Человек сидит в полутемной комнате, лишь свет камина освещает его лицо. В руке откупоренная бутылка дорогого виски. Он смотрит на пламя, и тяжелые воспоминания всплывают перед глазами. Он переводит свой взгляд на темный угол, в котором различим силуэт его баса. Он закрывает глаза, делает глоток из бутылки, ставит бутылку на пол, подходит к басу. Когда-то этот инструмент ездил с ним по всему миру, везде служил верой и правдой, и лежал в руках как родной, теперь он казался чужим и холодным. Хотелось убрать его поскорее куда-нибудь. Он подошел с басом к мраморному столу, на душе стало очень больно, он хотел было замахнуться и разбить инструмент о стол, но вдруг холод пробежал по всему телу.
Он глотнул еще виски из бутылки и пошел в подвал своего дома. В дальнем углу подвала было темно, даже с зажженной лампочкой. Он еще раз посмотрел на бас, поцеловал его в голову грифа и аккуратно приставил к какому-то ящику.
Только он развернулся и сделал пару шагов к выходу, но остановился, оглянулся, снова посмотрел на инструмент, вздохнул. Сделал было шаг дальше к выходу и споткнулся о коробку, чертыхнувшись, он открыл ее. Там лежали две книги, он взял их с собой наверх.
В гостинной ему наконец удалось разглядеть обложки. Эти книжки ему вспомнились сразу, принес ему посыльный их для ознакомления от фирмы, это было в ту пору когда ссора с остальными двоими была в самом разгаре. Тогда он не стал их листать, со злостью отшвырнул в угол прихожей. «Видимо жена отнесла их с глаз долой в подвал» - подумал он.
Сейчас он взял одну из книжек в руки, лицо с обложки заставило его вздохнуть. Он взял с пола бутылку и вновь приложился к спиртному. Начал листать с конца, буквы казались ему незнакомыми, а вот автора он хорошо помнил. Феб - тот парень подай-принеси, который всегда крутился при Фредди. в середине книги листы стали толще и сложнее переворачиваться. Это были фото. Раскрылась страница, на которой было фото Фредди с его дня рождения в Лос-Анжелесе. Он хорошо помнил тот день. Отличная была вечеринка и виновник торжества был тогда так счастлив. На фото он задувал свечи на красивом торте. Вспомнилось, как торт этот так съеден и не был, все отвлеклись на небольшое музыкальное представление. На сцену вылезали по очереди многие присутствующие звезды. Человек пролистал все фото в середине книги. И радость, и одновременно грусть, он ощущал всей душой, глядя на такого близкого и такого далекого сейчас друга. Он помнил как моментально уходило его плохое настроение, когда друг делился с ним своим хорошим настроением. Он продолжил листать, вдруг на глаза попалась фраза:"Чтобы петь ему нужна была злость". "Какого черта!" - подумалось ему. Он продолжил читать: "...Пока кто-нибудь понял, что происходит, Билл Рейд успел укусить Фредди за руку между большим и указательным пальцами. Фредди сильно мучался, из раны текла кровь, но он отказался что-либо делать с ней. Выступление на стадионе Milton Keynes было одним из крупнейших, которые Queen когда-либо устраивали в Великобритании. Теперь я могу предположить, что спровоцировать мощный взрыв эмоций для Фредди было вполне естественно. Как я уже писал и как станет понятнее дальше, Фредди был необходим какой-нибудь конфликт, способный , как катализатор, раскрыть его талант во всей полноте. Чтобы петь ему была необходима злость. Чем значительнее был концерт, тем больше должно быть боли, хотя не обязательно физической, слава богу. Вместе с полом Прентером мы постарались обработать рану, промыли её трихлорфенолом и всеми остальными антисептиками, какие только смогли найти в доме. Подозреваю, что всё это время концерт не выходил у Фредди из головы, но лично мы не были уверенны, состоится ли выступление вообще." Дочитав, он со злостью метнул книгу в камин. Пламя моментально охватило чтиво. "Как можно писать такую чушь! Урод! Жалкий урод! Да, что он знал о Фредди, кроме размера одежды! Какая еще злость? Вот уж кто всегда выходил на сцену с позитивом, так это был Фредди!"

Он глотнул еще немного из бутылки и взял в руки вторую книгу. ««Меркьюри и Я» - что это еще за ерунда? Джим Хаттон! О, Боже и этот туда же!». Книга сама раскрылась на одной из страниц. В глаза бросилось: «Брайан, Роджер и Джон были там, как и Элтон Джон. После Брайан и Я пожали руки и он сказал как приятно видеть меня здесь и как он сожалеет о смерти Фредди. Роджер также соболезновал и мы обнялись. Я был очень растроган увидев Джона на похоронах и поблагодарил его. Он старался держаться подальше, когда Фредди становилось все хуже, но он пришел отдать дань уважения. Мы пожали руки…» Человек на секунду застыл. Просмотрел абзац заново. «Что?! Да как он посмел вообще такое написать! Я был с ребятами, с Фредди, был в самом эпицентре работы! Я приезжал к нему домой! Этот урод сам не подпускал меня, ссылаясь на врача!». Он выдрал из книжки этот и еще несколько попавших под руку листов. Листы полетели в сторону камина. Книга теперь оказалась открыта на странице, где он увидел: « Итак, я не хотел бы чтоб люди относились ко мне как раньше. Все это время между Фредди и мной была любовь-дружба при этом меня называли всего лишь садовником. Те же люди представляли меня друзьям Фредди как его садовника. Фредди никогда бы не поступил так со мной. Правда, я испытываю симпатию к скромности Джона Дикона, который говорил, что он всего лишь басист» Он разразился почти сумасшедшим смехом. «Боже! Как такую гадость вообще можно было печатать! Какая еще дружба-любовь?! Парень был всего лишь садовником-неудачником, который смог примазаться к доброте Фредди! Фред, ты был во всем великолепен и добр, но прикормить умудрился таких отвратительных типов! Я говорил с ним всего несколько раз, а он уже считает, что может меня назвать «всего лишь басистом»!». Он сделал большой глоток из бутылки и, кинув книжку в огонь, крикнул: «Как ты неудачник можешь говорить о любви дружбе, когда у тебя нет сердца, если ты такое пишешь! Это я любил Фредди! Я!». Он подхватил бутылку, сделал резкий глоток и бросил ее в сторону камина, она с грохотом разбилась, а остатки виски заставили пламя сильно вспыхнуть.
Человек вернулся обратно в кресло, голова очень сильно болела. Самые разнообразные негативные чувства посещали его. Воспоминания вновь нахлынули тяжелой волной. Как в кино проскакивали эпизоды разных лет: объятия 70-х, такие легкие, но передающие все эмоции взгляды 80-х, поддержка друг друга в последние годы жизни Фредди. Ему вспомнился последний раз в 91 году, когда он видел Фредди живым. Это было в студии в Монтрё. Тогда он не думал, что этой встрече суждено стать последней. Он верил в чудо. Голос Фредди только лучше стал – это уже было чудом. Так неужели он не смог бы преодолеть и болезнь. Им в тот день так прекрасно работалось вместе, но Фредди должен был улетать обратно в Лондон, а он еще собирался поработать над аранжировкой. Альбом обладал такой магической энергетикой, какой-то неземной, словно существовал вне музыки, был чем-то данным свыше. Позднее он первым пришел в студию после смерти друга доделывать альбом. В музыке столько было от Фредди, словно это была частичка друга.
На душе стало ужасно тяжело и больно от мысли, что они толком тогда не попрощались. Если б был шанс вернуться в тот момент, он бы хотел обнять дорогого друга, сказать все, что он всегда хотел сказать. Им всегда так прекрасно работалось вместе. С первых месяцев знакомства они поняли это. Фредди всегда поддерживал все начинания друга, все удачные идеи. Альбом «Чудо» действительно стал чудом. Он вспомнил, как Роджер не вылезал с гастролей новой группы, Брайан из тяжелой депрессии. Они с Фредди как могли, старались поддержать Брайана, при том, что самому Фредди было не легче, но он хотел жить и работать. После удачи того альбома жизнь, казалось, наладилась. Это вселило веру во всех.
Даже когда один из слуг друга не пускал в дом, говоря, что хозяин спит, и доктор просил его не тревожить, казалось, что не сегодня так завтра увидятся. Но в один ноябрьский день надежда ушла. Осталась только поглотившая все боль. А то, что он не попрощался с другом, угнетало до невозможности. Похороны?! Он никого и ничего не замечал тогда, он надеялся хотя бы в последний раз прикоснуться к другу, взглянуть на него, но гроб был закрытым. Жал ли он руку Хаттону?! Пожалуй, он бы не вспомнил.
Все что осталось ему это воспоминания, альбом, в который он вложил всего себя и горечь от ощущения, что так и не попрощался.