не повинен. И… что удивляет, ещё больше, не желаешь быть виновным. – ещё просверк тёмного взора. – А не слишком ? Для человека-то?! Это батенька – пгегогатива вот его! – Прокартавил, пародируя, очень похоже, Первого Вождя, кивнул, в с торону Любящего. – И слуг его!
-Никак, без Искушающего! – Любящий возвысил голос, недовольно. – Ещё никак. – Как бы извиняясь, добавил. – Полемика о добре и зле продолжается. – Подал гостю вино в тёмной греческой чаше. – Вот твоя чаша! Пей! Сегодня хорошее вино.
-Простите! – Спросил я, приняв, принимая, поданное, и мне, вино. - А кто, из Вас, за мною?
-А, для тебя, это имеет значение ? – Спросил Искушающий. – Страшно ?
-Очень. – Честно ответил я. – Не боятся, лишь идиоты. – запнулся. – Но, происходящее… Оно! ? … Оно, так велико… и завораживает! – Я, запинаясь, подбирал слова, чтобы остаться честным. – Что страх, как он ни велик, отступает перед этой ночью. Так она великолепна и прекрасна! – Поднял стакан, салютуя. - И анестезия отменная… Всего так много происходит, вероятно… что кажутся напрасными любые попытки понять или оценить… - Я размышлял, глядя на пришедших. – Что бы я ни думал ? Все равно буду не прав. – Поставил стакан, не отпив, на пенёк. – И в страхе, как в оценке, я тоже, наверное, не прав…
-Не прав. – Кивнул Любящий. – Нам захотелось посмотреть, как вам, тут, удаётся жить, так просто и … почти счастливо ? – Улыбнулся ласково и ободряюще. – Поговорить в этом, поверь, очень древнем и добром месте. Из тех, очень редких, где хорошо всегда. Всем, готовым и способным быть счастливыми. – Допил вино. Тем более, что место это твоё. Очень давно… И навсегда!
-Я это, как-то необъяснимо, всю жизнь чувствую. – отозвался я . – Не случайно я тут. Только, всё это, и теперь, не понятно. Даже, еще более, не понятно!
-Всё, когда-нибудь, становится понятным. – Кивнул Любящий. – Если следовать твоему рассуждению, то я, проповедуя и поучая, грешил ? Властью учителя ? Призванный, Творцом и Отцом моим, спасти….- Его глаза, почти раздавили мне душу, обрушившейся на меня всепрощающей любовью. – Ты так меня судишь ?
-Он никого не судил. – Проговорил Искушающий, твёрдо и холодно. – Сидящий говорил, лишь о себе. Не дави. Любовь, с горечью, может оказаться тяжела.
-Нет-нет! – Я вдруг, осознал, что должен сказать Любящему, нечто, для него, возможно, важное. – Любовь не может быть тяжела. Горечь - от моего неумения хорошо выразить мысль. – Я задумался. И после размышления, добавил. – Слово, сотворившее Мир, звучит постоянно. Нарушая тишину! Заполняя пустоту! Освещая тьму! Оно – всё! И причина Мира! И Меч, принесённый Любящим! И песня матери над колыбелью… И догмой, мертвящей всё! Даже Слово, её породившее! – Помолчал ещё, подыскивая слова, что точнее передадут то, что в сердце и мыслях. – Мудрые произносят живые и творящие Слова! Простирая их смысл далеко и свободно! Но услышат, лишь те, что способны понять. Что могут или хотят слышать. И нету, в том, ничьей вины! Ни говорившего! Ни слушающих. Слушают, ведь, чаще всего, только ушами. А не умом или сердцем! – Я пожал плечами. – Раб слышит о возможности свободы. Царь – оправдание Власти! И все – безгрешны перед Словом. Разве не об этом - ,,…нет ни эллина, ни иудея!,, Если слушать, друг друга. И слышать…Слово!
-Вот именно! – Глаза Любящего были грустны. – Ни зла! Ни греха! Ни борьбы! Но почему же, тогда, в мире столько горя и крови ?
-Не знаю… - отозвался я. И, спохватившись, добавил. – Сидящему ли, говорить об этом?
-А ты скажи. – Предложил Искушающий. – Тебя спрашивают. Значит, тебе говорить.
-Может потому, - вздохнув, начал я, - что не умеем слушать ? Не хотим слышать ? Особенно, правду о себе! – Умолк, подумать и продолжить. – Легко и ловко дробим величие Слова, на слова! Мелкие, колючие… И лишние. – Я говорил осторожно, пугаясь немного того, что мысли рождаются легко и свободно. – Разъять умеем. А сложить обратно – не всегда!…
Происходило удивительное! Самое сокровенное или дерзкое, легко облекалось в слова. И не было страха, перед Величием слушавших…
Хотя ? Истинно Великие, может быть, потому и Великие, что способны слышать и ничтожного, в сравнении с ними…
Сильные и слабые.
-Вот вы – воплощённые противоположности! – Рискнул я. – Не важно, даже, какие! Сидите у огня. Пьёте вино. Слушаете и слышите! – Веселее. – Не меня, конечно же! Друг друга… И кажется – не так уж непримиримы…
-…сильные и слабые. – озвучил, непроизнесённое мною, Любящий, улыбаясь ободряюще…
…
А ночь была высока, чиста и прозрачна. Луна и звёзды озаряли лес, где мы говорили, холодно и ярко. Как бывает, часто, в конце лета.
Рискованная моя фраза ничего не изменила, к худшему. Напротив, стало ещё свободнее и легче…
Время, вино, беседа текли, не торопясь. Сплетаясь в то чудесное, называемое, обычно, счастьем.
Но происходило, нечто, столь необычное, что и счастьем назвать было мало!
Раскрывалась вся моя душа. Великая и бессмертная у каждого, она, теперь, спасала меня…
Для меня оно обернулось таким раскрытием души, какого никогда не ыбло. Раскрывшаяся душа, великая и бессмертная у каждого, и помогла мне. Будь я, в той ночи, лишь телом, не выжить бы мне в присутствии величайших сущностей Вселенной. Но, в душе, выжил. И еще, она помогла разуму созерцать такие величественные картины бытия…
Порою, Сама Вселенная, бутоном с бесчиленными лепестками-мирами, представала, в словах собеседников. Обжигающая холодом бездн и высот прошлого и будущего.
Звучало Слово, свободное и творящее, всегда…
Ночь позволяла мне, может впервые, быть…
…один на один с собою.
В силе и слабости…
- А как ты любишь, Сидящий? – в плетении беседы прозвучал, наконец, почему-то долгожданный мною вопрос. – Тебе, ведь, грустнее.
- Живою любовью, - ответ, будто готовый давно, был обманчиво прост и легок.
- Всякая любовь жива, - Любящий строго поправил меня, не обращая внимания на ироничную усмешку своего вечного спутник. – Она жива всегда. По определению.
- Но, даже ты, Любящий, не готов дать это определение, - отреагировал я, быть может излишне мгновенно. – Ведь любовь, порою, так жива, так тонко и неуловимо балансирует в игре ума, души и тела. Соскальзывая, так легко, в любую крайность. Став, от ума, порою, желанием владеть, распоряжаться, погибая во Власти. От души, пожар страсти, стремительно выжигающий, до бессилия. И от тела, простым желанием, рождая жизнь, неосознанно и равнодушно. И все это – любовь. По крайней мере, люди, часто искренне, считают это любовью. Но мне ни одна из этих форм не кажется живою. Ничего не оспариваю. Ибо, многие любя так, что доминирует одна из форм. – Глядя на пламя, тихо произес. – И ты, чья жизнь – воплощенная Любовь – не согласишься ни с одной из формул. Потому, что любая формула – определение – лишь слабое отражение истинной Любви. Где разум изумлённо и радостно принимает игру тел, согретую и освещенную душами.
- Но ему и не нужны никакие определения, - произнес Искушающий. – Он любил, любит и будет любить. И творить, в любви…
- И ты, тоже, - вставил я.
- Что-о! – воскликнули оба, пригнув пламя к земле.
- Тоже любишь, - не уступил я, перед их изумлением. – Не знаю зачем вы здесь? Покончить с миром? Или, лишь со мною? В любом случае мне нечего терять. Потому я повторю. Вы оба любите! Каждый по своему! Любите и творите, в любви. Потому, хотя бы, что величие, творящего Разума, невозможно без величия души. Сам разум, слишком хрупок и слаб. Душа же живет и развивается, лишь в свободном творчестве Любви. Обретая силу, способную соединить разум и тело. Презрев, в момент такого соединения, любые ограничения. Даже в попытке любить, Творящий обретает такой прилив сил, что прежде немыслимое, кажется возможным, отодвигая пределы дальше. Многое становится дозволено, именем любви. Потому, что она живая и разная. Оставаясь, все же, Любовью! Безгрешной и неподсудной! – я глядел на собеседников прямо, будто черпая силу из своей любви. – Ты, Любящий, силен в любви, до способности прощать, доверяясь чувству. А Искушающему, в любви, приходит способность понять и принять. Таким, каково, нечто, является в мире, - прикрыл ладонью глаза от ярко полыхнувшего пл
