Елена Феррари в 1920-е годы. "У неё лицо фарфоровое, а ресницы оттягивают веки. Она может ими хлопать, как дверьми несгораемых шкафов…"

Когда Татьяна Лиознова задумывала свой фильм о разведчиках, она хотела, чтобы эта картина получилась максимально достоверной. И показала бы не только работу нелегалов, но ещё и то, как жилось резидентам в тылу врага.

 Когда режиссёр обратилась к высоким чинам КГБ, ей представили консультанта – Анну Фёдоровну Филоненко, которая и стала впоследствии прообразом для героини Екатерины Градовой, русской радистки Кэт.

Анна Филоненко. © / Commons.wikimedia.org

24 октября исполнилось 98 лет со дня рождения легендарной советской разведчицы Надежды Троян. В 22 года она стала Героем Советского Союза, приняв участие в подготовке и проведении операции по уничтожению наместника Гитлера в оккупированной Белоруссии, гауляйтера Вильгельма Кубе. Что там вещает Лукашенко?

Зоя Воскресенская-ветеран разведки и автор детских рассказов о Ленине

Для советских школьников младших классов на уроках чтения обязательным произведением были Рассказы о Ленине, написанные детской писательницей Зоей Воскресенской. Для ребятишек постарше — приключенческие повести Девочка в бурном море и Ястребки, кинотрилогия о Ленине. Тогда никто не догадывался, что все эти книги и сценарии были написаны полковником советской разведки Зоей Ивановной Рыбкиной.

Цик Мария Антоновна, девичья фамилия Костюкевич, родилась 14 июня 1925 года (на сегодняшний день 93 года).

При ней не было оружия, но ее выдал русский полицай, знавший ее лично.

Её жестко пытали, задавали вопросы. Один немецкий офицер Шульц задавал вопросы, а другой немецкий офицер — Тыль переводил на русский язык. Мария отвечала, что ничего не знает.
Тогда они отдали приказ двум солдатам бить 18-летнюю девушку увесистыми березовыми палками: сначала просто по телу, потом по пяткам. От боли она несколько раз теряла сознание, но немецкие солдаты обливали ее холодной водой и, когда она приходила в чувства, продолжали пытки.

О таких людях, как Софья Аверичева, обычно говорят «человек-легенда». Она едва ли не единственная в истории нашей страны актриса, ставшая бойцом войсковой разведки.

В истории отечественной разведки немало дам, чьи подвиги и спустя много лет засекречены. Но их женские судьбы не менее интересны, чем добытые секреты.

 

Елена Косова и Бибииран Алимова.

Софья Петровна Аверичева родилась 10 сентября 1914 года в посёлке Большой Невер (Сковородинский район, Амурская область). В семье было 9 детей, была предпоследним ребёнком.

Отец был начальником поисковой экспедиции, занимался поиском новых золоторудных месторождений. Мать умерла, когда Софья была ещё маленькая. Воспитывал её старший брат, с детства умела обращаться с оружием. В 4-м классе получила в школе справку «отличник-пулеметчик».

В 1928 году в 14 лет стала учеником слесаря, дошла до слесаря 6-го разряда. В начале 1930-х годов поступила на курсы шофёров. Работала шофёром, играла в Театре рабочей молодёжи на рабочих приисках, пока не стала актрисой.

Играла в театрах Уфы, Ленинграда, Орла, Ростова Великого. В ростовском театре играла с известными артистами, высланными из столичных городов. Училась у них актёрскому мастерству.

17 мая 1911 года родилась Ильзе Штёбе, журналистка, участница Сопротивления и агент советской разведки.

Ильзе Штёбе. © / И.М. Бондаренко / Commons.wikimedia.org

«Солистка» из «Красной капеллы»

Когда в 1973 году на экраны вышел многосерийный телевизионный фильм «Семнадцать мгновений весны» по одноименному роману писателя Юлиана Семенова, его главный герой штандартенфюрер СС Макс Отто фон Штирлиц, он же Максим Максимович Исаев, превратился в культовую фигуру, символ советской нелегальной разведки.

Вопрос «А был ли на самом деле Штирлиц?» будоражит умы нескольких поколений наших соотечественников.

Одна из выдающихся военных разведчиц – Урсула Кучински. Человек необычной судьбы, она работала хладнокровно и умело. За всю свою разведывательную деятельность не совершила ни одной серьезной ошибки и никогда не вызывала подозрений у контрразведки.

Разведывательное управление Красной армии в отличие от многих зарубежных спецслужб не считало главным в работе женщин-агентов использование красоты и сексуальной привлекательности для получения требуемой информации. В ряде случаев они были резидентами, радистами, курьерами, вербовали традиционными методами, руководили агентурой, выполняли другие сложные задачи.

Урсула родилась в 1907 году в Германии в семье экономиста еврейского происхождения. Окончила лицей и торговую школу в Берлине. Работала в книжном магазине, одновременно занималась профсоюзной работой, а после вступления в Компартию Германии – и партийной. Из-за экономического кризиса в стране вместе с мужем – архитектором Рудольфом Гамбургером переехала в Китай. В Шанхае оба нашли хорошо оплачиваемую работу.

Ровно 30 лет назад, 14 мая 1987 года в результате дорожно-транспортного происшествия в Москве погибла Елизавета Юльевна Зарубина (урожденная Розенцвейг), советская разведчица, подполковник госбезопасности в отставке. В послужном списке Елизаветы Юльевны были десятки успешно проведенных операций, сотни приобретенных за границей агентурных связей и источников информации. Неслучайно эту разведчицу часто называют советской Мата Хари по аналогии со знаменитой разведчицей периода Первой мировой войны.
Стоит отметить, что Елизавета Юльевна могла свободно изъясняться на шести различных языках, была привлекательна, отличалась высокой культурой и незаурядным умением располагать к себе разных людей. При этом в ее характере проявлялись легкая застенчивость и скромность. В Советском Союзе Елизавета Юльевна Зарубина была одной из немногих женщин, дослужившихся до звания подполковника государственной безопасности.

Софья Петровна Аверичева родилась 10 сентября 1914 года в посёлке Большой Невер (Сковородинский район, Амурская область). В семье было 9 детей, была предпоследним ребёнком.

Отец был начальником поисковой экспедиции, занимался поиском новых золоторудных месторождений. Мать умерла, когда Софья была ещё маленькая. Воспитывал её старший брат, с детства умела обращаться с оружием. В 4-м классе получила в школе справку «отличник-пулеметчик».

В 1928 году в 14 лет стала учеником слесаря, дошла до слесаря 6-го разряда. В начале 1930-х годов поступила на курсы шофёров. Работала шофёром, играла в Театре рабочей молодёжи на рабочих приисках, пока не стала актрисой.
Играла в театрах Уфы, Ленинграда, Орла, Ростова Великого. В ростовском театре играла с известными артистами, высланными из столичных городов. Училась у них актёрскому мастерству.
В 1938 году 24-летняя актриса Софья Аверичева, отмеченная на смотре артистической молодежи, была приглашена в труппу Ярославского театра имени Ф.Г.Волкова на роль молодой героини. Она становится примой Волковской сцены. В сезоне 1939-1940 гг. Софья играет Луизу в «Коварстве и любви» Шиллера, Ирину в «Трех сестрах» Чехова, Лидочку в «Свадьбе Кречинского» Сухово-Кобылина, Машеньку в одноименной пьесе Афиногенова. В предвоенные годы имя Софьи Аверичевой не сходило с афиш.

26 (13) апреля 1897 года, 120 лет назад, родилась Ольга Чехова — знаменитая русская актриса и… государственная актриса Третьего Рейха. Удивительная жизнь этой талантливой женщины до сих пор остается предметом спора историков. Еще бы, ведь Ольга Чехова много лет вращалась в самых верхах нацистской политической и военной элиты, была лично знакома не только с многочисленными фельдмаршалами и министрами Третьего Рейха, но и с самим Адольфом Гитлером. Именно это обстоятельство, а также чудесное избавление Ольги Чеховой от последующих преследований и неизбежного, как казалось, лагерного срока в Советском Союзе и породило широко распространенный взгляд на актрису как на одну из самых секретных и ценных сотрудниц советской внешней разведки.

Ольга Чехова родилась в немецкой семье. Ее дед Леонард Книппер, прусский подданный, работал инженером-технологом на Кокманском винокуренном заводе (ныне это территория Удмуртии). Он женился на Анне Ивановне Зальца (1850-1919) — известной камерной певице. Отец, Константин Леонардович Книппер (1866-1924), работал инженером в сфере железнодорожного строительства. В его семье было три ребенка — дочери Ада и Ольга и сын Лев. Ольга родилась в Александрополе Эриванской губернии (ныне г. Гюмри, Армения). Когда она подросла, то стала сильно интересоваться театром. В отличие от многих других семей, где не приветствовали такие увлечения отпрысков, родители Ольгу поддержали. Они отправили ее в Москву, где жила родная сестра Константина Книппера Ольга Леонардовна Книппер-Чехова (1868-1959), пошедшая по стопам матери и ставшая известной драматической актрисой. Ольга Книппер-Чехова была женой Антона Павловича Чехова.

Авантюристка, шпионка, доносчица… Как только не называли Каролину Собаньскую историки и литературоведы! Но главная вина красавицы в том, что она не изменила с Пушкиным боевому генералу и разведчику Ивану Витту.

В Каролину Собаньскую были влюблены и посвящали свои стихи Александр Пушкин и Адам Мицкевич. Хозяйка одесского салона прославилась в начале 1820-х своей жгучей, демонической красотой.

Александр Пушкин. Портрет Каролины Собаньской. 1830-е

Каролина Ржевуская родилась в 1795 году в знатной, но небогатой семье. В 18 лет родители выгодно выдали красавицу-дочку за одесского купца Иеронима Собаньского. Пылких чувств к мужу молодая жена явно не питала: исполнив супружеский долг и родив дочь, она уже через три года демонстративно поселилась отдельно. Каролину не заботили высокие моральные принципы — с 1816 года она открыто начала сожительствовать с графом Иваном Осиповичем Виттом.

Маргарета Гертруда Зелле родилась 7 августа 1876 года в Голландии. Отец бросил семью, а когда умерла и мать, малышка осталась на улице. Казалось, она обречена на нищету и беды, но у судьбы для этой девушки были совсем другие планы.

15-летняя Маргарета была одна в целом мире. Другие бы уже давно сдались на ее месте, но девушка намеревалась бороться за свое место под солнцем. Маргарета получила образование и приложила все возможные усилия, чтобы получить работу учителя в школе.С детства лишенная любви и внимания, девушка жаждала признания и восхищения. Возможно, именно поэтому 16-летняя Маргарета завела роман с директором школы. Однако когда об интрижке узнали, ее с позором уволили.

Слово «разведка» женского рода, но сама она считалась делом сугубо мужским. Даже в годы Великой Отечественной войны. В фильме «Семнадцать мгновений весны» главный герой вроде бы не радистка Кэт, а штандартенфюрер СС Штирлиц. Однако именно героиня Екатерины Градовой, как и ее коллеги, играя на «вторых ролях», сделала возможным невозможное. 
Это на счету женщин самые опасные разведоперации, самые изощренные ходы, самые невероятные вербовки. 
У каждой из этих женщин был особый природный дар. Одна была великой певицей, которой поклонялся сам Шаляпин, вторая умела быть незаметной и входить в любой образ (именно ей поручалось покушение на самого Гитлера), третья обладала умом гроссмейстера и уникальной способностью убеждать… Но помимо всего они обладали талантом любить. Любить так сильно, что их чувство меняло политические убеждения конкретных людей и судьбы целых народов. Три разведчицы, три подвига и три истории любви.

Некоторые документы о них публикуются впервые.

Кадр из фильма «Семнадцать мгновений весны».
Оперативный псевдоним Фермерша. Секретное оружие — голос
Разглядываю старинные фотографии… Им почти век. А молодая женщина на этих снимках, кажется, будто из начала века XXI. Ослепительная и роскошная певица, явно знающая цену своему таланту. Неужели разведчицы бывают такими?

Фото: СЛУЖБА ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ

Роль женщин в разведывательной деятельности часто покрыта мраком, многие из них навсегда уходят в прошлое, не оставляя о себе почти никаких следов. Так произошло и с русской разведчицей времен Первой мировой войны, которая получила известность как Анна Ревельская.

Образ прекрасной и опасной шпионки вызывал интерес и в эпоху романтизма. Этим ремеслом не пренебрегали знатные особы Российской империи, считая за честь оправдать доверие императора и получить щедрое вознаграждение. Милые дамы особенно проявили себя в годы войны с Наполеоном, оказав свое несомненное влияние на дальнейшее развитие спецслужбы императора. 


Шпионки императора - утонченные аристократки, в салонах которых за бокалом вина гости выбалтывали политические тайны. Эти дамы вели непринужденные беседы с первыми лицами государств. Они могли очаровать не только милой улыбкой, но и интересными речами, найти "психологический подход" - как говорят сейчас. 

 Вот она:
 

  
     Это Нэнси Уэйк, самая знаменитая агент-женщина того же самого британского УСО (Управления специальных операций) – пожалуй, даже более знаменитая, чем Форрест Йео-Томас. Мышь поймать труднее, чем кролика, потому что она юркая, шмыгнет в щель – и пропала. А вреда от мыши гораздо больше.
     Нэнси Уэйк, в самом деле, нанесла фашистам вреда еще больше, чем героический Йео-Томас, да и поймать они ее не поймали. То есть поймали, но…  Нет, не буду забегать вперед.

Вы, может быть, слышали о деятельности таких шпионок, как Жозефина Бейкер и Мата Хари, истории жизни которых неоднократно экранизировали. Но есть и много других женщин-шпионов, которые, даже если нам не нравятся их поступки, прожили увлекательнейшие жизни, о которых можно было бы снимать целые сериалы. 

1. Нур Инайят Хан 
Честно говоря, мы можем составить целый список потрясающих женщин, которые занимались шпионажем во время Второй мировой войны. Среди тех женщин была Инайят Хан, дочь индийца-мусульманина и американки. Отец Хан был пацифистским учителем суфизма, и Хан выросла во Франции, где она изучала детскую психологию в Сорбонне и музыку в Парижской консерватории. Перед началом Второй мировой войны, ее карьера была сосредоточена на написании поэзии и историй для детей. Но когда началась война, Хан и ее брат, Вилаят, решили помочь делу союзников, в частности, в борьбе с нацистами, надеясь, что если они хорошо проявят себя в войне, это будет способствовать улучшению отношений между английским и индийским народами. Она присоединилась к женскому вспомогательному корпусу ВВС и прошла подготовку в качестве радиста, после чего в конце концов была принята на работу в F-отдел (Франция) Управления специальных операций. Хотя некоторые из ее начальников считали, что она была слишком мягкой и нежной для занятий шпионажем, Хан поехала в оккупированный нацистами Париж, и, после арестов нескольких других радистов, была некоторое время, единственным радистом, все еще работаюшим в Париже, передавая сообщения обратно в Лондон.

Директиву №21 план "Барбаросса" Гитлер подписал 18 декабря 1940 года. В девяти экземплярах - из них четыре были отправлены высшему командованию вермахта. Остальные фюрер запер в своем сейфе. Но через десять дней известие об этой директиве дошло до советского руководства.Эту информацию добыла Ильзе Штебе – агент советской военной разведки, работавшая под оперативным псевдонимом "Альта".

4 августа 1944 года в Берлине, в тюрьме Плетцензее на гильотине была казнена некая Катрин. В тюремной карточке зафиксировано: казненной 33 года, палач получил 60 марок премиальных, его помощники - по восемь папирос. С момента, как Катрин легла на гильотину, и до того, как упало лезвие, прошло восемнадцать секунд. О чем она думала в эти секунды?

Подумать было о чем. Короткую ее жизнь переполняли события. «Катрин» - это псевдоним. Настоящее имя: Вики, Вера Макарова, княгиня Оболенская.

Она родилась в Москве 24 июня 1911 года в семье бакинского вице-губернатора Аполлона Аполлоновича Макарова и была названа Верой, как и ее мать. Макаровы бежали из России, когда девочке исполнилось девять лет. Помыкавшись в Константинополе, семья перебралась в Париж. Поселились в дешевом пансионе мадам Дарзан, где комнаты снимали в основном русские эмигранты. «Семейная лодка» Макаровых довольно скоро разбилась об изгнаннический быт. Отец семейства в поисках лучшей доли отправился в Америку, обещая вскоре выписать туда жену и дочь, да так и не выписал: только еще много лет слал открытки.
Как писал наш классик: «вопросы крови - самые сложные вопросы в мире», а «кровь - великая вещь». Вот и в семье Макаровых была легенда о том, что Вера вовсе не дочь Макаровых, а - внебрачный ребенок некоей высочайшей особы, близкой к российскому престолу. Было ли то обусловлено действием голубой крови, но факт остается фактом: Вера разительно отличалась от всех своих семейных как внешне, так и внутренне. Условия жизни Вериной семьи были тяжелыми даже по меркам русских изгнанников. Мать и тетя девочки, видимо, скоро пали жертвой пресловутой эмигрантской депрессии: очутившись в совершенно чуждой им среде, они почти полностью отгородились от внешнего мира. Вера была иной. Высокая, тоненькая - в отличие от своих приземистых ширококостных родных - она обладала счастливым, легким характером. Девочка росла человеком двух культур, она обладала незаурядными способностями - все схватывала на лету, играючи выучила несколько языков, еще легче сходилась с людьми. Она шокировала почтенных эмигрантов первой волны (точнее, эмигрантш) тем, что на фоне всеобщего русско-парижского безденежья вошла в крайне «моветонную» компанию, которой верховодил некий молодой бездельник. Этот русский благородного происхождения, получив неожиданно наследство, дал клятву все промотать на красивую жизнь, а потом пустить себе пулю в лоб. Несколько месяцев отвязная русская компания прожигала жизнь в парижских ресторанах и ночных клубах. Вера Макарова была из самых неутомимых. Высокая, худая, длинноногая и узкобедрая она обладала типичной «чарльстонной» фигурой, считавшейся в те времена очень модной. Стильная короткая стрижка, стройные ножки и неподдельный французский шарм - вылитый «манекен» из модного дома. Когда мадемуазель танцевала фокстрот или чарльстон, мир сжимался до размеров танцевальной площадки. Как в ее любимом романсе: «Не все ли мне равно, что сбудется потом». Ее русское имя Вера звучало гармонично только на русском языке, а французское «Вера» резало ухо. Тогда она стала «Вики», с ударением на последнем слоге. Мадемуазель Вики, француженка благородной русской крови, чувствовала себя завоевательницей Парижа. Такая жизнь закончилась, когда дядюшкино наследство растаяло как дым, а молодой бездельник застрелился, как и обещал. Компания русских прожигателей жизни стремительно поредела. Вики была из тех немногих, кто сбросился на похороны и проводил его в последний путь. Итак. Школа окончена, надо срочно искать работу, а кому в Париже нужна русская эмигрантка без специального образования пусть даже с эффектной внешностью? Количество беженцев из России во Франции доходило до трехсот тысяч, начинался кризис, и уже самим французам не хватало рабочих мест. Впрочем, если все ее сравнивали с «манекеном» из модного дома, что ж, пришлось вливаться в их стройные ряды. Французские модные дома с удовольствием брали на работу русских аристократок - те умели с элегантностью носить самые роскошные одежды, приставка «comtesse» перед именем «манекена» прибавляла модному дому престижа. А постоянно нуждающиеся «комтессы» соглашались на любые гонорары. В таком же положении была и Вики: ей приходилось кормить мать и тетю. «Манекеном» Вики пробыла недолго, благодаря своему знанию языков она поступила на работу в контору состоятельного парижанина Жака Артюиса: этот человек сыграет в ее судьбе одну из главных ролей. Артюис не очень хотел брать на работу русскую - он просто уступил своей жене Ивонн, которая познакомилась с двадцатилетней Вики на модном показе и решила, что эта девушка - просто находка. Артюис же вскоре отметил недюжинный ее ум и феноменальную память и даже сделал Вики своей помощницей.
Довоенные годы работы на Артюиса были благополучными. В автобусе по дороге на работу Вики Макарова познакомилась с Машей Родзянко, внучкой последнего председателя российской Госдумы. Опять стала складываться развеселая компания молодых русских, но, конечно, не такая, как раньше. Они встречались по воскресеньям в ресторанчике «Петроград», после литургии в соборе на улице Дарю, а потом были светские развлечения - балы, концерты, визиты. Как и Вики, Маша искала подходящую работу: русский ресторан, где она работала официанткой, приказал долго жить. Вики устроила подругу в контору Артюиса. А потом... Потом она встретила Нику. Его все называли Никой, Николая Александровича Оболенского, сына князя Александра Николаевича Оболенского, бывшего градоначальника Санкт-Петербурга. В 1924 году старый князь скончался в Париже, Ника унаследовал княжеский титул. Сначала Вики познакомилась с его сестрами - в девичестве княжнами Мией и Ниной Оболенскими, такими же «манекенами», как она. Сестры были постарше Вики лет на десять - двенадцать и сделали блистательную карьеру в 20-х годах на пике моды на русских парижанок. Особенно выделялась Мия, названная в честь матери Саломии Николаевны, фрейлины и первой петербургской красавицы, урожденной светлейшей мингрельской княжны Дадиани. От нее Ника, его сестры и брат унаследовали восточные черты лица. А Нике достался еще и чисто «кавказский» взрывной характер.
Крестник императрицы Марии Федоровны, воспитанник Пажеского корпуса, Ника в эмиграции отнюдь не бедствовал. Про него в шутку говорили, что он один из тех немногих русских, которые ездят в такси, сидя на заднем пассажирском сиденье, а не за баранкой. Благодаря недвижимости в Ницце, приобретенной семейством Оболенских еще до революции, Ника мог не беспокоиться о хлебе насущном. А в государственном банке Франции хранились десять ящиков мингрельских сокровищ, вывезенных меньшевистским правительством Грузии из дворца князей Дадиани в Зугдиди. Саломия Николаевна, как прямая и единственная наследница Дадиани, предъявила свои полномочия французскому правительству. Правда, семейству Оболенских еще предстояло отстоять свои права, но никто не сомневался, что рано или поздно сокровища перейдут к молодому князю.

В глазах представителей парижского высшего света отблеск этих богатств придавал Нике особый шарм. Кроме того, он говорил с нарочитым английским акцентом и имел привычку вместе со своей визитной карточкой оставлять дамам розы. А еще очень «байронически» хромал: повредил когда-то ногу, пытаясь покончить с собой, выпрыгнув из окна. Из-за чего это он - никто не знал, но уж, конечно, из-за дамы...
К моменту знакомства князя Оболенского с Вики - во встрече этой, кстати, не было ничего удивительного, учитывая узость русской молодежной аристократической тусовки Парижа, - Нику можно было охарактеризовать как молодого человека без определенных занятий. Он был старше Вики на 11 лет. То ли дело было в восточном темпераменте наследника благородной фамилии, то ли в его увлеченности женским полом (в дамах, желающих окольцевать состоятельного Нику, недостатка не было), но только никто из знакомых Вики этого романа не одобрял. А ей и не требовалось одобрения: 9 мая 1937 года они обвенчалась в соборе Святого Александра Невского на улице Дарю. На свадебной фотографии, сделанной на ступенях собора, князь и княгиня Оболенские написали: «Нашим дорогим последователям - Машке и Никите» - закадычная подруга Вики Мария Родзянко через неделю венчалась пред тем же алтарем с Никитой Муравьевым. Жак Артюис сделал молодоженам свадебный подарок - Муравьевым оплатил путешествие в Венецию, а Оболенским - во Флоренцию. После медового месяца супруги Оболенские обосновались в собственной квартире: еще одна роскошь, которую не могли позволить себе многие эмигрантские семьи. Можно представить, с каким чувством Вики обустраивала эту квартиру: ведь у нее никогда не было своего дома... Обе сотрудницы Артюиса вернулись на работу, но Маша Муравьева вскоре уволилась -она ждала своего первого ребенка. Вики и радовалась за нее и завидовала - у них с Никой пока прибавления не ожидалось. Оболенские любили возиться с детьми Муравьевых - они рождались один за другим. Третий ребенок - Катя появилась, когда Вики уже находилась в тюрьме. Муравьевы сделали новорожденную заочной Викиной крестницей.
Вики обожала детей, могла часами с ними заниматься и получать от этого удовольствие. Одна ее сокамерница запомнила Викины слова: «Раньше я жалела, что у меня нет ребенка; мне так хотелось бы иметь девочку. А сейчас я рада. Что было бы, если бы мне пришлось оставить бедную маленькую?..» Их мирная идиллия продолжалась ровно три года, с началом войны в жизнь Вики уже навсегда вошел ни с чем не сравнимый запах опасности; он кружил голову. В оккупированном Париже летом 1940 года совсем попрежнему благоухали цветущие липы, правда, к этому аромату примешивались запахи дрянного жидкого супа, керосина, пороха, смазанных немецких сапог и... страха. Вики так же, как и до войны, работала, как и прежде по субботам ходила к чете Артюис - на партию в бридж. Вот только в карты там уже не играли...

В сдавшемся, казалось, Париже спонтанно начали появляться отдельные, не связанные между собой группы Сопротивления. Одной из первых стала О.С.М. - Organisation Civile et Militaire - Гражданская и Военная Организация, во главе которой и оказался бизнесмен средней руки Жак Артюис. Его квартира на улице Виктора Гюго давно уже превратилась в тайную штаб-квартиру подпольщиков. Скоро Organisation стала самой разветвленной и многочисленной - в О.С.М. состояло около десяти тысяч человек. Они вызволяли на волю пленных французских офицеров, изготовляли фальшивые удостоверения личности и, самое главное, собирали и передавали в свободную зону ценные сведения, способные пригодиться будущему Второму фронту.
А правой рукой Артюиса стала некая «Катрин». Все ниточки сходились к ней. По слухам, Катрин не записывала ничего: обладая исключительной памятью, она - хоть среди ночи ее разбуди - помнила все пароли и явки и отличалась поистине несокрушимым спокойствием в хаосе любого форс-мажора. Она встречалась со связными других групп Сопротивления, передавала им задания «извне», принимала сообщения, вела обширную тайную переписку, перепечатывала донесения, снимала копии с секретных документов и планов военных объектов. Она умело меняла внешность. Кто-то описывал Катрин как высокую стройную брюнетку, кто-то как приземистую шатенку...
Лишь князь Ника Оболенский мог бы точно ее описать, но он даже не подозревал, что Катрин существует. А Вики, боясь за него, в свою «вторую жизнь» Нику не посвящала. Может быть, считала его неспособным хранить секреты. Ведь недаром Ивонн Артюис называла его «Новостями светской жизни» за неутомимую страсть к разного рода общению. Каким-то образом Ника все-таки догадался о том, что Катрин и Вики - одно и то же лицо и что партии в бридж на улице Виктора Гюго - не что иное, как еженедельные собрания верхушки О.С.М. Позже он тоже вступит в организацию, но Вики будет всячески ограждать его от опасных действий, оставляя мужа на второстепенных ролях.
О.С.М. росла как на дрожжах, и вскоре у самой Вики появилась помощница - Софья Носович, которая до оккупации была главным «манекеном» модного дома «Итеб», где они с Вики когда-то познакомились. Она старше Вики лет на десять, дочь российского сенатора, до эмиграции успела побывать сестрой милосердия во врангелевской армии.
Связная Вики жила в многоквартирном доме по соседству с редакцией модного журнала; здесь легко затеряться среди многочисленных посетителей, не привлекая лишнего внимания. Вики приходится быть все более осторожной: начались аресты «сопротивленцев», а она - просто ходячая «база данных»!
На улице Кассет у Вики имеется конспиративная квартира. Немногие знают, где она хранит секретные бумаги (в продуктовом ящике, что висит за окном, под подоконником соседской квартиры, где никто не живет) а также, где можно оставить записку для хозяйки (в ванной, в шкафчике хранится крошечная пудреница).
А зимой 41-го начались повальные аресты. И Жак Артюис попал в концлагерь. В 1943-м его расстреляли. Организацию возглавил некий полковник Туни. Вики быстро ввела его в курс дела. Сама она выбивалась из сил, стремясь с помощью Ивонн восстановить разорванные нацистами каналы информации. Для Вики это было нелегкое время. Трудно сказать, когда именно она осознала, чем все может кончиться. Она без колебаний согласилась когда-то на предложение Артюиса, в какой-то мере соблазнившись «шпионской» романтикой, но теперь все было иначе. Теперь все зашло слишком далеко. Хотела ли она вернуть все на круги своя? Навряд ли
Как-то в парижском метро Катрин попала в облаву. У нее с собой был небольшой чемоданчик, доверху набитый листовками. Когда полицай попросил открыть чемодан, она так очаровательно улыбнулась, что проверяющий впал в полный ступор. Он растерянно пролепетал: «А что там у вас?». Вики сделала ему глазки и заговорщически улыбнулась: «Там небольшая бомбочка». В общем, кокетливую мадемуазель, не подвергнув досмотру, под ручку выводят из оцепления и отпускают восвояси.Вероятно, в это время Вики чувствовала себя одинокой. Наверное, ей было страшно. Поговорить по душам не с кем, кроме Софьи Носович. С Никой они урывками видятся, когда он приезжает в Париж, но во время его «отпусков» супруги, поддерживая легенду о разрыве, живут на разных квартирах. Они встречаются тайком в маленьких ресторанчиках - как двое влюбленных. Вероятно, разлука все-таки отдалила мужа и жену друг от друга. Ходили слухи, что Ника, как настоящий кавказский князь, страшно ревновал Вики к другим резистантам. Хотя Вики и не давала никаких оснований для ревности, все-таки рядом с ней находились самые что ни на есть отважные и сильные мужчины. Другое дело, что все они были для нее только друзья. Никто из них не знал, что немцы, решив всерьез взять О.С.М. в оборот, пустили по следу резистантов самого Рудольфа фон Мерода. Этот Рудольф был вовсе никакой не германский граф. Настоящее его имя было Фредерик Мартэн, в свое время он выдал гитлеровскому командованию план укреплений линии Мажино, которой надлежало сделать неприступной границу Франции. Он был осужден на десять лет за шпионаж, однако гитлеровцы выпустили его на свободу, сделали немецким дворянином и своим человеком в Париже. Фон Мерод вовсю сотрудничал с гестапо и имел огромную власть. Обработку схваченных резистантов часто поручали ему. Охранники Мерода все как один были профессиональными боксерами. Арестанты предпочитали попасть в казематы гестапо, нежели в особняк к фон Мероду, который был отъявленным садистом. Он не брезговал собственноручно бить подследственных, а иногда устраивал им «баню» - ванну наполняли холодной водой, вываливали туда лед и опускали в нее человека на несколько минут. Вытаскивали - и снова топили в ледяной каше. Мерод был форменным психопатом: его жертвы - те, которым посчастливилось выжить, - рассказывали, что он был способен предложить несчастному узнику выпить с ним дорогого шампанского, а в следующую минуту самым светским тоном приказывал подручным приготовить раскаленные иглы - загонять под ногти. Мало кто выдерживал. И вот этому-то человеку и поручили изловить загадочную «Катрин» - «Альфу и Омегу» О.С.М.

Надо сказать, в этом деле Мероду с ходу повезло: он сумел зацапать некоего радиста по кличке Тильден из резистантской организации «Нотр-Дам». Сумев скрыть провал Тильдена, Мерод решил использовать того как наживку и при помощи своих прославленных методов заставил «пианиста» снестись с Катрин. Тильден через «десятые руки» попросил ее о встрече. Однако Катрин каким-то шестым чувством почуяла неладное и от «свидания» отказалась наотрез. Можно себе представить, как рвал и метал Мерод. Между тем полицейские сумели «взять» двух рядовых членов О.С.М. Один из них по кличке Дюваль - десятая спица в колеснице организации -имел при себе записную книжку, где в числе прочих адресов значился адрес Софьи Носович...
Резистантов из О.С.М. арестовывали часто; в какой-то мере Вики и другие члены штаба организации уже к этому привыкли. В Дювале они были уверены: этот не выдаст. Увы, тот оказался невольным предателем... Хотя кто-то и утверждал впоследствии, что Мерод расколол его, пытая у него на глазах возлюбленную. Вики что-то предчувствовала. Даниэль Галлуа, его псевдоним был Пьер, вспоминал, как однажды, сразу после этого случая, он, как обычно, встретился с Вики за Дворцом Инвалидов: можно было подумать, что это влюбленная парочка, шатающаяся по безлюдным улицам. «Мы стояли на площадке станции метро, чтобы вместе проехать до пересадки. Поезд уже подходил, и тут я увидел то, чего не мог заметить на темной улице: побледневшее лицо Вики, ее дрожащие губы».
Князь Кирилл Макинский, один из соратников Катрин однажды обедал вместе с Вики и Никой. Он вспоминал, как Вики, улучив минутку, когда муж отлучился из-за стола, тихо сказала «коллеге»: «Знаешь, дело дрянь...» - и тут же, услышав шаги Ники, приложила палец к губам.
«Могло ли все сложиться иначе, - спрашивала себя Вики и сама же отвечала, - видимо, нет, в тот роковой день 17 декабря 1943 года ничего изменить уже было нельзя».
В этот день в мансарду Софьи Носович постучали. Открыв дверь, женщина увидела направленный на нее пистолет. Нервы у нее были крепкие:
- Что за шутки? Кто вы?!
- Гестапо.
Софья невольно побледнела.
- Вижу по вашему личику, что вы обо мне слышали, - издевательским тоном заметил гестаповец. -А что-нибудь про О.С.М. вы слышали?
- Нет, а что это? - холодно спросила Софья и вернулась в комнату, где сидела эффектная брюнетка.
- Извините меня, мадам, - сказала она, делая вид, что это какая-то случайная посетительница редакции. - Я ничего не понимаю, но здесь гестапо.
Вики тоже удалось справиться с собой:
- Да? Ну, тогда я пойду...
- Позвольте вашу сумку, документы. Ого! Настоящая княгиня!
Можно только предполагать, что творилось в голове Вики, пока немцы переворачивали вверх дном мансарду Софьи. Когда обеих женщин выводили из дома, скованных одной парой наручников, Вики, увидев на улице свою знакомую, русскую эмигрантку, подняв свою и Софьину скованные руки, пропела из своего любимого романса: «Сегодня нитью тонкою связала нас судьба!»
Та кинулась к Нике, а он опрометью побежал на улицу Кассет - уничтожить бумаги Вики.
А с ней и с Софьей случилось самое худшее: женщины сразу поняли, что везут их не в гестапо, а в особняк фон Мерода. Еще в машине они договорились, что обе будут утверждать, будто бы Вики -просто подруга Софьи Носович.
После первого допроса, во время которого с обеими обращались предельно корректно, женщинам предоставили для сна отдельную комнату с кроватью. Под утро к ним ворвался сам Мерод со своей сворой. Они выволокли Софью из кровати и принялись избивать на глазах у Вики, а потом забрали наверх - в «баню». Допросы длились два дня. После них Софья навсегда лишилась слуха: ее били по голове. Она никого не выдала. Вики пока не тронули. Странно? Пожалуй. Возможно, дело было в том пиетете, который питал к титулам Мерод, да и как рука поднимется: «princess» - княгиня, да еще эта стать, как у настоящей царицы.

«Ты свой долг исполнила, теперь очередь за мной», - захлебываясь рыданиями, повторяла Вики.
Их поместили в тюрьму Фрэн под Парижем, в разные камеры. Тюрьма была переполнена заключенными. Вики быстро научилась пользоваться тюремным «телефоном» и была в курсе всех «новостей». Так она узнала, что ее муж тоже арестован и помещен во Фрэн в одиночную камеру. Когда ее спрашивали о Ники и его роли в Сопротивлении, она стояла на своем - они давно расстались и, чем он занимается сейчас, ей совершенно не известно.
Через два месяца Нику Оболенского выпустили на свободу. Это казалось настоящим чудом. Его обязали жить у сестры Нины под полицейским надзором.
О тактике, которой Вики придерживалась на допросах, можно судить по тому прозвищу, которое дал ей кто-то из следователей «Princess «Ich Weiss Nicht» - «Княгиня Ничего-Не-Знаю».
Конечно, никакого фашистского чуда случиться не могло. Месяца через два Нику снова арестовали. Ему предложили написать письмо жене - о том, что ее выпустят на свободу, если она будет сотрудничать со следствием. Ника написал нечто в высоком стиле о совершенстве немецкого правосудия - надо же было развлечь себя и Вики. Вскоре Нику отправили в Бухенвальд. Он пробыл в этом аду восемь месяцев, до дня, когда пришли союзные войска, и вышел на свободу чуть живым, его сохранившиеся послевоенные фото просто ужасающи. Едва подлечившись, он начинает поиски Вики. Вернувшаяся из немецкого концлагеря Софья Носович ничего не знала о Вики: она не видела ее ни живой, ни мертвой.
В концлагере с когда-то легкомысленным повесой Никой произошла перемена: он обратился к вере. В день освобождения из Бухенвальда, 15 апреля 1945 года, он написал Вики письмо в Париж:...Я спасся только благодаря моей вере. У меня есть твердые доказательства, что мертвые живут и нам помогают... Я тебя крепко целую, мою любимую Вики, преклоняюсь перед тобой и тебя благословляю».
Она так и не получила этого письма. Возможно, Ники оказался прав, и его Вики каким-то образом сумела помочь ему Оттуда: ведь к моменту его освобождения из лагеря ее уже не было в живых.
Друзья долго не сообщали Нике, какой страшной смертью погибла его жена. Говорили, что Вики была расстреляна в немецкой тюрьме.
Он после войны прожил еще долго. «Я не могу свыкнуться со смертью Вики, навсегда сокрушившей мою жизнь... Я мог бы быть таким счастливым». Со временем его отчаяние сменилось христианским смирением. После войны Ники заведовал фотоархивом журнала «Пари-Матч». Он поселился со своей старушкой-матерью в пригороде Парижа Аньере. Его комната представляла собой мемориал памяти Вики: повсюду ее довоенные фотографии, грамоты о посмертном награждении...
Решение стать священником он принял сразу после известия о смерти Вики, но долгие годы не мог осуществить: нужно было заботиться о престарелой матери. Он принял сан только после смерти Саломии Николаевны в 1963 году. Ника, теперь отец Николай, стал настоятелем собора на Рю Дарю - того самого, где он венчался с Вики. Новый батюшка был очень деятельным, но отличался полным отсутствием слуха - от его «возглашений» прихожане поначалу вздрагивали. Став священником уже в немолодом возрасте, отец Николай подчас мог и вспылить, как в былые времена.
Николай Оболенский ушел из жизни в 1979 году, Собор не вместил всех пришедших на отпевание. Отца Николая провожал на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа весь русский Париж, был и Великий князь Владимир Кириллович. Где похоронена Вики, так никогда и не узнали. Ника завещал выбить имя жены на своей могильной плите, что и было исполнено. Так они соединились после смерти.
На памятнике жертвам войны в Нормандии установлена мемориальная доска с ее именем. Заслуги Вики с некоторой «корректировкой» оценили и в СССР. Ее имя включили в список «группы соотечественников, проживавших во время Великой Отечественной войны за границей и активно боровшихся против гитлеровской Германии». В 1965 году Указом Президиума Верховного Совета СССР ее наградили орденом Отечественной войны I степени. Французское правительство посмертно наградило княгиню Оболенскую Военным крестом с пальмовой ветвью, медалью Сопротивления и рыцарским орденом Почетного легиона. А «мингрельские» ящики так и пролежали в Государственном банке. Генерал де Голль лично передал их Сталину сразу после Победы, когда приезжал в Москву. Сокровища Оболенских скрепили советско-французскую дружбу.

Источник: журнал STORY, ноябрь, 2010г. Наталья Клевалина

Французы, добравшись до Москвы, захотели мира и не подготовились к зиме

«Отступление Наполеона из Москвы», Адольф Нортерн, 1851 год. Французам пришлось отступать из Москвы по разоренной войной Смоленской дороге. Холод и голод привели к быстрой деградации французской армии. Лошадей было нечем кормить, и они становились пищей для солдат. Французы отступали, практически не оказывая сопротивления

Помимо прочего, война 1812 года увлекательна с позиций философии, впрочем, вероятно, как и любая другая. 1812-й выявил, насколько внутренне пусты и условны и на самом деле два столь, казалось бы, жестоко осязаемых, решающе важных для каждого из нас понятия — Поражение и Победа. Насколько зыбки между ними границы.

Бородино, Малоярославец, даже Березина — везде дивизии Великой Армии выполняли поставленные задачи. Во всех этих битвах российские войска, так или иначе, отступали. Бонапарт неизменно оставался победителем как стратег, как математик. И вот победитель в конце концов бежал, Великая Армия просто исчезла. А через полтора года неудавшиеся защитники Москвы вошли в Париж.

Часто исход событий решали не сорокачасовые сражения, а краткие уклончивые беседы. Не грохот, а шепот. Не правильное движение батальонов и эскадронов, а хаотичное снование отдельных личностей. Почти безличных, не зафиксированных на мраморе Триумфальной Арки и собора Христа Спасителя.

Самым таинственным в военном 1812-м был октябрь. Точнее, первые его две недели, со второго по восемнадцатое. В это время война стихла. Внезапно. И силы, задействованные в войне, застыли в самом фантасмагорическом расположении. В эти дни совершенно немыслимо было предполагать: что же будет дальше?

В Москву Наполеон вступил с единственной целью — подписать мирный договор. На своих условиях. Москва была взята как бы в качестве гигантского заложника.

Главные российские силы сосредоточились к западу, на Калужской дороге. Перед Наполеоном зияли распахнутые восточные врата — куда угодно: на Волгу, на Кавказ, в Индию, в Сибирь.

Дни были еще чудесные, золотисто-солнечные. Но ночами уже томили часовых морозы. И Наполеона предупреждали: уже через несколько дней может перейти в наступление враг более опасный, чем армия Кутузова, — зима.

И были основания считать, что Петербург готовится к мирным переговорам. Сторонниками немедленного мира был канцлер граф Николай Румянцев (1754–1826); на мире настаивала императрица-мать, Мария Федоровна (1759–1828), — ее брат, король Вюртемберга, был верным союзником Наполеона, тестем его брата, а племянник императрицы, принц Вильгельм, командовал дивизией в составе Великой Армии.

Были совсем уже сомнительные, но весьма волнующие известия: что цесаревич-наследник Константин Павлович (1779–1831), который еще недавно был известен как наполеонофил, уже выехал с тайной миссией из Петербурга. Но некие генералы перехватили его, не пропустили в Москву.

Художник Николай Павлович Ульянов (1875–1949), «Лористон в ставке Кутузова». Попытки Лористона договориться с Кутузовым о мире окончились неудачно для французов

Но и в русской армии якобы были решительные сторонники мира. Некая французская актриса поведала Наполеону: ей признался в желании мира генерал-лейтенант Николай Бороздин, командир корпуса, весьма почитаемый в военных кругах, имевший уже опыт военного переворота как участник убийства Павла I.

Но пошла третья неделя сидения в Москве — молчал царь Александр I, молчало правительство и Сенат, молчали осенние сумеречные пространства вокруг Москвы.

Четвертого октября, вечером, в ставку российского главнокомандующего прибыл посланец из Москвы, дивизионный генерал Жак де Ло маркиз де Лористон (Jacques Alexandre Bernard Law, marquis de Lauriston, 1768–1828). Тщетно: фельдмаршал любезно принял через адъютанта письмо к императору Александру, но сообщил, что без особого соизволения не сможет, к сожалению, даже пригласить маркиза на свою квартиру.

Пятого октября на передовых позициях у речки Нары появился генерал граф Леонтий Беннигсен (1745–1826), прежний кандидат в главнокомандующие. С ним встретился Иоахим Мюрат (Joachim Murat, 1767–1815), король Обеих Сицилий, командующий авангардом. Но увы, и Беннигсен не сказал ничего определенного.

Впрочем, Мюрат, неизменно восторженный, постоянно сообщал на основании разговоров с русскими офицерами: «...русские потеряли всякое присутствие духа, что офицеры проклинают Польшу и поляков, а в Петербурге не придают значения этой стране, и даже высшие офицеры открыто заявляют, что там желают и требуют мира; это желание откровенно высказывают также и в армии; уже написали императору Александру и ожидают его ответа...».

После неудачи Лористона император, казалось, принял решение. Адъютант Филипп Поль граф де Сегюр описал в своей книге «История Наполеона и Великой армии в 1812 году» совещание в Кремле, которое состоялось пятого или шестого октября: «После нескольких невнятно произнесенных слов Наполеон сказал, наконец, что он пойдет на Петербург! ... Россия восстанет против императора Александра, возникнет заговор, и император будет убит, что будет большим несчастьем!...».

Заговор — возможно, главное слово, проскользнувшая в речи императора. Самый секретный его проект.

В это время возникла в наполеоновской сфере одна чрезвычайно увлекательная особа — Эмилия Леймон.

Василий Верещагин, русский художник, — тот самый, наше поколение помнит по вкладкам в школьном учебнике истории, — написал собственную наполеониану. Сначала он просто готовил к юбилею серию картин и развернутые подписи к ним. Но исследование его увлекло, и Верещагин выпустил в 1912 году книгу «Наполеон I в России». Там он цитирует отрывки из воспоминаний 26 офицеров и солдат Великой Армии, повидавших в 1812 году Москву. Увы, цитирует как художник, без точных ссылок.

Помимо прочего, писал он о шпионах, которых вербовали в Москве завоеватели. И, вскользь, упомянул: «Некая красивая дама, музыкантша, назвавшаяся немецкою баронессой, предложила также свои услуги, получила несколько тысяч франков — и тоже пропала».

Деградация Великой Армии началась уже в Москве, когда солдаты принялись грабить опустевший город. Наполеон пытался восстановить порядок, но «слова его  сделались уже бессильны: грабеж все-таки продолжался, и скоро вся французская армия обратилась в тяжело нагруженную добычею, нестройную, недисциплинированную орду...»

Всего одно предложение, неизвестно откуда вытянутое. Но уже чудится некая грациозная тень, скользящая в тумане. То, что шпионка красива — уже немало. Впрочем, известно еще ее имя.

Кажется, впервые это имя назвала французский историк Николь Готтери (Nicole Gotteri) в статье «Ле Лорнь д’Идевилль и разведывательная служба Министерства Внешних Сношений во время Русской кампании» (Le Lorne d’Ideville et le service de renseignement du Ministere des Relations exterieures pendent la campagne de Russie). В русской транскрипции это имя появилось совсем уже недавно — в 2005 году, в примечаниях к великолепному трактату «Разведка и планы сторон в 1812 году», который создал единственный в своем роде специалист Владимир Безотосный.

Эмилия Леймон, урожденная баронесса фон Цастров, — думаю, что фамилия ее девичья была настоящая. Дело в том, что фон Цастров — весьма респектабельная фамилия. Слишком уж был велик риск разоблачения. В Москве было множество немецких офицеров, которые могли разоблачить обманщицу. В корпусе тяжелой кавалерии де ля Тур-Мобура, в саксонской бригаде, был саксонский кирасирский, носивший имя фон Цастров; значительная часть полка полёгла в Бородинском сражении. Остатки его в те дни стояли в авангарде Мюрата.

Собственно, уже есть полноценно-таинственное преддверие авантюрного сюжета: почти ничего не известно. Но в этом «почти» вмещается и кинжально острая интрига, и согласитесь, некое тревожное обаяние.

Трудно представить, каким образом Эмилия оказалась в Москве. Здесь она была вынуждена зарабатывать на жизнь музыкой. Занятие для урожденной баронессы в то время уже за гранью пристойности. И неведомо, куда делся муж, господин Леймон.

Мадам Леймон в начале октября 1812 года вступила на службу в Специальное Бюро при Генеральном Штабе. Это учреждение было создано указом Наполеона от 20 декабря 1811 года. Маленькая, но весьма действенная военная разведка, нацеленная изначально на Россию. В самое сердце нашей страны.

Во главе Бюро стоял бригадный генерал Михал Сокольницкий (Michal Sokolnicki, 1760–1816) — немолодой уже поляк, широко известный в Великой Армии. Старый кавалерист, он еще за пятнадцать лет до того воевал под командованием молодого Бонапарта в Италии; и одним из очень немногих он вернулся из экспедиции на Гаити. Пожалуй, слишком солдат, даже слишком рыцарь для тонко-скользкого ремесла шпиона. Он давно уже без особого восторга следил за деяниями корсиканца. Будучи прежде всего польским патриотом, шеф Специального Бюро вел свою собственную войну.

В первой половине 1812 года Сокольницкий действовал весьма напористо. Его агенты сновали по России, добирались до Оренбурга, готовили мятежи на Украине и на Дону. Но Наполеон в походе уделял все меньше внимания разведке. Спохватился император только в Москве, когда вдруг ощутил, как тяжко окружающее его безмолвие.

Маршал Коленкур (Armand Augustin Louis de Caulaincourt, 1773–1827) писал: «Император все время жаловался, что не может раздобыть сведения о происходящем в России. И в самом деле, до нас не доходило оттуда ничего; ни один секретный агент не решался пробраться туда. Всякое прямое сообщение было очень трудно, даже невозможно. Ни за какие деньги нельзя было найти человека, который согласился бы поехать в Петербург...».

И вот генерал Сокольницкий предоставил агента, способного проникнуть в столицу — это была Эмилия Леймон. Она должна была отправиться кружной дальней дорогой — через Ярославль. Тыл, достаточно глубокий; и там — столпотворение, город переполняли беженцы из Москвы. Затеряться в Ярославле было просто. Выделена была довольно большая сумма — четыре тысячи франков; предоставлена коляска и четыре лошади.

В те октябрьские дни миссия Леймон была главной акцией имперской разведки. Несомненно, за ней лично следил Наполеон. Петербург был для него магическим заклинанием, от которого зависела жизнь и смерть Великой Армии и всей Империи.

«Морозная зима, быстро со всею силою подвинувшаяся на не подготовленную к ней отступавшую армию, — награбившую массу ценных вещей, но не позаботившуюся о зимней одежде, — показала ей, что в этой стороне она незванная гостья».

Коленкур писал: «В один прекрасный день, насколько я помню, 12 октября, — русскими была захвачена эстафета, направлявшаяся в Париж. Та же участь постигла на следующий день эстафету из Парижа. К счастью, это были единственные эстафеты, потерянные нами за все время кампании».

Письма, перехваченные тогда, были опубликованы в журнале «Русская Старина», в 1907 году. Среди прочих — письмо от 12 октября, его отправил шефу почтовой службы в Толочин некто Monsieur Jataka. Странное имя, и без указания должности и чина; скорее всего, псевдоним. В этом письме есть строчка: «Ждут возвращения курьера, отправленного в Санкт-Петербург с мирными предложениями; если они откажут, то придется оставить Москву...». Переговоры в это время сорваны. Ни о каких курьерах ничего не известно.

Весьма вероятно, что имелась в виду Эмилия Леймон. Она как раз незадолго до того время скользнула через аванпосты в сторону Ярославля.

В тот же день, 12 октября 1812, Наполеон объявил своему штабу: завтра с утра — выступление из Москвы. Внезапное. Армия, совсем уже расслабившаяся в Москве, судорожно зашевелилась. Но с утра 13-го приказ Наполеон отменил. 14 октября маркиз де Лористон снова выехал в расположение русской армии. И фельдмаршал на этот раз принял его, и довольно долго с эмиссаром Наполеона беседовал.

Лористон вернулся. И Наполеон сообщил маршалам: мир все еще возможен. В Петербург из ставки с новыми предложениями Наполеона выехал князь Волконский. Следует дождаться его возвращения, — приблизительно 18 октября.

Следовательно, к вечеру 12 октября или в ночь на 13-е были получены некие известия из Петербурга, от которых снова ожила — в последний раз! — надежда на мир в Москве, хоть сколько-нибудь достойный победителя.

Эмилия Леймон отбыла вскоре после пятого; двенадцатого о ней еще не было известий, но уже ожидались, — если господин Жатака имел в виду именно ее. Так что, вполне возможно, таинственная музыкантша как раз тогда смела передать обнадеживающие известия.

Как раз в эти дни пошел снег. И высказывалось мнение, что Великую Армию погубили именно эти пять дней ожидания. Если бы не они, французы еще успели бы выступить до свирепых морозов.

18 октября ответ из Петербурга стал ясен без особых уведомлений. Русские войска внезапным ударом разгромили зябнущие и мокнущие у Тарутино корпуса Мюрата, король примчался в Москву, потеряв личный обоз. В тот же день на западе русский отряд графа Витгенштейна, стоявший на Петербургской дороге, атаковал Полоцк.

Великая Армия начала выходить из Москвы. На рассвете 19 октября город покинул Наполеон со своим штабом. Следующие три недели — отступление, исход из Москвы. Скорбное шествие по обледенелым дорогам, сквозь жестокие ветра, без еды, без огня, при непрерывных налётах русских со всех сторон. Чуть больше, чем мог выдержать могучий организм Великой Армии. Три недели, надорвавшие ее силы.

Крепостная стена Смоленска. Фото: Сергей Михайлович Прокудин-Горский из архива Библиотеки Конгресса США

Восьмого, девятого, десятого ноября измученные толпы солдат втягивались в Смоленск, голодный и неприветливый. В известных своих мемуарах, «Mes aventures dans la campagne de la Russie», Б. Т. Дюверже, (Duverger), казначей корпуса маршала Нея, писал следующее: «Приближаясь к Смоленску, обоз с казной и обоз с добычей растянулся до самых ворот. Мы получили приказ — не пропускать между нашими повозками никаких экипажей. Но вот быстро приближается великолепная карета, запряженная четверкой лошадей. Я делаю кучеру знак остановиться; он отказывается и продолжает путь.

Мы с товарищами хватаем лошадей под уздцы, и карета остановилась уже на краю оврага, как вдруг в дверцах ее появилась молодая и красивая женщина. Богатство и свежесть ее одежды и окружающая ее роскошь показывают, что над нею витает какое-то таинственное покровительство, которое избавило ее от всеобщего бедствия. Она требует именем императора, именем главнокомандующего, чтобы мы ее пропустили. Отказ с нашей и настойчивость с ее стороны. Кончилось тем, то она принуждена была выйти из кареты и идти пешком. Как звали эту даму, и каково было ее общественное положение? Что сталось с нею? Не знаю».

Дюверже явно был потрясен этим явлением, и недаром. Самое невероятное то, что дама смела взывать к имени Наполеона. Самозванства Наполеон не терпел, и даже в отчаянии взывать к нему ложно было самоубийством. Так что эта странная дама должна была иметь на то право.

Вполне возможно, что в этих строчках казначея последний раз мелькнула на дорогах России таинственная Эмилия Леймон.

Кирилл Серебренитский,http://www.vokrugsveta.ru/telegraph/history/462/