Наполеон Бонапарт после отречения

"... Я ошибся на несколько дней, я высчитал погоду за 50 лет, и никогда сильные морозы не начинались раньше 20 декабря - на двадцать дней позднее, чем они начались в этот раз.

В. Верещагин. Наполеон в зимнем одеянии.

Во время моего пребывания в Москве было три градуса холода, и французы переносили его с удовольствием; но во время пути температура спустилась до 18 градусов, и почти все лошади погибли.

Мы были принуждены были покинуть почти всю артиллерию, в которой тогда начитывалось более 500 орудий. Ни боевые запасы, ни провиант нельзя было дальше везти. За недостатком лошадей мы не могли ни делать разведки, ни выслать кавалерийский  авангард, чтобы узнать дорогу. Солдаты падали духом, терялись и приходили в замешательство. Всякое незначительное обстоятельство тревожило их. Пяти -  шести человек было достаточно, чтобы испугать целый батальон. Вместо того, чтобы держаться вместе, они бродили врозь в поисках за огнем. Те, которых назначали разведчиками, покидали свои посты и отправлялись в дома погреться. Они рассыпались во все стороны удалялись от своих корпусов и легко попадали в руки врагов.

В. Верещагин. Ночной привал Великой армии.

Другие ложились на землю засыпали, немного крови шло у них носом, и сонные они умирали. Тысячи солдат погибли так. Полякам удалось спасти несколько лошадей и немного пушек, но французов и солдат других наций совсем нельзя было узнать. Особенно пострадала кавалерия. Сомневаюсь уцелело ли в ней 3 тысячи человек из 40. Не будь московского пожара мне бы все удалось. Я провел бы там эту зиму.

В этом городе было до 40 тысяч людей в рабской зависимости. Вы ведь, должно быть знаете, что русское дворянство держит своих крепостных почти в рабской зависимости. Я провозгласил бы свободу всех крепостных в России и уничтожил бы крепостническое право и привилегии дворянства.

В. Верещагин. В Успенском соборе.

Это создало бы мне массу приверженцев. Я заключил бы мир в Москве или на следующий год пошел бы на Петербург. Александр прекрасно знал это, поэтому-то он и послал в Англию свои бриллианты, свои драгоценности и свои корабли. Мой успех был бы полный без этого пожара. Восемью днями раньше я одержал над ними победу в большом деле при Москве-реке; с 90 тысячами я напал на русскую армию, достигавшую 250 тысяч, с ног до головы вооруженных, и я разбил её на голову. 50 тысяч русских остались на поле битвы. Русские имели неосторожность утверждать, что выиграли сражение, и тем не менее через восемь дней я входил в Москву.

В. Верещагин. На Поклонной горе в ожидании депутации бояр.

Я очутился среди прекрасного города, снабженного провиантом на целый год; ибо в России всегда запасы на несколько месяцев делались до наступления морозов. Всевозможные магазины были переполнены. Дома жителей были хорошо снабжены, и большинство их оставили своих слуг, чтобы служить нам. Многие хозяева оставили записочки, прося в них французских офицеров, которые займут их дома, позаботиться о мебели и других вещах; они говорили, что оставили все, что могло понадобиться нам, и что они надеются вернуться через несколько дней, как только император Александр уладит все дела, что тогда они с восторгом увидятся с нами. Многие барыни остались. Они знали, что ни в Берлине, ни в Вене, где я был с моими армиями, жителей никогда не обижали: к тому же они ждали скорого мира. Мы думали, что нас ожидает полное благосостояние на зимних квартирах, и все обещало нам блестящий успех весной. Через два дня после нашего прибытия начался пожар. Сначала он не казался опасным, и мы думали, что он возник от солдатских огней, разведенных слишком близко к домам, почти сплошь деревянным.

В. Верещагин. В Кремле - пожар!

Это меня взволновало, я отдал командирам полков строжайшие приказы по этому поводу. На следующий день огонь увеличился, но ещё не вызвал серьезной тревоги.

В. Верещагин. Сквозь пожар.

Однако, боясь его приближения к нам, я выехал верхом и сам распоряжался его тушением. На следующий день поднялся сильный ветер, и пожар распространился с огромной быстротой. Сотни бродяг, нанятые для этой цели, рассеялись по разным частям города и спрятанными под полами головешками поджигали лома, стоявшие на ветру: это было легко ввиду вопламеняемости построек. Это обстоятельство да ещё сила ветра делали напрасными все старания потушить огонь. Трудно было даже выбраться из него живым. Чтобы увлечь других, я подвергался опасности,волосы и брови мои были обожжены одежда горела на мне. Но все усилия были напрасны, так как оказалось, что большинство пожарных труб испорчено. Их было около1000, а мы нашли среди них, кажется, только одну пригодную. Кроме того, бродяги нанятые Ростопчиным, бегали повсюду,распространяя огонь головешками, а сильный ветер ещё помогал им. Этот ужасный пожар разорил все. Я готов был ко всему, кроме этого. Ладно, это не было предусмотрено: кто бы подумал, что народ может сжечь свою столицу? Впрочем, жители делали все возможное, чтобы потушить его. Некоторые даже погибли при этом. Они приводили к нам многих поджигателей с головешками, потому что нам никогда бы их не узнать среди  этой черни. Я велел расстрелять около 200 поджигателей.

В. Верещагин. Расстрел предполагаемых поджигателей.

Если бы не этот роковой пожар, у меня бы было все необходимое для армии, прекрасные зимние квартиры, разнообразные припасы в изобилии. На следующий год решилось бы все остальное. Александр заключил бы мир,  - или я был бы  в Петербурге. <...> Я на пять дней опоздал покинуть Москву. Нескольких генералов огонь поднял с постелей. Я сам оставался в Кремле, пока пламя не окружило меня. Огонь распространялся и скоро дошел до китайских и индийских магазинов, потом до складов масла и спирта, которые загорелись и захватили все. Тогда я уехал в загородный дворец императора в расстоянии 4 верст от Москвы, и вы, может быть, представите себе силу огня, если я вам скажу, что трудно было прикладывать руку к стенам или окнам со стороны Москвы, так эта часть была нагрета пожаром. Это было огненное море, небо и тучи казались пылающими, горы красного крутящегося пламени, как огромные морские волны вдруг вскидывались, подымались к пылающему небу и падали затем в огненный океан. О! это было величественнейшее и самое устрашающее зрелище, когда-либо виданное человечеством!"

                                             Из мемуаров Наполеона Бонапарта, написанных на острове Св. Елены.

 

 В. Верещагин. Зарево Замоскворечья.