Сначала дайте ответ на один вопрос: кто в государстве отвечает за безопасность продуктов?



Теперь отрывок из книги Г. Сидорова "За семью печатями":

Я разскажу тебе то, о чём ни здесь, в России, ни в

остальном СНГ не прочтёшь, Юра, — начала освещать

новую тему Ярослава. — То, что ты сейчас услышишь,

мало кто знает и на Западе. Речь пойдёт о технологиях повторного цикла.

— О чём? — не понял я.

— О самом гнусном явлении современности, — вздохнула Ярослава. — Но, давай, всё по порядку. Ты слышал когда-нибудь выражение: «Что мы едим, тем мы и являемся»?...

— Слышал, — кивнул я.

— Конечно, полностью согласиться с таким утверждением нельзя. Но в какой-то степени это так. Потому что мы питаемся не только белками, жирами и углеводами, но ещё и информацией, которой наполнены все эти белки, жиры и углеводы. Она в пище главная... Приведу тебе один пример: лет десять назад мы с Добраном оказались в одном санатории. Санаторий как санаторий. Всё стандартное. И питание тоже. Точно

такое же, как и везде в подобных заведениях. Только смутил нас странный факт: в один день все постояльцы чувствовали себя прекрасно: хорошее настроение, отменное пищеварение и т.д. На другой день — все раздражены, подавлены и почти у всех проблемы с пищеварением. И так через день. Добран сразу не обратил на это внимание, а я, как женщина, обратила. И что же мы выяснили? В санатории работали два шеф-повара. Менялись они каждый день. Так вот один был добрый, весёлый, любил петь песни. Словом, свой парень. Другой злобный, недоброжелательный. Он презирал тех, кому готовит. На работе иногда высказывал: «Всё жрут, жрут и нажраться не могут». Вот и весь секрет разного состояния отдыхающих. С одной стороны, информация жизнеутверждающая, с другой — наоборот.



Мне рассказ жены старейшины показался приведённым не к месту. Я всегда считал, что знаю об информационном воздействии пищевых продуктов, и не понимал, зачем Ярослава мне всё это разсказывает. Встряхнул меня вопрос Добрана Глебыча.



— Мне хочется знать твоё мнение, Ар, почему у всех, без изключения, северных народов, начиная от Кольского полуострова и кончая Чукоткой, бытует правило отстреливать собак-каннибалов? Какой бы хорошей охотничья собака ни была, если она начинает поедать себе подобных, её тут же приговаривают. О таком обычае я знал, но никогда не задумывался над его сутью.



— Наверное, из нравственных соображений, — заёрзал я на стуле. — Или просто так у всех принято...

— Нравственность и мораль здесь ни при чём. Здесь другое. Но сначала ответь мне ещё на один вопрос: почему ненцев, энцев, селькупов и нганасанов русские казаки в XVII веке называли самоедами?

— Я слышал, что у этих племён был разпространён обычай ритуального поедания умерших родственников, — припомнил я. — И что из этого? — я пожал плечами.

— Не знаешь? Придётся тебе напомнить. Дело в том, что как только у самодийцев был введён этот обычай, они стали катастрофически вымирать. И от сравнительно больших племён почти ничего не осталось. Когда русские появились в Сибири, они тут же запретили ритуальное людоедство и этим спасли от полного изчезновения вышеназванные этносы.



— Интересно, кому пришло в голову пришедшим на север племенам навязывать такой изуверский обычай? — возник у меня естественный вопрос.

— Наверняка это проделали свои же шаманы, но не в тундре, где пищи было в те времена более, чем достаточно, а в таёжной зоне, по которой не одно столетие двигались с Саянского нагорья на север племена самодийцев. В тайге прокормиться

большому количеству людей было сложно, вот для сокращения их численности и был принят обычай поедать ближнего... А теперь перенесёмся в Мезоамерику. Ты когда-

нибудь задумывался, зачем нужно было Кетцалькоатлю, белому бородатому культуртрегеру, запрещать тольтекам людоедство?



— Признаться, нет, — растерялся я от нового вопроса. — Но если людоедство или каннибализм ведёт к вымиранию и вырождению, то, наверное, для того, чтобы спасти от изчезновения племена тольтеков.

— Ну, и как ты думаешь, спас он их или нет? — прищурился старейшина.

— Похоже, нет. В наше время тольтеки считаются мёртвым этносом. Но вины Пернатого Змея в гибели племён тольтеков я не вижу. Кетцалькоатль сделал всё, что мог. Просто ему помешали.

— Кто? — безжалостно посмотрел на меня старейшина. — Скажи нам, кто?

— Бог подземного мира, впоследствии Бог ветра, некий чёрный Тескатлипока, — вытащил я из своей памяти имя злого Бога.

— Какой из всего этого можно сделать вывод?

— Только один, если Тескатлипока возродил у тольтеков людоедство, то он намеренно запустил в их среде механизм гибели, — отчеканил я.



— Верно! Был запущен механизм гибели целого народа. Когда в долину озера Тескоко пришли с севера ацтеки, с тольтеками было уже покончено. Практически, все они вымерли...

— Мне хочется понять механизм заболевания! — прервал я старейшину. — Как он работает? Какая разница, что ест человек или другое высшее млекопитающее? Почему заболевают только каннибалы?

— Не всё сразу! — поднял руку Добран Глебыч. — Нам ещё надо побывать в стране майя. Как тебе объяснил гибель этого народа Кольский антрополог?

— Дядя Ёша считает, и не без основания, что весь народ майя был отправлен на жертвенные алтари. Что этим процессом занимались люди жреца-негуманоида Пакаля, гробница которого была найдена в Паленке.

— Но он не сказал тебе, куда делись сотни тысяч трупов?

— Каких трупов? — не понял я.

— Тех самых, у которых на алтарях храмов безжалостно вырвали сердца...

— Ты хочешь сказать, что майя тысячами пожирали своих

же соплеменников?!

— А куда они их девали? Никаких следов массовых захоронений.

— Может, кремировали? — высказал я предположение.

— Может! — кивнул головой помор. — Но не всех, основная масса трупов однозначно съедалась.



— Значит, народ майя уничтожил массовый каннибализм.

— Точнее, его последствия, — поправила Ярослава. — Принесение людей в жертву — это всего лишь спусковой механизм. Главное то, что за всем этим обрядом стояло.

— Так, выходит, и людоеды-ацтеки были на пути к своей гибели? Через пару веков от них бы ничего не осталось.

— Да, ацтеки вполне могли повторить судьбу тольтеков и майя, — растягивая слова, сказал Добран Глебыч. — В какой-то степени им повезло, что на их земли пришли испанцы. Так хоть что-то уцелело от ацтецкого этноса... А теперь представь, Юра, что может произойти, если на земной социум обрушится глобальная катастрофа?

— Не важно какая, природная или техногенная, — раздался голос Светлены. — Рухнут товарно-денежные отношения, не станет промышленности, транспорта. Как человечество будет выкарабкиваться? Те, кто окажется в сельской местности, посредством своего личного подсобного хозяйства... А в городах? Через две недели в мегаполисах будут съедены даже крысы и, начнётся повальный каннибализм. И даже те сильные и решительные, которые перейдут на питание человеческим мясом, и которых не отправит на тот свет оружие врагов...



— Или эпидемии, — вставила Светлада.

— Всё же обречены. Они умрут, потому что занялись каннибализмом, — сделал я вывод. — Но мне не терпится узнать механизм заболевания. Вы его знаете, а я пока нет!

— О том, что поедание себе подобных у высокоорганизованных млекопитающих вызывает смертельные заболевания, было известно со времён великой Лемурии, — подняла свои красивые глаза на мужа Ярослава.

— Наверное, ещё раньше, — улыбнулся он ей.

— Давным-давно известно такое заболевание у дикарей, занимающихся людоедством или поеданием различных обезьян. Зовётся оно зловеще — «куру». Сначала болезнь проявляет себя как безумие, потом начинают отказывать жизненно важные органы. Заканчивается куру мучительной смертью. Учёными давно установлена связь между употреблением человеческого или обезьяньего мяса и развитием болезни. В Африке, где было запрещено людоедство, страшная болезнь прекратилась. Теперь ты понимаешь, почему во всех мировых религиях запрещено есть себе подобных. Изследования многих учёных показали, что куру неизлечима и всегда приводит

к летальному исходу. Зараза же является молекулой. В науке её назвали прионом. Масса полезных прионов всегда находится в организме. При поедании себе подобного, чужие прионы входят в обмен веществ и начинают в организме работать. Но, в силу своей чужеродности, они не находят себе полезного занятия. Из-за этого приобретают патогенные свойства и вызывают инфекцию. Весь ужас в том, что чужеродные прионы

передают свои свойства здоровым. Тем, которые живут в организме. Возникает необратимый процесс. Начинается же куру с поражения мозга. В нём прионы накапливаются и затем разходятся по всему организму. Они поражают печень, почки,

селезёнку и всю пищеварительную систему. Печально то, что скрытый период заболевания для людей составляет от 10 до 30 лет, — закончила своё повествование Ярослава.



— То, что сейчас вы мне разсказали, просто ужасно! — поёжился я. — Но, честное слово, до меня не доходит, какое отношение всё это имеет к питанию современного человека? Вы считаете, что социум на самом деле готов проглотить самого себя?

— Он это делает. Человечество через посредников уже сейчас поедает то, чем ему питаться смертельно опасно, — посмотрел мне в глаза Добран Глебыч.

— Как это? — не понял я. — Вы что, из меня хотите сделать заику?! Не говорите загадками, объясните толком. Что это ещё за посредники? И вообще, о чём речь?

— Речь идёт о промышленности так называемого повторного цикла. О ней у нас в России мало кто знает. А между тем, в этом направлении работают целые заводы. Как ты знаешь, недалеко от наших деревень всегда расположены скотомогильники. Туда отвозили погибших коров, лошадей, свиней, собак и других четвероногих. В Британии и США таких скотомогильников нет. Все павшие от болезней животные идут на заводы вторичной переработки. От услышанного я открыл рот. Воистину, жажда наживы

может свести человека с ума!



— Что за вторичная переработка? Ведь дохлые животные

— сплошная зараза. Их не перерабатывать надо, а сжигать и закапывать!

— Всё верно, сжигать и закапывать, лучше сжигать, — согласилась со мной Ярослава. — Потому что трупы таких животных — это сплошные токсины, болезнетворные бактерии, запёкшийся гной, кишащая вирусами кровь, вонючие, гниющие,

заполненные глистами внутренности, шерсть, перо.

— И потом, вместе с коровами, свиньями, овцами, конями в одну кучу попадают собаки, кошки, дохлые дикие звери и крысы, — добавил от себя Добран Глебыч.

— Как это в одну кучу?

— В прямом смысле слова, в один чан.

— А дальше что?

— Вся сваленная в одно место дохлятина варится в течение одного часа, при температуре 130°.

— Ну, сварится, а что потом?

— Из жидкого месива делаются пищевые гранулы, а из костей получают костную муку. Потом и то, и другое скармливают тем же коровам, свиньям, птице и всему остальному.



— Получается, что коров, свиней, кур насильно превращают в каннибалов?

— Так оно и есть, в каннибалов, — лицо Добрана Глебыча стало мрачным. — Беда в том, что прионы от температуры не гибнут. В результате, возникает болезнь, которая известна в науке как «коровье бешенство».

— Бешенство оттого, что прионы разрушают у крупного рогатого скота мозг. То же самое произходит и у свиней. Просто об этом меньше пишут. Фактически, куру четвероногих... Но весь ужас состоит в том, что прионы коров и, особенно, свиней близки к человеческим, — Ярослава посмотрела на меня долгим выжидающим взглядом. От услышанного меня бросило в жар.

— Вы хотите сказать, что все люди, поевшие мяса заражённой скотины, обречены?

— Именно это мы и утверждаем, металлическим голосом произнёс Добран Глебыч. — Но, насколько мне известно, и Британия, и США экспортируют свою говядину, свинину и мясо птицы в десятки стран мира. В том числе и в Европу. В ту же Испанию, Бельгию, Германию, Польшу и, конечно же, в разорённую войной Югославию...



— Почему ты забыл о России? Тысячи тонн такого вот отравленного мяса каждый год поступает в Москву, Петербург, Смоленск, Волгоград, да и к вам, в Сибирь, везут тот

же смертельный продукт. В Новосибирск, Красноярск или Хабаровск... Но беда не только в самом инфицированном мясе. Имеется ещё одно обстоятельство: продукты такой вторичной переработки «мясной промышленности» начинают охотно приобретать некоторые наши сельскохозяйственные акционерные общества и отдельные тупые фермеры. И тех, и других интересует только прибыль. То же самое происходит по всей Европе. Ещё немного и промышленность вторичной переработки будет запущена в Германии, Австрии и Польше. Во Франции это процесс уже пошёл...

— Что же получается, что в настоящее время и в Европе, и Азии, и у нас в России разгуливают миллионы людей, нервная система которых поражена хищными прионами. Пройдёт десять, двенадцать лет высчитанного периода и все они в страшных муках отправятся на кладбище.



— Хорошо хоть на кладбище, а не на вторичную переработку, — откликнулась со своего места Светлена.

— А что, может быть и такое? — посмотрел я в её сторону.

— Вполне, — кивнул головой её отец. — На Западе давно отмечен факт, что далеко не все погибшие и не опознанные родными люди попадают в морги. Спрашивается, куда они деваются?

От последних слов старейшины я вздрогнул.

— Неужели может быть и такое?

— А почему бы и нет? Я не удивлюсь, если через пару десятилетий в некоторых странах Запада будет издан закон, предписывающий хоронить только заслуженных деятелей. А простых людей пускать на вторичную переработку. Всё идёт к этому, — сказала Ярослава.



— Значит, оставшееся население будет жить ровно столько, сколько времени займёт вегетационный период болезни?

— Если человечество не остановит такую вот беду, то, очевидно, так, — согласилась со мной Светлада.

— Но мы не коснулись самого главного. Я имею в виду информационное воздействие — продолжила обсуждение Ярослава. — Начали мы свой разговор с информации. Как ты думаешь, Юра, если животное, пусть не по своей воле, — каннибал и питается дохлятиной, какую оно впитывает в себя информацию?

— Понятно, что информацию самую что ни на есть деструктивную.

— А потом такое животное кто-то употребит в пищу?

— Значит, этот кто-то получит информационный импульс смерти... Долго он не протянет. Если не куру, то другая болезнь сделает своё дело.

— Какой из всего, что ты услышал, можно сделать вывод?

— Единственный: если ничего не изменится, то человечество обречено. Могут уцелеть разве что вегетарианцы?



— И они не уцелеют, для них система припасла генномодифицированные растения, ароматизаторы и вкусовые пищевые добавки. Будь уверен, всё продумано до мелочей. Фактически спасения нет! — почти шепотом проговорил старейшина. — Куда ни кинь, везде смерть... Онкологи называют куру раком мозга. Такова установка... На самом деле всё гораздо страшнее. Но об этом запрещено говорить.

— Выходит, что развязка уже началась? — спросил я своих информаторов.

— Малый вегетационный период уже заканчивается, Юра, к тому же идёт мощное информационное воздействие. Вот и вся арифметика.

— Значит, рак головного мозга?

— Пока разговоры идут о раке.

— Возможно, когда-нибудь найдутся смелые люди и скажут правду.

Источник - http://planeta.moy.su/blog/promyshlennost_povtornogo_cikla_v_chjom_opasnost/2013-03-16-46082