В советском новоязе было такое слово — ЧСИР (член семьи изменника родины). Жены, дети и другие родственники «врагов народа», согласно постановлению Политбюро от 1937 года, могли быть заключены в лагеря на срок от 5 до 8 лет. Более других был печально известен женский лагерь, находившийся в Казахстане — АЛЖИР (Акмолинский лагерь жен изменников родины), через который только в тридцать восьмом году прошло около десяти тысяч ни в чем не повинных узниц. Менее известным, но от этого не менее страшным, был спецлагерь для «женского контингента» в Томске.

Анна Ларина-Бухарина, жена «любимца партии», уничтоженного Сталиным, оставила воспоминания о том, как выглядел томский лагерь для ЧСИРов:

«По углам забора, наскоро сколоченного из горбыля, стояли вышки, откуда следили за нами дежурные конвоиры (их называли еще стрелками), и если чуть ближе подойти к забору, тотчас раздавался крик: „Стой! Кто идет?“ Дорога, ведущая от убогих бараков к кухне, стала единственным маршрутом и всегда была полна женщин. На лицах многих лежала печать недоумения, испуга и страдания. В шутку мы называли эту дорогу „Невским проспектом“ (среди нас было много ленинградцев) или „главная улица в панике бешеной“. Чтобы не замерзнуть, бегали по ней толпы несчастных. Большинство — в рваных телогрейках, холодных бутсах. Те, кто был арестован летом, прикрывались лагерными суконными одеялами, заменявшими юбки или платки».

​В 1937–1938 годах заключенными этого лагеря были жены политических деятелей, репрессированных ученых, а также известные актрисы. Одна из них — балерина Галина Лерхе.

«Не хотела, чтобы ты плохо подумала о моей Родине»

Когда 20 июля 1937 года сотрудники НКВД уводили Галину из дома, она была уверена, что скоро вернется, поэтому на просьбу домработницы «накинуть теплую кофточку», отвечала: «Зачем? Я же ненадолго!» Впереди балерину ждало двухлетнее заключение в томском лагере и последующая ссылка в Казахстан.

Галина Лерхе. Начало 1930 гг.

​...Ее называли одной из самых ярких красавиц тридцатых годов. Ей прочили великое будущее. Солистка труппы Бакинского театра, прима-балерина Харьковского театра оперы и балета и наконец — балерина труппы московского Большого театра. Исаак Бабель писал, что Галина Лерхе танцует «в стиле Айседоры Дункан». Так же, как босоногая американка, Галина не боялась экспериментов и выходила на сцену в смелых костюмах, на грани сексуальной революции.

Мужем Галины был Вениамин Фурер, секретарь Горловского горкома ВКП(б) в Донбассе. По воспоминаниям современников, он превратил захолустный шахтерский поселок Горловка в современный благоустроенный город. Говорят, что именно Фурер «изобрел» стахановское движение и, стремясь облагородить труд шахтеров, приказал высадить розы вдоль дороги от шахты до рабочего общежития.

В конце 1934 года он был назначен завкультпромом Московской области, и семья переехала в столицу.

Супруги дружили с Бабелем и Кукрыниксами, наносили визиты в дома творческой интеллигенции и охотно принимали гостей у себя. Счастливая жизнь под покровительством Кагановича, который «похлопотал», чтобы Галину Лерхе взяли в Большой театр, продолжалась до 1936 года, а затем Вениамин Фурер... покончил с собой. Скорее всего, он застрелился, предчувствуя скорый арест. Согласно семейной легенде, перед смертью он написал два письма. Первое — Сталину, второе — жене, со словами «Прости, Галя!». О чем самоубийца писал вождю — неизвестно. Врагом народа он был объявлен уже посмертно, и несколько месяцев спустя его семья подверглась репрессиям.

​— С момента ареста о жизни мамы я знаю крайне мало, — рассказывает дочь балерины, заведующая литературной частью томского драматического театра Мария Смирнова. — Известно, что 31 марта 1937 года ее уволили из Большого театра, а 20 июля арестовали. 2 октября постановлением ОС НКВД СССР мама была приговорена как ЧСИР к 5 годам исправительно-трудовых лагерей и отправлена в Томск. 21 июля 1939 года заключение было заменено ссылкой в казахстанский город Павлодар.

О том, что мама была в ссылке и прошла через ГУЛАГ, Мария узнала практически случайно.

Мария Смирнова, дочь Галины Лерхе, с вышивкой матери

​— Мне было лет 20, когда друг начал агитировать на поездку в Павлодар для освоения целины. Охваченная общей романтикой, я почти согласилась, а после того, как Сережа ушел, изменившаяся в лице мама сказала, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет приехать ко мне в этот город. На вопрос «Почему?» ответила: «Ты правда не знаешь, что было в Павлодаре?» Я заявила, что там была эвакуация, но мама отрезала: «Нет... Там была ссылка».

Галина Лерхе на сцене Большого театра

​Удивленная Маша попыталась узнать, почему самый близкий человек так долго скрывал этот факт личной биографии. Тем более что о ГУЛАГе и лагерях тогда уже активно писали, но в ответ была сказана всего одна фраза: «Одно дело, когда читаешь про чужих, а другое дело, когда это касается родной матери, и я не хотела, чтобы ты плохо подумала о моей горячо любимой Родине».

Что именно пришлось пережить Галине Лерхе во время заключения в Томске и тем более в годы ссылки в Павлодаре, Мария Марковна так и не узнала. Мама охотно вспоминала прежние спектакли и сыгранные роли, часто перебирала фотокарточки в семейных альбомах, но никогда не заводила речи о периоде жизни после 37-го года.

​— Информацию о маме я до сих пор собираю по крупицам. Одни статьи нахожу в интернете, другие (уже в печатном варианте) присылают друзья. Дома хранится много книжек, в которых в той или иной степени рассказывается про маму. Да, она не была такой знаменитой, как Уланова и Лепешинская, но все же была довольно известной фигурой... А еще есть маленькие книжки про птиц, которые писал мой дед, профессор-биолог, занимавшийся орнитологией. Одна из них называется «Крылатые путешественники», и она сохранилась в семейном архиве с надписью «Моей дорогой невольной путешественнице» ​— дедушка прислал книгу в ссылку, ​— говорит Мария Смирнова.

Кроме книг и фотографий у Марии Марковны остались золотые швейцарские часы, которые «органы» вернули Галине Лерхе после освобождения, колье в виде золотой змейки и вышивки, сделанные во время ссылки.

Тюремная вышивка Галины Лерхе

​— Вышивки выполнены крестиком, но не по канве, а по размеру ниточек. Цветных ниток в лагере не было, их нужно было экономить, поэтому заключенные сами делали вот такие миниатюрки и по ним уже вышивали. А еще мама хорошо рисовала, но, к сожалению, эти рисунки не сохранились.

После окончания ссылки в Казахстане Галина Лерхе оказалась в Сибири. Там она встретилась со вторым мужем и родила дочь Марию. Еще через несколько лет смогла вернуться в Ростов, где жили ее родители.

В южном городе до сих пор вспоминают известную землячку. В 2009 году в ростовской газете вышла большая статья, которая начиналась с истории о том, как во время гастролей Ольги Лепешинской в Ростове в гримерку к столичной приме явилась женщина с ребенком. «Галя! — ахнула балерина. — Ты жива? А мы думали, что погибла... А как же балет?»

«Вот теперь мой балет» — и Лерхе показала на маленькую дочку. Она была слишком горда, чтобы жаловаться на судьбу или рассказывать о том, что с ней произошло.

Последние годы Галина Александровна жила с дочерью в Томске. По иронии судьбы квартира Марии Марковны находилось рядом с тюрьмой, в которой Лерхе когда-то отбывала свой срок.

Лагерь, которого как бы не было

В настоящее время известно о трех специальных лагерях, учрежденных для исполнения оперативного приказа НКВД СССР № 00486 «Об операции по репрессированию жен и детей изменников родины». Это АЛЖИР, где в 2007 году учрежден мемориальный комплекс, включающий музей и мемориальное кладбище со страшным названием «Мамочкино». Второй лагерь располагался в мордовской Потьме, третий ​— в Томске.

Камера женской тюрьмы для ЧСИР. Томск, 1930-е годы

​— Сюда привозили женщин, получивших пять или восемь лет заключения. Изначально предполагалось, что их будут отправлять в специальный лагерь, который собирались построить в Нарымском крае. Однако когда заключенные уже начали прибывать в Томск, оказалось, что лагерь там просто не готов, поэтому женщин оставили в местной Томской пересыльной тюрьме, располагавшейся на окраине города по Иркутскому тракту. Сначала они находились в тюремных камерах, но затем для всего этого контингента (порядка двух тысяч человек) высоким пятиметровым забором была отгорожена отдельная территория с несколькими жилыми бараками, в одном из которых содержались женщины с детьми, — рассказывает заведующий Музеем «Следственная тюрьма НКВД» Василий Ханевич.

Томский лагерь просуществовал два года, до 1939-го. По разным данным, за это время в нем содержалось от 2 до 2,5 тысяч женщин и не менее 40 детей. Здесь находились жены и другие члены семьи высокопоставленных советских и партийных деятелей (жена 2-го секретаря Ленинградского обкома ВКП (б) Михаила Чудова, жена бывшего члена Политбюро ЦК ВКП(б) Николая Бухарина, теща бывшего начальника ОГПУ-НКВД СССР Генриха Ягоды), известных военных (две сестры маршала Михаила Тухачевского, жена комкора Иона Якира), супруги ученых (в том числе сотрудников Пулковской обсерватории), а также простые домохозяйки и колхозницы... Фамилии одних гремели на всю страну, другие не умели даже писать. <...>

Дарья Енюшина

Источник