Сундук здоровья как открыть?
Глава 2. С чего все началось? Заодно – про двойку.
Итак, что же это за «делать»?
И с чего это все началось?
Вероятно, правильнее всего начать с того времени, когда у меня родился сын.
Мы оба учились в институте, на 4 курсе.
Брать академический отпуск? Ну, уж нет!
Мне учеба всегда давалась легко, на лекции я и так ходил, мало сказать – без особого прилежания.
А уж, чтобы записывать заслушанное?
Ох, уж, эта лень-матушка!
По этому поводу есть весьма поучительная история.
В те далекие времена, дабы вчерашним школьникам, будущим «командирам производства», дать немного понюхать пороху этого самого производства, существовал порядок, когда первые полтора года – три сессии – студенты и учились и, одновременно - работали на каком-то определенном предприятии.
Работали – по полной, как обычные работяги, а вот учились – по сокращенной программе.
Если работали только в одну смену – ходили на занятия вечером, если в две, то - либо утром, либо вечером.
И занятий было – не более двух пар.
Мы так тогда и назывались: «рабочие-студенты».
Стипендию не платили, сколько заработаешь – все твое.
А по окончании третьей сессии с предприятия увольнялись, и тогда только учились.
А стипендия – по результатам сессии.
Про свою «любовь» к лекциям я уже сказал, а какое уж там прилежание к ним, когда даже на практических занятиях, бывало, засыпаешь от усталости?
Но экзамены сдавать надо.
И вот, сдаю я экзамен по математике.
Подготовился, подсел к экзаменатору, приготовился отвечать на устные вопросы.
А экзаменатором была женщина, доцент кафедры математики, фамилии не помню, но имя ее не забуду уже никогда - Маремьяна Васильевна.
Вопрос – ответ принимается с кислой миной.
Второй ответ – реакция такая же.
Я начинаю кипятиться: я точно знаю, что отвечаю правильно!
Третий вопрос – опять она качает головой, мол, не так.
Как не так!
Я точно знаю, что так!
Нет, не так, отвечает она.
Небольшая словесная дуэль, наконец, она задает еще один вопрос.
Но я уже залез в бутылку и не собираюсь из нее вылезать: отвечать - не буду!
- Почему не будете отвечать?
- Я знаю, что отвечаю правильно, а вы говорите – нет!
- Вы отвечаете не совсем верно.
- Нет, я знаю, что верно!
- Ну, хорошо, ответьте еще на этот вопрос.
- Не буду, вы все равно скажете, что не верно!
- Я еще раз предлагаю ответить на вопрос, отказ расценю, как незнание.
- Нет, можете ставить двойку, но отвечать - не буду!
Конечно же, вряд ли я передал эту перепалку со стенографической точностью, прошло уже полвека…
Но смысл и накал страстей – примерно такой.
Результат?
Естественно - двойка!
В зачетке!!!
И, естественно, переэкзаменовка после каникул и освобождение от бремени получения стипендии…
Но не менее интересно продолжение этой истории – через три года!
У жены была школьная подруга, на год старше ее, она-то и сподвигла ее для поступления в институт.
Девка была симпатичная, но с норовом, и мы при встрече всегда с ней пикировались.
На четвертом курсе, когда родился сын, я подрабатывал на полставки в одном из НИИ, и задумал сделать себе магнитофон.
В то время, для студента, иметь магнитофон - была весьма малопозволительная роскошь.
Во-первых – дорого, во-вторых – это были объемистые «чемоданы», весом под два пуда!
Например, «переносный» магнитофон «Тембр» весил 28 килограммов!
Где такой держать, если в комнатке, чуть больше десятка квадратных метров, стояло пять кроватей и, кроме хозяев, обитало еще 2-3 официально необеспеченных общагой «зайцев»?
Задуманный же мной магнитофон должен был помещаться в «балетке», то есть в небольшом картонном чемоданчике, объемом для пары кроссовок.
Под этот «корпус» и проектировалась вся конструкция.
А размер кассет предполагался такой же, как и у двухпудовых.
Производства о такой миниатюре могли только мечтать!
Естественно, мой словесный противник, учившийся на факультете автоматики и телемеханики, ядовито насмехался над такой несбыточной мечтой.
Естественно, намекая, что у меня кишка слишком тонка на такие вещи.
Тем более, что транзисторы тогда еще были не в ходу, и вся радиоэлектронная аппаратура работала на лампах.
И мы даже ударили по рукам: если я сделаю магнитофон – она немедленно выходит замуж!
Смех – смехом, но жизнь так и распорядилась – магнитофон я сделал, и он играл у нее на свадьбе.
Правда, спустя год после изготовления.
Но я не об этом.
Главная фишка была в том, что ее жених оказался племянником той самой Маремьяны Васильевны!
За столом мы сидели с ней рядом.
Меня она, естественно, не узнала – мало ли нас прошло через ее руки!
Но я ее узнал сразу – у меня-то она была одна!
И вот, где-то после второго или третьего тоста, я задаю ей провокационный вопрос.
- Маремьяна Васильевна, как вы думаете, ставят ли в зачетки двойки?
- Нет, ну, что вы!
- А я знаю, что ставят.
- Да нет, откуда вы взяли? У нас двойки в зачетки ставить не принято!
- А я знаю точно, что ставят!
- И вы знаете примеры?
- Да!
- А - поконкретнее?
- Например, вы!
- Я??
- Ну, да! Я знаю, что лично вы поставили одному студенту двойку. Прямо в зачетку.
- Да-ну, что вы такое говорите! Никогда!
- А вы помните…?
И тут я напомнил ей обстоятельства нашего первого знакомства.
- Ах, и правда! Теперь припоминаю!
Так, это были вы?
Теперь припоминаю - точно! Я видела, что материал вы знаете, но отвечали - не по моим лекциям!
И я решила не ставить вам отлично. И, если бы вы ответили тогда на еще один вопрос, я поставила бы вам «хорошо».
Но – получилось то, что получилось!
Мы выпили тогда с ней за нашу общую двойку, и вечер прошел отлично.
Когда почти все гости разошлись, и лишь немногие продолжали сидеть, кто полусонный, а кто и откровенно спящий за столом, мы имели еще одну продолжительную беседу «за жизнь», уже втроем, с участием ее мужа.
Тоже, очень тогда уважаемого человека, помню только, что он был парторгом в институте.
В конце концов, с ее стороны все было сделано правильно!
Я был кругом виноват сам - молод, ершист…
Короче – непутевый!
И – получил урок.
Которым и делюсь, хотя и времена, и порядки сейчас – другие.
Но мы, вернее, я – опять не об этом.
А чтобы было понятно мое решение: академ. отпуск – не брать, на все занятия пусть ходит жена, и пусть ее учат профессора и преподаватели.
А я буду сидеть дома с ребенком и выучусь сам, по ее тетрадкам.
Благо, что учились мы – в одной группе.
Преподаватели на мои прогулы закрывали глаза, так что, проблема была только во время лабораторных работ, семинаров и экзаменов.
Но тут выручали девчонки с курса, соглашавшиеся посидеть с пацаном несколько часов.
Хотя – было несколько случаев, когда мне пришлось сдавать экзамен и вдвоем с ним.
Я заносил его в аудиторию заранее, парень он был у нас спокойный, и, по большей части, спал весь экзамен на лавочке рядом со мной.
Так что, преподаватели узнавали, что в аудитории лишний «студент» только, когда я уносил его, сдав экзамен.
А я старался отстреляться одним из первых.
Но, однажды, он проснулся раньше положенного, разыгрался, и мне, нет-нет, да пришлось украдкой отвлекаться на него.
Однако, это не ускользнуло от внимания преподавателя и она решительно направилась в мою сторону, предполагая, что я заглядываю в лежащий на лавке конспект.
Каково же было ее изумление, когда она увидела, что за «шпаргалка» там лежит!
Кончилось тем, что она взяла его к себе за стол, и занималась с ним, пока я подготовил ответ.
Надо ли упоминать, что мы с ним и в этот раз заработали «отлично»?
Но – давайте еще ближе к делу.
Укладывая ребенка спать в положенное время, я иногда сталкивался с тем, что спать он не хочет, возится и пытается развернуться из «кокона», в который я его заворачивал.
Но я так наловчился его упаковывать, что это было делом для него почти невыполнимым, и в тщетных попытках освободиться, сон у него улетучивался и вовсе!
Не знаю, что меня натолкнуло сделать это в первый раз, но…
Первый раз я сделал так: медленно провел над его мордашкой ладонью сверху вниз, и одновременно мысленно напускал на себя сонное состояние, мысленно же адресуя это состояние ему.
Вроде, как – гипнотизировал его.
После первого же пасса ребенок, отчаянно силившийся развернуться, затих, и глазки его посоловели…
После второго – все, готов!
Заснул!
Впоследствии, я прибегал к этому средству не раз, и всякий раз – успешно.
После первого же, редко – после второго пасса, ребенок засыпал уже безо всяких особых «умственных» ухищрений с моей стороны.
К сожалению, в те времена таким вещам не придавалось такого ажиотажа, как сейчас, не особо заинтересовался этим и я.
Сына забрали у нас родители в одиннадцатимесячном возрасте, впереди была дипломная работа, потом переезд к месту работы…
Жизнь завертелась, ставя новые задачи и задавая новые интересы, и больше я никогда, никаким «гипнозом» не занимался.
Все это, так пространно, я к тому, что никакими «экстрасенсорными» качествами я не обладаю, и, чтобы обрести способности к самолечению, на мой взгляд, обладать ими не обязательно.
Главным и непременным должно быть условие никогда и ни при каких обстоятельствах не подавлять свой собственный иммунитет, данный нам от природы.
А именно на это и рассчитаны и направлены все рекламные силы сегодняшней, платной системы капиталистической медицины!
Причем, как ни странным покажется это на первый взгляд, умело играющей на самых лучших человеческих чувствах: сердобольности, сочувствия и альтруизма.
Сам я этому условию следую всю свою жизнь.
Насчет детства не скажу – не помню, но еще с подросткового возраста, инстинктивно, неосознанно, всячески старался избегать всякого рода лекарств.
Теперь этому стараюсь следовать осознанно и неуклонно.
Подростком я жил на юге, «удобства» были во дворе.
В том числе и вода в колонке, бежавшая из незакрывающегося крана день и ночь.
Вода была горная и потому ледяная и зимой и летом.
И зимы, несмотря на «юг», были снежные, морозные и – три месяца в году!
И всю зиму мы катались на санках, на коньках…
Строили «крепости» из снега…
В 1954 году были такие морозы, что однажды я нашел замерзшую от холода ворону!
И подростком я заимел привычку «закаляться»: ходил по утрам умываться под колонкой.
Поскольку в том возрасте выходить на улицу в одних трусах было уже неудобно, выходил в трико, голый по пояс.
И по несколько минут подставлял свой торс под ледяную струю независимо от времени года и состояния погоды.
Как я сказал выше, кран не закрывался, поэтому вода в нем никогда не замерзала даже в самые лютые холода.
Единственным неудобством было только то, что от непрерывных брызг вокруг места падения струи постоянно образовывался ледяной колодец, в который приходилось наклоняться, чтобы подставить себя под струю…
Когда родился сын, я намеренно затягивал время при перепеленании – делал ему воздушные ванны.
А двухмесячным уже выносил его на улицу в Томске, когда там еще лежали сугробы.
Естественно, при солнечной, тихой погоде.
Но – всего лишь! – в тоненькой распашонке, без ползунков.
Соседи, видя такое безобразие, естественно, возмущались, и были убеждены, что «молодым ребенок не нужен, вот и хотят его уморить!»
Никогда не пользовался «подгузниками».
В нынешнем, «неснимаемом» виде их тогда и не было, но дело даже не в этом.
Уже в двух-трехмесячном возрасте я приноровился сам и приучил его к соблюдению гигиены.
Он у меня НИКОГДА не был мокрым или что еще похуже!
Достаточно привести пару примеров.
В возрасте трех месяцев мы летели с ним в Ташкент, в Новосибирске делали пересадку.
Поскольку лететь было всего несколько часов, мы не стали обременять себя и сдали все свои вещи в багаж.
Оставили себе только небольшой пакет со сменными ползунками и распашонкой для мальца.
Но в Толмачево объявили, что наш рейс задерживается на несколько часов.
Чтобы не сидеть в душном аэровокзале эти несколько часов, мы решили сделать себе экскурсию и съездить, посмотреть город.
Но, по возвращении, узнали, что время задержки сократили и наш самолет улетел!
Хуже того, на этот раз, по условиям погоды, рейсы откладывались один за другим и мы просидели в аэропорту ТРОЕ СУТОК подряд!
Но привожу я этот пример потому, что за все эти трое суток запасные ползунки нам так и не понадобились!
Потому что все «дела» мы с ним делали по-взрослому – не в штаны!
Признайтесь, современные мамаши, многие ли из вас могут похвастаться такой чистоплотностью своих чад?
Второй пример.
В первый в его жизни Новый год у него, естественно, была и первая елка.
И мы ходили с ним и в гости, и в зимний парк, кататься на санках.
Мероприятия заняли несколько часов, под вечер начал заворачивать мороз и я вез его домой на санках почти бегом.
Бог его знает! – поди, мокрый, а на морозе-то замерзнет быстро!
У него был комбинезончик, из которого его не так-то просто было извлечь, а уж освободить, чтобы сделать «дела» на улице – вообще невозможно: расстегивался он спереди, на груди.
Привезли домой, давай распаковывать.
Распаковали – сухой!
И только тогда, когда освободили его от одежды совсем, только тогда он и начал пускать фонтаны.
Потому что НЕ БЫЛ приучен – в штаны!
Как сейчас это делают при помощи всевозможных «памперсов».
Теперь продолжу и о закалке.
В общаге нам выделили комнату, на втором этаже старого, деревянного здания, еще дореволюционной постройки.
В комнатах было тепло, но в коридоре первого этажа снег, занесенный на обуви, так и лежал ледяной дорожкой почти всю зиму.
«Удобства» были тоже на первом этаже и были тоже не курортного образца.
По крайней мере, в температурном отношении – явно, не Гавайские острова.
Но, по утрам, мы с ним спускались туда для водных процедур.
Сначала я умывался сам, потом, намочив руку ледяной водой, обтирал и слегка даже обливал из горсти и его.
Всего, с головы до ног.
И, не вытираясь, не спеша, возвращались обратно.
И все это – в грудничковом возрасте.
Все остальное время он ходил у меня, в лучшем случае, в тонкой, никогда не завязываемой распашонке, а по большей части – вообще без ничего.
И за все это время он ни разу даже не чихнул!
Этой закалки хватило ему сопротивляться целый год, когда он попал на воспитание бабушкам и те начали кутать его, боясь всего, чего обычно боятся бабушки…
Он и сейчас довольно морозоустойчивый, хотя в других отношениях жизнь потрепала его здоровье изрядно.
И, как знать, может быть, и жив до сих пор благодаря ей?
