Внешность сказочных героинь
В русских сказках внешность женщины почти не описывается, чаще ей присваивается качество: Прекрасная, Премудрая, «что ни в сказке сказать ни пером описать», «что лебедь плывёт». Качества женщин зависят от потребности сказочного сюжета: какая жена нужна герою в конкретный момент, такой женщина будет в сказке.
А например, в восточных сказках выработался определённый канон женской красоты: черноглазая, тонкий стан, походка как у лани. Только одна черта женского облика описывается в русской сказке чаще всего – золотые волосы.

В 2004 году британская сеть кинотеатров UCI провела опрос среди детворы на тему самой любимой сказки. Результаты опроса никого особенно не удивили: 1-е место безоговорочно заняла бедная, но перспективная падчерица с влиятельной крестной, следом за ней шла, пролежавшая сто лет в анабиозе, красавица, а 5-е место заняла малолетняя модница, беседующая с волками. В другом опросе (проводимом среди взрослых) результат особо не отличался – разве что список теперь возглавила «Красная Шапочка». Оказывается, эту сказку помнят практически наизусть 80% европейцев, 60% американцев и 50% австралийцев.

«Красная Шапочка» – еще один пример той путаницы, которая может возникнуть вокруг разных версий народных сказок. Часто под обложкой детских изданий «Сказки Ш. Перро» можно встретить оптимистичный вариант, где Шапочку с бабушкой извлекают из брюха волка бравые дровосеки, хотя подобная развязка присутствует не у Перро, а у братьев Гримм (хотя впервые бравый охотник-освободитель появился в стихотворной пьесе немецкого писателя-романтика Людвига Тика «Жизнь и смерть Красной Шапочки» (1800)).. У Перро же на самом деле – все умерли, а волк торжествует, вот и берегут издатели детскую психику вопреки авторским правам.

«У Золушки много забот;
Ей что-то никак не везёт.
Кто б знал, что король (кто б знал)
Позарится на хрусталь».
(Э. Шклярский «Золушка»)

Историю о бедной падчерице-замарашке, сумевшей с помощью феи-крёстной попасть на бал и очаровать самого принца, мы знаем, прежде всего, в версии Шарля Перро. Оно и понятно - у тех же братьев Гримм эта сказка вышла уж слишком кровавой (в отличие от Перро, братья старались по возможности меньше вмешиваться в народные сюжеты).

Сам образ Золушки у Гримм в целом традиционен: она так же трудолюбива, добра и скромна, как и в сказке Перро. Правда, героине помогает не крестная, а настоящая мать. Помогает, естественно, через посредника: на ее могиле вырастает дерево, в ветвях которого живет белая птичка, исполняющая желания.

«Мне сладко вам служить. За вас
Я смело миру брошу вызов.
Ведь вы маркиз де Карабас,
Потомок самых древних рас,
Средь всех отличенный маркизов.

…Зачем же спите вы в норе,
Всегда причудливый ребенок,
Зачем не жить вам при дворе,
Не есть не пить на серебре
Средь попугаев и болонок?!».

(Н. Гумилёв «Маркиз де Карабас»)

Эта сказка, по сути, сказочный «плутовской роман», где хитрый слуга-кот устраивает судьбу и карьеру своему незадачливому хозяину. Подправив свой «имидж» («Дайте мне сапоги для солидности…») мохнатый проныра даёт взятки и вешает «лапшу» на уши доверчивому королю, запугивает вассалов людоеда, а самого людоеда «мочит» в его собственном замке. После чего сам становится «большим вельможей, а мышей ловит только для забавы».

Вряд ли кто-то из вас не слышал о сказке Шарля Перро «Синяя Борода». Если что, напомню, что Синей Бородой звали богатого герцога с необычным цветом растительности на лице. Поначалу он выглядел порядочным человеком, но оказался серийным убийцей своих жён. Надо сказать, жён непослушных - все они, как один, нарушали запрет мужа открывать одну из комнат (потом она стала местом складирования их же трупов). Повезло лишь последней жене, два брата которой убили синебородого маньяка.

Интересно, что у Перро подробно описано, как овдовевшая девушка распорядилась богатствами покойного («Часть из них она употребила на то, чтобы выдать сестрицу свою Анну за молодого дворянина…; другую часть – на то, чтобы доставить своим братьям капитанский чин, а остальные — чтобы самой выйти замуж…»).

Буратино.

С Пиноккио, кроме происхождения, его роднит неуемная энергичность, баловство и авантюризм. Как и Пиноккио, Буратино сперва весьма смутно отличает хорошее от дурного, в результате чего попадает в разные передряги.

«— Послушай, — сказал Карло строго, — ведь я еще не кончил тебя мастерить, а ты уже принялся баловаться… Что же дальше-то будет… А?…».

«Мысли у него были маленькие-маленькие, коротенькие-коротенькие, пустяковые-пустяковые».

«БУРАТИНО: Здравствуйте… Вы кто такая?
КРЫСА: Я крыса Шушара.
БУРАТИНО: Хотите со мной поиграть?
КРЫСА: Я — Шушара. (Двигается к нему.)
БУРАТИНО: Я вижу, что вы — Шушара… Можно вас схватить за хвост?»

Рассказывать о классических сказках Шарля Перро, с одной стороны, дело благодарное, ибо, думаю, не найдется человека, который в детстве не слышал бы их от родителей. Тому же, кто же поленился читать их сам, обязательно придется прочесть их уже своим детям. Вот только, скорее всего, это будет не столько «оригинальный» Перро, сколько адаптированные детские пересказы Т. Габбе, А. Любарской, Н. Касаткиной и др. Пересказы были неизменно «облегчены» – избавлены от второстепенных деталей (вроде примет эпохи), излишней жестокости и самое главное – лишены заключительной морали и колкой иронии (рассчитанной на взрослых). Детям оно, может, и не нужно, а вот взрослые читатели многое теряют.

Впрочем, Перро и сам был пересказчиком, поэтому его знаменитые сказки имели не только историю, но и довольно увлекательную предысторию. Также не стоит забывать, что одни и те же фольклорные сюжеты были «канонизированы» не только почтенным французом, но и не менее знаменитыми немецкими филологами – братьями Гримм, из-за чего порой случаются неожиданные казусы.

Кощей – главный злодей русских сказок. И уже только поэтому мы должны опасаться этого персонажа. Отсутствие страха к Бессмертному может означать, что вы уже давно прописались в его Кощеевом царстве…

Тайна имени

Мы до сих пор не знаем точного происхождения имени «Кощей». Самая распространенная версия – имя «Кощей» происходит от слова «кость» и означает худосочного человека – сегодня не в моде в среде лингвистов. Современные исследователи русского фольклора больше склоняются видеть корни злодея либо нижнелужицком ko?tlar (заклинатель), либо в древнерусском «касть» (мерзость, гадость и прочее).

Виктор Васнецов. Царевна-лягушка. 1918
Именно поэтому во многих сказках Василиса испытывает потенциального жениха самыми странными и даже пугающими способами вроде прыжка в котел с кипятком: такие сюжеты — отзвук времен древнейшего матриархата, когда женщина была «держательницей рода и тотемической магии». 

Николай Рерих. Добрые травы. Василиса Премудрая. 1941

Валентина Сорогожская в роли Василисы Прекрасной

Татьяна Аксюта в роли Василисы Прекрасной

Смеха ради

Образ глупого и удачливого младшего брата – бродячий. Он встречается и в устном народном творчестве европейских народов, в китайском фольклоре, сказаниях североамериканских индейцев, сказках африканских, австралийских и северных племён. Но лишь на русской почве он стал так популярен: Иван-дурак – едва ли не главный наш сказочный герой. Факт, который может показаться, как минимум, странным, на поверку обнаруживает более чем весомые причины.

1. Илья Муромец. Святой богатырь

Илья Муромец канонизирован русской православной церковью, это главный русский богатырь.

Илья Муромец является главным героем не только русских былин, но и, например, германских эпических поэм XIII века.

В них его тоже зовут Ильей, он тоже богатырь, тоскующий по своей родине. Встречается Илья Муромец и в скандинавских сагах, в них он, ни много ни мало, кровный брат князя Владимира.

ЯВЛЯЮТСЯ ЛИ ВЕЛИКИЙ ПОЛОЗ, МАЛАХИТНИЦА И ДРУГИЕ ПЕРСОНАЖИ СКАЗОВ БАЖОВА ЛИШЬ ВЫДУМКОЙ ФОЛЬКЛОРИСТА, ИЛИ ЖЕ ЗА ИХ ОБРАЗАМИ СТОЯТ ДРЕВНИЕ БОГИ?

Речь - про невесту главного героя. Будь он Иван-царевич или Иванушка-дурачок, ему непременно найдется Василиса Премудрая или Василиса Прекрасная. Девицу полагается сначала спасти, а потом жениться - все честь по чести. Вот только девица непростая. Она может скрываться в образе лягушки, обладать какими-то колдовским и способностями, уметь говорить с животными, солнцем, ветром и луной…В общем, она явно непростая девушка. При этом еще и какая-то "засекреченная". Судите сами: найти сведения о ней намного труднее, чем о каком-либо другом сказочном персонаже. В энциклопедиях (как в классических, бумажных, так и в новых, сетевых) легко отыщутся пространные статьи об Илье Муромце и Добрыне Никитиче, о Кощее Бессмертном и о Бабе Яге, о русалках, леших и водяных, а вот про Василису почти ничего и нет. На поверхности лежит лишь коротенькая статья в Большой советской энциклопедии, которая гласит:"Василиса Премудрая - персонаж русских народных волшебных сказок. В большинстве из них Василиса Премудрая - дочь морского царя, наделенная мудростью и способностью превращения. Тот же женский образ выступает под именем Марьи-царевны, Марьи Моревны, Елены Прекрасной. Максим Горький назвал Василису Премудрую одним из наиболее совершенных образов, созданных народной фантазией. Иной по своей природе является обездоленная сиротка - Василиса Прекрасная в уникальном тексте Афанасьева".

Вопрос о потустороннем (ином) мире («том свете») в кельтской мифологии — один из самых спорных в индоевропеистике. На особенности вероучения кельтских жрецов —друидов — обращали внимание еще античные авторы (включая Юлия Цезаря и Тацита):

<…> По учению вашему тени
Не улетают от нас в приют молчаливый Эреба,
К Диту в подземный чертог: но тот же дух управляет
Телом и в мире ином; и если гласите вы правду,
Смерть посредине лежит продолжительной жизни. Народы
Северных стран в ошибке такой, должно быть, блаженны,
Ибо несноснейший страх — страх смерти их не тревожит.{124}

Кельтские народы, некогда весьма многочисленные и разветвленные, вместе с другими индоариями проделали огромный путь от погибшей Гипербореи через Восточную и Западную Европу до Атлантического океана. Однако был и более прямой путь: из северных широт через моря к Британским островам, Ирландии и Нормандии на континенте. И сегодня здесь живут их далекие потомки — ирландцы, шотландцы, валийцы и бретонцы. Поэтому в сохранившихся легендах и мифах под Иным, или Другим миром кельтов (пишется всегда с заглавной буквы) подразумевается прежде всего древняя Полярная прародина — Гиперборея (или, что то же самое, в страбоновской и плиниевской традициях — Туле), откуда и явились когда-то в Ирландию, Шотландию, Уэльс и Бретань племена богини Дану и других легендарных прапредков современных кельтских этносов. В былые времена, до гибели Гипербореи-Туле в пучинах Северного Ледовитого океана, там царил Золотой век и люди не знали невзгод и страданий. Вот почему, по представлениям древних кельтов, именно туда и отправляются после смерти души праведников. Сохранились и описания древней прародины, к примеру, в саге о плавании Брана, сына Фебала:

В древнейшие, древние и сравнительно недавние времена змеи и прочие пресмыкающиеся и земноводные (ящерицы или лягушки, к примеру) почитались повсеместно — за их необычный образ жизни, мнимое умирание (оцепенение) зимой и оживание по весне. Вот что рассказывает арабский путешественник Ибн Фадлан, посетивший в первой четверти Х века в составе посольства багдадского халифа территорию современной России и добравшийся через прикаспийские и приуральские земли до Верхнего Поволжья:

Как тут не вспомнить о «золоте муравьев», о котором рассказывал «отец истории» Геродот?

Подземное царство русского и всего мирового фольклора — это вовсе не только один загробный мир, царство мертвых. Такое в славянском языческом мировоззрении также существовало, и правили ими владыки недр земных Озем и Сумерла. Здесь царил непроницаемый мрак, пронизанный лишь блеском золота и драгоценных камней. Сюда собирались и души грешных покойников. Души же праведников отлетали в райские чертоги на небесах. Такое представление — вовсе не дань позднейшему христианскому мировоззрению. Точно такое же было убеждение и древних ариев, которые вообще не хоронили умерших в земле, а сжигали их на погребальных кострах, полагая, что души сородичей и соплеменников устремляются вместе с пламенем ввысь.

Впрочем, не совсем так: перед тем как попасть в райские кущи или в адскую бездну, души умерших древних индоевропейцев должны были предстать перед богом Ямой и его сестрой и инцестуальной супругой Ями (отсюда, кстати, русское слово «яма», совпадающее, в общем-то, по смыслу с ведийскими теонимами и санскритскими понятиями). «Соединись с отцами, соединись с Ямой, / С жертвами и добрыми деяниямина высшем небе!» (Ригведа. Х, 10; Выделено мной. — В.Д.), — пели древние индоарии, провожая своих близких в последний путь, в одном из погребальных гимнов, обращенных к владыке мертвых.

За многие тысячелетия распада былой индоевропейской социокультурной и этнолингвистической общности представления ставших самостоятельными народов о космопланетарной и иерархической структуре Подземного царства претерпели значительные изменения. Выделить первичный субстрат древнеарийской мифологии чрезвычайно сложно. Это прекрасно видно на примере античной мифологии. В обыденном сознании укоренилось мнение, что Подземное царство древних эллинов и римлян — этоаид, мрачное царство греческого Аида (Гадеса) или римского Плутона, где обитают души умерших. В действительности подземное вместилище душ умерших — всего лишь первый (если только не чердачный) этаж чрева Матери-Земли.

Во глубине земных недр находится одна из фундаментальных потенций объективного мира — Тартар. В новое время в христианской эсхатологии (через греческие переводы ветхозаветных и новозаветных еврейских первоисточников) понятие «тартар» сделалось синонимом понятия «ад», «преисподняя» (именно такая интерпретация содержится во всех толковых словарях). На самом деле, как сие следует уже из других, древнегреческих, первоисточников, Тартар — одна из четырех первичных первопотенций мироздания (наряду с Хаосом, Геей-землей и Эросом). Об этом пишет Гесиод в своей «Теогонии»:

Прежде всего во Вселенной Хаос зародился, а следом
Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный,

Сумрачный Тартар, в земных залегающих недрах глубоких,
И, между вечными всеми богами прекраснейший, —
Эрос Сладкоистомный <…>{107}

Тут же Гесиод подчеркивает, что Тартар — великая бездна, «конец и начало всему». До Тартара расстояние такое же, как от земли до неба: если бросить с поверхности земли в Тартар медную наковальню, то именно столько она будет лететь до дна, как если бы ее сбросили с небес на поверхность земли. Вообще понятие «медный» является ключевым применительно к Тартару: за глухой медной дверью здесь томятся побежденные олимпийцами титаны; через медный порог общаются между собой День и Ночь (Никта), для коей Тартар постоянное место пребывания; находясь в запредельных безднах, Тартар окружен высокой медной оградой:

Медной оградою Тартар кругом огорожен. В три ряда
Ночь непроглядная шею ему окружает, а сверху

Корни земли залегают и горько-соленого моря <…>{108}

Настоящее Медное царство! Не является ли Медноносный Тартар коррелятом и прообразом уральской Медной горы? Точнее — наоборот: не сопряжена ли Медная гора с Тартаром — в пространстве и во времени? А почему бы и нет! Архаичное представление о Тартаре — наследие древней гиперборейской эпохи и полярного мировоззрения (связанного, в первую очередь, с длительной полярной ночью и таким же непрерывным полярным днем). Уральский топоним (ороним) Медная гора — такая же древняя (гиперборейская?) реминисценция. Когда первая волна русских мигрантов в конце XVI — начале XVII века появилась на Урале, гора наверняка уже имела название Медной (безразлично, на каком конкретном языке), ибо здесь испокон веков уже велась добыча медной руды и, соответственно, выплавка металла.

Первоначально Тартар мыслился даже как нижнее небо (в отличие от верхнего неба — Олимпа), но затем все встало на свои места. Первосущности Вселенной были неподвластны богам, которые ничего не могли поделать ни с первобытным Хаосом, ни с первородной Землей-Геей, ни с великой бездной — Тартаром, ни с любовной энергией Космоса — Эросом (Эротом). Поскольку же в этом вселенском квартете только одна Гея была женщиной, постольку мужские первосущности и первопотенции попеременно вступали с Матерью-Землей в кровосмесительный брак, порождая одно чудовище за другим. Большинство из этих чудищ рождалось в драконоподобном обличье. Среди них — сын Тартара, змееногий исполин Тифон. По информации одного из античных мифографов, у него было сто змеиных голов. В целом же считается, что Тифон, как пеласгийско-орфический Змей Офион (см. ниже), олицетворял северный ветер — Борей. Змееногому чудищу предстояло вступить в поединок с самим громовержцем Зевсом и первоначально даже победить его. Тифон, как удав, сдавил змеиным туловищем владыку Олимпа, вырвал у него сухожилия и бездвижного бросил в темную пещеру. Спустя долгое время вездесущему Гермесу удалось спасти Зевса, а тот не без обмана наконец одолел Тифона, которого низвергнул в бездну к своему отцу Тартару.

Можно ли все эти мифологемы увязать с северными реалиями? А почему бы нет? Евразийские просторы (в том числе Северное и Южное Приуралье, обско-иртышский регион Западной Сибири, Восточная Сибирь) на протяжении веков и тысячелетий служили естественным перевалочным пунктом для гиперборейских миграций, вызванных космопланетарным и климатическим катаклизмом на Севере. Всюду, где проходили или задерживались гиперборейские мигранты, они оставляли топонимические следы — в названиях рек, озер, гор, урочищ и т. д. (Этому вопросу специально была посвящена моя предыдущая работа — «Арийский след на карте России».) Так вот, существуют старинные карты, где территория Урала и Приуралья поименована Тартарией. Безусловно, это связано с существовавшей в ту эпоху традицией: например, первое достоверное сочинение о монголах, составленное францисканским монахом Джованни дель Плано Карпини, направленное Папой Иннокентием IV в ставку великого хана, в оригинале называлось «Книга о тартарах». Обычно это странное название истолковывают как искажение названия «Татария». Но вполне возможно и иное объяснение: топоним возник в незапамятные времена социокультурной и этнолингвистической общности, когда мифологические и религиозные представления прапредков современных народов были недифференцированы.

В высказанном предположении я не одинок и не оригинален. Еще в XVIII веке мысль о сопряжении названия Тартария с Тартаром высказывал известный астроном и общественный деятель Жан Сильвен Байи (1736–1793). В наши дни сходные идеи развивает петербургский исследователь Виктор Сергеевич Смирнов. Более того, в XVII веке португальские миссионеры-иезуиты проникли в Тибет и Гималаи и в своих отчетах Святому престолу (эти письма были обнаружены в ватиканском архиве только в XX веке) сообщали, что таинственная страна Шамбала (ниже ей будет посвящена отдельная глава), скорее всего, находится в том месте обширного азиатского континента, который на картах традиционно обозначается как Тартария.

Победившая в развитом античном обществе олимпийская мифология лучше всего известна и нынешнему читателю — как по оригинальным произведениям древнегреческих и древнеримских классиков, так и по многочисленным адаптированным пересказам и переложениям современных авторов. Однако господствовавшая в греческих полисных (а в дальнейшем — в эллинистических) государствах идеология была далеко не единственной и не всегда доминировавшей. Известны эзотерические и мистические учения, в фундаменте которых сохранились остатки сакральных знаний предшествующих эпох. Наиболее известным среди них является тайное учение легендарного поэта, музыканта, певца и первофилософа Орфея, а также основанные на нем орфические таинства.

Существует орфическая концепция сотворения мира, запечатленная на древних манускриптах, чудом вывезенная из Константинопольской библиотеки незадолго до взятия, разграбления и сожжения столицы Византии турками-османами. Орфическая космогония (а она, в свою очередь, была заимствована у пеласгов — народа, который появился на Балканах раньше эллинов и был ассимилирован последними) в значительной степени отличается от олимпийской, но только не в одном — не в вопросе о змеиной природе первотворцов мироздания. Так, согласно эзотерическим взглядам орфиков, отцом всего сущего во Вселенной является Великий Змей Офион, он же — северный ветер Борей (явное указание, кстати, на северное происхождение орфической философии). Его супругой считалась прекраснейшая из прекрасных женщин — богиня-мать Эвринома. Зачав на Олимпе в страстных объятиях любви Змея Офиона свое будущее дитя, она обернулась голубкой (типичное мифическое оборотничество!) и снесла то, что впоследствии назовут Мировым яйцом.

Высиживал же Космическое яйцо отец, обернувшись вокруг него семь раз своими змеиными кольцами. (Впоследствии женщина решила властвовать одна и низвергнула чудовищного супруга в тартар.) Когда пришло время, яйцо раскололось надвое, и из него появилось на свет все живое и неживое — солнце, луна, планеты, звезды, суша, море, реки, горы, звери, птицы, рыбы, а потом и люди. Примерно то же самое описано в известном фрагменте карело-финской поэмы «Калевала»:

Из яйца, из нижней части,
Вышла Мать-Земля сырая;
Из яйца, из верхней части,
Встал высокий свод небесный,
Из желтка, из верхней части,
Солнце светлое явилось;
Из белка, из верхней части,
Ясный месяц появился;
Из яйца, из пестрой части,
Звезды сделались на небе;
Из яйца, из темной части,
Тучи в воздухе явились…{109}

Чем же объясняется такое совпадение калевальских рун с космогонической концепцией орфиков? Только одним — общим происхождением как самих древних народов и пранародов, так и распространенных среди них идей. Думается, не ошибемся, если приплюсуем сюда и бажовскую мифологию, чьи наиболее архаичные хтонические образы, вне всякого сомнения и в конечном счете, восходят к полярным гиперборейским представлениям.

Из античной мифологии хорошо известно: Орфей был одним из немногих героев древности (наряду с Гераклом, Одиссеем, Энеем, вавилонским Гильгамешем), кому довелось побывать в царстве мертвых и вернуться оттуда живым. Он спустился во владения Аида, дабы добиться воскрешения своей жены Эвридики, умершей от укуса змеи. Его магическая игра на лире настолько растрогала Аида и Персефону, что они согласились отпустить Эвридику, выдвинув только одно условие: возвращаясь на землю, Орфей не смеет оглядываться назад. Великий певец не смог избежать искушения и оглянулся, дабы убедиться, идет ли за ним следом Эвридика, и она тотчас исчезла — теперь уже навсегда. (Как уже отмечалось выше, мотив с запретом оглядываться назад встречается также в бажовском сказе «Две ящерки».) Ранее Орфей участвовал в походе аргонавтов, где также прославился чарующей музыкой и пением. Согласно некоторым мифам, Орфей был сыном Аполлона и поклонялся Солнцу-Гелиосу, отвергая первенство других богов и отрицая жертвенное убийство, за что и был наказан жесточайшим образом: его живьем растерзали вакханки — прислужницы Диониса.

С эллинскими воззрениями на загробную жизнь и иерархию Подземного царства связан еще один известный миф — о похищении Персефоны (древние римляне звали ее Прозерпиной). Она была дочерью Зевса и Деметры, у которой ее когда-то похитил Аид и насильно сделал своей супругой. Про то устами самой Персефоны рассказано в одном из Гомеровых гимнов:

«<…> Радуясь сердцем, цветок сорвала я. Земля из-под низу
Вдруг раздалася. Взвился из нее Полидегмон могучий.
Быстро под землю меня он умчал в золотой колеснице,
Как ни противилась я. Закричала я голосом громким.
Хоть и с печалью, но всё по правде тебе сообщаю».{110}

Похищение Персефоны сразу же дестабилизировало жизнь на Олимпе, на земле и под землей. Деметра — покровительница земледельцев (некоторые мифографы даже называют ее богиней зерна) — объявила, что земля не будет плодоносить до тех пор, пока ей не возвратят дочь. И зеленеющие поля быстро превратились в высохшую пустыню. В малоазийских колониях эллинов считали, что Деметра поначалу удалилась в горы, откуда и появилось ее прозвище Горная мать (чем не Хозяйка гор?). Персефона, находясь в земных глубинах, также отказывалась принимать пищу. Наконец после многих перипетий компромисс был найден: Аид согласился, чтобы его супруга оставалась в Подземном царстве всего лишь три месяца в году. На остальные девять месяцев она возвращалась к матери и к солнечному свету. В честь этого эллины устраивали одни из самых таинственных своих мистерий — Элевсинские игры, связанные с архаичным культом Земли. Об их значении лучше всего говорят строки одной из величественных од Пиндара:

Блажен, кто сошел под землю,
Увидев, что он увидел:
Ведом ему жизненный конец
Ведомо дарованное от бога начало…{111}

Участники сакраментальных актов спускались в подземный храм Матери-Земли Деметры и тем самым превращались в ее детей, дабы подготовиться в недрах подземной богини к новому рождению после смерти из лона божественной матери. Элевсинские мистерии воспроизводили также мытарства человеческой души в загробном мире, символически повторяющие блуждания несчастной Деметры в поисках похищенной Персефоны. Что конкретно происходило в пещерном храме Деметры, известно лишь в общих чертах: каждый участник Элевсинских мистерий давал обет молчания, нарушение которого было хуже смерти, и потому никто не оставил никаких свидетельств.

Вообще-то в Элевсинских играх (как их еще называли) много неясного, запутанного и недоговоренного. Восстанавливать истину приходится по крупицам. Дело в том, что Деметре не в первый раз пришлось шантажировать Олимп и его владыку. Еще раньше, в критскую эпоху и до рождения Персефоны, она не устояла перед красотой другого земледельческого божества — сына Зевса Иасиона (раньше писалось — Ясион, что более правильно, так как лучше отражает общеиндоевропейский корень «яс» — тот же самый, что и в русских словах «ясный», «ясень» и др.). На свадьбе Кадма — легендарного основателя Фив — Деметра, не стесняясь, увела избранника из-за свадебного стола прямо в ночь, и в порыве неописуемой страсти они предались любви на трижды вспаханном поле. И хотя Зевс, увидев перепачканную рубаху сестры, в наказание за бесчестье тотчас же поразил Иасиона молнией, магический обряд соития с женщиной на еще незасеянном поле сделался повсеместно распространенным.

Эти и другие обряды восходят к седой арийской древности, когда земледелие только зарождалось и было немыслимо без магических действий, а человек не отделял себя от жизнетворящей и плодоносящей природы. В лапидарной форме данная истина высказана в Коране: «Ваши женщины для вас, как поля». В одном из самых архаичных и почитаемых ведийских памятников — «Законы Ману» (глава IX) та же мысль раскрыта более обстоятельно:

«33. Женщина считается воплощением поля, мужчина считается воплощением семени; рождение всех одаренных телом существ (происходит) от соединения поля и семени. <…> 37. Эта земля считается вечной утробой живых существ, но семя не сохраняет в развитии никаких качеств утробы».{112}

Утратив возлюбленного, Деметра (как и впоследствии после похищения Персефоны) предалась безутешной скорби, в результате чего земля перестала рожать. Убийца Зевс вынужден был договориться с братом Аидом, чтобы тот регулярно, но нечасто отпускал Иасиона на землю к Деметре, и сделал его божеством урожая, сопряженного со сменой времен года. Такое божество и именно с такими функциями существовало на Крите еще в догомеровскую эпоху.

От связи с Иасионом у Деметры родился сын, названный Плутоном. В современной традиции, дабы отличить от всем известного владыки Подземного царства Плутона, в честь коего даже названа последняя, девятая планета Солнечной системы, его еще именуют и Плутосом — античным богом богатства (по своим функциям и генезису он идентичен Кубере — ведийскому и индуистскому богу богатства, хозяину Подземного царства). Но, оказывается, никакого различия (то есть никаких двух разных богов) вовсе и не было. Был один Плутон (Плутос) — сын Деметры и Иасиона. А хозяин Подземного царства прозывался Аидом (Гадесом). Только под этим именем он и фигурирует в поэмах Гомера и Гесиода. Бог богатства Плутос тоже жил под землей, владея и распоряжаясь несметными сокровищами земных недр. Но вот вопрос: кто же тогда похитил Персефону — Аид или Плутон (Плутос), дядя или родной брат? Мало того — есть сведения, что от насильственного и кровосмесительного брака Персефоны с Плутоном родился сын, которого в честь отца тоже назвали Плутосом{113}. В дальнейшем все Плутоны слились в одного и совместились с Аидом. Античные источники, в основной массе своей утраченные, обо всем этом говорят, как правило, только в форме полупрозрачных намеков…

 

Тем не менее Элевсинские таинства надолго аккумулировали и законсервировали в символическо-закодированной форме древнейшую память о мифическом прошлом эллинов, включая и гиперборейскую старину. В частности, трехмесячное возвращение Персефоны в Подземное царство непроглядной тьмы символизировало трехмесячную полярную ночь на тех территориях за Полярным кругом, где некогда проживали прапредки эллинов — еще до того, как космопланетарный катаклизм вынудил их мигрировать с Севера на Юг. Кроме того, сюжет похищения Персефоны — хоть и отдаленно, но все же напоминает похищения и длительное удержание под землей, с которыми мы сталкиваемся в бажовских сказах.

Другое, не менее известное, имя Персефоны — Кора, что дословно означает «девушка», «дева», «девственница». Здесь напрашивается прямая аналогия с нарицательным именем русской невесты — «корова» (так она величалась в некоторых диалектах; откуда и диалектное «коровай» — «коровий, то есть невестин, хлеб») и первоначальным смыслом имени греческой Коры — «дева-девственница». Оба слова оказываются близкими по смыслу и этимологически родственными.

Еще до похищения Аидом с собственной дочерью тайно сошелся сам любвеобильный владыка Олимпа. Он насильно овладел ею, приняв облик змея, и в результате кровосмесительного соития на свет появилось совершенно необычное божество по имени Загрей, считавшийся в олимпийском пантеоне архаичной ипостасью Диониса (Вакха):

<…> Нет от страсти спасенья!
Ибо девичество будет объято в змеином объятье.
Зевс, волнуясь змеиным телом, в облике гада,
Страстной любовью пылая, кольцом извиваясь в желанье,
Доберется до самых темных покоев девичьих <…>
Полный томлением страстным, лижет он нежное тело
Девы, от жарких змеиных объятий небесного змея
Плодное семя раздуло чрево Персефонейи:
Так Загрей и родился, отпрыск рогатый <…>{114}

История этого отпрыска Зевса — из ряда вон выходящая: начиная от инцестуального зачатия и кончая растерзанием и пожиранием его плоти титанами. Загрей всячески пытался избежать страшной участи: он стал менять свой облик, превращаясь в различных животных и даже богов. Этот мотив оборотничества имеет существенное значение для понимания сути хтонических стихий и фантомов. Данный аспект, как уже говорилось, в дальнейшем получил развитие в учении о перевоплощении, перерождении и переселении душ. Кроме того, нельзя не отметить также, что чудесное соитие женщины и змея — не только типичный сюжет мирового фольклора, но и символическое воплощение на хтонической почве единства женского и мужского начал.

Вообще все, что связано с Подземным царством, сопряжено с пресмыкающимися. Такое представление бытовало и в самые отдаленные времена: оттого-то археологи регулярно находят в древних могильниках самых различных культур и в самых разнообразных регионах костяные и бронзовые фигурки змеек: считалось, видимо, что они являются проводниками душ усопших в Царство мертвых. Но аналогичное представление практически дожило и до наших дней — лучшее свидетельство тому бажовская мифология и уральские сказы.

http://www.libma.ru/istorija/uralskaja_giperboreja/p3.php

В образах владыки или владычицы подземных недр слились воедино реальность и вымысел. Сказанное в полной мере относится и к Хозяйке Медной горы, и к другим персонажам уральских сказов. В ее владениях, как и в Подземном царстве русских волшебных сказок, вовсе не беспросветная мгла. Здесь светло как днем и нет никаких теней мертвецов. Сказочные герои свободно перемещаются по наполненному загадочным несолнечным светом подземному пространству, путешествуют по нему годами, летают при помощи огромных птиц, описания которых не найти ни в одном зоологическом справочнике. Здесь можно встретить населенные города с дворцами и башнями, здесь же, по некоторым вариантам русских сказок, находится убежище Бабы Яги (а вовсе не в дремучем лесу в избушке на курьих ножках), а то и самого Змея Горыныча. Здесь царят мир и благодать, счастье и изобилие, довольство и достаток. Потому-то здесь и расположены три царства — Золотое, Серебряное и Медное, где властвуют их хозяйки.

Достаточно подробно, с опорой на базовый мифологический и фольклорный материал, Агарту описал русский путешественник и общественный деятель польского происхождения Фердинанд Оссендовский (1878–1945). Горный инженер и геолог по образованию, он во время гражданской войны в России оказался на самой высоте бюрократической иерархии — стал министром финансов в Омском правительстве адмирала Колчака. После провала колчаковской авантюры и восстановлении Советской власти в Сибири Оссендовский бежал в Монголию, долго скитался по Центральной Азии, побывал в Тибете и наконец очутился в Лондоне, где в 1922 году опубликовал на английском языке книгу с несколько нетрадиционным названием — «И звери, и люди, и боги». По жанру это, скорее всего, — путевой дневник. Но тем он и ценен, ибо автор ничего не выдумывал, а лишь добросовестно фиксировал то, что видел и слышал.

Сведения о подземных обитателях и насельниках постоянно поступали отовсюду. В конце XVII века поступила в царский Сибирский приказ «отписка» Енисейского воеводы князя К. О. Щербатого о диких людях чюлюгдеях. В «отписке» говорится, что в феврале 1685 года «…почала быть словесная речь меж всяких чинов, будто в Енисейском уезде, вверхъ по Тунгуске-реке, явились дикие люди об одной руке и об одной ноге». И вот воевода велел «про тех вышеписаных диких людей тех тунгусов расспросить, где те дикие люди и в каких местах живут и каковы они в рожи, те люди, и какое на себе платье носят».

Буддийская философия восприняла многие аспекты предшествующих древнеарийских представлений о нагах. Считается, что сам царевич Шакьямуни в своих прошлых перерождениях, до того как стать Буддой, несколько раз становился нагом. Теснейшим образом с нагами связана проповедническая деятельность другого буддийского апостола, основателя махаяны и «второго Будды» — Нагарджуны, чья жизнь относится не ранее чем ко II веку и не позже чем к IV веку новой эры (точных данных не сохранилось). Согласно буддийской традиции, Нагарджуна сначала жил в Индии, затем ушел в Гималаи. Он не только воспринял свою божественную мудрость от нагов, но и получил от них один из главных священных текстов буддийского канона — Алмазную сутру («Праджняпарамиту»),которую дал на хранение нагам сам Будда.

Во взаимоотношениях Змея Горыныча и Добрыни тоже много неясного. В хрестоматийном варианте былины о Добрыне Никитиче, записанном еще Александром Федоровичем Гильфердингом (1831–1872) от знаменитого онежского сказителя Трофима Григорьевича Рябинина, рисуется следующая, знакомая со школьной скамьи, картина:

Да издалеча-далеча, из чиста поля,
Из-под западной да с-под сторонушки,
Да й не гром гремит, да шум велик идет:
Налетела на молодого Добрынюшку
А й Змеинище да то Горынище,
А й о трех змеинище о головах,
О двенадцати она{59} о хоботах…{60}

Вопросы между тем возникают — и небезосновательные — даже при чтении классической былины. Никакой битвы между Добрыней и Змеем, как это обычно преподносится на полотнах известных художников или современных книжных иллюстрациях, в данном варианте былины (а также в большинстве других) не происходит. Между ними, оказывается, заключен договор (и даже на бумаге оформлен) — до бою-драки и кровопролития дела не доводить:

Символизм ящерицы частично совпадает с символизмом внешне похожей на нее змеи, особенно в качестве эмблемы возрождения (произошедшей от ее способности отбрасывать хвост, после чего он вновь отрастает). Вместе с тем ящерица считалась добрым знаком в Египте и вообще в античном мире, где иногда ее связывали с мудростью. Так, в римской мифологии считалось, что она спит всю зиму и поэтому символизировала смерть и воскресение. На древнеримских монетах она сопутствует богине здоровья Салюспредположительно из-за своей способности к восстановлению утраченного хвоста. А вот в мифологии новозеландских маори ящерица предстает как монстр-покровитель. Аналогичным образом в мифах африканских зулусов ящерица считается вестником смерти, кою и олицетворяет. В сказаниях народов Меланезии ящерица — одно из популярных действующих лиц или родовой предок. В фольклоре австралийских аборигенов ящерица Тарротарро считается культурным героем.