И завтра был необычный, и послезавтра.

И уж если начинать, начну с начала.

20 февраля, после перерыва длинною в 6 месяцев, я наконец увидела человечину, девушку, женщину, безумца, аленя, её, иными словами - глаза, волосы, руки, ногти, ноги, одежду; душу.

Это словно одеть очки. Словно снова увидеть всё-всё. Насколько же я слепа в отношении к другим удается прочувствовать только когда я с такой легкостью и простотой проникнув в самые удаленные уголки этого конкретного человека. Друга.

Я не точна, безусловно - не речь о прониконовении, допытывании или какой-то информации, я просто вижу лучше, когда она рядом, и все вокруг приобретает такой сложившийся сакральный смысл, который живет только когда мы вместе. По нему то я и изнывала без тебя. По способности воспринимать в такт с тобой, по возможности настроить и тебя на те же частоты.

И в понедельник вечером, на электричке, поздно, в одиночку, не видя ничего перед собой и не помня никаких обязательств перед миром я ехала домой и думала о вас....
Процитирую себя же, когда собираясь ждать встречи с тобой, я отправлялась утром в университет, и, чтобы написать резюме ко вторнику, думала взять с собой компьютер.

"Как раз к восьми я успею все написать и вечером, до скольки бы мы не сидели, у меня все было бы готово.
-Так комп такой тяжелый, и Алина еще не дала ни слова, ни знака где, когда и может ли она. Вдруг все будет как в прошлый раз?
-А если нет?
-Нахрен компьютер, ведь если мы не встретимся я просто приеду после 3ей домой и отлично поработаю. А если все пойдет хорошо, разве будет мне дело вообще до чего-либо?"

"Я постараюсь этого не делать".

Следующее утро началось самым обыденным способом.
Я все жду, жду когда же начнет светать. И теперь солнце встает так, что выходя из дома в 7:55 я как разпопадаю на это волшебное свечение на востоке, когда иду на маршрутку;
Но разве могут дети Юга?...)
Не могут. И после третьей пары случилось то, что случилось - еще одна задетая, сияющая, звенящаяя душа встала, распростерев руки, на моем пути и поглотила меня.
Сколько прошло времени? Сколько было сказано и сделано? Упущено ли, понято ли?
Наверно, чтобы перебраться туда, где дружба осязаема и тактильна, где вдохи наполняют тебя битными единицами, и правда надо перестрадать, и потерять, и углубиться в зло и трепет, а потом, без чьего-либо вмешательства выйти оттуда и сказать миру "Здравствуй".
Поэтому здравствуй, старый добрый немотивированный "человек-скажи-ему-про-коэффициент-Фурье".
Я очень рада, что ты вернулся. И что я вернулась.

Знаете что такое наслаждение? И я не знаю.

И вот мы встретились, чтобы обсудить пару организационных вопросов, а вышла из университета я в десять. Такой счастливой, что если бы воздух вокруг меня мог фосфорицировать, я думаю, свечение бы отражалось на нижней облачности) Да-да, вихри, "добрая девушка Полина", фортепиано, третьекурсницы, толки, и котам привет впридачу.
И все могло пройти и тихо улечься во мне, однако хороший результат надо закреплять. С полодинадцатого до 12 меня мотало по полям в дельта окрестности Мичуринского проспекта с незнакомым абитуриентом ВМиК, потому что нет лучшего лекарства от тоски чем ночная песня шиииин... И воздух, влажный, как отчаяние, и теплый, как руки.

"У нас уже не получится".

И вот, навстречу приключениям на свои вторые 90 я выхожу из дома в юбке, длина которой не оставляет вопросов касательно моего интеллектального развития - вся компенсация в ней. С лицом, на котором написано все предубеждение к тому, чего я собираюсь, полное отвращение к тому, чем являюсь и кромешное удволетворение вышеозначенными фактами.
И вот пара-тройка любимых предметов, феерическая картография, легкое помутнение рассудка, падающий Тюменев, блины, Массандра, Гена, термех, Жириновский в стенах Московского государственного, капля текилы в бочке Вереземской, иии.... И дальше не стоит.
Дальше было только ярче, только болезненней, истеричней, тише, мельче, кружевней.

"Шлагбаум". Знаете на что похож не до конца поднятый шлагбаум господа?
На насилие, которого так не хватает. И только слезы наворачиваются, при одной мысли о том, что я так и не умерла тогда, когда так хотела, и ведь почти получилось.

Знаете, такого желания удавиться, надругаться, издеваться над тем, чем я сейчас являюсь не было давно. Очень давно. Может, я не знаю, в каждом человеке, которого я встречаю на своем пути зашита программой некоторая часть пазла, позволяющая взять на мне новую ноту.
Лужники. Горнолыжные спуски. Скользящая под ногами поверхность. Не знаю, даже весенний привкус, даже рука-в-руке, даже эта фанатичная попытка скрыться в этих людях, забыться и потеряться в них, все это только заново отождествляло меня с версией 3хлетней давности.
Вам надоело? Я прошу прощения.
"-Что мне делать с тобой?
-Что угодно.
-Нет, ты должна была ответить "понять и простить".
Но разве надо мне ваше понятие и прощение? Разве мне вообще надо что-то от вас?

Разве, разве все это не затевалось как одна большая серия ошибок, в процессе которой отсеятся ненужные факты, а память, потерявшись в бесконечном танце событий перестанет судорожно пытаться выявить в них логику и заснет спокойным сном студента....
Но нет, я настроила себя. Я знаю, что ненавижу ледяные дорожки зимой, что снег мне претит, что весна - это возрождение, что учеба лечит, и что никогда не пройдет эта тоска по дому.
"Что есть дом? Это место, где хожены дороги". Я тоскую, по вещам, что творены мной, по словам, что говорены мной, и лучше бы, лучше бы делая, я сразу забывала все.
Знаете что есть самый страшный грех после неверия? Отчаяние.

Грешный был вечер. Я в отчаянии, друзья. Даже нет; враги, я в отчаянии. Где ты, о мой едиинственный враг? Где ты, о моя злость, что лучше отчаяния?

В конце концов, где ты, моя вера?...

Вытерто. Выжжено.
Кровью измазано.
Времени брешь
Режет сосуды
Осколками рыжими.
Сколько их будет?
Избитыми фразами…
Я – на манеж.
Жизнь напоказ,
Без зазрения совести.
Мира – другим.
Тысячи глаз,
Продолжение повести,
Ярость и дым.
Слёзы под маскою,
Смех на устах.
Горькою сказкою,
Блёклыми красками.
Выжжено. Прах.

А еще люди, еще я смотрю фильм. Фильм, грустный, про войну. Почти список Шиндлера. Там есть умирающий, есть далекий друг, есть молчаливый прохожий; Там серая весна и томные прохожие, имеющие свое мнение. Там у меня нет ничего значимого, что держало бы на сцене.
И чем дальше заходит сюжет, тем больше души вытекает из глаз.
Там пир во время чумы. Там снег тает по утрам. Там когда то была счастливая предыстория, и я не знаю, какой конец.
И кажется, испугавшись происходящего, я мечусь по сцене пытаясь заставить реальность повернуться если не вспять, то хотя бы к лесу задом.
А зрители в первом ряду уже почуяли неладное и жаждут горяченького.
Бесстыдство с моей стороны отказытвать им в удовольствии. Однако знает ли кто, чем это обернется?

"И зачем я только полез на этот самый верх самой высокой башни?"...

Таки не буду медлить, меня ждут, как хорошо что есть еще они, великие дела.

Я вас люблю. Любовь еще быть может.