Мне постоянно нравятся такие, как я. И это беда. Потому что люди эти общаются настолько бессвязно, что в какой-то момент ты понимаешь, что каждый разговаривает сам с собой. Я хотя бы делаю попытки вылезать из своей головы, слушать, перечитывать, что написали мне люди - ухожу в фейспалм от своей невнимательности и бегу править свои несвязные ответы. Но другим - таким же - совсем плевать, что говорит собеседник, главное зацепиться за ключевые слова и насочинять себе что-нибудь. Придуманный образ важнее, чем реальный человек. Недавно в очередной раз с этим столкнулась и ощутила... не грусть, наверное, а разочарование.

Взяла с собой почитать новеллы Манна, давно хотела познакомиться с его работами. Прочла первые две, очень похожие друг на друга - «Маленький господин Фридеман» и «Луизхен» - и типично жутенькие (ну часто мне такое попадается), но в целом мысль заложена мудрая. Особенно наглядная во «Фридемане», где сначала показана его вроде бы цельная личность, развитая самодисциплина, кругозор, культурность, а потом - роковая червоточина, которая и стала его погибелью: уверенность в собственной неполноценности. Люди часто думают, что их убивает что-то извне, но на самом деле мы всегда убиваем себя сами.
Вообще-то можно трактовать по-разному, я лишь выбрала, что ближе мне. Еще там про то, как часто люди путают остроту чувства с глубиной, принимают иллюзию за реальность, прячут сокровенное желание как можно дальше, давят его, а что задавлено, тому суждено прорваться с десятикратной мощью.

На улице метель. Пушинки так и сияют. Нарциссы просвечены насквозь, пятна неоновой краски.

В этот раз акву для разнообразия вёл мужик. Прыгал, махал ногами, кричал: "Быстрее, быстрее!" Пожилые тётечки вяло плескались, я сражалась с "батоном". Он постоянно выскальзывал из-под ног, выстреливая высоко в воздух, а когда садилась на него верхом, при каждом движении стукал по голове, сначала в лицо, потом по затылку. Смешно было неимоверно.

Открытие дня. Для обычных, наземных тренировок чем тяжелее гантели, тем труднее. Но для водных - чем легче, тем труднее.
Напомнило мою любимую гифку с движением точки в разных системах координат.

Почему у меня если спокойствие, то апатия? Как будто энергия у нуля. Спокойствие от принятия кем-либо. Отсутствие энергии - от отсутствия увлечения? Одна из двух вчерашних мыслей тоже могла повлиять. Обе. Про старость и отсутствие "моего" будущего. Подумала, что пол-жизни всего прожила, а уже старуха физически и душевно. Как подумала, так сразу и стала ею.
Еле двигаюсь. Еле нарисовала кота. (Без внутреннего покоя вообще бы не нарисовала, хоть что-то.) Прошаркала по трем дворам. В одном символическую зарядку проделала, на том спасибо. Еле поела. Равнодушно опоздала на аквааэробику и не поехала. Потому что неохота бежать. Записывать "хорошее" тоже неохота. Единственное, что пока готова напрячь - это мозг. Даже и понапрягала, начав перечитывать "Игру в бисер". Скрипит, вертится апатично.
Настроение сидеть на лавке и ничего не делать. Было бы полезно, вообще-то. Вечно во мне этот моторчик на глубине. А когда заткнешь глубинный, включается головной и привычно начинает куда-то гнать.
Никуда мне не надо. Сядь на лавку.

Самой захотелось создать анимацию под музыку...

И, божечки, слеш слешем, но как мне здесь нравится рисовка Бакалавра! Лицо и выражения:

Читать далее

 

Буйки, похожие на располневших альбатросов.
Очень маленькая женщина в очень большом чемодане принимает на хранение другие чемоданы.
Тихий маленький ручей, пахнущий влажными камнями и подгнившей листвой. Напомнил детские летние лагеря. Странно работают запахи. Я ненавидела лагеря. Но смутные образы, которые приносят с собой запахи, всегда ностальгические.

Пока не встречала музыканта, который бы так любил тишину, как Арво Пярт. Хотела написать, что он как будто постоянно ее слушает, и она просвечивает на верхних нотах. А потом прочитала название композиции, что сейчас играет: "Silentium" :)
Но у него правда много пауз. Единственный композитор, кого я знаю, кто уважает тишину и придает ей не меньше значения, чем звуку.
Среди рисовальщиков видела таких, но не среди музыкантов.

Всё забывала написать, какой красивый образ создают две картины в комнате Данковского. И то, что картина с бабочками именно над кроватью, добавляет ощущение, что качество это скрытое и личное:

Снились бега игрушечных зайчиков по ладоням. Сшитые вручную и одетые в кукольную одежду, они скакали, перепрыгивая друг через друга, и шустро преодолевали препятствия. В конце они вставали в ряд, взявшись за лапки, и, счастливые, слушали победные фанфары.

Второй раз снится один и тот же незнакомый парень и повседневные сюжеты с ним. Сегодня задумалась, кого же он мне напоминает. Оказалось, это вылитый стример Муклук 😂

Снился в одной и той же одежде, с одной и той же манерой лениво шаркать по комнате, с одними и теми же вкусами в музыке. В первом сне я сняла его на фотоаппарат и в обоих с непонятной эмоцией разглядывала фотку. Он сидит на диване полу-отвернувшись от зрителя, одна нога подтянута к груди, вторая на полу. Черная футболка, серые треники, на руке браслет-нитка с мелкими цветными камешками. Лицо в профиль, белозубо смеётся. 

Я смотрю, вглядываясь то в улыбку, то в цветные камни.

Отложив фото, сижу по-турецки на полу и щурюсь в облитое солнцем оконное стекло.

Женщина из церковной лавки торопливо и увлечённо рассказывает о выпечке, вкусный морковный коржик. Много простой еды: варенье из крыжовника, смородины; соленья, льняной хлеб, классические пирожки с десятком знакомых с детства начинок.
Разбитое стекло на выходе из метро - от одного точечного удара расходится сеть трещин, формируя мелкие соты, до того ровные, что кажется, будто это дизайн. А дверь кричит как громкая тропическая птица. Я даже оглянулась по сторонам в поисках ярко-зелёного оперения.
В окнах самого обычного жёлтого дома отражается ещё один жёлтый дом, но кривляющийся и безумный.
У журавля красный клюв, переходящий в красную голову, где на границе цвета находится жёлтый немигающий глаз. Игла. А затылок и тело белые.
В воскресенье утром тихо, поют птицы, пахнет влажной древесиной и землёй.

Снились небо в огне и стальные дирижабли. Они сталкивались со страшным металлическим скрежетом и затем взрывались в бурлящем пламени.

Убегая прочь, позвонила мужу: "Ты знал, что в Калуге боевые действия?!" - "Конечно, у нас же справа Вьетнам".

Странное состояние последние месяцы. Не знаю, радоваться ему или бояться. После КПТ я стала уделять внимание происходящему Сейчас, реальному, а так же хорошему, и начала делать попытки свободно испытывать эмоции в присутствии других людей. Потом постепенно исчезло метание по эмоциональным полюсам. Благодаря Триттико, часто сплю по 8 часов. Это всё замечательно, только вот я всегда черпала вдохновение в негативе и творила, только доведя себя до эмоционального предела. Пока я не на пределе, не то желания, не то энергии нет. Что меня пугает, исчезло желание увлекаться. Может, потому что наконец-то внушила себе, что гиперфокус мне вреден, т.к. в нём я игнорирую здоровье: мало ем, мало пью, мелко дышу, курю, не слежу за осанкой, забываю гимнастику и таблетки.

Не уверена, что чувствую себя живой. Но и не уверена, что пустой.

Может быть, старой. Или другой.

 

"I've talked to you before" - "No, Harry. You were just talking to yourself. That's all you ever do. Even in your dreams."

Пространства с неэвклидовой геометрией. Я бы там погуляла. И порисовать такие пространства было бы интересно.

Хотя я бы не сказала, что большой любитель работ Эшера, сама не знаю почему. Несмотря на любовь к графике, я, как ни странно, предпочла бы видеть такие картины в цвете.

Снилось, что я потеряла обе руки и обе ноги, и чтобы продолжать нормально функционировать, нужно каждую неделю заказывать доставку дорогих трупных конечностей и пришпиливать их соответственно. Заказывал и платил муж, и в общем-то, выглядели они неплохо: по размеру и форме каждый раз были похожи на мои оригинальные руки ноги. Разве что иной раз щиколотка потолще или суставы менее подвижные. Жаль, быстро портились и на ощупь были ледяными. А так довольно ничего. Руки по большей части висели плетьми, ходить тоже надо было осторожно, чтобы не подвернуть случайно нечувствительную ногу. И выезжать куда-то с друзьями было проблемно: приходилось таскать с собой несколько конечностей про запас и менять скрытно.

Было острое ощущение зависимости от мужа, проснувшись, испытала огромное облегчение, что это только сон.

Ирония - блеск.

Что хорошо с переводами, мне всегда было чуть менее чем пофиг на лайки и отзывы. В конце концов красота это краденая, от меня там только техническая сторона. Какое-то время, правда, хотелось хоть какой-то критики, потому что чувствовала, что звучит деревянно, но ничего, обошлась и так. В конце концов, критика - это просто. Находишь человека, который переводит лучше тебя, и спрашиваешь.

А вот творчество, которое идёт от души, моё, с этим тяжко. Мало того, что отсутствие фидбека или хотя бы номинальных показателей, что кому-то нравится (лайки), временами делает мне очень-очень грустно, то критику получать вообще страшно. Не то чтобы я её получала. И вроде даже не против получить. Но кажется, одно неверное слово, и я окажусь ввергнута в пучину... ну, может, не отчаяния, но тотальной неуверенности в себе точно.

Так я теперь сплю без таблеток. Полтора часа, унылый сон, мгновенное и полное пробуждение. Полтора  часа, унылый сон, полное пробуждение. И если повезет, так до самого утра. Если нет, то… часов до двух ночи, как сейчас. Прелесть. А к трем утра классика - час волка, когда в голову приходят самые дерьмовые мысли на свете и ты хочешь сдохнуть.

Искала на Пинтересе картинки по слову "отражение" и арты по Diso Elysium, и меня внезапно завалило интересной, красивой живописью. Господи, сто лет нигде не была. Прямо захотелось на какую-нибудь выставку, чтобы посмотреть вот на это всё в большом размере. Только чтобы разные художники. Потом вспомнила, какая я придирчивая, как немного мне нравится и как меня бесили залы Третьяковки с миллионом портретов каких-то придворных.

В океане плыла рыба. Иногда тянулась к рассеянным бликам света, иногда ныряла на дно. Пробивая тупым носом подводные течения, она двигала телом влево-вправо…

И была она одна.

Когда солнце целовало водную гладь, рыба нежно касалась отражений: втягивала зеленоватые копии лесов, одинокие тени рыбаков, пила громадные провалы неба. А проглотив их, под тяжестью воды опускалась на дно, где, зарывшись в ил, спала и видела сны.

Проснувшись, она задерживала дыхание, но изнанки отражений все равно выскальзывали через жабры, пузырями бежали к поверхности и лопались под горячим солнцем.

Кадры в фан-роликах год от года становятся всё короче. Какая-то тиктоковская жесть. По Готэму я так и не нашла ни одного стоящего видео, где бы кадры длились дольше секунды... И да, становится меньше звуковых пауз: звуковые дорожки забиваются наглухо.

 

Читать далее

У меня в спокойном амбиентном плейлисте многие треки Синке, но сейчас поняла, что этот трек для меня всё же слишком тревожный. Если учесть название, я бы сказала, что это оплакивающая музыка, как будто кто-то страдает по утерянному. Вот эта "волна", идущая через весь трек, она как рыдание. Болезненно.

Sinke Dûs - That Which Was Lost

 

Чтобы не потерять, прекрасный аудиоспектакль по "Голему" Майринка: https://disk.yandex.ru/d/_ov6hGwQyAjix

Тут еще аудиоматериалы по произведениям Майринка: https://vk.com/wall-37578841_1156?ysclid=lae8knixyl894203583 Я пока только пару проверила, и они мне не понравились. В частности, начитка того же "Голема". Такое ощущение, что чтец не очень понимает ни Майринка, ни его работы. 

"How did I seem? Was I confident, flamboyant, charisma for days? Or a little more conservative, kind of repressed, a little nerdy?"

В чаще леса за секунду до рассвета рождался головоног.

Он жил всего секунду и каждое ее мгновение ждал солнца. В самые чёрные моменты своей краткой жизни он почти верил, что солнца не существует. Что есть только он, головоног. И ещё может быть, небо.

Каждый новый головоног злился, подозревая, что он не первый и не последний из ночных созданий, а солнце…  оно одно-единственное. Каждый жаждал увидеть его и ещё больше на себя свирепел. За свою короткую жизнь головоноги успевали узнать очень немногое: шорох еловых иголок, уханье совы да непроглядную пропасть неба.

И пока каждый новый из них злился, роясь в листьях, на невидимом за деревьями горизонте алело небо. И когда его, возящегося в лесном мусоре, задевал скудный розовый отблеск, оставляя на боку искажённую тень ветки или дубового листа, головоног исчезал навсегда.

Сегодня выдалась ясная ночь. Хена почуял это из дома. Выглянул наружу, уставившись круглым глазом на пятно над кронами. Пятно равнодушно глядело вниз, ощупывая землю, кусты и кочки. Шуршали тёмные кроны. Лес молчал.

Хена выбрался наружу, вжал пальцы к холодную почву и, аккуратно обходя тёмные кармашки, покрался в чащу. Где-то там было его дерево. Обычное, похожее на все остальные: безмолвное, синее, жёсткое. Но не холодное. Далеко под землёй, в перепутанных корнях, лежало кое-что тёплое. Мягкое, пульсирующее.

Секрет.

Хена ходил проверять его по ночам, когда разбегались тени. Вот и сейчас увидев знакомую прогалину меж чёрных корней, он подошёл ближе, убрал неровный камень посередине и бережно расчистил листву. Прижал лапу к земле, чувствуя слабое тепло. Опасливо оглядевшись, лёг на живот и приложил ухо. Где-то там, глубоко, пульсировали корни.

 

*

 

Хена сидел, обняв колени, и смотрел на далёкое озеро. Там желтоватым маревом висел туман, неподвижный, лишь несколько неровных полос дрожали у самой воды. Поднявшись, хена ласково потрогал нагретое место, вздохнув, засыпал его палой листвой, положил сверху камень, и направился к озеру. Почва влажнела и чавкала, запоминая его шаги. Тихонько шуршали кроны.

Меж стволов блестела вода, всплёскивая почти бесшумно, и только откуда-то издалека неслось едва слышное эхо, будто зевал исполинский зверь. Марево над озером поднималось до самого неба, и там его зыбкие контуры растворялись в черноте.

Постояв за деревьями, хена подошёл ближе, осторожно ступая босыми ногами по влажной траве, и уставился на облако.

Облако вздрогнуло и повернулось.

Его очертания заколыхались, приобретая форму чего-то громадного, с рогами, сквозь которые просвечивал антрацитовый небосклон.

Воздух задрожал.

– У-ала, – донеслось как будто отовсюду сразу: из-под толщи воды, из недр земли, из тяжёлого, влажного воздуха.

Туманная масса поплыла ему навстречу и с тяжким вздохом выпростала руку: тронула живот хены, коснулась плеча, охолодила ухо... Вторая рука протянулась к первой: они плавно подняли его в воздух, осторожно понесли к груди. Хена качался как в колыбели. Глаза слипались. Всё вокруг светилось, а может, это светился он сам. Он вспомнил своё дерево, как пульсировала под влажной щекой земля.

Вспомнил неровный камень, и – проснулся.

Послышался ещё один грандиозный вздох, от которого дрогнули кроны. Марево на мгновение замерло, а затем сдвинулось, поплыло: существо шагало в лес. Клочки тумана стелились по кустам и кочкам, трогали палую листву, обнимали холодные стволы.

Хена увидел внизу своё дерево, где-то там лежал, невидимый, камень.

Существо медленно склонило рогатую голову, склонилось всё, и застонали деревья. Светящаяся длань легла между корней, прошла сквозь камень, сквозь листья, сквозь землю, коснулась живого тепла – и объяла его. Ощутив через туман знакомую пульсацию, хена заплакал.

Сияющая рука вернулась из-под земли. Поднялась назад к хене, погладила – и объяла его тоже.

Воздух задрожал.

– У-ала. А-ла.

«Секрет», – понял хена. И безмятежно закрыл глаза.

Опять снился Эд Нигма, и опять он мне нравился. Мне нравились его шутки, нравилась его шляпа, которая, стоило отвести глаза, меняла форму: сначала я это не поняла и дважды хотела весело прокомментировать, как она идёт или не идёт к его костюму, но стоило мне открыть рот и поднять глаза, как шляпа становилась другой.

Потом мы шли с ним вместе по солнечным улицам, хотелось много говорить, но я сдержалась, и тогда он рассказал мне случай из детства. Про то, как он иногда покупал себе и своему приятелю по молочному коктейлю, но чтобы повысить свою ценность в его глазах, говорил ему, что в магазине дают по одному коктейлю за раз, поэтому за два коктейля надо стоять в очереди дважды.

Потом мы шли мимо детских ясель, это было трёхэтажное здание с длинными, горизонтально вытянутыми окнами, обрамлёнными крупными пёстрыми камнями, и из каждого высовывались дети. Ярко сияло солнце, и они кричали и смеялись. Шум стоял невообразимый. Тогда я сказала Эду, что чувствую счастье. Будто это часть моего детства, будто когда-то я была очень счастлива. Эд угрюмо молчал, и я добавила: "Удивительно, как работает память".

У дверей его квартиры мы попрощались. Я проснулась, но в полусне ещё какое-то время фантазировала, что я сказала бы ему на прощание. Чтобы мы встретились вновь.

 

Которую ночь шёл снег.

Каждое утро каярка налегала на холодные рамы и, оставляя на инее влажные лунки, пыталась отодвинуть метровые сугробы. Рамы скрипели, стекло потрескивало от нажима, но ничего не менялось. Каярке становилось страшно, она хватала кочергу и, как следует раскалив, бежала к двери. В нижней половине была прорезана кошачья дверца. Отворив её, каярка просовывала туда кочергу и принималась ожесточённо шуровать, пока не проделывала небольшую нору; после чего она делала долгий-долгий выдох, сжималась, ссутуливала плечи и лезла в проход.

Весь оставшийся день уходил на то, чтобы дорыть до ближайшего окна. Туннель был холодным, пустым и тёмным, а когда она добиралась до ставень и, расчистив окружающий снег, открывала створки, то вглядевшись в просветы инея, могла увидеть за стеклом себя.

*

Потом приходила чёрная зимняя ночь и, лукаво заглядывая в окна бусинками звёзд, пускала первую порошу. Насмотревшись на холодную мглу, с шуршанием бьющую по стенам, каярка закрывала ставни и долго лежала не смыкая глаз.

А наутро она налегала на оконные рамы и, оставляя на инее влажные лунки, пыталась отодвинуть тяжёлые сугробы.

 

 

 

Читать далее

 

 

The woods are lovely, dark and deep,

But I have promises to keep,

And miles to go before I sleep,

And miles to go before I sleep.

 

- Robert Frost

 

Вчера досмотрела "Аватар: легенда об Аанге" и впервые услышала "All along the watchtower". Ночью она приснилась мне в исполнении Тома Эллиса, и там были такие слова:

"My spirit is a beacon in the night

But my soul always turns away"

Проснувшись, посмотрела, какой текст на самом деле.

одна из трактовок - это разговор бога с дьяволом

Труднее всего найти найти кого-то вне полюсов. Всё либо устремлённые ввысь "мне нужна только компания таких же просветлённых, валите отсюда с вашим слешем и битвой экстрасенсов (и холодец заберите)", либо которые только о какой-то ерунде думают, а на все остальные темы настороженно молчат и с опаской смотрят: вдруг наброшусь с веником. С первыми чувствуешь себя человеком второго сорта, со вторыми - задыхаешься.
Читать далее...

Сидела, читала этот дневник. 2011, 2010, 2009 год, а я хоть и изменилась, но на самом деле совсем нет. Нашла запись, где я удивлялась, как можно сжигать свои дневники. А теперь знаю. И лучше бы не знала.

Нет, этот я бы не сожгла. Самые хорошие сны, в которых участвовали другие люди, все они с Радугой или Люциусом. И, кажется, один с Рутом. Просто удивительно, что, несмотря на не очень хорошие моменты, воспоминания о Руте хорошие. Обычно какая-нибудь гадость всё портит, прямо пятнает; а тут нет. Пыльный шарик всё ещё прозрачен. Наверное, потому что мы не так уж много общались, как и с Радугой, как и с Люциусом. Больше воображения, чем реального человека.
Зашла сюда, впервые за несколько лет перечитала посты, комментарии, и стало легче.
В последние годы слёзы у меня словно ядовитая грязь: отравляет всё сильнее. Вытекает, вытекает, вытекает и не может остановиться и не приносит облегчения.