Григорий Оттонович держался на допросах стойко. Не скрывая собственного от-ношения к оккультизму, он при этом отказался раскрывать псевдонимы своих учени-ков.
— Эзотеризмом, — рассказывал Григорий Мёбес на допросе 28 апреля 1926-го года, — я интересовался с давних пор. В 1910-ом году, имея уже вполне сложившееся эзотерическое миросозерцание, познакомился с фон Чинским, тогдашним делегатом Ордена мартинистов парижского послушания; через два месяца был посвящён им в Не-ведомого начальника (полное мартинистское посвящение). В конце 1910-го (или в на-чале 1911-го), несмотря на снабжение меня Парижской Высшей герметической школой Почетным дипломом на степень доктора герметизма и очень почетное и доверчивое обращение со мною фон Чинским, я неофициально вышел из Ордена, недовольный по-верхностным отношением к науке большинства членов ордена. В 1911-1912 годах ра-ботал самостоятельно, прочитал несколько публичных лекций; в 1912-1913 читал лек-ции у себя на дому. В конце 1912-го (или в начале 1913-го) я официально сообщил Па-пюсу, что категорически утверждаю не только фактическую, но и формальную свою автономию, и прошу провозгласить это печатно, что и было выполнено журналом «Инициация» (правда, в очень мягкой и почтительной ко мне форме, но все же катего-рично)...
Вся работа по школе велась мною и моей женой только в Ленинграде. Иногород-них делегатов не имелось, и самый институт делегирования признаётся мною неорто-доксальным и нецелесообразным, ибо его отрицательные стороны мне исторически из-вестны, хотя бы на примере Парижского мартинизма...
В общем плане работы своей идейно преследую следующие цели: мне желательно заставить ученика в строгой постепенности самоанализа пересмотреть все свои знания, все свои верования, все свои привычки, все свои этико-эстетические подходы к жизни. Для облегчения этой работы я с ним рассматриваю сложный философский, научный, жизненный и тому подобный материал в очень широких пределах — от грубейших суеверий почти дикого человека до тончайших методологических потуг человека высо-кокультурного. Таким планом работы думаю развить в человеке, во-первых, сознатель-ность, во-вторых, бодрое, мужественное отношение к жизни и спокойное довольство своим положением, как бы скромно оно ни было. Никаких догматических тезисов не навязываю, но как учитель ставлю обязательство работать по моему плану и вести себя согласно тому, что я считаю обязательным минимумом порядочности и серьезности...
На вопрос о том, какое я себе отвожу место, как оккультисту и знаю ли я себе равного по эрудиции в этой области в пределах территории СССР, вынужден ответить, что самого себя судить не могу, а стараюсь только применить честно те скромные по-знания, которыми обладаю...
Решительно отказалась выдавать своих учеников и жена Мёбеса — Мария Несте-рова.
Принципиальная позиция отказа от "сотрудничества" с органами, занятая руково-дителями мартинистов, заслуживает всяческого уважения. Однако это уже не могло спасти Орден: Астромов сделал своё чёрное дело, а чекисты были настроены реши-тельно.
Сам Астромов, сообразив, что сотрудники органов не только не собираются вы-полнять своё обещание и выпускать его за границу, но и намерены повесить на него всех собак, предпринимает дерзкую попытку спасти себя, предложив свои услуги са-мому Иосифу Сталину. 11 февраля 1926-го года он пишет Сталину письмо, где развива-ет старую мысль об использовании "красного" масонства как объединения коммуни-стически мыслящих интеллигентов. Писбмо весьма примечательное, поэтому процити-рую его здесь полностью:
«В поданном в авг. м. пршл. года вместе с управляющим мастером московской ложи «Гармония» Полисадовым докладе наблюдающему органу СССР о возможности совместной деятельности Авт.(ономного) рус(ского) мас.(онства) и коммунизма, была вскользь брошена фраза: "красное масонство свободно могло бы существовать рядом с буржуазным — ведь существует же Профинтерн и Коминтерн рядом с рабочими и крестьянскими союзами, примыкающими к Амстердамскому соглашению".
Теперь я хочу указать на красное масонство не только как на объединение ком-мунистически мыслящих, но как на форму и маскировку, которую мог бы принять Ко-минтерн. Ни для кого не секрет, что Коминтерн (негласное московское правительство и штаб мировой революции как его называют на Западе) является главным камнем преткновения для заключения соглашений с Англией, Францией и Америкой, и следова-тельно задерживается экономическое возрождение СССР.
Между тем, если бы Коминтерн был перелицован по образцу масонства, т.е. принял бы его внешние формы (конечно, упростив и видоизменив многое), ни Лига На-ций, ни кто другой, ничего не осмелились бы возразить против его существования, как масонской организации. Особенно Франция и Америка, где имеются целые ложи с со-циалистическим большинством и где правительство большею частью состоит тоже из масонов (напр. Президент Тафт, не бывший раньше масоном, сейчас же по избра-нии был посвящен в масоны).
Принятие Коминтерном масонской личины — совсем несложно и коснется лишь внешности. Каждая национальная секция его могла бы образовать отдельную ложу — мастерскую, а представители их (президиум) сформировали бы генеральную ложу.
Я удивляюсь, как рабоче-крестьянскому правительству раньше не пришло в голо-ву воспользоваться этой старо-рабочей, профессиональной организацией, захваченной буржуазией. Конечно, реформировав ее и очистив ее, согласно духу и заветам лениниз-ма (ведь позаимствовали же рабочие организации идею скаутизма и завели у себя от-ряды пионеров). Тем более, что Соввласть уже взяла масонские символы: пяти-кон.(ечную) звезду, молоток и серп.
Наконец, сама пропаганда ленинизма, благодаря масонской конспирации и дисци-плине, могла бы вестись успешнее, особенно в странах Востока, где так склонны ко всему таинственному.
Всё, что я здесь пишу, только отдельные мысли, не обработанные и не детали-зированные.
Мне хотелось бы этими строками лишь дать толчок, пробудить Вашу творче-скую созидательную мысль.
А может быть, это Вас заинтересует. Тогда я готов служить своими знаниями и опытом в этой области, в качестве советчика-консультанта или как Вы найдете удобным».
Характерно, что себя незадачливый генеральный секретарь «Автономного русско-го масонства» видел в качестве "советчика-консультанта" при Сталине [10]. Жизнь, од-нако, распорядилась по-другому.
Сразу же после ареста Бориса Астромова дошла очередь и до других членов «Рус-ского автономного масонства» и «Ордена мартинистов». В ночь с 16 на 17 апреля 1926-го года ОГПУ провело обыски на квартирах наиболее активных деятелей этих лож "Улов" чекистов поражал всякое воображение: огромное количество книг, масонских значков, мечей, шпаг, плащей, ленточек и других предметов масонского ритуала, кото-рые были немедленно изъяты. Сложнее обстояло дело с масонским алтарём и молель-ней, обнаруженными на квартире у Мёбеса, который было решено отставить на месте под расписку хозяина. После этого ленинградских оккультистов стали одного за другим вызывать для дачи показаний в ОГПУ. Однако под арестом держали одного только Бо-риса Астромова: нравы тогда были ещё очень мягкие.
20 мая 1926-го года Борису Астромову, Григорию Мёбесу и другим оккультистам Ленинграда было предъявлено официальное обвинение. В обвинительном заключении давалась следующая оценка их деятельности:
«История масонства в России показывает, что оно всегда было в услужении то-го или иного капиталистического государства и как течение выросло и развилось из усилий буржуазии, направленных на то, чтобы притупить противоречия, рождаемые классовой борьбой и капиталистической эксплуатацией [...]. Усилия буржуазии в этом направлении чрезвычайно разнообразны и в маскировке классовых противоречий ма-сонство занимает важное место, создавая в обществе атмосферу незыблемости ка-питалистического строя. Политика буржуазии делается не только в парламентах и передовых статьях. Буржуазия обволакивает сознание промежуточных слоёв обще-ства и вождей рабочих партий, парализуя их мысль и волю, создавая на их пути могу-щественное, хотя и не всегда заметное препятствие.
Масонство по существу своему является ничем иным, как мелкобуржуазной пе-ределкой католицизма, где роль кардиналов и аббатов играют банкиры и парламент-ские дельцы, продажные журналисты и адвокаты, а также прочие политические авантюристы. Разбавив католицизм и сократив небесную иерархию до одного лица — Великого архитектора вселенной, масонство приспособило к своему обиходу термино-логию демократии: братство, гуманность, истина, справедливость, добродетель и в такой форме является важной составной частью буржуазного режима.
Вступление в масонскую ложу в буржуазных странах означает, как правило, приобщение к высшим сферам политики, так как именно здесь «завязываются карье-ристские связи, создаются группировки и вся эта работа покрывается флёром морали, мистики и обрядности [...]. Масонство не меняет своей тактики в отношении комму-нистической партии: оно не исключает коммунистов из своей среды. Наоборот, оно широко открывает перед ними двери, поскольку его политической функцией как раз и является всасывание в свои ряды представителей рабочего класса, дабы содейство-вать размягчению их воли, а по возможности и мозгов».
Как видите, попытка Астромова спастись себя не оправдала: чекисты не были склонны рассматривать масонство в качестве одной из форм большевистского мировоз-зрения. Скорее, наоборот, участие в масонской организации расценивалось ими как из-мена коммунистическим идеалам. Впоследствии мы узнаем, что это не совсем так. Про-сто, Астромову не повезло. Не из тех он был фигур, которые могли бы заинтересовать оккультистов из ОГПУ.
Опасения, что широкая огласка этого дела могла бы привлечь к нему внимание "ещё не окрепших идеологически" групп населения привели к тому, что судьба ленин-градских мартинистов была решена во внесудебном порядке. 18 июня 1926-го года де-ло было рассмотрено Особым совещанием Президиума коллегии ОГПУ. Самое тяжёлое наказание — три года лагерей по статье 61 УК РСФСР получил Борис Астромов. Ос-тальные обвиняемые подлежали административной ссылке в отдалённые местности СССР сроком на те же три года.
Судьба Григория Мёбеса, отбывавшего ссылку вместе с Марией Нестеровой, не-известна. Что же касается "провокатора" Бориса Астромова, то местом его пребывания после отбытия наказания стал город Гудауты (Абхазская АССР), где он устроился ра-ботать заведующим лабораторией местного табачного завода. 10 июля 1940-го года он был вновь арестован сотрудниками 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР.
«Трудно поверить, — писала в связи с делом Астромова «Ленинградская правда», — что ещё совсем недавно в Ленинграде функционировали четыре масонские ложи. Четыре самых настоящих, вполне серьёзных масонских ложи с несколькими десятка-ми членов, с магистрами, с мастерами, с посвящениями, клятвами, подписанными кро-вью, с уставом, заграничной перепиской, служениями, заседаниями и даже членскими взносами. Генеральным секретарём, магистром и инициатором [...] братства россий-ских масонов был некто Астромов-Кириченко-Ватсон. Его личность сама по себе тре-бует клинического изучения. Хронический и врождённый авантюрист, гипнотизёр, бывший кавалергард, тип патологический в половом смысле, утверждавший, что ве-дёт свой род от Наполеона I и доказывавший это своим поразительным сходством с последним — он был идеологом и трибуном "вольных каменщиков". Бульварный аван-тюризм сочетался в масонском главаре со своеобразной эрудицией. В делах житейских он прошёл сложный тёмный путь [...]. Для организации масонского ордена он окружил себя не только соответствующей бутафорией, но и компанией изуверов, обскурантов и мракобесов. Откуда-то он приискал для своего дела некоего Мёбеса — дворянина, автора многих оккультных книг и владельца крупнейшей в мире коллекции порнографи-ческих открыток. В анкете Мёбес на вопрос о социальном происхождении ответил, что происходит "от Адама". Каким-то образом Астромов раздобыл и старуху [Име-ется в виду Мария Нестерова — А.П.], имевшую гипнотическое влияние на женщин — членов ложи, и вымогавшую у них деньги и молчание.
Дело развивалось в порядке строгой последовательности. Упомянутый изыскан-ный актив занимался вербовкой "вольных каменщиков", агитацией и пропагандой. Но-вые братья и сёстры, в свою очередь, вербовали своих друзей. Отечественное масон-ство разрасталось. Нового посвящаемого приводили в комнату Великого магистра под таинственный свет старинных фонарей, среди библий, иероглифов, эмблем, «кафин-ских узлов» и пентаграмм. Ему демонстрировали пару-другую призраков, сделанных с помощью киноаппарата, несколько вертящихся столов, переламывали над ним шпагу, заставляли подписаться кровью и требовали членские взносы. Таким образом были по-священы покойный Теляковский, балерина, несколько видных кинорежиссёров и арти-стов, сын придворного кондитера, библиотекарь, пара-другая счетоводов, десяток женщин без определённых занятий, поэты, славянофилы, интеллигенты, обыватели, бывшие офицеры, дворяне и даже пом. прокурора ЛВО Гредингер, оказавшийся впо-следствии авантюристом и заявлявший, что он розенкрейцер и что он уже жил в не-скольких веках на протяжении разных столетий.
Конечно же, происходили служения и собрания. Они заключались в мистических занятиях и, как гласит устав, "гармонизации" братьев с сёстрами, то есть, попросту говоря, в самом настоящем блуде. В распоряжении ложи имелась обширная порногра-фическая литература [...]. Однако, конечно, этой музыкой не ограничивалось истин-ное лицо масонской ложи. Кроме денежного вымогательства, здесь имелись и полити-ческие задачи: масоны мечтали о власти масонства на Руси и о постепенном совра-щении большевиков на путь масонства!
Но, пожалуй, самое примечательное во всей этой галиматье — это то, что внешне под неё подводится архиреволюционный "идеологический базис". Масоны писа-ли льстивые письма нашим ответственным работникам и рядовым партийцам, в ко-торых заверяли о своём горячем сочувствии Советской власти и Коммунистической партии. Более того, они заявляли, что задачи и цели масонства тождественны зада-чам и целям ВКП(б). Астромов пытался даже напечатать в «Прожекторе» статью «Великая Французская революция и масоны». Масонская ложа посылала своих наиболее красноречивых агитаторов к советским работникам, но — ясное дело — им не удалось завербовать ни одного партийца».
В общем, всё с ног на голову. Характерной особенностью советских фельетонов является усиленный нажим (особенно это видно по второй публикации — в «Красной газете») на моральную нечистоплотность членов ложи: «Трудно, да и омерзительно описывать в газетной статье, все формы и разветвления масонской работы. Кроме телепатии и психометрии, в промежутках между антисоветской пропагандой, во всех этих ложах: «Пылающего льва», «Дельфина», «Золотого колоса», «Цветущей акации», «Кубического камня» процветали самые противоестественные формы поро-ка. «Пылающий лев» на поверку оказывался всего лишь тлеющей собакой. Среди глава-рей масонской организации существовала так называемая любовная цепь, по которой все женщины переходили от одного главаря к другому в последовательном порядке. Половые литургии у аналоев, радения среди кадильниц, похабнейший блуд в стиле Поль-де-Кока, среди стигматов божественного блаженства. Здесь, в этой масонской галиматье, лишний раз подтвердилось известное психологическое сочетание метафи-зики и эротизма, аскетическое богословие Фомы Аквината и вавилонский разврат Таисы всегда были связаны роковой близостью».

Самое любопытное во всей этой истории с фельетонами — это то, что появились они задним числом — через полтора года после осуждения Бориса Астромова и других руководителей «Ордена мартинистов». И на то, как выясняется, были серьёзные причи-ны. Дело в том, что вскоре после окончания "масонского дела" ОГПУ вышло на след ещё нескольких оккультных организаций. Едва ли не на первом месте среди них зна-чился «Орден рыцарей Святого Грааля». Возглавлял его француз — Александр Габри-элович Гошерон-Делафос.

* * *
Легенда о Святом Граале неотделима от западноевропейской культуры. Для сред-невековых сказителей Святой Грааль являлся символом божественной чистоты, ради приближения к которой рыцари совершают свои подвиги. Обычно считалось, что это чаша с кровью Иисуса Христа, которую собрал Иосиф Аримофейский, снявший с кре-ста тело распятого Бога [31]. Тому, кто сумеет завладеть Граалем, обещались фантасти-ческие блага: бессмертие и нечеловеческая сила. Согласно легенде этих благ удостоил-ся только один рыцарь — по имени Парсифаль.
Именно эту легенду имел в виду Гошерон-Делафос, называя созданный им ок-культный кружок «Орденом рыцарей Святого Грааля».
Вот что писала об этом обществе газета «Ленинградская правда»:
«Ленинградский Орден Святого Грааля являлся средоточием мистически на-строенной интеллигенции, богемы, и "бывших людей". Его возглавлял некто Александр Габриэлович Гошерон-Делафос. Этот гражданин со звучной фамилией служил кон-тролёром Губфо. В орден принимались исключительно бывшие дворяне [...].
Согласно устава рыцарям Чаши Святого Грааля вменялось в обязанность вести антисоветскую агитацию на кораблях, на пристани, дома, у друзей, на улице, в консер-ватории, на высокой работе, на низкой, в пивной, везде, всюду, всегда, где находятся рыцари святого Грааля.
Политическая программа Ордена достаточно чётко окрашена в национальные цвета бывшей Российской империи. Критикуя все существующие формы государст-венного устройства, Орден признавал идеальной формой государственного строя сис-тему абсолютной монархии. Основой этого учения являлся "научно обоснованный" догмат, что не личность должна служить обществу, а наоборот, общество — лично-сти. "Индивидуализм — знамя и двигатель прогресса. Масса, толпа — символ грубой силы, застоя, косности. Всё тонкое, красивое — от индивида, всё животное, без-образное — от массы" (официальная доктрина Ордена).
Но спасение одной своей заблудшей Отчизны тщедушным рыцарям Грааля, ви-дите ли, казалось мало. Необходимо облагодетельствовать всё человечество. Они же-лали поселить свои мудрые идеи в душах всего мира и для этого считали необходимым создать свой интернационал. Об этом они декларировали почти в стихотворной фор-ме: "не красный — символ крови, ненависти и насилия. Не чёрный — символ мрачной решимости и смерти. А лазурный — символ неба, воздуха и простора. Итак — новый, Голубой интернационал монархии".
Сии политические гекзаметры нуждались в реальном подкреплении, тем более, что Орден признавал необходимость активной борьбы за свои идеи. Члены Ордена должны были заниматься "изучением целей и путей борьбы, особенностей поля бит-вы, качества оружия и способов владения им".
Магистр Гошерон-Делафос для того чтобы поддержать дух своих рыцарей, кормил их баснями о том, что Орден должен скоро получить значительные денежные субсидии от заграничных капиталистов. Конечно же, для него самого было ясно, что никто из финансистов, хотя бы и ослеплённый ненавистью к Советскому Союзу, не даст ни копейки на это маниакальное предприятие. Но магистр Делафос не останав-ливался на этом и продолжал хвастать, что имел встречу с каким-то приезжавшим из Рима аббатом и будто бы вёл переписку с "мыслящим" Западом.
Такова история голубого интернационала в Ленинграде. Влача серенькое и жал-кое существование, его рыцари питали весьма голубые и прозрачные надежды. Но эти надежды были растоптаны бдительными руками рабочей диктатуры в самом цвету».
Цену фельетонам 20-х годов мы уже знаем. Поэтому, чтобы составить более-менее ясное представление о деятельности «Ордена рыцарей Святого Грааля», обра-тимся к материалам следствия.
Фактически Орден возник не ранее 1916-го года, хотя первые посвящения в него Делафос совершил ещё в 14-ом году. Именно в это время Делафос возвратился из по-ездки по Франции, где и был, видимо, посвящен. Впрочем, на следствии он отрицал этот факт. Старейшими членами Ордена были близкие друзья Делафоса: Николай Цу-ханов и Михаил Битютко, которые и составляли вместе с ним руководящий "треуголь-ник" организации.
Степеней посвящения в Ордене было семь: паж, рыцарь, лебедь, страж, шеф, по-мощник и Учитель. Высшей степенью посвящения — «Учитель» — обладал Александр Гошерон-Делафос. Однако у него были помощники — «эды». В свою очередь, каждый «эд» должен был иметь трёх учеников — «гардов» («стражей»), каждый «гард» — трёх «лебедей», каждый «лебедь» — двух «рыцарей». Свои ритуалы и иерархию члены Ор-дена строили по следующим книгам: «Историческая традиция Святого Грааля» и «Ве-ликое наставление». Истоки же своего Ордена члены его возводили к дому француз-ских герцогов Анжуйских, традиции которого якобы выражал потомок этого дома, гла-ва ордена, Учитель Гошерон-Делафос.
Приём неофитов происходил при соблюдении соответствующего ритуала, кото-рый состоял в том, что "треугольник" произносил ряд формул и заклинаний, а посвя-щаемый давал торжественную клятву — хранить тайны Ордена и его название. На предварительном собрании будущих рыцарей глава Ордена читал лекцию-наставление и рассказывал подробности своего посещения в центре всей системы Ордена, находя-щегося во Франции.
Однажды на торжественном собрании действительных членов Ордена, прохо-дившего 8 мая 1927-го года, Гошерон-Делафос сообщил о предстоящем приезде пред-ставителя высшей системы Ордена из-за границы для обследования степени подготов-ленности рыцарей в Ленинграде и предложил увеличить число занятий с учениками и улучшить связь между отдельными рыцарями. Одновременно Гошерон указал, что если работа членов Ордена будет признана удовлетворительной, возможно последует де-нежная субсидия и ежемесячные вознаграждения членам.
Официально декларируемой целью Ордена было "усовершенствование мысли-тельных и нравственных способностей" рыцарей Чаши Святого Грааля по мере их про-движения по лестнице посвящений. Сам Делафос рассказывал ученикам о существова-нии некоего идеального центра Святого Грааля в полуразрушенном рыцарском замке Монсальват во Франции, увидеть и войти в который могут только высшие посвящён-ные.
Насколько всё это было серьёзно, мы уже не узнаем: в ночь на 15 июня 1927-го года члены мистического братства были арестованы. При обыске у них было изъято большое количество оккультной литературы и богатый архив Ордена: протоколы соб-раний, записи лекций, описания ритуалов при посвящении, а также рисунки с разного рода оккультной символикой.
В ходе следствия Гошерон-Делафос энергично отрицал факт своего посвящения и связывал образование Ордена исключительно со своим интересом к европейскому средневековью и своей литературной работой. Собственно, так и должен был себя вес-ти в ходе допросов эзотерист-масон, да и просто любой разумный человек. Не отлича-лись многословностью и другие члены общества.
— Организация, если можно так выразиться, — оправдывался один из рыцарей на допросе 16 июня 1927-го года, — существует как научно-философское течение с 1917-го или с 1916-го года. Впервые я узнал об этом из книг, название которых не помню. Несколько человек объединились в то время и занимались вопросами оккультного ха-рактера с научно-философским подходом. Эта группа существует и до настоящего вре-мени...
В целом же протоколы допросов арестованных рыцарей Святого Грааля поража-ют удивительной бедностью своего содержания. Это легко объяснимо. Политикой чле-ны кружка не занимались, настоящих связей с оккультными организациями Запада не имели — одни обывательские разговоры и мечты о лучшей доле. По большому счёту, это была игра или своеобразное хобби, которым может увлечься взрослый и во всём остальном вполне здравомыслящий человек.
Несмотря на это, в обвинительном заключении по делу однозначно утверждалось, что «Орден рыцарей Святого Грааля» является "организацией нелегальной и антисовет-ской", а посему следствие на этом основании было решено считать законченным, а предъявленное обвинение в преступлении, предусмотренном статьёй 58-5 УК РСФСР, — доказанным.
Наиболее суровое наказание в 10 лет лагерей было определено Гошерон-Делафосу. По 5 лет получили и другие активисты Ордена. Подобная суровость приго-вора объясняется прежде всего тем, что практически все подследственные были по происхождению "из дворян".
Позиция ОГПУ в отношении тайных оккультных групп к тому времени оконча-тельно определилась, что не замедлило сказаться на судьбе других обществ масонского толка, действовавших в Ленинграде. Одним из них являлось «Братство истинного слу-жения» («Эзотерическая ложа»).

* * *
В начале февраля 1927-го года в ОГПУ стали поступать сведения о том, что в квартире № 28, дом 43-"в" по Кирочной улице у Георгия Анатольевича Тюфяева, кон-торского служащего из недоучившихся студентов (3 курса юридического факультета Петербургского университета), проходят собрания мистиков, устроивших тайный ок-культный клуб для совершения молитв и проведения спиритических сеансов. Сведения эти соответствовали действительности. На квартире Тюфяева собрались члены неле-гальной оккультной организации, носившей название: «Братство истинного служения».
Собрания «Братства» происходили каждые 9 дней в специально приспособленном храме для совершения молитв, после которых устраивались спиритические сеансы. В них участвовало около 40 человек.
Приём новых лиц производился по поручительству одного из членов «Братства». Вступающий приносил клятву верности и брал на себя обязательство под страхом стро-гой кары хранить в тайне всё, что происходит в «Братстве», а также сам факт его суще-ствования. После этого новоиспечённый член «Братства» принимал посвящение в пер-вую степень — «ищущего». Всего существовало четыре степени посвящения: «ищу-щий», «идущий», «ведущий» и «поучающий».
Как доложил информатор ОГПУ, основной целью «Братства» являлось практиче-ское и теоретическое изучение эзотерических явлений посредством спиритических се-ансов. Общество располагало рукописными материалами, в которых описывалась тех-нология обрядов, содержались формулы клятв и посвящений. Особый интерес у ОГПУ вызвали проповеди пастырей «Братства»: Георгия Анатольевича и Лидии Владимиров-ны Тюфяевых об извечной борьбе между Христом и Антихристом.
— В 1917-ом году, — поучали они, — в России победил Антихрист и с силой распространяет свою власть, увлекая всех в непроглядную бесконечную тьму "Чёрного треугольника". Постепенно, через организации, устроенные Антихристом на земле, он разрушает храмы и церкви, а руководителей их убивает и отправляет в ссылку...
В ночь на 13 мая ОГПУ произвело обыски у членов «Братства» и арестовало 15 наиболее активных его участников. При обысках было изъято оборудование двух хра-мов «Братства», а также большое количество оккультной литературы, символических изображений, пасторская одежда, устав и печать «Братства»..
Следствие, в частности, выяснило, что этот оккультный кружок непрерывно по-полнялся за счёт людей, наивно надеявшихся через спиритические сеансы пообщаться со своими умершими родственниками, что вполне определённо обещал им Георгий Тюфяев. Картина вырисовывалась достаточно неприглядная. Выходило, что Тюфяев использовал эзотерику в чисто корыстных целях, наживаясь на доверчивости людей. В ходе следствия он в этом сознался.

— Я признаю себя виновным, — говорил он, — в том, что обманывал "братьев", поскольку сам не верил в правоту теософских учителей и высших духов.
И снова приговор Коллегии ОГПУ был суров: Георгий Тюфяев получил 10 лет ла-герей, остальным присудили от трёх до пяти. И снова «Ленинградская правда» не удер-жалась от язвительных комментариев:
«При ликвидации этой весёлой компании, можно только удивляться и разводить руками. Действительно, вот необыкновенное дело! Какой странный и нелепый пара-докс. На десятом году революции в советской стране, в городе рабочей диктатуры — такие странные птицы. Поистине, нужно быть талантливым авантюристом, чтобы в век атомистических теорий, химического анализа, индустриализации, волго-донских каналов, гидростроительства, океанских перелётов, шедевров металлургии — пропо-ведовать масонство. Да где ещё — в Советском Союзе!
Но этот парадокс, если вглядеться в него поглубже, совсем не так удивителен, а пропитан печальной иронией. Это маленький парадокс, создавшийся в результате больших социальных перемещений. Масонская ложа в 1927 году — это последняя и ди-ковинная форма, в которую вылились искания внутренней эмигрантщины и опусто-шённой обывательщины. Это последняя спазма изгоев революции, сиротливо шатаю-щихся на историческом ветру как недожатые колосья. Это одно из предчувствий вы-ражения "бессильной активности" "третьей силы". И в небывалой нелепости этой масонской истории можно прочесть издевательскую иронию времени над историче-ским барахлом, забытым в наших днях прошедшей эпохой».
Советские журналисты сознательно упрощали проблему, сводя её к авантюризму отдельных масонов. Отчасти они были правы: в этом мы убедились на примерах Аст-ромова и Тюфяева. Однако заявление о том, что в новом XX-ом веке, веке "атомистиче-ских теорий, химического анализа, индустриализации, волго-донских каналов", а тем более в Советском Союзе, невозможен оккультизм в массовых масштабах, представля-ется несколько самонадеянным. Борис Астромов совсем не случайно в своём письме о "красном" масонстве намекал Сталину, что имеет место связь между идеологией моло-дого Советского государства и масонскими доктринами. И в своих подозрениях он был не одинок. В следующих разделах я расскажу о тех, кто пытался более действенно, чем «Орден мартинистов» или «Орден Святого Грааля», влиять на близкую им в эзотериче-ском или в практическом смысле политику страны Советов.


1.2.3. Новый Сен-Жермен.

Выше я уже упоминал о том ореоле таинственности и романтики, коим окутана деятельность Братства розенкрейцеров. Поскольку имён настоящих членов этого обще-ства никто не знает, то в принадлежности к этому братству подозревались все сколько-нибудь выдающихся учёные XVII-го и XVIII-го веков И, конечно, — знаменитые аван-тю¬ристы. Одной из таких загадочных личностей был граф Сен-Жермен — человек-легенда, споры о котором не прекра¬щаются до сих пор.

* * *
Граф Сен-Жермен родился во Франции, предположительно в 1710-ом году. По свидетельствам современников, Сен-Жермен был светским, блестяще образованным человеком, свободно говорившим на всех европейских языках и умевшим изящно ухо-дить от ответов на любые прямые вопросы.
По некоторым данным, граф побывал в России во время царствования Екатерины II. Согласно преданию, именно он назвал Наталье Петровне Голицыной, выведенной у Пушкина в качестве старой графини, три выигрышные карты (помните «Пиковую да-му»?).
С 1770-го Сен-Жермен обосновался в Париже. Утверждал, что живет (или реин-карнирует) уже несколько тысяч лет. Занимался "изготовлением" золота, алмазов, тор-говал эликсиром долголетия, читал прошлое и предсказывал будущее представителям высшего дворянства, причём его предсказания были по большей части пессимистичны. Когда началась Французская революция, Сен-Жермен благополучно исчез с междуна-родной арены, предоставив последующим историкам гадать, что с ним стало. Трудов он после себя не оставил [1].
Современники считали Сен-Жермена сыном венгерского короля Ракоши и в то же время — Великим Посвящённым, истинным членом Братства розенкрейцеров, которым доступны были все тайны мира. Смерть Сен-Жермена, как то и положено подлинному розенкрейцеру, окутана тайной. Никто из знавших его при жизни не мог поручиться, что он действительно умер. Поэтому современные розенкрейцеры не удивились, когда в 20-х годах нашего века на улицах Москвы появился человек, которого близкие назы-вали «Графом» или прямо — «Сен-Жерменом».
Впрочем, в быту он носил другое имя. Его звали Всеволодом Вячеславовичем Бе-люстиным, и каждое утро он шёл из дома на углу Трубной площади и Неглинной на Кузнецкий мост, в Наркомат иностранных дел, где составлял обзоры зарубежных газет и журна¬лов. А вот после работы, в кругу ближайших друзей он превращался в мага и Учителя, человека, поставившего перед собой задачу возродить на российской почве подлинное розенкрейцерство [34].

* * *
Всеволод Белюстин родился в конце прошлого века в семье военного генерала и сенатора по 2-му департаменту Правительствующего Сената. Ещё до того, как он за-кончил Александровский лицей по специальности фи¬лолога-языковеда, Белюстин про-являл интерес к спиритизму, астро¬логии, оккультизму. Годы гражданской войны он провёл в Крыму, но в Белой армии не служил, в эмиграцию не уехал и в 22-ом вернулся из Крыма в Москву, где с 1924-го по 1932-ой годы работал в Народном комиссариате иностранных дел в качестве переводчика. Затем, как бывший дворянин, он был уволен из Комиссариата, а весной 1933-го года арестован. Причиной ареста был выявленный чекистами «Орден московских розенкрейцеров», во главе которого, как оказалось, и стоял Белюстин.
Среди многочисленной литературы, издававшейся в России до революции и по-священной магии и оккультизму, обращала на себя внимание фундаментальная работа молодого инженера путей сообщения Владимира Шмакова под названием «Священная книга Тота». Это был огромный труд, посвящённый исследованию символики системы карт (арканов) Таро с привлечением большого количества источников как оккультных, так и исторических. Именно эта книга заставила Белюстина искать знакомства со Шма-ковым. Оно произошло в мае 23-го года у Шмакова на квартире, где собирались весьма примечательные люди: например, искусствовед и историк книжного искусства Си¬доров, известный философ и богослов Флоренский, биофизик и антропософ Сизов. Бы-вали здесь и представители других тайных обществ: масоны, теософы, члены «Ордена тамплиеров», бого¬искатели, православные священники и сектанты.
Попав в такое общество, Белюстин сразу же занял в нём ведущее положение: Шмаков оценил его эрудицию и предложил молодому розен¬крейцеру читать собрав-шимся курс арканологии и вести практические занятия по оккультизму.
Показания Всеволода Белюстина органам НКВД после его очередного ареста в 1940-ом году являются единственным источником сведений о судьбе инженера-мистика Шмакова и об обстоятельствах его отъезда из Москвы:
— Шмаков, — рассказывал Белюстин, — ещё до революции был тесно и друже-ски связан с бывшим президентом бывшей Чехословакии Масариком, которому он, Шмаков, в бытность Масарика в России в годы войны, неоднократно оказывал различ-ные дружеские услуги и заручился его дружбой. По отъезде Масарика в Прагу Шмаков продолжал поддер¬живать с ними связь через бывшего посланника Чехословакии в Мо-скве — Гирса, так что когда Шмаков уезжал за границу в 1924-ом году, то визы и от-правка денег оформлялись Шмаковым через Гирса...
В августе 1924-го года Шмаков с семьей выехал в Германию, а оттуда в Прагу, где оформил свое чехословацкое подданство по представлению президента Масарика, как я мог догадаться. Эти сведения о Шмакове я лично узнал, однако, позднее, когда получил от него в конце 1924-го года последовательно два письма с пути в Южную Америку, куда окончательно решил отпра¬виться Шмаков. Он писал мне, что едет в Аргентину, в Буэнос-Айрес, осуществляя свое давнишнее желание. Более писем от Шмакова я не по-лучал, кроме поздравительной открытки к Новому, 1925-му, году от его жены [34].
С отъездом Шмакова Белюстин стал неофициальным главой московских розен-крейцеров, а в 1926-ом году основал Московский Орден неорозенкрейцеров.
Всеволод Белюстин был умен, образован, воспитан, красив, и в его внешности находили определённое сходство с историческим Сен-Жерменом. Своё тождество с че-ловеком-легендой сам Белюстин не утверждал, но никогда и не отрицал. Образ допол-няли, казалось, безграничная эрудиция этого молодого ещё человека в области ок-культных наук.
В отличие от широкого круга посетителей кружка Шмакова, в Ордене, организо-ванном Белюстиным, состояло всего 16 чело¬век. Его члены имели разные степени по-священия и, соответствен¬но, располагались по рангам. После периода ученичества, то есть изу¬чения соответствующей литературы под руководством наставника и написания ряда собственных сочинений, вступающий в Орден получал посвящение в «оруженос-цы». Затем — две рыцарские степени: «рыцаря внешней башни» и «рыцаря внутренней башни», после чего следовали степени высшего духовного посвящения, которыми об-ладали члены Верховного капитула Ордена.
Как то принято в тайных обществах, вступление неофита в Орден розенкрейце-ров Всеволода Белюстина совершалось по особому обряду; при¬чём, вступающий про-износил клятву верности Ордену и обещал хранить его тайны..
В отличие от руководителей других оккультных организаций, целью Белюстина было "достижение астрального посвящения", то есть "жизни в двух мирах" — на физи-ческом плане в физическом теле, и, одновременно, в плане астральном. Впрочем, и это было не целью, а средством. Подлинная цель состояла в подготовке к овладению маги-ческими способностями древних розенкрейцеров. Достичь этого следовало путём дли-тельных тренировок, путём перестройки сознания в определённом направлении. Ведь именно это советовал делать всем своим последователям таинственный C.R.C.
Среди частных задач Ордена розенкрейцеров, основанного Белюстиным, было ос-воение телепатии и ясновидения. И здесь выяснилось, что параллельно с розенкрейце-рами Белюстина этими проблемами занималась другая группа московских эксперимен-тирующих розен¬крейцеров во главе с Тегером и Чеховским. За их работой, не вступая с ними в непосредственный контакт, Белюстин весьма пристально следил через розен-крейцера Веревина, который был допущен к работам этой группы.

* * *
Как можно понять из показаний Белюстина в ОГПУ, идея возродить подлинное, то есть оперативное розенкрейцерство в Москве, была им выдвинута в 1923—1924-х годах и предложена двум оккультистам — Веревину и Тегеру. Но в 1925-ом году между ним и Тегером произошёл конфликт на почве выбора пути, по которому сле¬довало ид-ти. Впрочем, иначе и быть не могло. По своему проис¬хождению, образованию, мисти-ческому и житейскому опыту Тегер был совершенным антиподом Белюстина.
Немец, родившийся в Германии, Тегер ребёнком переехал с родителями в Россию. В 1905-ом году подростком он принял участие в декабрьских боях в Москве на стороне анархистов, был сослан в Якутию, вернулся по амнистии 1913-го года в Москву уже будучи мистиком. Поскольку Тегер оставался подданным Германии, после начала 1-ой Мировой войны в августе 1914-го года он был интернирован в Вятку, где и встретил революцию. После октябрьского переворота 1917-го года Тегер сразу перешёл на сто-рону советской власти, участвовал в гражданской войне. По окончании войны он снова вернулся в Москву, работал в Наркомате иностранных дел, был краткое время совет-ским консулом в Кашгаре и в Афганистане. К середине 20-х годов Тегер успел побы-вать на заседаниях большинства оккультных кружков Москвы и Ленинграда, и ни один из них его не удовлетворил.
Знакомство с Белюстиным утвердило Тегера в необходимости "восстановить древнее посвящение", то есть попытаться овладеть тайными знаниями средневековых розенкрейцеров. В отличие от Белюстина, Тегер относился к магии, как к практической науке. Он был атеистом и прагматиком до мозга костей, с пренебрежением относился к теоретическим знаниям, которые для розенкрейцеров считались обязательными.
Такой подход к мистическим таинствам не мог не оттолкнуть от него Белюстина. Но Тегер уже нашёл единомыш¬ленника — способного молодого метеоролога Чехов-ского. Чеховский на собственный страх и риск вёл эксперименты по передаче мысли на расстояние и уже сделал несколько докладов об этом на заседаниях научной комиссии Института мозга в Ленинграде (подробнее о работах Института мозга я расскажу ниже). Благосклонные отзывы специалистов Института вдохновили Чеховского, и он пред-принял попытку открыть в Москве филиал комиссии Института мозга с привлечением лучших научных сил столицы. Для этой цели Чеховский, который жил на Малой Лу-бянке, вместе с Тегером арендовали у домкома обширный подвал, где и разместилась их, так и не разрешённая официально лаборатория.
Замысел экспериментаторов был прост. Ко¬миссия должна была стать легальным прикрытием их деятельности. На самом же деле, в подвале начала работать небольшая засекреченная группа в области практического оккультизма. Цель была та же, что и у розенкрейцеров Белюстина: восстановление древнего посвяще¬ния путём овладения ас-тральными планами и подчинением себе "элементалей" (стихийных сил, воплощенных в земле, воздухе, воде и огне).
По словам самого Чеховского, в их организации существовало девять степеней посвящения:
«1-я — научное исследование метапсихических явлений, выражавшихся, главным образом, в работах по передаче мыслей на расстояние и работы по ясновидению; 2-я — слушание курса арканопогии и начало оккультной тренировки; 3-я — оккультная магическая практика, изучение магии; 4-я — центр "Эмеш Редевивус", не претендую-щий на достижение полноты оккультных возмож¬ностей; 5-я — то же после создания подходящей базы для серьезной оккультно-магической работы в течение ряда лет; 6-я — то же по достижении некоторых результатов и после начала строительства ми-рового оккультного магического центра на собственной территории в СССР или за границей; 7-я — мировой оккультно-магический центр, овладевающий полностью аст-ральным планом; 8-я — то же при полном овла¬дении ментальным планом; 9-я — то же при полном овладении божественным планом.
Все эти девять ступеней делились на три группы по три последовательных сту-пени в каждой по признаку: первая группа — периферия, вторая — центр (Эмеш Реде-вивус) как орудие для создания мирового оккультного центра, облада¬ющего полнотой оккультного знания и реализационных воз¬можностей; наконец, третья группа мирово-го оккультного магического центра, владеющего этими возможностями и обслужи-вающего ими культурный прогресс и человечество [...].
В нашей организации существовало четыре степени. В пер¬вую степень входили лица, не знавшие о существовании органи¬зации. Во вторую степень входили лица, ко-торые при прохож¬дении курса начинали подозревать существование неизвестной ок-культной организации с магическим уклоном. В третью степень входили лица, знавшие о существовании организации и получавшие некоторые понятия о её целях, но не знав-шие ни наименования, ни строения, ни основных положений органи¬зации. В четвёртую степень входили лица (только мужчины), знавшие наименование и цепи организации и имевшие право знакомиться со всеми материалами, которыми располагала организа-ция, причём за каждым членом этой степени не оста¬валось права личного владения материалом и сведений, относя¬щихся к другим подобным организациям, если они пред-вари¬тельно имели с ними дело» [34].

Для проведения экспериментальной работы членами общества организовывались сборы дикорастущих магических и лекарственных трав в Московской области, плани-ровалось их выращивание на плантациях и проводились эксперименты в области гал-люциногенных препаратов, ароматов, мазей и так далее.
Подвал, помещавшийся на Малой Лубянке, был тоже выбран не случайно. Как показывал на очной ставке с Чеховским его ближайший сотрудник по оккультной практике Преобра¬женский, «когда я в первый раз был приведён в подвал дома № 16 по ул. Малая Лубянка вместе с руководителями организации Тегером и Чеховским и спро-сил их, почему для работы избрано такое неблагоустроенное помещение, то получил ответ, что подвал, во-первых, находится в центре города, во-вторых, он расположен рядом с подвалами ОГПУ, где проливается кровь расстреливаемых, а, как известно, кровью умерших питаются лярвы, создающие царство мрака и тьмы, которое должно быть разрушено токами света от магических операций в генераторе подвала...» [34]
Однако всё это очень скоро закончилось. В феврале 1928-го года органы ОГПУ арестовали Че¬ховского и Тегера, а вместе с ними и ещё два десятка молодых людей. Оба руководителя были сосланы на Соловки, откуда Тегер по болезни был переведён в Среднюю Азию, а Чеховский, пытав¬шийся возглавить массовый побег заключенных, был расстрелян в октябре 1929-го года.

* * *
Арест Тегера и Чеховского, казалось, должен был задеть розенкрейцеров Белю-стина, но в тот раз всё обошлось благополучно. Московский Сен-Жермен оправдал свою репутацию могучего мага. Про¬держав Белюстина три месяца на Лубянке, ОГПУ отпустило его на свободу. Нет сведений, что он был завербован Главным Политиче-ским Управлением, поэтому трудно сказать, что же ему тогда помогло. Возможно, свою роль здесь сыграло то, что Белюстин в своё время отказался знакомиться с Чеховс¬ким и его сообщниками. Тегер же был опытным конспиратором и Белюстина в своих показа-ниях не упоминал. Молчал о Белюстине и Веревин, привлекавшийся в качестве свиде-теля по делу Тегера и Чеховского. В результате органы ОГПУ не трогали Белюстина и его розенкрейцеров до весны 1933-го года — на протяжении семи лет! Чем же они в это время занимались?
Выяснить это оказалось довольно легко, поскольку сами члены Ордена постара-лись изложить на бумаге всё то, чем они жили и что, как они надеялись, должно было помочь России и всему человечеству. Ими был создан огромный комплекс рукописных работ, остатки которого сохра¬нились у Монина, самого младшего из розенкрейцеров, избегнувшего ареста. В них излагались верования московских розенкрейцеров, леген-ды, тщательно разработанная символика, магические вычисления; скрупулёзно описы¬вались различные цветовые сочетания, магические знаки, которыми следует украсить помещение и надеть на себя в ходе справления обряда, цвета одежд, драгоценные кам-ни, ароматы и курения на различных алтарях, форму¬лы заклинаний и молитв, которые произносят хором участвующие [34].
Вот, например, чрезвычайно детальное описание порядка розенкрейцерами кол-лективной «Великой Мистерии Стихий», которое историк Андрей Никитин обнаружил в одной из их рукописей:
«Общее благословение присутствующих. Великое заклинание Владыки Телема. Коллективное исполнение священного гимна, присущего Пен¬таграмме Великих Стихий: "О Великий Телем, Духо-Материя проявленной Вселенной! Твоя стихия объемлет не-объятные бездны Мироздания и пребывает во мне, ибо Вселенная и я — едины. О Вели-кий Огонь, Принцип Жизни! Ты горишь в каждой атоме бытия и сознания Сущего и пылаешь во мне неугасимой искрой Жизни... О Великий Воздух, принцип Творчества! Ты замыкаешь Миры в круг свето-идей и хранишь их сокровенной Тайной... О Великая Во-да, принцип Произрождения! Ты прони¬каешь в недра всех Вещей и течешь во мне алым потоком... О Великая Земля, принцип Смерти и Возрождения! Ты погло¬щаешь Мате-рию, дабы открыть Духу Врата Свободы... Благо¬словляем и славословим тебя, Неиз-реченная Пентаграмма Стихий, пребывающая в Великой Пентаграмме Человека и пробуждающая ее лучи к извечному Творчеству в Боге, Человеке и Вселенной!"».
Всё это произносилось, естественно, на сакральном языке, созданном розенкрей-церами, после чего происходил «великий вызов Владык пентаграммы Стихий. Покой погружается во мрак. Присутствующие преклоняют колена и погружаются в мен-тальное созерцание серебряного диска. Фиксация возможных зрительных восприятий. Покой освещается. Присутствующие поднимаются, под¬ходят к престолу и замыкают вокруг него магическую цепь. Вознесение предметов ритуала (крест, жезл, меч, чаша, пантакль, магические зеркала — квадратные, чёрно-матовые, курильница). Великое заклинание Владык Пентаграммы Великих Стихий. Присутствующие размыкают ма-гическую цепь и, поклонившись Верховному Жрецу, возвра¬щаются на свои места.
Покой вторично погружается во мрак. Личный экстаз присутствующих, кото-рые преклоняют колена. Возможные ментальные образы.
Покой освещается. Верховный Жрец благословляет при¬сутствующих священны-ми предметами ритуала. Присутст¬вующие поднимаются и, начиная с младшего и кончая старшим, преклоняют колена и, поклонившись Верховному Жрецу, возвраща-ются на свои места. Священная молитва, присущая Пентаграмме Великих Стихий.
Присутствующие, начиная со старшего и кончая младшим, подходят к престолу, держа меч в правой, опущенной руке. Опускаются перед ним на колена, встают, и во главе с Верхов¬ным Жрецом по очереди обходят вокруг него и вокруг малых престолов и, поженившись Верховному Жрецу, возвращаются на свои места. Это символизирует мистический обряд обру¬чения присутствующих адептов со Стихиями» [34].
И так далее в том же духе. Эти чудом сохранившиеся рукописи открывают нам удивительный мир, в котором жили московские розенкрейцеры.
Вселенная представлялась ими в виде семи "космических кругов", включающих в себя различные звёздные системы, каждая из которых имела собственное имя, и о ко-торых им было всё известно: от количества обитаемых и необитаемых миров до числа комет, бороздящих межзвёздные просторы.
Они принимали дуализм древних религий, потому историю Земли рассматривали как поле битвы Света и Тьмы, Добра и Зла. Они считали, что каждый розенкрейцер должен пройти два посвящения — не только светлое, но и тёмное, чтобы уметь распо-ряжаться силами тьмы:
«Различается "ток Света" и "ток Тьмы", что дает нам Белое и Чёрное посвяще-ние. Белое Посвящение, основанное на "токе Света", способствует эволюционному восхождению в область раскрытия сознания и достижения совершенства. Чёрное По-священие, базирующиеся на "токе Тьмы", завлекает в об¬ласть материи и затемняет сознание, мешая эволюции.
В астрале происходит вековечная, непрекращающаяся борьба светлых и тёмных сил, причём успех бывает то на одной, то на другой стороне. Настоящий переживае-мый момент является моментом господства темных сил, т.е. сил, принуждающих к остановке на пути эволюции благодаря порабощению сознания материей. Избавление от уз материи совершается при сознании иллюзорности физического плана и направ-лению сознания на мир идей [...].
Розенкрейцеры обычно уделяют много места философскому понятию "добра-зла", рассматривая первое как освобождение от уз материи, а второе — как "окуты-вание" материей. В офи¬циальном орденском учении "добро-зло" трактуется только с метафизической точки зрения. В практической магии, указы¬вающей путь борьбы со злом, даются более конкретные ука¬зания относительно носителей зла в астрале и способах борьбы с ними» [34].
Одна из самых главных ошибок советских розенкрейцеров заключалась в их са-монадеянности. Они вполне осознанно стремились к власти — сначала, подобно исто-рическим розенкрейцерам, к власти над стихийными силами Земли и Космоса, затем — к власти над мировыми силами зла, чтобы стать владыками мира и облагодетельство-вать чело¬вечество. Они считали себя защищенными этим знанием от людей и от сти-хийных духов, неуязвимыми для сил зла, в то время как вполне реальные его приспеш-ники всё более и более сжимали вокруг них кольцо. И когда, наконец, в 1933-ем году ловушка ОГПУ захлопнулась и все розен¬крейцеры во главе с новым Сен-Жерменом оказались на Лубянке, им оставалось только признать своё поражение.
Любопытно, что серьёзнее всего пострадали только готовившиеся вступить в Ор-ден супруги Трущевы, для которых с тех пор начались мыкания по лагерям и ссылкам. Остальные розенкрейцеры, в том числе и Белюстин, были благополучно отпущены по домам, а Орден московских розенкрейцеров — закрыт.
По-разному сложились их дальнейшие судьбы. Биофизик Сизов, благополучно пережил аресты 30-х годов, после чего уехал с новой семьей в Сочи, где работал в ка-ком-то биологическом институте Академии Наук СССР, откуда вернулся в Москву только в начале 50-х годов. Меньше повезло Веревину, но и его репрессии затронули лишь отчасти. Во время 2-ой Мировой войны он служил на Тихоокеанском флоте и да-же охотно делился своими ок¬культными знаниями с молодежью. Он сохранил весь свой архив и его "зелёный сундучок" с рукописями до сих пор кочует где-то среди по-таённых российских розенкрейцеров [34].
Всё же кое-кто из розенкрейцеров, арестованных в середине 30-х, погиб в лагерях, кто-то вышел на волю после долгих мытарств. Но самая загадочная судьба, как и сле-довало ожидать, выпала на долю московского Сен-Жермена.
В третий раз Белюстин был арестован в апреле 1940-го года — в Сталинабаде, (Душанбе), куда он уехал для работы в местном Педагогическом институте в качестве преподавателя английского и немецкого языков. После ареста его привезли в Москву. На Лубянке в те годы была задумана грандиозная провокация против ученых-востоко¬ведов, которых предполагалось объявить шпионами разных госу¬дарств, спрятавшимися за покрывалом мистики, а главным сви¬детелем по этому делу должен был выступить Белюстин при поддержке своих знакомых-масонов — Сергея Полисадова и Бориса Ас-тромова. Привлекли было ещё и Тегера, найдя его в одном из лагерей ГУЛАГа, но он категорически отказался участвовать в этом спектакле и, после избиений в Лефортов-ской тюрьме, бывшего оккультиста вынуждены были отправить назад.
Несмотря на такие "накладки", всё шло, как задумано: состав¬лялись протоколы, назывались имена, но когда дело было завер¬шено, и Белюстин первый должен был предстать перед Военным Трибуналом, он отказался подписать себе расстрельный при-говор, и дело лопнуло. С фактами в руках он доказал сначала вызван¬ному прокурору, а затем и Военному Трибуналу, почему он не был и не мог быть шпионом, особенно по-сле его освобождения в 1933-ем году, а всё, что написано в протоколах — их совмест-ная со следователем выдумка. И... был оправдан по этому, самому страшному из пунк-тов обвинения!
Однако, поскольку он и теперь не отрицал своего особого положения в Ордене московских розенкрейцеров, на этом же судебном заседании Военный Трибунал приго-ворил Белюстина к 10 годам лагерей.
Где он отбывал свой срок? Когда умер? Всё это остаётся загадкой. Сведений о его смерти не смогли найти ни в 1957-ом году, когда по заявлению его вдовы он был пол-ностью реабилитирован, ни теперь. Он сошёл с "физического плана" жизни, как на-стоящий граф Сен-Жермен, не оставив никаких свидетельств о своей смерти.


1.2.4. Рыцари московского Храма

Крупную роль в истории советского масонства сыграл известный поэт и скульп-тор Борис Михайлович Зубакин (Эдвард). Этот человек определял себя как "свободо-мыслящего анархиста-мистика и христианина". Ещё в 1911-ом году из числа товарищей по 12-й Санкт-Петербургской гимназии он организовал первую в своей жизни масон-скую ложу — «Лоджия Астра». Собирались, как правило, на даче Зубакина, сочиняли и пели масонские гимны, изучали оккультную литературу и символику.
В 1913-ом году Зубакин познакомился с руководителем петербургского отделения ложи розенкрейцеров «Астрея» Александром Каспоровичем Кордингом и вместе со своими друзьями вступил в его организацию. В 1915-ом году Кординг умирает, передав руководство Орденом Зубакину.
В 1922-ом году Зубакин был арестован, но вскоре освобожден. Это сразу же дало основание московской интеллигенции заподозрить в нём провокатора и агента ОГПУ. Справедливы были эти подозрения или нет, неизвестно до сих пор. Семь лет спустя Зу-бакина высылают в Архангельск, а 1938-ом он был расстрелян [32]. Это, конечно, ни о чём не говорит. Провокаторы страдали порой не меньше, чем те, кого они "закладыва-ли". Вспомним хотя бы историю Бориса Астромова. Но вернёмся к Зубакину.
Отвергая предъявлявшиеся ему обвинения в принадлежности к контрреволюци-онной организации, он неизменно подчёркивал, что с 1913-го года принадлежал к ду-ховно-религиозному мистическому братству нео-розенкрейцерского характера, отли-чающемуся "отсутствием политической идеологии". На вопрос, почему общество Зуба-кина скрывало свою деятельность от официальных органов, он отвечал так:
— Почему было "нелегальным"? По исторической традиции всегда маленькие (по своей природе не могли быть большими) группы — так называемые братства — были тайны и интимны, желая жить в тишине и не подвергаться обвинению официальных церковников в ереси, чтоб не слыть еретиками.[32].
Объяснение вполне логичное, однако оно вряд ли могло удовлетворить чекистов. Поэтому подозрительно скорое возвращение Зубакина из "застенков" привели к тому, что его общество распалось. В 1924-ом году он объявил о прекращении деятельности кружка. "Братья" разошлись. У Зубакина остались лишь персональное учительство и надежда когда-нибудь вновь воссоздать обитель-общежитие.
В 1927-ом году Зубакин уходит, по его словам, на покой, назначив своим духов-ным преемником Леонида Фёдоровича Шевелёва, однако фактически это произошло едва ли раньше 1929-го года, когда Зубакина выслали в Архангельск.
Конец наступил 26 января 1938-го года.
«Слушали: дело №13602, — гласит выписка из протокола состоявшегося в этот день заседания тройки ОГПУ, — по обвинению Зубакина Бориса Михайловича, 1894 г. рожд., уроженца г. Ленинграда, бывшего дворянина, бывшего офицера царской армии, беспартийного, за контрреволюционную деятельность арестовывавшегося органами НКВД в 1922 и 1929 гг., осужденного к 3-м годам высылки в Северный край, скульпто-ра.

Обвиняется в том, что проводил и был организ[атором] и руководит[елем] ан-тисоветской мистическ[ой] фаш[истской] и повст[анческой] организ[ации] масон-ского направления, ставил себе задачей сверж[ение] сов[етской] власти и уста-новл[ение] фаш[истского] строя.
Постановили: Зубакина Бориса Михайловича — расстрелять» [32].
Как и любые приговоры 38-го года, приговор Зубакину был суров и совершенно необоснован. Главное — существовала "подпольная" организация, а каковы были её истинные цели следователей НКВД интересовало мало.

* * *
Из провинциальных лож неорозенкрейцерского «Ордена Духа» (Невель, Смо-ленск) наибольший интерес по составу участников и их дальнейшей судьбе представля-ет минская ложа «Stella» (1920 год), с которой также связывают имя Бориса Зубакина и куда входили художник, поэт, востоковед Павел Аренский, Леонид Никитин и знаме-нитый кинорежиссер Сергей Эйзенштейн.
«Я никогда не забуду помещения ложи в Минске, — вспоминал позднее Эйзен-штейн. — Мы приходили туда — несколько человек. Громадного роста, состоявший когда-то в анархистах дегенерировавший аристократ с немецкой фамилией [Борис Плеттер — А.П.]. Неудачник — сын одного из второстепенных русских композиторов [Павел Аренский — А.П.]. Актёр Смолин из передвижной фронтовой труппы [...] Тренькает за дверью балалайка. Стучат котелки из походной кухни во дворе. А здесь, накинув белую рубаху поверх гимнастёрки и обмоток — трижды жезлом ударяет дол-говязый анархист. Возвещает о том, что епископ Богори готов нас принять. Омове-ние ног посвящённым руками самого епископа. Странная парчовая митра и подобие епитрахили на нём. Какие-то слова. И вот мы, взявшись за руки, проходим мимо зерка-ла. Зеркало посылает наш союз в [...] астрал. Балалайку сменяет за дверью гармонь. Красноармейцы уже веселы. Печаль их была ожиданием ужина. А мы уже — рыцари-розенкрейцеры» [65].
Очень зло. И непонятно: то ли Эйзенштейн действительно вскоре разочаровался в советском розенкрейцерстве, то ли не хотел, чтобы его обвинили в сочувствии к оче-редной "подпольной" организации. Как бы там ни было, но в своей переписке с мате-рью Эйзенштейн отзывается о Зубакине скорее сочувственно:
«Имел здесь очень интересную встречу, сейчас перешедшую в теснейшую дружбу нас троих с лицом совершенно необыкновенным: странствующим архиепископом Ор-дена Рыцарей Духа [...]. Начать с того, что он видит астральное тело всех и по нему может о человеке говорить самые его сокровенные мысли. Мы все испытали это на себе. Сейчас засиживаемся до 4—5 утра над изучением книг мудрости древнего Егип-та, Каббалы, Основ Высшей Магии, оккультизма [...] какое громадное количество лек-ций (вчетвером) он нам прочел об "извечных вопросах", сколько сведений сообщил о древних масонах, розенкрейцерах, восточных магах, Египте и недавних (дореволюцион-ных) тайных орденах! Тебя бы всё это бесконечно заинтересовало, но всего писать не могу и прошу дальше никому не говорить. Сейчас проходим теоретическую часть практического курса выработки воли. Вообще он излагает удивительно захватываю-щее учение. И опять же дальнейшее — Москва. Туда, вероятно, прибудет и он. Знания его прямо безграничны...» [32].
В Москве занятия Зубакина с рыцарями были продолжены, причём большое вни-мание им уделялось теме «Незримого Лотоса», расцветающего в груди каждого посвя-щённого.
— Несомненно, в Незримом Лотосе что-то есть, — иронизировал в связи с этим один из новоиспечённых рыцарей Михаил Чехов. — Вот возьмите собачек. Мы не ви-дим ничего. А они что-то друг у друга вынюхивают под хвостиками [32].
Вскоре "братья-рыцари" начинают отходить от Зубакина, чтобы положить начало новой организации, известной как «Орден тамплиеров» («Орден света») или ложа Со-лоновича [34].

* * *
У истоков «Ордена тамплиеров» стоял Аполлон Андреевич Карелин, известный в определённых кругах под эзотерическим именем "Сантей". Модный писатель, он начи-нал как народник, позже перешёл к эсерам, а к 1905-му году окончательно сформиро-вался как анархист.
Эмигрировав за границу, Карелин читал лекции в Высшей школе социальных на-ук в Париже, где и был, видимо, посвящен в "вольные каменщики". В Россию Карелин вернулся осенью 1917-го года с репутацией теоретика анархо-коммунизма. Здесь он сразу же был введён в состав ВЦИКа и развернул кипучую деятельность. При его уча-стии была учреждена Всероссийская Федерация анархистов и анархо-коммунистов, создан «Чёрный крест» (организация, оказывавшая помощь анархистам) и знаменитый клуб анархистов в Леонтьевском переулке.
Среди знавших его Аполлон Карелин пользовался репутацией человека, принято-го Советской властью и вполне лояльного. Он жил в 1-м Доме Советов и не скрывал своих хороших отношений с секретарём Президиума ЦИК Авелем Енукидзе и другими высокопоставленными советскими работниками.
Взгляды Карелина были весьма отвлечены и туманны. По утверждению одного из его учеников, "они касались, главным образом, проблем подсознательной работы, про-блем душевных и духовных сущностей". Тем не менее, очень скоро вокруг Аполлона Андреевича организовался мистический кружок. На его заседаниях Карелин переска-зывал древние легенды, потом слушатели задавали вопросы и беседовали.
Весной 1924-го года этот кружок был реорганизован в «Орден тамплиеров», руко-водителем которого стал Александр Сергеевич Поль — преподаватель экономического института имени Плеханова. "Братья", посвященные ранее в «Орден Духа», о котором мы знаем из рассказов Эйзенштейна, автоматически перешли в разряд его старших ры-царей.
Всего степеней посвящения в Ордене было семь, и каждой из них соответствовала определенная орденская легенда: об Атлантах, потомки которых жили в подземных ла-биринтах в Древнем Египте; об Эонах, взявших на себя роль посредников между миром Духов и людей; о Святом Граале и тому подобное. Поскольку мы ещё не один раз встретимся с легендой о Святом Граале, я в качестве примера хотел бы продемонстри-ровать как её интерпретировали московские тамплиеры 20-х годов:
«О Граале.
[...] Четырнадцать тысячелетий назад наши предки прибыли в страну нашу по океану, всю западную пустыню тогда покрывавшему. А сами они вышли из глубин океана, на западе лежащего, и они жили там в подводных городах. По образу такого города был построен, хотя и несовершенно, лабиринт, в котором живут люди нашей расы, из глубины океана вышедшие [...]. Как бы неким сосудом лабиринт теперь явля-ется, сосудом, в коем хранится прообраз тела и крови Сияния Тихого, ибо в духе, в лю-дях обитающем, Свет Тихий Свой луч оставил, как эманация тела Озириса — молоком и хлебом представляемая, в нас перевоплощается. Как те сосуды, в которых под видом молока и хлеба мы мистически кровь и тело Озириса храним, так и лабиринт две выс-шие сущности Света Тихого или тело и кровь Озириса хранит.
Понимай мои слова духовно, ибо не материально, а духовно, более чем духовно то, что мы кровью и телом называем Света Тихого [...].
Я был в чертогах атлантов. Несказанной красотой, красотой нежной и тихой блистали эти чертоги [...]. Я видел Учителя и одиннадцать учеников Его. С двумя из них, Машара и Орсеном, я разговаривал. Учителю было на вид не более тридцати лет, а атланты говорили мне, что Он первым явился на планету и что Он жил на ней мир-ны лет — и тогда, когда над землей блестело солнце белое, и миллионы лет жил Он при блеске его [...]. Много говорил Учитель, но плохо понял я Его. А все же довольно было для меня. Подошли к Нему Машара и Орсен, говоря, что они хотят идти на зем-лю и принять мученический венец, а за ними и я подошел, готовый на все за святое де-ло. Он и меня, Аппера, из древнего рода Апперов, благословил на жертвенное служение и сказал, что некто из моего рода будет присутствовать, когда кровью Эоновской на-полнен будет сосуд прекрасный — Грааль [...].
Два ученика Его, Машара и Орсен, выкопали из земли тот камень, который ле-жал у подножия Креста, на нем же Свет Тихий был распят. И было углубление в кам-не том, и задержались на камне том капли крови и воды Его, в Грааль не попавшие [...] Машара и Орсен видели, что присохла к стенкам ямки кровь Его. Истолкли они тогда этот камень, и их ученики разнесли песок полученный в разные страны и развеяли его во время бурь, заповедав ветрам всюду разнести его. И развеялся песок этот, и вся планета, на которой живет род людской, Граалем стала. Легче спасаются те, кото-рые около этой планеты трудятся [...].
Мы, Михаилы (Архангелы), собрали кровь Его, когда она, из Грааля испаряясь, к Верхам поднималась. В чашу прозрачно-светлую собрали мы ее и увидели, что мал со-суд, нами приготовленный. Еще такой же сосуд мы приготовили, и он не мог вме-стить всей крови Его. И множество сосудов мы сделали, и все они переполнились кро-вью жертвенной, ибо со всех земель, вокруг солнц разноцветных вращающихся, подни-мались к нам эманации крови Его. Просили мы мудрых Серафов помочь нам собрать кровь Его жертвенную, и отвечали они, что охотно соберут ту часть, которую по-местить в обителях своих смогут, а то, что мы не сможем собрать, да сольется с волнами Реки Голубой, к миру Аранов и выше стремящейся. И долго стояли у нас сосу-ды призрачные, драгоценной влагой наполненные, а когда обошли Эоны миры всех бес-конечностей, кровь, в сосудах призрачных хранимая, в цветы чудесные, в розы мисти-ческие превратилась, и сплелись стебли этих роз в украшенные цветами прекрасные ступени Лестницы сияющей, высоко, высоко к Верхам поднявшейся» [34].
Весьма впечатляюще, не правда ли?
Штаб-квартирой тамплиеров стал Музей имени Кропоткина. Это не случайно: почти все руководители Ордена (Григорий Аносов, Алексей Солонович, Александр Уйттенховен, Николай Проферанцев, Николай Богомолов) были видными анархистами с большим, "дореволюционным", стажем политической борьбы, состояли членами Кропоткинского, Бакунинского и Карелинского комитетов и членами анархистской секции музея.
Обряд посвящения в Орден был довольно прост. Проводивший посвящение стар-ший рыцарь с белой розой в руке рассказывал неофитам легенду о Древнем Египте. К посвящаемому подходили два других старших рыцаря, мужчина и женщина, призывая его быть мужественным, блюсти честь и хранить молчание. Затем принимавший ударял неофита рукой по плечу, имитируя удар плашмя мечом в рыцарском посвящении, и предлагал ему выбрать орденское имя. При вступлении неофиту сообщались сведения о структуре Ордена, его иерархии и целях.
Помимо обряда посвящения в Ордене проводились и другие ритуальные акты. В архивно-следственном деле имеются описание рождественской трапезы, происходив-шей в конце 1924-го года:
«Мы сидели за круглым столом, накрытым скатертью, в середине которого стояла чаша с вином, накрытая белым покровом с черным крестом посреди. Сверху лежала какая-то веточка. На столе лежало Евангелие, заложенное голубой лентой. Праздник начался с вопроса младшего из присутствовавших о том, есть ли совершен-ная красота. Все остальные по очереди отвечали на этот вопрос, после чего можно было приступить к еде. Затем руководитель рассказывал какой-то миф, содержание которого совершенно не помню. Праздник закончился пением хором гимна архангелу Михаилу. Надо прибавить, что на стене висело изображение рыб, а в руке корифея была небольшая черная палочка, которой давался знак к действию».
Дочерними организациями «Ордена тамплиеров» в Москве были ложа «Храм ис-кусств» и «Общество милосердия». На периферии: в Нижнем Новгороде и в Сочи дей-ствовали филиалы московской организации, соответственно: «Орден Духа», куда вхо-дили студенты агрономического факультета Нижегородского университета, и «Орден тамплиеров и розенкрейцеров».
Что касается способов, при помощи которых производилось пополнение личного состава Ордена, то и здесь ничего принципиально нового московские тамплиеры не предложили. Подбирались люди, интересующиеся оккультными науками, историей эзотерики; они приглашались на лекции по этим предметам; потом им делалось пред-ложение стать полноправным членом Ордена. Многие соглашались
Вот что рассказывал по поводу формирования мировоззрения типичного члена Ордена Александр Уйттенховен, "рыцарь" и помощник редактора научно-технического комитета РККА :
«На повторный вопрос об эволюции моего мировоззрения могу сообщить сле-дующее: интерес к вопросам философского характера возник у меня очень рано (мне было тогда лет четырнадцать), и первым был интерес к анархизму, выразившийся в чтении Эльцбахера и Ницше. Чтение Эльцбахера (книга «Анархизм», где излагаются разные системы анархизма) привело меня к изучению Льва Толстого и к увлечению его «Евангелием», так что в течение нескольких лет (до 1915-1916 гг.) я считал себя тол-стовцем. От этого периода осталась у меня склонность к вегетарианству (мяса я не ем до сих пор, рыбу — изредка) и некоторые взгляды на искусство (например, нелюбовь к Шекспиру). Знакомство с различными религиозными системами (через Толстого) привело к изучению буддизма и теософии. Первое выразилось в том, что в универси-тете я занялся изучением санскрита, прерванным призывом меня на военную службу в мае 1916 г. В университете же прочитал почти все книги по теософии, имевшиеся на русском языке. Пребывание на военной службе до октября 1917 г. (когда я вернулся с Юго-Западного фронта) прервало это изучение, возобновившееся отчасти осенью этого же года. В университете я занятия не возобновлял, т.к. интересующие меня предметы (санскрит и экспериментальная психология) не начинали читаться. В это время я нашел (по объявлению на обложке книги) библиотеку Теософского общества, некоторое время брал там книги и познакомился с некоторыми теософами — предсе-дателем московского Общества Герье, библиотекарем Зелениной, Н.А.Смирновой, П.Н.Батюшковым. Из теософской литературы мне больше всего нравились книги Р.Штайнера, но тогда же я узнал, что Штайнер не теософ, а антропософ. Они при-вели меня к антропософии, и это увлечение (вытеснив теософию) продолжалось вплоть до осени 1920 г. Попав в это время за границу (в г. Ригу, в качестве секретаря военного атташе), я стал изучать последние работы Штайнера в области социально-го организма. По возвращении в Москву в 1922 г. я прочёл в Антропософском обществе доклад «Очередная утопия», в котором резко критиковал идеи Штайнера, после чего всякие связи, кроме личных, с антропософией были прерваны ...» [35].
Несколько иной характер имела духовная эволюция коллеги Уйттенховена по Ордену, бухгалтера Николая Богомолова:
«Одного анархо-коммунизма мне казалось мало, казалось необходимым подвести под него более обширные основания идеологического порядка. Толстой связывал свое учение с христианством [...]. Так я вошел в число членов-соревнователей Толстовского общества в Москве. Посещал собрания Общества и много думал, какой путь правиль-ный: с применением насилия или без применения насилия? Решение этого вопроса я считал для себя важным. На этом пути мне пришлось обратиться даже к прочтению Евангелия и литературы по истории христианства. Должен оговориться, что я вооб-ще не церковник, не хожу в церковь. К церкви, как властной организации, как к органи-зации принципиально иерархического порядка у меня всегда было ярко отрицательное отношение. Нужно проводить резкую грань между церковью и христианством, беря последнее как одно из учений о нравственности. Прочитавши некоторые источники, я увидел в поучениях церкви, что вопрос об оправдании государства и власти, оправда-нии насилия является нелогичным, двойственным и явно неверным. Размышления над текущей политической деятельностью как в СССР, так и за границей, привели меня к мысли, что применение насилия и должно становиться все менее действенным для тех, кто его применяет. Насилие не дает тех результатов, которые ожидают от не-го [...] Ознакомление с мистическими идеями, с учением Христа по Евангелию показало мне и с этой стороны правильность основных установок анархизма, как я их понимал, то есть принципов любви, красоты, безвластия, принципа добра [...]. Слова Христа "не убий", "взявший меч от меча и погибнет" явились для меня определяющими моё личное поведение».
Как видите, московские тамплиеры довольно непринуждённо смешивали в одну кучу анархо-коммунистические идеи, христианство, гностицизм, теософию, антропо-софию, розенкрейцерство, средневековое рыцарство и даже оккультную египтологию. Подобная всеядность позволяет нам снова говорить об игровом характере Ордена, од-нако сотрудников ОГПУ такие тонкости волновали мало: главное, что руководители Ордена числились анархистами, а значит, принимали участие в политической борьбе.

Впрочем, и рядовые тамплиеры не упускали случая "поагитировать" народные массы в свою пользу. Поскольку среди членов Ордена был актёр Юрий Завадский, в качестве одной из своих трибун они использовали Белорусскую государственную дра-матическую студию, находившуюся в Москве. Первоначально студия была создана при Московском художественном академическом театре. Однако в связи с тем, что его ос-новная труппа гастролировала за рубежом, опекуном студии утвердился 2-й Москов-ский художественный театр.
Уже первый спектакль Белорусской студии — «Царь Максимиллиан» по Ремизову (1924) — был решён в форме средневековой мистерии с использованием рыцарской символики. В таком же мистическом духе был поставлен и второй спектакль — «Апра-метная».
Помимо музея Кропоткина, одним из центров кружка стала квартира Леонида и Веры Никитиных в доме на углу Арбата и Денежного переулка.
— Собрания, происходившие у Никитиных, — рассказывала на следствии пиани-стка Покровская, — носили определённо организованный характер. [...] Программа бы-ла следующая. Читали стихи Блока, Бальмонта, Гумилева, рассказывали легенды и сказки, читали доклады на разные художественные и мистические темы, как-то: иерог-лифы в Египте, Врубель и его творчество, портрет и его развитие. С этими докладами выступал Никитин. Были музыкальные номера и чай. Никитин же водил нас в музеи — в Щукинский, Кропоткинский, Морозовский, Музей Изящных Искусств. По прочтении докладов бывал обмен мнений. Жена Поля пела следующих композиторов — Глиэра, Рахманинова, Чайковского, Римского-Корсакова. Я играла и аккомпанировала.
Неожиданный арест одного из "высших рыцарей", Алексея Солоновича, в апреле 1925-го года приостановил работу кружков, которая возобновилась только осенью. К этому времени был освобождён из Суздальского лагеря и сам Солонович, что объясня-ется, по мнению историка Андрея Никитина, провалом готовящейся широкомасштаб-ной провокации ОГПУ против анархистов. Провокация задумывалась как раскрытие терактов против правительства (в частности Зиновьева). Вслед за этим должен был на-чаться широкий процесс над анархическим движением в целом. Однако в силу ряда причин провокация не удалась, и внимание ОГПУ переключилось на "троцкистско-зиновьевскую оппозицию", уничтожение которой заняло три года [35].

* * *
После смерти основоположника «Ордена тамплиеров» Аполлона Андреевича Ка-релина в марте 1926-го года духовным лидером движения становится Алексей Солоно-вич, преподаватель математики МВТУ имени Баумана. Наиболее крупным и, к сожале-нию, не сохранившимся теоретическим трудом Солоновича является его трёхтомное исследование «Бакунин и культ Иалдобаофа» (Иалдобаоф — одно из воплощений Са-таны), ходившее в машинописном виде по рукам среди членов сообщества. Впоследст-вии именно эта работа будет цитироваться в обвинительном заключении, как главное доказательство вины тамплиеров перед советской властью.
Посмотрим, что же выбрал помощник начальника 1-го отделения СО ОГПУ Кир-ре из пухлого машинописного труда для того, чтобы изобличить руководителя «Ордена света».
«“Принцип власти привит человечеству как болезнь, подобная сифилису. От вла-столюбия надо лечиться, а с его безумством беспощадно бороться, ибо по следам Иальдобаофа ползут лярвы и бесовская грязь пакостит души людей и их жизни ... Сре-ди наиболее мощных фанатиков власти, для которых цель оправдывает средства, мы найдём Ивана IV, Филиппа II, Лойолу, Торквемаду, Ленина, Маркса и др. Все они были под непосредственным руководством ангелов Иальдобаофа в той или другой форме или степени” (т.II, с.22).
“Благодаря союзу рабочих и крестьян с интеллигенцией русская революция побе-дила в октябре. А затем большевики вогнали клин государства между рабочими и кре-стьянами, разъединили город и деревню, благодаря мероприятиям эпохи военного ком-мунизма и затем в 20-21 гг. подавили революцию, шедшую глубже... Последние вспле-ски революции раскатились громами Кронштадтского восстания, махновщины, кре-стьянских восстаний и так называемых голодных бунтов [...]. Удушив революцию, по-губив революционные элементы крестьянства, большевики тем самым подготовили себе прочную и бесславную гибель в объятиях буржуазно-мещанского элемента и того же крестьянства, а растоптав все элементы общественной самодеятельности, они отрезали себя и от пролетариата, как массы, как революционного класса в городах. Они, таким образом, выделили и обособили сами себя в новый, неслыханно беспощад-ный и глубоко реакционный отряд иностранных завоевателей” (т.II, с.362).
“Империализм же московских большевиков пока, т.е. в 1927 г., занят внутренней войной и безнадёжным старанием покорить страну. Однако занятость внутренняя может искать себе сил и во внешних завоеваниях. Но не нужно забывать немецко-еврейского происхождения большевизма, остающегося и обречённого всегда оста-ваться чуждым совокупности народов СССР” (т.III, с.358).
“Человек есть “гроб Господень” — его надо освободить новыми крестовыми по-ходами и должно для этого возникнуть новое рыцарство, новые рыцарские ордена — новая интеллигенция, если хотите, которая положит в основу свою непреоборимую волю к действительной свободе, равенству и братству всех в человечестве” (т.III, с.10).» [34].
Солонович не стал отпираться, заявив следователю буквально следующее:
— После Октябрьской революции моя установка по отношению к советской вла-сти была: принципиально не признал советской власти, как и всякой другой, но факти-чески считал невозможным и нецелесообразным вести против неё борьбу, так как такая борьба могла бы дать только победу буржуазии, ибо такова была общая ситуация и, в частности, положение самого анархического движения. Однако считал возможным и необходимым вести пропаганду анархических идей в легальных и лояльных формах.
Разгром «Ордена тамплиеров» и связанные с этим аресты во многом были обу-словлены борьбой, которую развернули против Солоновича его противники во главе с видным анархистом Боровым. Стремясь во что бы то ни стало убрать Солоновича из Кропоткинского музея, Боровой не стеснялся в средствах, выставляя в печати Солоно-вича и Кропоткинский комитет как цитадель реакции и черносотенства [34]. Апофео-зом разнузданной кампании против московских анархо-мистиков стала статья Юрия Аникста, опубликованная в 1929 году в парижском анархическом журнале «Дело тру-да»:
«Преподаватель Московского Высшего Технического Училища по курсу матема-тических упражнений; наследник покойного А.А.Карелина по "анархическим" и ок-культно-политическим делам и организациям, Алексей Александрович Солонович — не-сомненно талантливая и незаурядная личность. Внешнее безобразие придает энергии его внушения особую силу, особенно действующую на восторженных натур и женщин. Громадная активность, пропагандистская и организационная, искупает его организа-ционную бездарность, окружая его постоянно видимостью организационного кипения, вереницей эфемерных организаций. Бесконечные ордена и братства: Света, Духа, Кре-ста и Полумесяца, Сфинкса, Взаимопомощи и т.п., целая иерархия оккультных, поли-тических, "культурных" организаций, посвященных Иалдабаофу и его альтер эго — ар-хангелу Михаилу, феерией болотных огней вспыхивают на темных и извилистых тро-пинках его жизни [...].
Талант Солоновича своеобразен. Он пишет стихи. Но они никуда не годны по форме и их нельзя понимать: это какой-то набор звонких слов и образов. Он читает лекции и доклады, ошеломляет ими публику до одурения: столь они блестят эффек-тами остроумия, сравнений, неожиданных "новых" (хотя и вычитанных) взглядов и оборотов. Но как я ни пытался самое позднее на другой день после их произнесения уз-нать от его слушателей, о чем же говорил в лекции Солонович, ни разу ни один, не-смотря на все потуги, не мог ничего, кроме внешних эффектов, припомнить [...].
Он написал труд «О Христе и христианстве», «Волхвы и их предтечи», «Баку-нин-Иальдобаоф» и т.п. — бесконечный ряд трудов, кроме оккультных «Голубых ска-зок», пьес (подражая Карелину), медитаций и т.п. О «Бакунине-Иальдобаофе» он ухитрился в два года написать шесть громадных томов».
Отрекомендовав Солоновича как "отъявленного антисоветчика и антисемита", Аникст припомнил ему едва ли не все прегрешения перед Советской властью, начиная от симпатий к кронштадтским мятежникам 1921-го года и кончая принадлежностью к зарубежному масонству — словом, весь тот букет, который вскоре будет предъявлен уже в качестве официального обвинения.
По-настоящему же за «Орден Света» взялись только в августе 1930-го года. В те-чении нескольких суток было арестовано 33 человека.
В ходе допросов некоторые члены сообщества пытались оправдаться тем, о чём мы говорили выше — несерьёзным, игровым характером Ордена.
— В период 1924—25 годов, — рассказывал на допросах Леонид Никитин, — ув-лечённый формами романтического искусства, я близко подошел к представлениям о рыцарстве как универсальной форме романтической культуры... Никаких организаци-онных форм, никакой мысли о воссоздании рыцарства в орденском смысле у меня не было и потому никаких уставов, никаких программ какого-либо действия тоже не предполагалось... Лабораторные занятия, требовавшие участия иногда нескольких лиц, породили, по-видимому, у некоторых представление о действительном наличии рыцар-ской организации, чему могло многое способствовать. Во-первых, наименование рабо-ты Орденом Света произошло от как бы некоего лозунга или девиза, под которым эта работа проводилась. Дело в том, что, взявшись за идею рыцарства, как материала для разработки, я прежде всего постарался отбросить все то историческое и классовое, что было связано с рыцарством Средневековья, взяв здесь рыцарство как бы в некой его абстракции. Таким образом, был поставлен вопрос о вообще «светлом» рыцарстве, по-нимая под этим отсутствие всякого рода каких-либо иных его определений... Наряду с этой основной работой наметилась также возможность идеологической проработки во-обще проблем искусства под лозунгом искусства большого стиля в духе мистерии с привлечением соответствующей терминологии вроде «храма искусства». Мистериаль-ная основа такого искусства взята была именно потому, что вообще представляла собой форму синтетического искусства, из которой в дальнейшем развился театр и другие ви-ды искусства. Все это в целом, однако, не ставило никаких политических целей и задач, и те организационные формы, в которые это выливалось, существовали постольку, по-скольку какой-то минимум организованности должен был быть для осуществления са-мой работы [34].
Успеха, однако, эта тактика не имела. Это связано с тем, что сами следователи не слишком интересовались орденскими делами. Главное внимание их было сосредоточе-но на констатации нелегального характера собраний и антисоветских высказываниях членов кружка. К моменту ареста ОГПУ, уже давно следившее за московскими анархо-мистиками, имело среди них своего агента — некоего Шрайбера (или Шрейбера?). Су-щественную помощь следствию оказали и некоторые из арестованных, которые не только дали откровенные показания, но и охотно изобличали своих несговорчивых то-варищей.
Обвинительное заключение по делу "контрреволюционной организации «Орден Света»»" было утверждено 9 января 1931-го года, а уже 13 января Особым совещанием Коллегии ОГПУ была решена и участь арестованных: руководители получили по пять лет тюрьмы (Леонид Никитин — 5 лет лагерей), остальные — по три года. В отноше-нии тех, кто активно помогал следствию, дело было прекращено.


1.2.5. «Кремлёвская ложа»

Говоря об истории оккультизма в СССР, не обойтись без упоминания и о так на-зываемой «Кремлёвской ложе» Любопытен в этом смысле диалог, состоявшийся в де-кабре 1982-го года между московским писателем Феликсом Чуевым и бывшим Предсе-дателем Совнаркома СССР Вячеславом Молотовым:
— Сейчас много разговоров идёт о масонстве. Говорят, что у нас в стране тоже есть масоны, — завёл разговор Чуев.
— Наверное, есть. Подпольные. Не может не быть, — ответил Молотов.
— И про вас говорят, что вы тоже масон.
— Масон давно. С 1906 года, — попытался свести всё к шутке Молотов, имея в виду время своего вступления в РСДРП.
— Существует мнение, что масоны есть и среди коммунистов, — не сдавался Чу-ев.
— Могут быть, — согласился Молотов.
— И вот говорят, что в Политбюро Молотов был главным масоном.
— Главным, — отзывается Молотов. — Да, это я между делом оставался комму-нистом, а между тем успевал быть масоном. Где это вы копаете такие истины? [54].
Разговор этот не случаен, ведь связь масонства с большевизмом бросается в глаза. О ней писал Борис Астромов в послании к Сталину, упоминали и анархо-мистики из «Ордена Света».
Определённый вклад в разработку этого вопроса внёс историк-эмигрант Василий Иванов, пользовавшийся, по его утверждению, источниками информации, близкими к французскому политическому масонству.
«В 1918 году, — писал Иванов, — над Россией восходит пятиконечная звезда — эмблема мирового масонства. Власть перешла к самому злобному и разрушительному масонству — красному во главе с масонами высокого посвящения — Лениным, Троцким и их приспешниками — масонами более низкого посвящения: Розенфельдом, Зиновье-вым, Парвусом, Радеком, Литвиновым [...]. Программа борьбы "строителей" сводит-ся к уничтожению православной веры, искоренению национализма, главным образом великорусского шовинизма, разрушению быта, русской православной семьи и великого духовного наследия наших предков».
По мнению Василия Иванова, в начале 1930-х годов Россия превращается в "са-мое чистое и самое последовательное масонское государство, которое проводит масон-ские принципы во всей их полноте и последовательности".
Заявление более чем смелое. И как любое смелое заявление представляет из себя ту крайность, которая может только очертить проблему в целом, но не дать правильно-го ответа.
Нет никакого сомнения в том, что многие "старые" большевики были членами мистических кружков и лож. Факт принадлежности Льва Троцкого к масонству доказа-ла покойная ныне писательница Нина Берберова, много лет работавшая с масонскими архивами. На заданный ей во время визита в СССР прямой вопрос: «Был ли Троцкий масоном?» — она ответила: «Был, 6 месяцев в 18 лет». Историку Брачеву удалось обна-ружить в архиве КГБ СССР свидетельство принадлежности к «Великому Востоку Франции» Анатолия Васильевича Луначарского. Имеются пока неподтверждённые све-дения о масонской деятельности Карла Радека и Николая Бухарина. Наконец, нельзя не упомянуть и о французской масонской ложе «Союз Бельвиля», членом которой до 1914-го года числился Владимир Ильич Ленин. Согласно другой версии, ложа, в кото-рую якобы входили Ленин и Зиновьев, называлась «Ар е Травай». И хотя документаль-ного подтверждения эти сведения также не получили, каких-либо препятствий для вступления большевиков в заграничные масонские ложи я, например, не вижу.

Опять же, коммунистическая доктрина как и любая революционная теория начала века должна была нести в себе эзотерические элементы, иначе она не смогла бы при-влечь на свою сторону достаточный для захвата и удержания власти процент населе-ния. В данном случае это была утопическая идея всемирной интернациональной рес-публики, и в этом тоже можно усмотреть связь с политическими программами масонов.
Однако утверждение, что "все — масоны" не менее самонадеянно, чем тезис "у нас это невозможно". Наоборот, факты свидетельствуют о том, что, начиная с 30-х го-дов, правительство нашей страны резко изменила курс именно в направлении ухода от первоначальных идей, которые принято связывать с масонством и оккультизмом. Су-ровые приговоры мистикам — тому прямое подтверждение. Да и следов «Кремлёвской ложи», при всём старании, ни одному историку-профессионалу обнаружить не удаётся.
Впрочем, одно оккультное государственное учреждение в Советской России всё же имелось. Просуществовало оно почти двадцать лет, и обойти его вниманием мы не можем. В следующей главе мы поговорим об оккультной деятельности людей, которые вышли из тех же самых Орденов и кружков, но оказались на службе у власти, а потому всяческим образом мешали своим "братьям" (и, как им казалось, — конкурентам), ис-требляли их, жаждая заполучить единолично всё — об оккультной деятельности непо-средственно сотрудников ВЧК-ОГПУ. Основными организаторами этой деятельности стали три человека, три «Б»: Барченко, Бокий и Блюмкин.


1.3. Три «Б» в поисках Шамбалы,
или Провал тибетской экспедиции

1.3.1. Александр Барченко и Гиперборея

Александр Васильевич БАРЧЕНКО родился в 1881-ом году в городе Елец (Орлов-ская губерния) в семье нотариуса окружного суда. Предметом его увлечений с ранней юности стали оккультизм, астрология, хиромантия. В те далёкие времена граница меж-ду оккультизмом и естественнонаучными дисциплинами была ещё в достаточной сте-пени размыта, поэтому для углубления своих знаний Александр решил заняться меди-циной, отдавая предпочтение изучению паранормальных человеческих способностей — феноменам телепатии и гипноза.
В 1904-ом году Барченко поступает на медицинский факультет Казанского уни-верситета, а в 1905-ом переводится в Юрьевский университет.
Особую роль в дальнейшей судьбе Барченко сыграло знакомство с профессором римского права Кривцовым, преподававшим на кафедре Юрьевского университета. Профессор Кривцов рассказал новому другу о встречах в Париже с известным мисти-ком-оккультистом Сент-Ивом де Альвейдром.

* * *
Маркиз Иосиф Сент-Ив де Альвейдр был известен в начале века как автор ряда мистических трактатов, в заглавие которых непременно входило слово "миссия": «Миссия Европы», «Миссия Индии», «Миссия рабочих» и так далее. Этот чрезвычайно эрудированный человек имел обширные контакты с представителями европейских и восточных эзотерических обществ, откуда он почерпнул многие аспекты своей доктри-ны. Она во многом напоминает «Тайную доктрину» Блаватской, однако имелось и не-сколько принципиальных отличий. Суть теории Сент-Ива де Альвейдра такова.
Изначальное правление на Земле осуществляла Чёрная раса. Она имела своим центром южные регионы, а северные земли, населённые Белой расой, были оккупи¬рованы Чёрными Господами, обратившими всех "белых" в рабство. Конец эре Чёрной расы положил ариец Рам, появив¬шийся в землях Севера около 8—6-и тысяч лет до Ро-ждества Христова. Именно с прихода Рама начинается собственно интересующая Сент-Ива де Альвейдра тайная история человечества. Божественный Рам основал гигантскую теократиче¬скую Империю Овна ("Рам" на древнем сакральном языке означало "Овен"), в которую входили все прежние эзотерические центры.
Рам устроил систему управления Империей по троичному образцу. На три части делилась Великая Священная Коллегия, высший орган власти Империи, имевший свои аналоги и подобия в различных имперских владениях. Высший уро¬вень коллегии — Пророческий. Это уровень непосредственной Божественности, Коро¬ля Мира, прообра-зом которого был сам Рам. Второй уровень — Жреческий, Солнечный, Мужской. Это — сфера Бытия, Света. Этот уровень служит восприемником невидимых влияний Про-роческого плана и их адаптаций к низшим планам материального мира. Он относится ко Второй Ипостаси Тро¬ицы, к Сыну. И наконец, третий уровень Коллегии — Царский — это сфера Луны, так как земные цари служат восприемниками жреческого Света и устроителями общественного порядка в соответствии с "от¬ражаемыми" солнечными влияниями Жрецов. Он соответствует Третьей Троической Ипостаси — Святому Духу. Здесь основную роль играет также символизм Женщины и её детородных органов.
Де Альвейдр назвал та¬кую структуру Синархией, то есть Со-Властием, что под-черкивает синтетическое объединение трёх функций — Пророческой, Жрече¬ской и Царской — в вопросах имперского устройства. Именно Синархия является для де Аль-вейдра духовным, религиозным и политическим идеалом, который необходимо реали-зовать несмотря на все внешние обстоятельства, так как в Синархии запечатлена абсо-лютная Воля Про¬видения, не зависящая от исторической конкретики.
Через несколько веков после ухода Рама на покой в Индии происходит политиче-ская катастрофа, послужившая деструктивным импульсом для всего уст¬ройства Импе-рии Рам. Это было восстание принца Иршу. В этом восстании Иршу не только пресле-довал цели захвата власти, но и совершил религиозную революцию — Перво-революцию, ставшую прототипом всех последующих исторических революций. Это было восстание третьего, Царского, уровня Высшей Коллегии против двух других уровней, и особенно — против второго Жреческого. Символами восстания стали Крас-ный Цвет, Бык, Красная Голубка и Лунный Серп. В Индии Иршу и его сторонники по-терпели поражение, но волна Революции прокатилась по всем материкам, образовав цепь антижреческих революций.
Вся человеческая история после восстания Иршу рассматрива¬ется де Альвейдром как противостояние двух религиозно-политических парадигм: Синархии и Анархии (частным случаем которой является Монархия, оторванная от двух других уровней Высшей Коллегии). Анархические тенденции выступают не только и не столько как самостоятельные религии или государственные идеологии, сколько как элементы соци-ально-религиозных структур, способных, в зави¬симости от обстоятельств либо выхо-дить на поверхность и деклари¬ровать Анархию, либо скрыто подтачивать устои Синар-хического правления че¬рез культы Матери Земли.
Так, христианская цивилизация, восстановившая в определённых аспектах Импе-рию Рама не только духовно, но и географически (показательно, что огромную роль в этом де Альвейдр отводил Русскому Православию и вообще славянам — сам он был женат на русской княгине Келлер), была подвергнута внутреннему и внешнему воздей-ствию "нео-иршуистов", что окончательно проявилось во Французской Револю¬ции, в Красном Знамени, в материализме и социализме, в дехристианизации Запада. Послед-ними осколками Троической Империи Рам де Альвейдр считал католическую Австро-Венгрию и православную Россию. [23, 26].
Кроме всего прочего, Сент-Ив де Альвейдр был убеждён, что в глубинах Азии (на границе Афганистана, Тибета и Индии) существует страна Агарти-Шамбала, населён-ная мудрецами медиумами, пережившими революцию "принца Иршу". Сент-Ив де Альвейдер утверждал, что уже общался с её посланцами и даже предлагал правительст-ву Франции связь и сотрудничество с великими магами, живущими в Шамбале.
По его словам, в недоступных горных долинах и пещерах находились лаборато-рии, где совершенствовался научный опыт древних цивилизаций. Якобы, в районе се-веро-западного Тибета в доисторические времена существовал очаг величайшей куль-туры, которой был известен особый синтетический научный метод, с помощью которо-го возможно раскрыть все тайны вселенной. Базовые положения европейских оккульт-ных систем и мистерий, говорил де Альвейдр, в том числе — масонства, представляют из себя лишь искаженные перепевы и отголоски древней науки.

* * *
— Рассказ Кривцова об Империи Рама, — вспоминал впоследствии Александр Барченко, — явился первым толчком, направившим моё мышление на путь исканий, наполнивших в дальнейшем всю мою жизнь. Предполагая возможность сохранения в той или иной форме остатков этой доисторической науки, я занимался изучением древ-ней истории, культуры, мистических учений и постепенно ушел в мистику [63, 64].
В конце концов это увлечение привело к тому, что Барченко всерьёз приступает к изучению паранормальных способностей человека.
С 1911-го года он начинает публиковать результаты своих изысканий, время от времени (а тогда в среде учёных это было принято) перемежая чисто теоретические статьи художественными произведениями на сходную тему. Его рассказы появляются на страницах таких уважаемых журналов как «Мир приключений», «Жизнь для всех», «Русский паломник», «Природа и люди», «Исторический журнал» [4]. Интересно, что именно эта беллетристика, а, отнюдь, не научные разработки, была для Барченко ос-новным средством существования в те годы.
В том же, 1911-ом, году Барченко проводит ряд уникальных опытов, связанных с приборной регистрацией телепатических волн (N-лучей — по принятой в начале века терминологии). Методика экспериментов была следующая: два наголо обритых добро-вольца надевали на голову алюминиевые шлемы оригинальной конструкции, разрабо-танной самим Барченко. Шлемы участников опыта соединялись медной проволокой. Перед испытуемыми устанавливались два овальных матовых экрана, на которых им предлагалось сосредоточиться. Один из участников был «передающим», другой — «принимающим». В качестве теста предлагались слова или изображения. В случае с изображениями положительный результат угадывания был близок к 100 процентам, а в случае со словами было много ошибок. Частота ошибок увеличивалась, если использо-вались слова с шипящими или глухими буквами [63].
В декабрьском номере журнала «Жизнь для всех» за 1911-й год появляется при-мечательная статья «Душа природы». В ней, как указывается в редакционном обзоре, "даются сведения о том перевороте в научном мировоззрении, который влекут за собой открытия в области лучистой энергии" [4].
«Благодаря Солнцу, — писал в статье Александр Барченко , — атмосфера, нас окружающая, насыщена теплом, светом, химической, "нервной" и радио-лучистостью. Впрочем [...] не смело ли, в частности, такое предположение по отно-шению к последнему виду энергии? Колебание напряжения солнечной деятельности не может не вызывать возмущений в излучениях таинственных N-лучей, тесно связан-ных, как мы видели, с нашей духовной жизнью. Кто знает, не установит ли когда-нибудь наука связи между такими колебаниями и крупными событиями общественной жизни? 1905 год соответствовал, например, ближайшему к нам высшему напряже-нию "пятнистой" деятельность Солнца [имеется в виду нарастание солнечной актив-ности, напрямую связанное с возникновением так называемых "солнечных пятен" — А.П.]. Быть может, в ближайшем 1916 году Солнце не так себя "запятнает"...» [4].
«Душа природы» завершается весьма знаменательной для её автора сноской: «Существует предание, что человечество уже переживало сотни тысяч лет назад степень культуры не ниже нашей. Остатки этой культуры передаются из поколения в поколения тайными обществами».
Позже появляются и другие очерки Александра Барченко, озаглавленные ещё бо-лее красноречиво: «Загадки жизни», «Передача мысли на расстоянии», «Опыты с моз-говыми лучами», «Гипноз животных» и так далее.
В статье «Передача мысли на расстояние, часть II», опубликованной в № 32 жур-нала «Природа и люди» за 1911-й год, Барченко описывает один оригинальный аппа-рат, используемый им для опытов:
«Располагая самым дешёвым воздушным насосом, можно построить разновид-ность прибора, заменяющего «стенметр» Жуара. Внутри тонкого стеклянного колпа-ка каплей дамар-лака, канадского бальзама или расплавленного с бурой стекла подве-шивается сухая тонкая шелковая нить, на конце которой укрепляется в равновесии тонкая сухая соломинка, служащая стрелкой-указателем. На конце соломинки распу-шен тончайший хлопочек гигроскопической ваты. Диск насоса посыпан мелко толче-ной солью. Отверстие насоса защищают кусочком сухого картона с пробуравленными дырочками и небольшим бортом, чтобы не сдуло соль. Разреживают воздух осто-рожно, и аппарат готов к действию. Сосредоточьте взгляд на клочке ваты, стрелку можно повернуть взглядом» [63].
В это же время Барченко публикует и два своих мистических романа.
На некоторое время изыскания Александра были прерваны Первой мировой вой-ной. Однако после ранения в 1915-ом году он продолжил работу. Теперь Барченко со-бирает материалы, штудирует первоисточники, по которым впоследствии составляет законченный курс «История древнейшего естествознания», послуживший основой для его многочисленных лекций на частных курсах преподавателей в Физическом институ-те Соляного городка в Санкт-Петербурге.
Революционная буря вырвала Барченко из привычного круга забот, перевернула всю его жизнь. Вскоре в поисках заработка он был вынужден читать лекции на судах Балтфлота:
— Золотой век, то есть Великая Всемирная Федерация народов, построенная на основе чистого идейного коммунизма, господствовала некогда на всей земле. И господ-ство её насчитывало около 144 000 лет. Около 9000 лет тому назад, считая по нашей эре, в Азии, в границах современного Афганистана, Тибета и Индии, была попытка восстановить эту федерацию в прежнем объёме. Это та эпоха, которая известна в ле-гендах под именем похода Рамы. Рама — культура, овладевшая полностью как дориче-ской, так и ионической наукой. Рамидская Федерация, объединившая всю Азию и часть Европы, существовала в полном расцвете около 3600 лет и окончательно распалась по-сле революции Иршу [62, 64].
Как видите, идеи де Альвейдра не только повлияли на мировоззрение Барченко, но и помогали ему заработать себе на хлеб. Выступления Александра Васильевича бы-ли настолько зажигательными, что однажды группа матросов-балтийцев выразила же-лание вместе с учёным пробиваться с боями в Тибет. Моряки направили письма в ряд инстанций, но ответа, конечно же, не получили.
Впрочем, у популярности лекций Барченко была и оборотная сторона. В это самое время идеи и работы Александра Васильевича впервые привлекли внимание ВЧК-ОГПУ. В секретных оперативных сводках, составляемых чекистами, фамилия Барченко появляется уже в 1918-1919 годах:
«Барченко А.В. — профессор, занимается изысканиями в области древней науки, поддерживает связь с членами масонской ложи, со специалистами по развитию науки в Тибете, на провокационные вопросы с целью выяснения мнения Барченко о Совет-ском государстве Барченко вёл себя лояльно» [4].
Более того, в октябре 1918-го года Барченко вызвали в Петроградскую ЧК. Дело происходило во время одного из пиков "красного террора" и поэтому такой вызов, мяг-ко говоря, не сулил ничего хорошего. В кабинете, куда пригласили Барченко, присутст-вовали несколько чекистов: Александр Юрьевич Рикс, Эдуард Морицевич Отто, Фёдор Карлович Лейсмер-Шварц и Яков Григорьевич Блюмкин. С последним Барченко был уже знаком. Его Александру Васильевичу в своё время представил профессор Петер-бургского университета Лев Платонович Красавин, охарактеризовав, как неофита, стра-стно жаждущего приобщиться к таинствам древнего Востока.
Чекисты сообщили учёному, что на него поступил донос. В нём осведомитель со-общал об "антисоветских разговорах" Барченко. К удивлению Александра Васильевича, чекисты вместо того, чтобы взять его "в оборот", заявили о своём недоверии к доносу. В качестве ответной любезности они просили разрешения Барченко посещать его лек-ции по мистицизму и древним наукам. Разумеется, Барченко дал согласие и после этого неоднократно видел сотрудников ЧК на своих выступлениях [62, 64].
В 1919-ом году Александр Васильевич завершил высшее образование, окончив Высшие одногодичные курсы по естественно-географическому отделению при 2-ом Педагогическом институте. По геологии и основам кристаллографии он держал в своё время экзамен в Военно-Медицинской академии и получил оценку «отлично».
В 1920-ом году Барченко был приглашен к выступлению с научным докладом на конференции Петроградского Института изучения мозга и психической деятельности (сокращённо — Институт Мозга). Там судьба свела его с ещё одним замечательным и талантливейшим человеком, академиком Владимиром Михайловичем Бехтеревым.
Академик Бехтерев и Александр Барченко не могли не сойтись. Дело в том, что с 1918-го года Институт мозга под руководством академика занимался поиском научного объяснения феноменов телепатии, телекинетики, гипноза. Сам Бехтерев провёл серию работ по изучению телепатии в опытах на человеке и животных. Наряду с клинически-ми исследованиями в Институте мозга проходили "обкатку" методы электрофизиоло-гии, нейрохимии, биофизики, физической химии. Но ведь Александр Барченко затра-гивал аналогичные темы ещё в своих старых научно-популярных статьях!
В Институте мозга Александр Васильевич работал над созданием нового универ-сального учения о ритме, одинаково применимом как к космологии, космогонии, гео-логии, минералогии, кристаллографии — так и к явлениям общественной жизни. Позд-нее он назовет своё открытие «Синтетическим методом, основанном на древней науке». В сжатом виде это учение будет изложено в книге «Дюнхор» [62, 63].
30 января 1920-го года, на заседании Учёной конференции института, по пред-ставлению академика Бехтерева, Александр Барченко был избран членом Ученой кон-ференции "на Мурмане" и командирован в Лапландию для исследования загадочного заболевания "меряченье", наиболее часто проявляющегося у районе Ловозера.

* * *
Ловозеро расположено в самом центре Кольского полуострова и тянется с севера на юг. Вокруг — тундра, заболоченная тайга, местами — сопки. Зимой тут властвует глухая и ледяная полярная ночь. Летом не заходит солнце. Жизнь теплится лишь в ма-леньких поселках и стойбищах, в которых живут лопари. Они промышляют рыбалкой и пасут оленей.
Именно здесь, в этом вымороженном пустынном диком краю, распространено не-обычное заболевание, называемое меряченьем, или эмериком, или арктической истери-ей. Им болеют не только туземцы, но и пришлые. Это специфическое состояние похоже на массовый психоз, обычно проявляющийся во времена справления магических обря-дов, но иногда способное возникать и совершенно спонтанно. Поражённые эмериком люди начинают повторять движения друг друга, безоговорочно выполняют любые ко-манды и по приказу могут даже предсказывать будущее. Если же человека в таком со-стоянии ударить ножом, то нож не причинит ему вреда. В современной терминологии подобное состояние называется "зомбированием".

В конце XIX-го и начале XX-го веков на крайнем севере России и в Сибири со-стояние меряченья охватывало довольно большие группы населения. В связи с этим даже был введён термин «психическая зараза». Юкагиры и якуты обычно объясняли эту болезнь кознями тундровых шаманов, разгневанных на людей, посмевших тревожить их покой.
В 1870-ом году сотник Нижне-Колымского казачьего отряда так писал местному врачу: «Болеют какою-то странною болезнью в Нижне-Колымской части до 70-ти человек. Это их бедственное страдание бывает более к ночи, некоторые с напевом разных языков, неудобопонятных; вот как я каждодневно вижу 5 братьев Чертковых и сестру их с 9 часов вечера до полуночи и далее; если один запел, то все запевают раз-ными юкагирскими, ламаутскими и якутскими языками, так что один другого не зна-ет; за ними их домашние имеют большой присмотр» [63].
Экспедиция, возглавляемая Александром Васильевичем, прибыла в Ловозеро в конце августа 1920-го года.
Члены экспедиции попросили рыбаков отвезти их на Роговый остров, но те наот-рез отказались. Они утверждали, что только шаманы-нойды могут туда плавать. Вся территория острова оказалась сплошь покрыта оленьими рогами. Их на протяжении сотен лет свозили туда колдуны окрестных племен в дань духам. Обычай запрещал тро-гать рога — это могло привести к буре или несчастьям.
Только через несколько дней местный парнишка, сын священника, согласился пе-ревезти членов экспедиции на своем паруснике. Но стоило им только приблизиться к таинственному острову, как поднялся сильный ветер, отогнал парусник и сломал мачту.
Не достигнув Рогового, экспедиция решила высадиться на южном берегу Ловозе-ра, в районе туземного погоста. Здесь её ожидали новые сюрпризы. Местность вокруг представляла собой болотистую тундру, прорезанную скалами. Но у южной оконечно-сти озера начиналась мощёная дорога, которая вела к соседнему Сейдозеру. Эта трасса протяженностью в полтора километра заканчивалась довольно необычной площадкой, с которой отчетливо была видна вертикальная поверхность одной из скал на другом берегу с изображённой на ней тёмной человеческой фигурой огромных размеров. Всё указывало на то, что место это — древнее капище.
Были замечены здесь и специфические геомагнитные феномены. Вот что записал член экспедиции астрофизик Александр Кондиайн в своём дневнике 10 апреля 1921-го года.: «В одном из ущелий мы увидели загадочные вещи. Рядом со снегом, там и сям пятнами лежавшим по склонам ущелья, виднелась желтовато-белая колонна вроде ги-гантской свечи, а рядом с ней кубический камень. На другой стороне горы с севера виднеется гигантская пещера на высоте сажень 200, а рядом нечто вроде склепа за-мурованного» [64].
Вид гигантской колонны — местные жители называли такие камни "сейдами" и поклонялись им, как богам, — произвел огромное впечатление на членов экспедиции и вселил им какой-то безотчетный ужас. Завхоз Пилипенко не выдержал и даже закричал. Его едва удалось успокоить, но настроение было подавленным у всех.
Чудеса, впрочем, на этом не кончались. Вскоре поблизости обнаружили несколько сопок, похожих на пирамиды. Они показались путешественникам гранёнными искусст-венным способом. Такие сооружения — "менгиры" — обычно располагаются над точ-кой пересечения двух или более водных потоков. У подножия их люди испытывают слабость, головокружение, безотчетное чувство страха или галлюцинируют.
По словам участников экспедиции, им также удалось найти сравнительно не-большой "каменный цветок лотоса". Что он из себя представляет, неизвестно до сих пор. Упоминал Барченко и "пирамиду" на вершине одной из гор у Сейдозера, писал о загадочной расщелине, уводящей в глубь земли. Спуститься туда участники экспедиции не решились: помешало некое давящее ощущение "противодействия незримых сил".
Барченко проводил опрос местных жителей, записывал предания. Ему удалось даже встретиться с местными потомственными шаманами по фамилии Даниловы. По утверждению Барченко, они умели впадать в состояние каталепсии и вызывать у себя летаргический сон.
За два года пребывания на Севере Александр Васильевич и его коллеги подробно изучили район культовых сооружений и пришли к выводу, что им удалось открыть Ги-перборею — северную страну, легенды о существовании которой в глубокой древности есть практически у каждого народа евразийского континента. В лапландских же шама-нах Барченко разглядел последних жрецов древней и таинственной цивилизации, насе-лявшей эту землю. Об этих и других своих догадках он рассказал, возвратившись в Петроград, сотрудникам Института мозга. Его доклад был очень высоко оценен акаде-миком Бехтеревым.
Следует упомянуть, что уже в наше время, ровно через 75 лет после Барченко, к Ловозеру отправилась экспедиция «Гиперборея-97», возглавляемая доктором философ-ских наук Валерием Деминым. Экспедицией были подтверждены и запечатлены на фо-топленке открытые Александром Барченко артефакты: двухкилометровая мощёная до-рога, ведущая через перешеек от Ловозера к Сейдозеру; пирамидальные камни; изо-бражение гигантской чёрной фигуры на отвесной скале (По саамской легенде, это Куй-ва, предводитель коварных иноземцев, которые чуть было не истребили доверчивых и миролюбивых лопарей. Но саамский шаман-нойд призвал на помощь духов и остано-вил захватчиков, а самого Куйву обратил в тень на скале). Кроме того, экспедиции уда-лось обнаружить развалины древней обсерватории и культовых сооружений на верши-не горы Нинчурт [24].

* * *
В конце 1923-го года Александр Барченко вместе с женой на некоторое время по-селился в Петроградском буддийском дацане. Здесь он пытался постигнуть основы древней науки от представителя Далай-ламы XIII — бурята Агвана Доржиева, нахо-дившегося здесь под покровительством Наркомата иностранных дел.
Хамбо Агван Доржиев (в переводе с тибетского "Доржиев" — "Раскат грома") из-вестен тем, что будучи российским подданным, долгие годы являлся послом Далай-ламы в Российской империи, впоследствии — в СССР.
Около 1880-го года в тибетскую столицу Лхасу прибыл моло¬дой лама. В то время он ещё ничем не отличаются от сотен других монахов-послушников, за исключением, пожалуй, того, что не был тибетцем: он родился в сибирских степях к востоку от Бай-кала. В те дни в Тибете он был известен как Чоманг Лобзанг. Позднее, ког¬да к нему пришла слава, в Лхасе его называли Кхенде-чега, а еще позже — Цаннийс Кхан-по.
Вскоре после своего прибытия в Тибет молодой монах поступил в монастырь Дрепунг — один из трёх наиболее значительных центров религиозной деятельности. Однако чрез некоторое время ему пришлось заняться большой политикой. Дело в том, что в Российском Генеральном Штабе давно вынашивался проект присоединения к России "монголо-тибетско-китайского" Востока. Когда Александр III одобрил этот про-ект и субсидировал его из казны, в Лхасу было отправлено несколько агентов-бурятов, которые и повстречали там своего земляка. Им удалось убедить Доржиева, а Доржиев убедил Далай-ламу в необходимости искать дружбы и покровительства России — единственной державы, которая может защитить тибетцев от англичан.
В 1898-ом году Доржиев впервые появляется в Петербурге в качестве неофици-ального представителя Далай-ламы. Его даже принимает в частном порядке Николай II. Доржиев заводит полезные знакомства и возвращается в Лхасу с многочисленными да-рами от русского императорского дво¬ра. Он был полон решимости подчинить Лхасу политиче¬ским интересам русского царя. Его аргументы произвели огромное впечатле-ние на тогдашнего Далай-ламу. Они были достаточ¬но убедительными. Традиционный союзник Тибета, Ки¬тай, больше не обладал значительной военной мощью и практиче-ски полностью находился под контролем англи¬чан. Россия, с другой стороны, пред-ставляла собой реальную военную силу. К тому же, Доржиев видел свою задачу не во включении Тибета в русскую сферу влияния, а в распространении тибетской ре¬лигиозной мысли в русской среде.
Доржиев совершил ещё две поез¬дки в Петербург. В конце 1901 года он привез в Тибет пред¬варительный текст договора между двумя странами. Мало-помалу в Тибет стало просачиваться и русское воору¬жение, пока только — ружья. Однако планам Дор-жиева не суждено было сбыться. 12 декабря 1903-го года британцы начали крупномас-штабная военная операцию против Тибета. Россия же, связанная войной с Японией, не вмешалась.
Разгром был полный: и летом 1904-го британцы вступили в Лхасу. Далай-лама был вынужден бежать из страны. Вместе с ним уехал в Монголию и Доржиев. Со сто-роны казалось, что он навсегда перестал играть сколь бы то ни было зна¬чительную роль в международной политике. Но это впечат¬ление было обманчивым. Доржиев не раз возвращался в Ти¬бет после того, как британские войска были выведены.
С конца 1922-го года Доржиев становится неофициальным представителем Да-лай-ламы в Советской России. Помимо чисто политических дел он занимается распро-странением буддизма, сбором средств на строительство новых дацанов и вопросами повышения общекультурного уровня лам. Заботит его и проблема сохранения буддист-ских памятников, о чём он неоднократно пишет советскому правительству [2, 12].
Доржиев сообщил Барченко местонахождение Шамбалы — на стыке границ Ин-дии, Сипьцзяпа и северо-западнее Непала.
Любопытно, что по утверждению самого Барченко, он к тому времени уже знал, где находится Шамбала. Координаты этой загадочной страны ему сообщили в Костро-ме ещё в 1921-ом году. Между прочим, именно в Костроме Барченко подвергся перво-му в своей жизни аресту: местные чекисты заподозрили в нём шпиона.
Но кто в Костроме мог открыть ему эту тайну? Из письма Барченко бурятскому буддологу Цыбикову известно, что Александр Васильевич был хорошо знаком с кост-ромским отшельником Михаилом Кругловым (крестьянином из города Юрьевца, что на Волге). Этот человек выдавал себя за "юродивого", не раз заплатив своей маской приводами в сумасшедший дом, но в результате его оставили в покое, не мешали непо-нятным проповедям, не пытались отнять некие таблички со странными письменами. Барченко утверждал, что умеет читать надписи на этих табличках. В письме Цыбикову он приводит два слова, начертанных письменами костромских отшельников. Первое из этих слов — название изначальной Традиции, к которой восходят тайные знания кост-ромских отшельников; Барченко прочитал его как «Дюнхор». Второе слово — название священного центра этой Традиции. Его, видимо, следует расшифровывать как «Шамба-ла» [4,25].
В том же 1922-ом году дацан, где жил и учился Барченко, посетила приехавшая из Москвы группа участников монгольской военно-экономической делегации. С Барченко встретился министр внутренних дел Народной Монголии Хаян Хирва. Его интересова-ли разработки Барченко в области системы Дюнхор.
«Дюнхор» — это буддийское эзотерическое учение, происходящее из Шамбалы. В этом учении Барченко искал и находил ответы на самые злободневные вопросы совре-менности. Однако он не хотел довольствоваться только собственным прозрением, а чувствовал потребность разделить своё знание с другими людьми. Среди планов Бар-ченко на будущее было посвятить в тайны Дюнхор "высших руководителей коммуни-стического движения в России". Он брался доказать советским вождям, что "учение марксизма об основной мировой субстанции, о материи, родственно учению Дюнхор" [2].
Знакомо? Более чем. Любой, кто собирался заниматься оккультизмом в государ-стве с подчёркнуто "материалистической" идеологией, брался доказать это. Барченко не был исключением.
Здесь же, в дацане, Барченко навестил ещё один человек — Пётр Сергеевич Шан-даровский, петербургский юрист, входивший в «Единое Трудовое Содружество», орга-низованное ещё Георгием Гурджиевым. Бывший член Содружества имел при себе требник гурджиевского тайного общества — свод правил поведения. Шандаровский увлёк Александра Васильевича идеей создания тайного общества, целью которого должно было стать нравственное совершенствование личности и изучение необъясни-мых сил. Барченко, его друг астрофизик Кондиайн (вместе с которым они разыскали Гиперборею) и юрист Шандаровский учреждают тайное общество под названием «Единое трудовое братство» (ЕТБ). Общество возглавил Александр Барченко; он же написал и устав для новой организации.
Исследования Барченко всегда вызвали определённый интерес у ОГПУ. Как мы помним, ряд его сотрудников были знакомы с Александром Васильевичем лично. Это в конце концов обусловило и привлечение учёного к работе в органах.
Ещё в конце 1923-го года чекист Яков Блюмкин снабдил Барченко рекоменда-тельным письмом писателя-мистика Иеронима Есенского на имя наркома просвещения Анатолия Луначарского. Нарком отнёсся к учёному достаточно благосклонно и даже распорядился принять Барченко на работу в комиссариат в должности учёного кон-сультанта Главнауки. Однако в этом учреждении Барченко надолго не задержался, а после серьёзного конфликта с востоковедом Сергеем Ольденбургом, поставившим под сомнение серьёзность разработок Барченко, он уволился и вновь уехал в Петроград.
В конце 1924-го года на квартиру Барченко в Петрограде явились его старые зна-комцы из ОГПУ: Фёдор Лейсмер-Шварц, Александр Рикс, Эдуард Отто и Яков Блюм-кин. Теперь спутники Блюмкина имели статус гражданских лиц. Ещё весной 1923-го года они "уволились" из органов. Лейсмер-Шварц работал корреспондентом Союзфото. Рикс занял должность руководителя сектора валюты и внешней торговли в Наркомате финансов. А Отто устроился в Русский музей. На самом деле все их увольнения были блефом чистейшей воды. Эта троица получила задание внедриться в мартинистскую ложу Григория Мёбеса, с которой в своё время искал контактов и Барченко.
Беседа с чекистами продолжалась несколько часов. В конце её Яков Блюмкин не-ожиданно заявил, что научные разработки Александра Васильевича, связанные с теле-патическими волнами, имеют большое оборонное значение; что сегодня это оружие может стать решающим в великой битве пролетариата за завоевание планеты и что, на-верное, будет справедливо, если исследования такого характера будут финансироваться ОГПУ или Разведупром Красной Армии. Барченко вспоминал:
— Товарищи заявили мне, что моя работа имеет настолько большое значение, что я должен доложить о ней правительству, председателю ВСНХ товарищу Дзержинско-му. По их совету я написал Дзержинскому о своей работе [62, 63].
Так оно и случилось. А Блюмкин в самый короткий срок доставил послание в столицу. Результат не заставил себя долго ждать. Через несколько дней Барченко был приглашён на явочную квартиру ОГПУ на улице Красных зорь, где с ним тайно встре-тился высокопоставленный столичный чекист, сотрудник Секретного отдела ОГПУ Яков Агранов.
В беседе с Аграновым Барченко подробно изложил ему теорию "о существовании замкнутого научного коллектива в Центральной Азии и проект установления контактов с обладателями его тайн". Агранов отнёсся к его сообщению с большим интересом [62, 63].
Впрочем, Блюмкину этого было мало и для того, чтобы форсировать ситуацию, он попросил Барченко написать ещё одно письмо, но теперь уже на Коллегию ОГПУ — еженедельное собрание начальников всех отделов. В декабре 1924-го года исследова-тель был вызван в столицу для доклада о своих научных открытиях на Коллегии ОГПУ.
«Вернувшись через несколько дней в Ленинград, — вспоминал Барченко, — Вла-димиров сообщил мне, что дела наши идут успешно, что мне следует выехать в Моск-ву для того чтобы изложить наш проект руководящим работникам ОГПУ. В Москве Владимиров ["рабочий" псевдоним Блюмкина — А.П.] снова свёл меня с Аграновым, которого мы посетили у него на квартире, находившейся, как я помню, на одной из улиц, расположенной вблизи зданий ОГПУ. Точного адреса я в памяти не сохранил. При этой встрече Агранов сказал мне, что моё сообщение о замкнутом научном коллекти-ве предполагается поставить на заседание коллегии ОГПУ. Моё, это предложение, об установлении контактов с носителями тайн Шамбалы на Востоке имеет шансы быть принятым и в дальнейшем мне, по-видимому, придётся держать в этом отно-шении деловую связь с членом коллегии ОГПУ Бокием. В тот же или на другой день Владимиров свозил меня к Бокию, который затем поставил мой доклад на коллегию ОГПУ. Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Все были сильно утомлены, слу-шали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова нам удалось добиться в общем-то благоприятного решения о том, что бы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него действительно можно извлечь какую либо пользу, сделать это».
Так в нашей истории появляется новый персонаж — Глеб Бокий. (Это тот самый Глеб Бокий, который поставит в 31-ом году свою подпись под приговором членам мос-ковского «Ордена тамплиеров»). И с этого же момента начинается жизнь секретной ла-боратории нейроэнергетики и её целевое финансирование Спецотделом при ОГПУ, длившееся 12 лет — вплоть до мая 1937-го года.


1.3.2. Глеб Бокий — главный шифровальщик Страны Советов.

Руководитель Спецотдела при ОГПУ Глеб Иванович БОКИЙ родился в 1879-ом году в городе Тифлисе (Тбилиси) в семье интеллигентов из старинного дворянского рода. Его предок Фёдор Бокий-Печихвостский, владимирский подкоморий (третейский судья) в Литве, упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским. Праде-дом Глеба Бокия был известный русский математик Михаил Васильевич Остроград-ский. Отец Глеба Бокия — Иван Дмитриевич — действительный статский советник, учёный и преподаватель, автор учебника «Основания химии», по которому училось не одно поколение гимназистов. Старший брат и сестра Глеба пошли по стопам отца. Бо-рис Бокий окончил Петербургский горный институт, стал квалифицированным инже-нером, потом преподавал в том же институте. Он считается одним из основоположни-ков отечественного горного дела. Сестра Наталья выбрала специальность историка, она не один год преподавала в Сорбонне.
Казалось бы, такая же блестящая карьера ожидает и юного Глеба. И действитель-но, поначалу Глеб ведёт себя соответствующим образом. В 1896-ои году, после оконча-ния реального училища, он, вслед за своим старшим братом, поступает в Горный кадет-ский корпус имени императрицы Екатерины II в Петербурге (то есть в Горный инсти-тут). Но уже в следующем году он становится членом петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Именно участие в делах этого революционного обще-ства определило выбор жизненного пути Глеба Бокия.
Справедливости ради следует сказать, что настоящим революционером Глеб стал всё-таки с подачи своего добропорядочного брата. В 1898-ом году Борис пригласил его и сестру принять участие в демонстрации студентов. Произошло столкновение с поли-цией, все трое были арестованы. Глеба к тому же ещё и избили. Их освободили по хо-датайству отца, но его больное сердце не выдержало позора, и спустя несколько дней отец скончался.
Потрясенные этим горем, братья приняли диаметрально противоположные реше-ния. Если Борис, считая себя виновником смерти отца, совсем отошёл от политики, то Глеб, наоборот, окончательно встал на стезю профессионального революционера.

С 1900-го года он — член Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). В 1902-ом был сослан в Восточную Сибирь за подготовку демонстрации. В 1904-ом Бокий введён в состав Петербургского комитета РСДРП как организатор объе-диненного комитета социал-демократической фракции высших учебных заведений. В апреле 1905-го арестован по делу «Группы вооруженного восстания РСДРП». Амни-стирован по октябрьскому манифесту, но в 1906-ом году вновь арестован по делу «Со-рока четырех» (Петербургского комитета и боевых дружин). Всего большевик Бокий 12 раз подвергался арестам, провёл полтора года в одиночной камере, два с половиной го-да — в сибирской ссылке, от побоев в тюрьме он получил травматический туберкулёз. Но каждый раз, оказавшись на свободе, он вновь включался в революционную борьбу. На протяжении 20 лет (с 1897-го по 1917-й годы) Бокий являлся одним из руководите-лей петербургского большевистского подполья.
Кроме всего прочего, у Глеба было интересное хобби: он увлекался всякого рода тайными восточными учениями, мистикой и историей оккультизма. Его наставником в области эзотерических поисков стал Павел Васильевич Мокиевский — врач, теософ и гипнотизёр. Известный столичной публике в качестве заведующего отделом филосо-фии научно-публицистического журнала «Русское богатство», он был членом мартини-стской ложи. Мокиевский же рекомендовал в своё время для принятия в ложу и Алек-сандра Васильевича Барченко [62, 64].
В 1906-ом году полиция в очередной раз арестовала студента Горного института Глеба Бокия, создавшего под прикрытием бесплатной столовой для учащихся институ-та большевистскую явку. Мокиевский внёс за него залог в 3000 рублей, после чего мо-лодого революционера выпустили на свободу.
Мокиевский настолько привязался к Бокию, что в 1909-ом году ввёл его в свою ложу. Но Бокий оказался на низшей из степеней посвящения, и многих мартинистов он, конечно, не знал. Павел Васильевич, однако, сообщил ему о принадлежности к их ложе художника Рериха. Кроме того, он старался помочь студенту достигнуть высших сте-пеней и всячески рекомендовал его в узком кругу. Так, именно он рассказал о молодом таланте Рериху и Барченко.
Период с 1914-го по 1915-й годы оказались для подпольщиков особенно трудны-ми. Правительство усилило репрессивные меры по отношению к революционным орга-низациям. С целью избавить свою работу от участившихся провалов, петроградские большевики организовали так называемую "группу 1915 года при ЦК", куда вошли са-мые надежные, много раз проверенные люди, в том числе Глеб Бокий. Ужесточалась партийная дисциплина, самые серьезные требования предъявлялись к соблюдению конспирации. Именно тогда впервые проявились те способности Бокия, благодаря ко-торым впоследствии он стал руководителем Спецотдела при ВЧК-ОГПУ-НКВД. Старая большевичка, член партии с 1915-го года Алексеева, вспоминая о работе в подполье того времени, писала:
«Конспирация в большевистском подполье, которое подвергалось особенно бес-пощадным расправам со стороны царских властей, действительно была суровой и сложной и потому не всегда легко давалась людям, особенно новичкам, не искушенным в борьбе. Нарушение правил конспирации могло нанести тяжелый удар по всей под-польной организации, поэтому и новичкам в соблюдении этих правил никаких скидок не делалось.
При аресте Глеба Ивановича забирали и его по виду самые обычные ученические тетради, исписанные математическими формулами, а на самом деле — записями о подпольных делах, зашифрованными математическим шифром. Шифр этот являлся изобретением Глеба Ивановича, и ключ к нему был известен только ему одному. Луч-шие шифровальщики, какими только располагала царская охранка, ломали головы над этими “формулами”, подозревая в них шифр. Однако раскусить этот орешек они так и не смогли.
“Сознайтесь, — говорил Глебу Ивановичу следователь, — это шифр?” А Глеб Иванович невозмутимо отвечал: “Если шифр, то расшифруйте”. С досадой следова-тель возвращал ему эти загадочные тетради”».
В декабре 1916-го года Бокий вошёл в состав Русского бюро ЦК РСДРП. А сразу после падения самодержавия он возглавил в Русском бюро отдел сношений с провин-цией. В октябре 1917-го года он — член петербургского военно-революционного коми-тета, один из руководителей вооруженного восстания.
В феврале-марте 1918-го года, в период наступления немецких войск, Бокий ста-новится членом Комитета революционной обороны Петрограда. С марта он — замести-тель председателя Петроградской ЧК, а после убийства Моисея Урицкого — председа-тель.. Затем Бокий возглавлял Особые отделы Восточного и Туркестанского фронтов, был членом Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР и полномочным представителем ВЧК.

* * *
Однако вскоре Бокию была поручена совершенно новая работа. Дело в том, что сразу после прихода к власти большевистское правительство столкнулось с проблемой сохранения тайны при передаче оперативных сообщений. Советское государство и его армия не имело надёжной системы шифров. Вот как охарактеризовал ситуацию нарком иностранных дел Чичерин в своём письме Ленину от 20 августа 1920-го года:
«Иностранные правительства имеют более сложные шифры, чем употребляе-мые нами. Если ключ мы постоянно меняем, то сама система известна многим цар-ским чиновникам и военным, в настоящее время находящимся в стане белогвардейцев за границей. Расшифровывание наших шифровок я считаю поэтому вполне допусти-мым» [49].
Поэтому 5 мая 1921-го постановлением Малого Совнаркома создаётся советская криптографическая служба в виде Специального отдела при ВЧК. Начальником новой структуры и одновременно членом коллегии ВЧК назначается Глеб Бокий.
В течение 20—30-х годов органы государственной безопасности неоднократно реорганизовывались, меняли свою структуру и название. Соответственно менялось и название отдела:
с 5 мая 1921 г. по 6 февраля 1922 г. — 8-й спецотдел при ВЧК;
с 6 февраля 1922 г. по 2 ноября 1923 г. — спецотдел при ГПУ;
со 2 ноября 1923 г. по 10 июля 1934 г. — спецотдел при ОГПУ;
с 10 июля 1934 г. по 25 декабря 1936 г. — спецотдел при ГУГБ НКВД СССР;
с 25 декабря 1936 г. по 9 июня 1938 г. — 9-й отдел при ГУГБ НКВД СССР [49].
Однако, несмотря на все реорганизации, в отличие от других подразделений, спецотдел был при ВЧК-ОГПУ, то есть пользовался автономией. Это выражалось в том, что он сообщал информацию и адресовал её непосредственно в Политбюро, ЧК, прави-тельство самостоятельно, а не через руководство ведомства, при котором отдел нахо-дился [62].
Размещался отдел не только на Малой Лубянке, но и в здании на Кузнецком мос-ту, дом 21, в помещении Народного Комиссариата Иностранных Дел, где занимал два верхних этажа. Официальными его задачами являлись масштабная радио- и радиотех-ническая разведка, дешифровка телеграмм, разработка шифров, радиоперехват, пелен-гация и выявление вражеских шпионских передатчиков на территории СССР. Пеленга-торная сеть камуфлировалась на крышах многих государственных учреждений, и таким образом осуществлялось слежение за радиоэфиром Москвы. В сфере внимания Спец-отдела находились не только автономные неофициальные передатчики, но и передаю-щие устройства посольств и иностранных миссий. В них устанавливалась подслуши-вающая аппаратура и отслеживались телефонные разговоры. Отделу непосредственно подчинялись и все шифроотделы посольств и представительств СССР за рубежом.
В начале 20-х годов отдел включал шесть, а позднее — семь отделений. Однако собственно криптографические задачи решали только три из них: 2-е, 3-е и 4-е.
Так, сотрудники 2-го отделения спецотдела занимались теоретической разработ-кой вопросов криптографии, выработкой шифров и кодов для ВЧК-ОГПУ и всех дру-гих учреждений страны. Его начальником был Тихомиров.
Перед 3-м отделением стояла задача "ведения шифрработы и руководства этой работой в ВЧК". Состояло оно вначале всего из трёх человек, руководил отделением старый большевик, бывший латышский стрелок Фёдор Иванович Эйхманс, одновре-менно являвшийся заместителем начальника Спецотдела. Эйхманс организовывал шифрсвязь с заграничными представительствами СССР, направлял, координировал их работу.
Сотрудники 4-го отделения, а их было восемь чело¬век, занимались "открытием иностранных и антисовет¬ских шифров и кодов и дешифровкой документов". Началь-ником этого отделения был Гусев, который одновремен¬но выполнял обязанности по-мощника начальника Спец¬отдела.
Перед остальными отделениями спецотдела стояли такие задачи:
1-е отделение — "наблюдение за всеми государст¬венными учреждениями, пар-тийными и общественными организациями по сохранению государственной тайны";
5-е отделение — "перехват шифровок иностранных государств; радиоконтроль и выявление нелегальных и шпионских радиоустановок; подготовка радиоразведчи¬ков";
6-е отделение — "изготовление конспиративных до¬кументов";
7-е отделение — "химическое исследование докумен¬тов и веществ, разработка рецептов; экспертиза по¬черков, фотографирование документов" [49].
Специфика работы учреждения коренным образом отличалась от всего того, что делалось в ОГПУ, а потому требовала привлечения в аппарат людей, обладающих уни-кальными навыками. Это прежде всего относилось к криптографам, чье ремесло — раз-гадывание шифров и ребусов.
Свидетельствует писатель Лев Разгон, зять Бокия, а в 30-е годы — сотрудник Спецотдела:
«Бокий подбирал людей самых разных и самых странных. Как он подбирал крип-тографов? Это ведь способность, данная от Бога. Он специально искал таких людей. Была у него странная пожилая дама, которая время от времени появлялась в отделе. Я так же помню старого сотрудника Охранки статского советника (в чине полковни-ка), который ещё в Петербурге, сидя на Шпалерной, расшифровал тайную переписку Ленина. В отделе работал и изобретатель-химик Евгений Гопиус. В то время самым трудным в шифровальном деле считалось уничтожение шифровальных книг. Это бы-ли толстые фолианты, и нужно было сделать так, чтобы в случае провала или других непредвиденных обстоятельств подобные документы не достались врагу. Например, морские шифровальные книги имели свинцовый переплёт, и в момент опасности воен-ный радист должен был бросить их за борт. Но что было делать тем, кто находился вдали от океана и не мог оперативно уничтожить опасный документ? Гопиус же придумал специальную бумагу, и стоило только поднести к ней в ответственный мо-мент горящую папиросу, как толстая шифровальная книга превращалась через секунду в горку пепла
Да, Бокий был очень самостоятельный и информированный человек, хотя он и не занимался тем, чем занималась иноразведка. К работе других отделов ОГПУ он отно-сился с пренебрежением и называл их сотрудников "липачами"» [63].
Личный состав отделений Спецотдела проходил по гласному и негласному штату. К негласному штату относились криптографы и переводчики, для которых были уста-новлены должности "эксперт" и "переводчик". Работники же отделений, непосредст-венно не связанные с криптографической работой (секретари, курьеры, машинистки), представляли гласный состав. К 1933-му году в Спецотделе по штату числилось 100 че-ловек, по секретному штату — ещё 89.
Были в структуре Спецотдела и подразделения, информация о которых считалась особо секретной. В частности, была создана группа из учёных самых разных специаль-ностей. Все они формально находились в подчинении заведующего лабораторией Спецотдела и старого члена компартии Евгения Гопиуса, который формально возглав-лял 7-е отделение и числился заместителем Бокия по научной работе.
Круг вопросов, изучавшихся подразделениями, работавшими на лабораторию Го-пиуса, был необычайно широк: от изобретений всевозможных приспособлений, свя-занных с радиошпионажем до исследования солнечной активности, земного магнетиз-ма и проведения различных научных экспедиций. Здесь изучалось всё, имеющее хотя бы оттенок таинственности. Всё — от оккультных наук до "снежного человека".

* * *
В декабре 1924-го года, когда Барченко приезжал в Москву для доклада о своих работах на Коллегии ОГПУ, он произвёл на начальника Спецотдела сильное впечатле-ние. Будучи человек умным и достаточно информированным Глеб Бокий был прекрас-но осведомлен о положении дел в стране и понимал, что репрессии ВЧК-ОГПУ, нача-тые как против "социально-чуждых элементов", раньше или позже затронут самих че-кистов. С какого-то момента Бокия стали одолевать сомнения, и когда зимой 24-го, по-сле доклада на Коллегии Барченко и Бокий разговорились, учёный сказал фразу, изме-нившую жизнь обоих собеседников:
— Контакт с Шамбалой способен вывести человечество из кровавого тупика бе-зумия, той ожесточенной борьбы, в которой оно безнадежно тонет!..
Ещё больше учёный удивил начальника Спецотдела, сообщив, что ему известно о дружбе Глеба Ивановича с доктором Мокиевским.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что несколько дней спустя на конспира-тивной квартире, указанной Бокием, в обстановке строгой секретности собрались люди, близкие лично ему — Москвин, Кострикин, Стомоняков — для того чтобы создать мо-сковский центр «Единого Трудового Братства».
Собрание началась с выступления Александра Барченко. Он был взволнован, и это волнение быстро передалось присутствовавшим. Впоследствии, давая показания следователю НКВД, Барченко будет описывать свою тогдашнюю позицию следующим образом:
«По мере поступательного движения революции, возникали картины крушения всех общечеловеческих ценностей, картины ожесточенного физического истребления людей. Передо мной возникали вопросы — как, почему, в силу чего обездоленные тру-женики превратились в зверино-ревущую толпу, массами уничтожающую работников мысли, проводников общечеловеческих идеалов, как изменить острую вражду между простонародьем и работниками мысли? Как разрешить все эти противоречия? При-знание диктатуры пролетариата не отвечало моему мировоззрению».
Для меня ещё больше усугублялся вопрос: стало быть, все кровавые жертвы ре-волюции оказались впустую, впереди ещё большие кровавые жертвы новых революций и ещё большее одичание человечества?!
Поскольку, на мой взгляд, плюсом регулирования человеческих отношений между, главным образом, молодости европейской науки и ограниченный опыт революций в Ев-ропе, постольку в своей мистической самонадеянности я полагал, что ключ к решению проблем находиться в Шамбале-Агарти, этом конспиративном очаге, где сохраняют-ся остатки знаний и опыта того общества, которое находилось на более высокой стадии социального и материально-технического развития, чем общество современ-ное.
А поскольку это так, необходимо выяснить пути в Шамбалу и установить с нею связь. Главным для этого могли бы быть люди, свободные от привязанности к вещам, собственности, личного обогащения, свободными от эгоизма, то есть достигшие вы-сокого нравственного совершенства. Стало быть, надо было определить платформу, на которой люди разных мировоззрений могли бы заглушить свои временные социаль-ные противоречия и подняться до понимания важности вопроса. Отсюда основными положениями ЕТБ являются — отрицание классовой борьбы в обществе, открытый доступ в организацию лиц без различия их классовой, политической и религиозной при-надлежности, то есть признание права для контрреволюционных элементов участво-вать в организации, признание иерархии и уважение религиозных культов» [62, 63].
В лице сотрудников Спецотдела при ВЧК-ОГПУ Барченко нашёл тех, кто мог по-мочь ему осуществить давнюю мечту — снарядить экспедицию в Шамбалу. Надежды, которые возлагал Барченко на этих людей, вполне оправдались. Весной и летом 1925-го весь Спецотдел волновала одна проблема — организация экспедиции в Тибет.
Принимал в этом участие и уже знакомый нам Яков Блюмкин.

1.3.3. Яков Блюмкин: судьба террориста

Яков Григорьевич БЛЮМКИН родился в марте 1900-го года в бедной еврейской семье. Его отец, работавший сначала в одной из лесозаготовительных фирм в Полесье, ко времени его рождения устроился мелким коммерческим служащим. В 1906-ом году Блюмкин-старший умер, и семья из шести человек впала в нищету.
Мать, заботясь о будущем сына, решила всё-таки дать ему возможность получить образование. В 1908-ом году, когда Якову исполнилось восемь лет, она устроила его на учёбу в начальное духовное училище — в Первую одесскую Талмуд-тору. В неё прини-мали мальчиков в возрасте от шести до двенадцати лет — сирот и детей из бедных се-мей. Обучение было бесплатным: все расходы брала на себя религиозная община. В Талмуд-торе дети изучали Библию, Талмуд, иврит и историю. Кроме того, здесь велось преподавание русского язы¬ка, современного еврейского языка, арифметики, географии, естествознания, рисо¬вания, пения и чистописания. Благодаря этой школе Якову удалось получить не только духовную, но и неплохую общеобразовательную подготовку.
Первой одесской Талмуд-торой свыше четверти века руководил писатель Шолом Яков Абрамович, более изве¬стный под псевдонимом Менделе-Мойхер-Сфорим. Его считают основоположником современной еврейской литературы. В 1908-ом году, когда Яков поступил в школу, Менделе исполнилось 73 года. К этому времени он написал несколько романов, повестей, пьес, принесших ему мировую славу. Началось издание собрания его сочинений. Как писал Блюмкин в одной из своих автобиографий, "дедуш-ка еврейской литературы" оказал значительное влияние на его духовное разви¬тие. Ру-ководитель Талмуд-торы был горячим поборником идеалов просвещения. Он считал, что и еврейские дети должны получать не только духовное, но и светское об¬разование, включая изучение русского языка. Писатель непримиримо относился к иудейскому ас-кетизму, высту¬пал за освобождение личности от контроля религиозной общины.
Материальное положение семьи Блюмкиных было очень трудным. Денег посто-янно не хватало. Не раз вставал вопрос о прекращении Яковом учёбы. Кое-как выруча-ли летние каникулы, когда мальчику удавалось получить место по¬сыльного в какой-либо конторе или магазине.
В 1913-ом году Блюмкин всё-таки закончил Талмуд-то¬ру. Теперь он имел воз-можность поступить в иешибот, в гим¬назию или в реальное училище. Однако тут за учёбу нуж¬но было платить, поэтому Яков предпочёл пойти работать учеником в элек-тротехническую контору Карла Фрака. Здесь он по¬лучал от двадцати до тридцати копе-ек в день, монтиро¬вал электропроводку в частных домах и учреждениях.
В 1914-ом году Блюмкин познакомился с "товарищем Гамбургом". Под этим псевдонимом вёл нелегальную революци¬онную работу студент-эсер Горожанин (лите-ратурный псевдоним Валерия Михайловича Кудельского; впоследст¬вии он стал боль-шевиком и в 20-е годы возглавлял секрет¬но-оперативный отдел ГПУ Украины). Блюм-кин и Горо¬жанин участвовали в организации нелегального студенче¬ского кружка для изучения программы и тактики эсеров¬ской партии. Яков Блюмкин жадно впитывал в себя идеи революционного народничества, наряду с учебой в кружке усиленно зани-мался самообразованием. Одновременно де¬лал первые шаги на литературном поприще. Написанные им стихи печатали журнал «Колосья», детская газета «Гудок», один раз опубликовал даже «Одесский листок», наиболее солидное издание города [16].
Февральская революция застала Блюмкина в Одессе. Он принял в ней участие как агитатор первого Совета рабочих депу¬татов, выступая на различных предприятиях с агитацией за присоединение к революции и посылку депутатов в Совет. Потом в силу ряда обстоятельств он был вынужден переехать в Харьков. Но и там Блюмкин быстро установил контакты с организацией эсеров, которые сразу привлекли его к агитацион-ной работе.
Новость об Октябрьском перевороте меняет все планы Блюмкина, и он спешно возвращается в Одессу. Там он записывается добро¬вольцем в матросский «Железный отряд» при штабе 6-й армии Румынского фронта, участвует в боях с войска¬ми Цен-тральной рады, с гайдамаками. В марте 1918-го го¬да его отряд влился в состав 3-й со-ветской Украинской армии.
Через два месяца, после расформирования 3-й армии, Блюмкин приезжает в Мо-ск¬ву, где поступает в распоряжение ЦК партии левых эсе¬ров. Он неплохо зарекомендо-вал себя в боях с германски¬ми интервентами и войсками Центральной рады, чем и при-влек к себе внимание левоэсеровских лидеров. Его направляют во Всероссийскую чрез-вычайную комис¬сию. По предло¬жению заместителя председателя ВЧК левого эсера Александровича Блюмкину было поручено организо¬вать отделение по борьбе с между-народным шпионажем.
Во время службы в ВЧК наглядно высветились основ¬ные черты противоречивого характера Блюмкина. С одной стороны — абсолютная вера в идеалы мировой социаль-ной революции и готовность идти ради неё на самопожертвование; с другой — хва-стовство, за¬знайство, склонность к авантюрным поступкам без ог¬лядки на последствия своих действий.
Само¬любию Блюмкина льстило, что его как сотрудника ВЧК все боятся. В бесе-дах со знакомыми он изображал из себя человека, на¬делённого правом решать вопросы жизни и смерти аре¬стованных. Своим приятелям — поэтам Сергею Есенину и Осипу Мандельштаму — он даже как-то предлагал прогуляться до ЧК и посмотреть, как в подвалах Лубянки расстреливают "контру".
Приведу только один случай из жизни Блюмкина-чекиста, наглядно характери-зующий этого человека. В один из последних дней июня 1918-го года Яков Блюмкин вместе с Осипом Мандельштамом, комиссаром ВЧК Александром Трепаловым и своим знакомым по Одессе Петром Зайцевым зашёл в писательское кафе. Подвыпив, он начал хвастаться тем, как ему удалось арестовать австрийского офицера графа Роберта Мир-баха (брат германского посла, действительно арестованный ЧК) по обвинению в шпи-онской деятельности в пользу Австро-Венгрии.
— Не сознается, — цинично говорил Блюмкин, — поставлю его к стенке. И во-обще жизнь людей в моих руках. Подпишу бумажку — через два часа нет челове¬ка. Вон, видите, вошел поэт. Он представляет большую культурную ценность. А если я за-хочу — тут же аре¬стую его и подпишу смертный приговор. Но если он ну¬жен тебе, — обратился Блюмкин к Мандельштаму, — я сохраню ему жизнь.
Тут Блюмкин преувеличивал: права решать вопрос о наказании арестованных, тем более о рас¬стреле, он не имел. Такое постановление в то время мог¬ла выносить только коллегия ВЧК при условии, если ни один из её членов не проголосует против. Однако Ман¬дельштам этого не знал. Он принял слова Блюмкина за чистую правду. Поэт вско-чил из-за стола и запальчиво крикнул:
— Это палачество! Ты не имеешь права так посту¬пать с людьми. Я сделаю всё возможное и не допущу расправы!
— Не вмешивайся в мои дела! — грубо оборвал его Блюмкин. — Посмеешь су-нуться — сам получишь пулю в лоб.
С большим трудом Трепалов и Зайцев загасили ссору [16].
Всемирную известность Якову Блюмкину принесло совершённое им 6 июля 1918-го года убийство германского посла — графа Мирбаха — едва не спровоцировавшее войну с Германией. Произошло это так.
Известно, что основные расхождения в программах двух революционных партий: большевиков и левых эсеров — касались вопросов внешнеэкономической политики. Так, эсеры считали факт подписания ленинским правительством Брестского договора предательством дела революции. Заседавший в Москве в первых числах июля 1918-го года Третий Всероссийский съезд партии левых социалистов-революционе¬ров по во-просу о внешней полити¬ке Советской власти постановил "разорвать революционным способом гибельный для русской и мировой революции Брестский договор". Исполне-ние этого постановления съезд поручил ЦК партии.
Выполнить волю съезда Цен¬тральный Комитет решил путём совершения акта ин-дивидуального террора над "одним из наиболее активных и хищных представителей германских империалистических вожделений в России", графом Мирбахом.
Организация акции осуществлялась в спешке и заняла всего два дня. Непосредст-венными исполнителями должны были стать Яков Блюмкин и фотограф подведомст-венного ему в ЧК отдела по борьбе с международным шпионажем Николай Андреев.
Утром 6-го июля Блюмкин пришёл в ЧК. У дежурной секретарши в общей канце-лярии он попросил стандартный бланк Чрезвычайной комиссии и отпечатал на нём следующее:
«УДОСТОВЕРЕНИЕ
Всероссийская чрезвычайная комиссия уполномочивает её члена Якова Блюмкина и представителя Революционного трибунала Николая Андреева войти в переговоры с Господином Германским Послом в Российской Ре¬спублике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к Госпо¬дину Послу.
Председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии
Секретарь»
Блюмкин расписался за секретаря ВЧК Ксенофонтова, а один из членов партии левых эсеров — подделал подпись Дзержинско¬го. Заверив документ печатью ВЧК и получив машину (Блюмкину выдали тёмного цвета «паккард» с открытым верхом), Яков отправился в гостиницу «Националь», где его уже ждал Николай Андреев. Там террористы получили по¬следние инструкции. Им были вручены две бомбы и два ре-вольвера, которые они спрятали в портфели. Вышли к машине.
Яков вручил шоферу револьвер и сказал повелительным тоном:
— Вот вам кольт и патроны. Езжайте тихо. У дома, где остановимся, не выклю-чайте мотора. Если услышите выстрелы, шум — не волнуйтесь. Ждите нас!
В три часа дня они подъехали к особняку германского посольства в Денежном пе-реулке (потом — улица Веснина). На звонок в дверь открыл швейцар. Блюмкин на ло-маном немецком языке сказал, что он и его товарищ хотят бе¬седовать с господином по-слом. Швейцар начал что-то объ¬яснять. Из сказанного им удалось понять лишь, что их сиятельство и дру¬гие господа изволят обедать и что надо немного подо¬ждать.
Минут через десять к посетителям вышел советник посольства Бассевитц. Блюм-кин предъявил ему мандат и заявил, что он является представителем советского пра¬вительства и просит графа Мирбаха принять его. Бассе¬витц взял мандат и ушел доло-жить о визите. Вскоре в приемную прибыли первый советник посольства Карл Рицлер и военный атташе лейтенант Леонгарт Мюллер.
— Вы от господина Дзержинского? — обратился к посетителям Рицлер.
— Да, я — Яков Блюмкин, член ВЧК, а мой товарищ — Николай Андреев, пред-ста¬витель революционного трибунала.
— Пожалуйста, проходите.
Блюмкина и Андреева провели через вестибюль и зал в гостиную, предложили сесть.
— Я имею строгое предписание от товарища Дзер¬жинского говорить с господи-ном послом лично, — заявил Блюмкин.
Рицлер ответил, что граф не принимает и что он, как первый советник посольства, уполномочен вести вме¬сто него все переговоры, в том числе и личного характе¬ра. Од-нако Блюмкин настаивал на своём: ему поручено беседовать только с графом.
Граф Мирбах, опасаясь покушений, избегал приёма посе¬тителей. Однако, узнав, что прибыли официальные пред¬ставители советской власти, он всё-таки решился побе-седовать с ни¬ми. Посол в сопровождении Рицлера появился в гостиной.
Сели за круглый массивный мраморный стол: с одной стороны — Блюмкин, на-против него — Мирбах, Рицлер и Мюллер. Андреев расположился поодаль, у дверей. Яков разложил на столе бумаги и стал объяснять послу, что ВЧК арестовала его родст-венника, офицера австро-венгер¬ской армии, по обвинению в шпионаже. Блюмкин дей-ствительно "работал" с братом посла и знал все подробности этого дела. К тому же он привёз подлинные протоколы допроса, которые и продемонстрировал господину послу.
— Меня, господин Блюмкин, всё это мало интересу¬ет, — заметил тот. — Я и моя семья не имеют ниче¬го общего с арестованным вами офицером.
— Ваше сиятельство, — обратился к графу Риц¬лер. — Я полагаю, что следует прекратить этот разговор, а Чрезвычайной комиссии дать письменный ответ через На-родный комиссариат иностранных дел.
В этот момент в разговор вмешался Андреев, в тече¬ние всей беседы молча сидев-ший в стороне. Он спросил:
— Видимо, господину графу интересно знать, какие меры будут приняты с нашей стороны?
— Да, господин посол, вы желаете это знать? — по¬вторил вопрос Блюмкин.
Граф ответил утвердительно. Вопрос Андреева, види¬мо, был паролем. Блюмкин, не дожидаясь ответа посла, выхватил револьвер и произвел несколько выстре¬лов по Мирбаху, Рицлеру и Мюллеру. Рицлер и Мюллер упали на пол, однако сам граф побе-жал в соседний зал. Андреев догнал посла и кинул ему под но¬ги бомбу, но и тут случи-лась заминка, потому что бомба не взорвалась. Тогда Андреев сильным уда¬ром свалил графа. Блюмкин в ту же секунду наклонился, подхватил неразорвавшуюся бомбу и бро-сил её в Мирбаха. Наконец детонатор сработал, и раздался оглушительный взрыв. По-сыпалась штукатурка, взлетели в воздух плитки паркета, воздушной волной вышибло стекла.
Оставив на столе шляпы, револьвер, документы и портфель с запасной бомбой, террористы кинулись к окну. Андреев благополучно выпрыгнул на улицу и че¬рез не-сколько секунд уже был в автомобиле. Блюмкин же, со¬скакивая с подоконника, повре-дил ногу. С трудом он стал ка¬рабкаться через железную ограду. Из здания посольства от¬крыли стрельбу. Одна из пуль попала в Блюмкина, но он всё-таки сумел перелезть и, хромая, побежал к автомобилю. Кубарем он ввалился в салон. Машина рванула в сто-рону Пре¬чистенки и скрылась из виду.
Через несколько минут автомобиль с террористами уже въезжал во двор особняка Морозова в Трехсвятительском переулке. Здесь размещался штаб наиболее многочис-лен¬ного отряда ВЧК, которым командовал левый эсер Попов. Блюмкина поместили в лазарет. Чтобы затруднить розыск, Якова остригли, сбрили ему бороду.
Согласно этике эсеров исполнители террористического акта должны были остать-ся на месте его совершения и позволить себя арестовать. Однако Андреев и Блюмкин бежали. Впоследствии по этому поводу Яков напишет:
«Думали ли мы о побеге? По крайней мере, я — нет... нисколько. Я знал, что наше деяние может встретить порицание и враждебность прави¬тельства, и считал необ-ходимым и важным отдать себя, чтобы ценою своей жизни доказать нашу полную искренность, честность и жертвенную пре¬данность интересам революции. Перед на-ми стояли также вопрошающие массы рабочих и крестьян — мы должны были дать им ответ. Кроме того, наше понимание того, что называется этикой индивидуально-го террора, не позволяло нам думать о бегстве. Мы даже условились, что если один из нас будет ранен и останется, то другой должен найти в себе волю застрелить его» [16].
Как бы там ни было, но Блюмкин бежал. И бегал до апреля 1919-го года, пока не надумал сдаться властям. Несмотря на то, что убийство графа Мирбаха привело к обо-стрению отношений между Советской Россией и Германией и послужило толчком к мятежу левых эсеров со всеми вытекающими, Блюмкин отделался очень лёгким нака-занием. 16 мая 1919-го года Президиум ВЦИК, "учитывая добровольную явку Блюмки-на и данное им подробное объяснение обстоятельств убийства германского посла", ам-нистировал его.
Сегодня нам это кажется диким, но современники Блюмкина считали его героем и более того — гордились знакомством с ним. Вот, например, что говорил Николай Гу-милёв о том, как он познакомился с Блюмкиным:
«Человек, среди толпы народа застреливший императорского посла, подошёл пожать мне руку, сказать, что любит мои стихи».
Насчёт "толпы народа" поэт, конечно, погорячился, но само это высказывание весьма характерно для того времени.
После освобождения Яков Блюмкин возвращается к своей привычной жизни: со-трудничает с ВЧК, готовит террористические акты против генералитета Белой армии, развлекается в компании поэтов-имажинистов.

В сентябре 1920-го года Яков Блюмкин по направлению Наркоминдела был за-числен на Восточное отделение Академии Генерального Штаба РККА. Отделение го-товило кадры для армейской службы на восточных окраинах Советской Республики и для военно-дипломатической работы. Слушатели изучали основы стратегии, тактику родов войск, службу Генштаба, воен¬ную географию, строительство Красной Армии, военную психологию и шесть социально-экономических дисцип¬лин — философские и социологические основы марксиз¬ма, основы внешней политики, социальную психоло-гию, Конституцию РСФСР, теорию социализма, железнодорож¬ное хозяйство. На Вос-точном факультете изучались до¬полнительно: персидский, арабский, ту¬рецкий, китай-ский, японский и другие языки. Блюмкин специализировался по Персии.
Условия учёбы были очень тяжелыми. Занятия про¬должались с 9 утра до 22 часов, с часовыми перерывами на обед и ужин. Питание было скудное. В учебных по¬мещениях царил необычайный холод. Свирепствовал сыпной тиф. Несмотря на эти трудности, Блюмкину за время пребывания в академии удалось получить хорошую во-енную подготовку и основа¬тельно проштудировать общественно-политическую литера¬туру.
Весной 1921-го года из академии начали откоман¬дировывать слушателей для уча-стия в боевых действиях в районах, охваченных "бандитизмом", фактически — в кара-тельные отряды. Не избежал сей участи и Блюмкин. Его направили в 27-ю Омскую ди-ви¬зию, усмирявшую крестьянские восстания в Нижнем По¬волжье. Там он был назначен на должность начальника шта¬ба 79-й бригады, а затем стал временно исполняющим обязанности комбрига. В составе 27-й дивизии Блюмкин принял участие в борьбе с "антоновщиной" в Тамбовской губернии, а также в ликвидации Еланьского восстания.
Осенью 1921-го года его откомандировали в Сибирь, где назначили командиром 61-й бригады 21-й Пермской диви¬зии. Бригада успешно участвовала в боях против войск барона Унгерна фон Штернберга, вторгшихся во Внешнюю Монголию [16].
После победы Блюмкин возвращается в Москву для продолжения учёбы в Воен-ной академии. Однако окончить академию ему так и не удалось: в 1922-ом его снова отзывают и направляют в секретариат наркома по военным делам. В течении года и че-тырёх месяцев он состоит при Льве Давыдовиче Троцком для выполнения особых по-ручений.
Осенью 1923-го года Дзержинский предложил Блюмкину перейти на службу в иностранный отдел ОГПУ. Подумав, тот согласился. Началась новая страница в его биографии. А нам самое время вернуться к «Единому Трудовому Братству» и нейро-энергетической лаборатории.


1.3.4. «Единое Трудовое Братство»: путь в Тибет

Начальник Спецотдела при ВЧК-ОГПУ, главный шифровальщик страны и член тайного общества «Единое трудовое братство» Глеб Бокий видел мир как огромную информационную систему, из которой посредством манипуляций с человеческой пси-хикой возможно черпать самую тайную и интимную информацию. Цель, которую ста-вил Бокий перед лабораторией нейроэнергетики, имела прикладное значение — нау-читься телепатически читать мысли противника или "снимать" информацию с мозга посредством взгляда.
Бокия покорила весьма неожиданная по тем временам идея Александра Барченко о мозге как абсолютном подобии радиоаппарата.
— Только этим, — говорил учёный, — можно объяснить такие явления как гип-ноз, телепатия, коллективное внушение, коллективные галлюцинации. И именно такой способностью мозга уже тысячелетия пользуются маги, медиумы, а сегодня — и спири-ты. А поскольку факт существования N-лучей считается доказанным, должны быть проведены серьёзные лабораторные исследования их свойств.
Официально Александр Барченко числился сотрудником научно-технического отделения Всесоюзного Совета Народного Хозяйства (напомню, что во главе ВСНХ стоял в те годы всесильный Феликс Дзержинский), якобы занимаясь исследованиями гелиодинамики и лекарственными растениями. Круг вопросов, связанных конкретно с деятельностью Барченко и интересовавших шефа Спецотдела Бокия, постепенно рас-ширялся и уже касался не только возможности применения телепатии для получения секретных сведений, но и информации о структуре и идеологии различных оккультных организаций.
Свои лабораторные опыты Барченко совмещает с должностью эксперта Бокия по психологии и парапсихологии. В частности, Александром Васильевичем разрабатыва-ется методика выявления лиц, склонных к криптографической работе и к расшифровке кодов. Учёный выступает и консультантом при обследовании всевозможных знахарей, шаманов, медиумов и гипнотизеров, которых в конце 20-х годов активно использует в своей работе Спецотдел. Для проверки этих деятелей одно из подразделений службы Бокия оборудовало "чёрную комнату" в здании ОГПУ по Фуркасовскому переулку, дом № 1. Одним из медиумов, проверяемых в "чёрной комнате", стал режиссер 2-го МХАТа Смышляев, способный в каталептическое состоянии предсказывать различные полити-ческие события. Однако сам Барченко выступал против этих экспериментов и сумел даже убедить Бокия в их "вредности". Поэтому со временем эксперименты в "чёрной комнате" были прекращены [62].
Методика Барченко применялись и в особенно сложных случаях дешифровки вражеских сообщений. В таких ситуациях даже проводились спиритические сеансы.
Интересовал его и шаманизм. В конце 20-х годов в рамках научных программ Спецотдела и опытов, проводившихся Барченко, из Горно-Алтайского краеведческого музея были изъяты отдельные предметы шаманского ритуала по «Особому списку ОГПУ». Любопытно, что изъятие проводилось целенаправленно и не затрагивало всю коллекцию ритуальных предметов.
В середине 20-х годов секретный сотрудник ОГПУ Николай Валеро-Грачёв полу-чил одно из самых экзотических заданий в истории спецслужб — собрать материалы о так называемом "снежном человеке" и попытаться его поймать. В это время секретный агент находился в горах Центрального Тибета. Под видом ламы Валеро-Грачёв кочевал со странствующими монахами между монастырями Биндо и Сэра. В этих обителях зна-ли о существовании "ми-гё" (так здесь называли снежного человека). Монахи утвер-ждали, что при встрече он дико воет, но на людей не нападает. Один знахарь сообщил Валеро-Грачёву об использовании жира и желчи существа в тибетской медицине.
«Тут описывали дикого человека как существо тёмно-коричневого цвета, сутуло-ватое, питающееся насекомыми, птицами и корнями растений. Говорили, что он за-бирается высоко в горы, что он очень силён, хотя ростом примерно со среднего чело-века. Встречались и очевидцы, которые находили и трупы ми-гё, утонувших в горных реках. Нельзя сказать, чтобы ми-гё встречались в Тибете на каждом шагу. Тем не ме-нее почти всякий монах сталкивался в течении жизни с ними хоть один-два раза. Обычно такие встречи происходили в моменты, когда лама сидел тихо, без движений, углубившись в молитву», — писал своим шефам Валеро-Грачёв.
Вернувшись в СССР агент привёз несколько старых скальпов ми-гё и составил подробный доклад о своих наблюдениях. В этом докладе он рассказывал, что хотя его желание доставить в один из тибетских монастырей специальную металлическую клет-ку для поимки ми-гё и вызвало интерес лам, но вскоре их энтузиазм почему-то спал и снежного человека поймать не удалось.
Вскоре начальник Спецотдела поручает Александру Васильевичу проведение во вверенном ему подразделении лекций по оккультизму. Как правило, лекции происхо-дили в доме № 2 по Большой Лубянке. К этому заданию ученый отнёсся со всей серь-езностью и снабжал свои выступления многочисленными чертежами и диаграммами. Люди в униформе, сидевшие в кабинете, подробно конспектировали лекции. Среди слушателей Барченко были практически все руководители других подразделений Спецотдела.
Иногда эти лекции проходили в более приватной обстановке, вне стен ОГПУ. То-гда к постоянным слушателям присоединялись: член ЦК партии товарищ Москвин и заместитель народного комиссара Иностранных дел Борис Стомоняков, курировавший в своём ведомстве направление Синьцзян-Тибет. Эти двое, как мы помним, являлись членами тайного мистического общества «Единое трудовое братство».
Среди других поручений, которые давал начальник Спецотдела Александру Бар-ченко, была, например, задача подготовки большой операции по привлечению на сто-рону Советской власти различных оккультных организаций. Барченко составил проект воззвания советской власти к мистическим сектам и объединениям, включавшим по-слания к тибетским и монгольским ламам, к хасидам, суфийским и дервишским Орде-нам.
По-настоящему же большим проектом из тех, которыми руководил Барченко, ста-ла организация экспедиции в Шамбалу, которая, согласно планам ЕТБ, должна была отправиться в Афганистан и Синьцзян в конце лета 1925-го года.

* * *
Планировалось, что экспедиция под видом паломников, выйдя из района Рушан на советском Памире, преодолеет горные кряжи афганского Гиндукуша и попытается выйти на заповедное место в одном из каньонов Гималаев, где, по утверждению, Бар-ченко, находится искомая Шамбала. Руководителем секретного каравана Спецотдела должен был стать сам Александр Васильевич, а комиссаром — террорист из ЧК Яков Блюмкин. Полиглот, мастер рукопашного боя, получивший к тому времени опыт неле-гальной работы на Востоке Блюмкин как нельзя более подходил на роль комиссара экспедиции. Впрочем, есть сведения, что Барченко был против участия Блюмкина в экспедиции и по этому поводу у него даже случился конфликт с начальником Спецот-дела [2].
Задачи, которые поставил Бокий перед Блюмкиным, не ограничивались чисто "комиссарством". Как опытный военный разведчик Блюмкин должен был провести ре-когносцировку местности, оценить положение на Карокарумском перевале, состояние дорог ведущих к границам СССР, наконец — степень концентрации британских войск в этом районе. Понятно, что подобная операция должна была проводиться под покро-вом строжайшей секретности. Положение осложнялось тем, что спецслужбы Англии, Франции и китайская разведка вели наблюдение за Блюмкиным, его квартирой в Де-нежном переулке и даже за его служебными перемещениями. Для того, чтобы скрыть новую миссию Блюмкина, Спецотдел придумал оригинальный ход, и здесь Бокию по-мог начальник Орграспредотдела ЦК, член «Единого Трудового Братства» Иван Моск-вин.
Через свою епархию Москвин провёл назначение Блюмкина в Народный комис-сариат торговли на должность начальника Экономического управления. В Наркомторге Блюмкин должен был подряд получить две командировки по линии своей официальной работы: в Лендревтрест и "на заводы Украины". Вместо Блюмкина на Украину поедет некто Артоболевский, специалист по тракторам. Были приняты и дополнительные ме-ры от соглядатаев: некоторое время от квартиры Блюмкина в Денежном переулке до Наркомата торговли курсировал двойник Якова [62, 63].
Подготовка экспедиции в Шамбалу шла полным ходом. Барченко вспоминал: «Мне при содействии Бокия удалось добиться организации экспедиции в Афганистан. Экспедиция должна была побывать также в Индии, Синцзяне, Тибете, и на расходы экспедиции Бокию удалось получить около 100 тысяч рублей [по тогдашнему курсу — 600 000 долларов — А.П.]» [62, 63]. Деньги на экспедицию выделялись по линии ВСНХ согласно личному распоряжению Феликса Дзержинского, выступавшего одним из самых горячих сторонником будущего предприятия.
Кроме Барченко и Блюмкина, в число членов экспедиции включили выпускника Института Живых Восточных языков, ответственного референта НКИД и члена «Еди-ного Трудового Братства» Владимира Королёва.
— Я также должен был ехать в составе экспедиции, — рассказывал он, — и мне было предложено пройти курс верховой езды, что я и сделал на курсах усовершенство-вания в Ленинграде, куда получил доступ при помощи Бокия. Мне было так же пред-ложено Барченко усиленно заняться английским языком. Сам Барченко изучал англий-ский язык и урду (индусский).
Базой для подготовки экспедиции стала арендованная Спецотделом дача в под-московном поселке Верея [62, 63].
К концу июля 25-го года приготовления в целом были завершены. Наступил наи-более ответственный момент, когда было необходимо провести документы через ряд бюрократических советских учреждений. Чтобы нейтрализовать нежелательную реак-цию Народного Комиссара Иностранных Дел Георгия Чичерина, у которого были свои виды на Тибет, Бокий предложил Барченко обратиться к нему с рекомендательным письмом от сотрудника Отдела Международных Связей Коминтерна Забрежнева, яв-лявшегося членом масонской ложи «Великий Восток Франции». Забрежнев ещё с 1919-го года занимался связью с Французской Компартией и был одинаково известен как в Наркомате Иностранных Дел, так и в Спецотделе. Идея оказалась удачной. «Чичерин вначале отнёсся к моим планам доброжелательно,» — будет вспоминать Барченко.
Для того чтобы окончательно закрепить успех, 31 июля Бокий, Барченко и на-чальник лаборатории Спецотдела Гопиус пришли на приём к Чичерину и после недол-гого разговора с ними, тот составил для Политбюро положительное заключение по по-воду предстоящей экспедиции. Приведу фрагмент из этого весьма примечательного до-кумента:
«Некто Барченко уже 19 лет изучает вопрос о нахождении остатков доистори-ческой культуры. Его теория заключается в том, что в доисторические времена чело-вечество развило необыкновенно бога¬тую культуру, далеко превосходившую в своих научных достижениях переживаемый нами исторический период. Далее он считает, в среднеазиатских центрах умственной культуры, в Лхасе, в тайных братствах, суще-ствующих в Афганистане и тому под., сохранились остатки научных познаний этой богатой доисторической культуры. С этой теорией Барченко обратился к тов. Бо-кию, который ею необыкновенно заинтере¬совался и решил использовать аппарат сво-его Спец. Отдела для нахождения остатков доисторической культуры. Доклад об этом был сделан в Коллегии Президиума ОГПУ, которое точно так же чрезвычай¬но заинтересовалось задачей нахождения остатков доисторической культу¬ры и решило даже употребить для этого некоторые финансовые средства, которые, по-видимому, у него имеются. Ко мне пришли два товарища из ОГПУ и сам Барченко, для того что-бы заручиться моим содействием для поездки в Афганистан с целью связаться там с тайными братствами.
Я ответил, что о поездке в Афганистан и речи быть не может, ибо не только афганские власти не допустят наших чекистов ни к каким секретным братствам, но самый факт их появления может повести к большим осложнениям и даже к кампани-ям в английской прессе, которая не преминет эту экспедицию представить в совер-шенно ином свете. Мы наживем себе неприятность без всякой пользы, ибо, конечно, ни к каким секретным братствам наши чекисты не будут допущены.
Совершенно иначе я отнёсся к поездке в Лхасу. Если меценаты, поддерживающие Барченко, имеют достаточно денег, чтобы снарядить экспедицию в Лхасу, то я даже приветствовал бы новый шаг по созданию связей с Тибетом при неприменном условии, однако, чтобы, во-первых, относительно личности Барченко были собраны более точ-ные сведения, чтобы, во-вторых, его сопровождали достаточно опытные контролёры из числа серьезных партийных товарищей и, в-¬третьих, чтобы он обязался не разгова-ривать в Тибете о политике и, в особенности, ничего не говорить об отношениях ме-жду СССР и восточными странами. Эта экспедиция предполагает наличие больших средств, которые НКИД на эту цель не имеет.
[...] Я безусловно убежден, что никакой богатейшей культуры в доисторическое время не существовало, но исхожу из того, что лишняя поездка в Лхасу может в не-большой степени укрепить связи, создающиеся у нас с Тибетом» [2].
Бокий сообщил наркому, что документы членов экспедиции давно лежат в визо-вом отделе посольства Афганистана и уже решена дата отъезда. Чичерин удивился та-кой поспешности и поинтересовался перед самым уходом посетителей, согласованы ли планы экспедиции с начальником разведки Михаилом Трилиссером. Бокий ответил, что ещё на Коллегии в декабре проинформировал Трилиссера о плане этой операции, и глава ИНО голосовал в её поддержку, и что в принципе этого достаточно.
Это заявление насторожило Чичерина, и он, позвонив начальнику разведки, в двух словах пересказал разговор с Бокием. Трилиссер был взбешен.
— Что вообще себе этот Бокий позволяет?! — кричал он в трубку.
Трилиссер попросил Чичерина отозвать своё заключение. И сразу же после этого телефонного звонка посетил заместителя председателя ОГПУ Генриха Ягоду и расска-зал о случившемся. Несмотря на то, что Бокий пользовался прямой поддержкой Дзер-жинского и некоторых членов ЦК, Трилиссер и Ягода договорились о совместных дей-ствиях по блокаде экспедиции. Тогда же они навестили Чичерина и заставили его пол-ностью пересмотреть свои взгляды на экспедицию.
В результате всех этих дрязг экспедиция была отменена в самый последний мо-мент: 1 августа 1925-го года Чичерин дал о ней отрицательный отзыв. В новом письме в Политбюро нарком иностранных дел заявлял, что «руководители ОГПУ теперь со-мневаются в том, следует ли вообще отправлять экспедицию Барченко, ибо для про-никновения в Тибет имеются более надёжные способы. Тов. Ягода и Трилиссер обеща-ли мне, что всякие шаги по организации экспедиции в Тибет будут предварительно ис-черпывающим образом обсуждены с НКИДом» [2].
Но несмотря на все козни, один из членов экспедиции всё же отправился в район Шамбалы. Этот человек не нуждался ни в визах, ни в документах; на бюрократические формальности он всегда смотрел свысока. Ему достаточно было устного приказа, чтобы пройти сквозь любые границы. Это был Яков Блюмкин.

1.4. Битва за Гималаи,
или Николай Рерих в "святая святых"

1.4.1. Подготовка плацдарма.

В Тибете сошлись интересы трёх империй: России, Великобритании и Китая. Первые связи с Тибетом устанавливала ещё Екатерина II. Через калмыков она посылала дары Далай-ламе, когда они шли в Тибет на поклонение к Живому Богу.
Начиная с конца XIX-го века к Тибету проявляет колоссальный интерес Англия, которая стремилась таким образом обезопасить свои позиции в Индии — "жемчужине британской короны". Здесь в Тибете английским интересам реально противостоял лишь Китай. Англичанам удалось оттеснить своего восточного конкурента, закрепиться в Тибете и переориентировать его экономику на Индию.
В тот момент, когда Россия переживала революцию, Великобритания продолжала свою экспансионистскую политику в Тибете и любое проникновение на его террито-рию воспринимала неодобрительно. Англичане преграждали путь сюда и японцам. Крайне неохотно пустили они и немецкую экспедицию, которая имела определенно ок-культные цели.
Придя к власти, большевики демонстративно аннулировали все "грабительские договоры, заключённые царской Россией с Англией и другими державами в эпоху "им-периалистического раздела мира". В число этих договоров попала и конвенция по де-лам Персии, Афганистана и Тибета 1907-го года. Впервые же Тибет привлёк внимание новых правителей России осенью 1918-го года. 27 сентября газета «Известия» опубли-ковала небольшую заметку, озаглавленную «В Индии и Тибете». В заметке шла речь о борьбе, якобы начатой тибетцами, по примеру индийцев, против "иностранных порабо-тителей": «К северу от Индии, в сердце Азии, в священном Тибете идёт такая же борьба. Пользуясь ослаблением китайской власти, эта забытая всеми страна подняла знамя восстания за самоопределение» [2]. Рассуждения неизвестного большевистского публициста о зреющем среди тибетцев стихийном протесте против своих угнетателей-англичан были чистым вымыслом, поскольку в тот момент никаких признаков нацио-нально-освободительного движения в Тибете не наблюдалось.
Появление же этой заметки объясняется тем, что в сентябре 1918-го ЧК освобо-дила из Бутырской тюрьмы уже известного нам представителя Далай-ламы в России, Агвана Доржиева. Последний вместе с двумя спутниками был арестован на железнодо-рожной станции Урбах (недалеко от Саратова) по подозрению в попытке вывоза цен-ностей за пределы Советской России. На самом деле это были средства, собранные Доржиевым среди калмыков на строительство обще¬жития при буддийском храме в Петрограде. От расстрела, почти неминуемого, Доржиева спасло лишь вмешательство НКИДа.
Условием освобождения тибетского дипломата, очевидно, стало его согласие со-трудничать с советским дипломатическим ведомством — привлечь же Доржиева к та-кому сотрудничеству было не очень трудно, зная о его давнишней англофобии и актив-ной посреднической деятельности с целью привести Тибет под покровительство Рос-сии. Таким образом, перед руководителем НКИДа Чичериным открылась заманчи¬вая перспектива — завязать через Доржиева дружеские связи с Далай-ламой и другими ти-бетскими теократами, благодаря чему можно было бы продвинуть революцию в страны буддийского Востока и в то же время приступить к осаде главной цитадели британско-го империализма в Азии — Индии.
Вскоре после освобождения Доржиева, 19 октября 1918-го года состоялось засе-дание Русского комитета для исследования Средней и Восточной Азии, находившегося в ведении НКИДа, на котором его председатель академик Сергей Ольденбург выступил с проектом двух экспедиций — в Восточный Туркестан и Кашмир, под его собствен-ным руководством, и в Тибет — под началом профессора Щербатского.
Обе экспедиции, хотя перед ними формально ставились чисто научные задачи, в то же время должны были служить политическим целям большевиков. Так, в проекте Тибетской экспедиции говорилось, что она "между прочим, должна собрать сведения о взаимоотно¬шении, взаимном проникновении и влиянии монгольских племён вдоль се-верной границы Тибета" [2].
Однако из-за начавшейся гражданской войны, отрезавшей "красную" Москву от Восточной Сибири и Монголии, этим экспедициям не суждено было осуществиться.
Более удачливой оказалась экспедиция, организованная при поддержке НКИДа уполномоченным Коминтерна на Дальнем Востоке Шумятским. Вот что Шумятский сообщал Чичерину по поводу подготовки экспедиции в письме от 25 июля 1921-го го-да:
«Тиб. экспедиция мною спешно снаряжается, я вызвал в Иркутск начальника экс-педиции Ямпилова проинструктировать его со¬гласно вашим указаниям. Жду присылки радиоаппарата и тех вещей, на которые я оставил вам выписку. Мы выработали маршрут для экспедиции с расчётом обойти все опасные пункты. Весь путь рассчи-тан на 45-60 дней, считая остановки и возможные задержки. Начальника конвоя ищу из числа калмыков-коммунистов. На днях один из кандидатов приедет ко мне для оз-накомления, 22-го июля, в крайнем случае, 4 августа экспедиция выступает в путь. Ра-нее приобретённые прежними организаторами верб¬люды экспедиция не возьмёт, ибо гораздо конспиративнее следовать на наёмных верблюдах, как пилигримы. Сампилон мною уже вызван в Иркутск. Он сейчас с головою увяз в работу в Монголии. Пришлось его оттаскивать от работы. При приезде немного его обработаю и пошлю к Вам для полировки и для того, чтобы Вы познакомились с ним лично, окончательно решим, стоит ли его посылать или нет» [2].
Проблема подбора кандидата на роль "начальника конвоя" разрешилась быстро. Им стал калмык-коммунист Хомутников (настоящее имя — Василий Кикеев), коман-дир Калмыцкого кавалерийского полка Юго-Западного и Кавказского фронтов.
После долгого и трудного путешествия, 9 апреля 1922-го года экспедиция Щер-батского-Хомутникова достигла Лхасы. Далай-лама встретил посланцев довольно на-стороженно. Аудиенция состоялась на следующий же день в зимнем дворце правителя в Потале. В первую очередь Далай-лама поинтересовался судьбой Доржиева:
— Не расстреляли ли Советы Атвана Доржиева? Здоров ли он, чем занят? Гово-рят, что Советы расстреляли наших единоверцев-калмыков?
Хомутников, конечно же, постарался рассеять подо¬зрения тибетского первосвя-щенника, для чего в ход было пущено заранее заготовленное письмо Доржиева.
Но началась аудиенция с ритуала приветствия Наместника Будды и поднесения ему подарков от лица Советского правитель¬ства — сто аршин парчи, золотые часы с монограммой «РСФСР», серебряный чайный сервиз и, наконец, "чудесная машина" — небольшой радиотелеграфный аппарат. Вместе с подарками Далай-ламе было вручено официальное послание Советского прави¬тельства за подписью Карахана, заместителя Чичерина [2]. Приём продолжался около шести часов.
Каких-то особенных результатов, кроме разведывательных данных, эта экспеди-ция не принесла. Далай-лама не спешил разрывать договоры с Великобританией, тем более, что британцы поставляли Тибету оружие и военных советников для войны с Ки-таем. Свой отчёт о путешествии Хомутников подал в НКИД 28 октября. О том, какого рода сведения были добыты им в поездке, говорят хотя бы заголовки основных разде-лов этого документа: «Далай-лама и его настроение», «Министры «Далай-ламы», «Ти-бет и Англия», «Тибет и Китай», «Тибетская армия» и так далее.
Почти сразу речь зашла об организации следующей экспедиции, цель которой была, так сказать, закрепление успеха первой. Такая экспедиция под видом каравана паломников состоялась в 1924-ом году, и вошла в Лхасу 1 августа. Возглавлял её со-трудник Восточного отдела НКИДа Борисов.
Однако для нас прежде всего представляет интерес другая экспедиция — экспе-диция, цели и обстоятельства которой, несмотря на её давность, до сих пор держатся в глубочайшей тайне. Это знаменитая Трансгималайская экспедиция Николая Констан-тиновича Рериха.


1.4.2. Николай Рерих и его Учителя.

Николай Константинович Рерих родился 9 октября 1874-го года в Петербурге. Род Рерихов древний, датско-норвежский, появился в России в первой половине XVIII-го века. Слово "Рерих" в переводе с древнескандинавского на русский язык означает "богатый славой".
Семья Рерихов со временем обрусела. Отец Николая, Константин Фёдорович, управлял большой нотариальной конторой в Петербурге, был близок к Вольному эко-номическому обществу, занимался вопросами народного образования. Мартинист и че-ловек большой культуры, он дружил со многими видными людьми своего времени.
Николай Рерих рос необычайно впечатлительным, любознательным и склонным к фантазиям ребенком. Вся обстановка в доме располагала к этому. Он неоднократно присутствовал при беседах об истории, литературе, странах Востока. Особенно увлека-ли его рассказы востоковеда Позднева о путешествиях в Азию.
В 1883-ем году Николай поступает в гимназию. В первые же годы он выделяется среди своих сверстников редкой одарённостью и трудолюбием. Рерих проявляет ог-ромный интерес к истории. В его ученической тетради за 1887—1888-ой годы наряду с переписанным «Плачем Ярославны», записями народных сказок есть работы на исто-рические темы: сочинение «Месть Ольги за смерть Игоря», стихи «Ронсевальское сра-жение», «Поход Игоря», «Йоркское сражение».
Однако этот деятельный мальчик не ограничивался знаниями, которые давала ему гимназия. Он постоянно находил для себя новые занятия и полностью посвящал им своё свободное время. Особенно плодотворными были для него летние месяцы в име-нии отца в Изваре, неподалёку от станции Волосово. Николая привлекали к себе глухие дремучие леса, озера с густыми туманами, заросли камышей. Всё в окрестностях усадь-бы казалось ему необычным, таинственным, сказочным.
Рано привлекли внимание Рериха курганы. Как-то в усадьбе в Изваре остановился крупный археолог Ивановский. Рерих, всегда живо реагировавший на новое, под впе-чатлением знакомства с Ивановским уже девятилетним ребёнком начал раскапывать старинные захоронения в окрестностях имения своих родителей. Будучи в последних классах гимназии, он обратился за советом к известному археологу Спицыну и нашёл у него поддержку: уже в 1892-ом году по поручению Археологического общества Рерих производит раскопки курганов между селом Брызовым и деревней Озертицы, бывшего Царскосельского уезда Санкт-Петербургской губернии. Все находки были переданы в гимназию.
К этому времени относятся и первые опыты рисования. В гимназии Рерих прини-мал активное участие в любительских спектаклях как актер и художник. Он сделал портрет Николая Гоголя для программы спектакля, эскизы декораций для постановки живых картин из «Страшной мести» и «Майской ночи».
Первым, кто обратил серьезное внимание на увлечение Николая рисованием, был художник Микешин, друг семьи Рерихов. С 1891-го Микешин занимается с ним, обучая этому нелёгкому искусству.
В 1893-ом году гимназия была успешно Рерихом закончена. Встал вопрос о буду-щем. Интерес Рериха к искусству и истории настолько окреп, что он мечтает одновре-менно об Академии художеств и историко-филологическом факультете Университета. Однако отец, собиравшийся со временем передать сыну нотариальную контору, на-стаивает, чтобы он поступил на юридический. Николаю пришлось пойти на компро-мисс: вместо историко-филологического факультета Рерих согласился поступить на юридический с одновременной сдачей экзаменов в Академии художеств. Осенью 1893-го года Николай становится студентом Университета и Академии.
Много времени Рерих уделяет занятиям в Университете. Но любимым стал не юридический, а историко-филологический факультет. Даже тему зачётного сочинения «Правовое положение художников древней Руси», за которое в 1898-ом году ему был выдан диплом, Рерих взял с историческим уклоном.
Именно там, в Университете, Рерих познакомился с будущим народным комисса-ром иностранных дел Георгием Чичериным.
Не забывал Николай и про археологию. В 1894-ом году, интересуясь культурой племен Древней Водской Пятины, Рерих осмотрел двадцать семь курганов и раскопал из них одиннадцать. В 1897-ом году он вскрыл неизвестный могильник при мызе Изва-ра.
Во время раскопок в Бологом Николай познакомился с Еленой Ивановной Ша-пошниковой, дочерью архитектора Шапошникова, двоюродной племянницей компози-тора Мусоргского и двоюродной правнучкой Михаила Кутузова. В 1901-ом году Елена Ивановна станет женой Николая Рериха.
Столь же значительными были успехи Рериха в Академии художеств. Отвоевав у отца право стать художником, он всей своей душой отдаётся искусству. С первых же дней учёбы в Академии Рерих помимо общих классных заданий пробует самостоятель-но работать над историческими композициями, ставя перед собой такую цель — "про-литие света, иллюстрацию родной истории". Неоднократно обращается он к широкоиз-вестным темам и делает эскизы. Тут и «Плач Ярославны», и «Святополк окаянный», и «Иван царевич наезжает на убогую избушку», и «Вечер богатырства Киевского». В 1895-ом году началась работа по подготовке иллюстраций к сборнику литературных произведений студентов Университета, выпущенному в свет в следующем году. Рерих исполнил 24 иллюстрации к сборнику, обложку и оглавление.
В 1900-ом году Николай уезжает во Францию. В Париже он посещает музеи, вы-ставки, художественные салоны, мастерские, знакомится с новейшими течениями ис-кусства. Следуя советам своих старших товарищей о продолжении художественного образования, Рерих поступает в мастерскую Кормона, автора известных исторических картин.
Проработав во Франции год, Николай возвращается в Петербург. И в мае 1903-го года Николай Константинович вместе с женой начинают большое путешествие по Рос-сии. Эта своеобразная "поездка за стариной", как называл её сам художник, охватила огромный район: города Ярославль, Кострому, Казань, Нижний Новгород, Владимир, Суздаль, Ростов Великий, Москву, Смоленск и многие другие. Рерих поставил перед собой задачу изучения древнерусской архитектуры различных эпох и школ. Попутно он знакомился со старой живописью, разыскивал старинные костюмы, предметы приклад-ного искусства, записывал сказки, песни.
Помимо старинного русского искусства Рериха интересует также древнее искус-ство Скандинавии, Индии, Монголии и Китая. У Рериха зарождается мысль о возмож-ном использовании в искусстве богатейших наработок Востока. К этому же его подтал-кивает и мартинизм (мы помним, что Рерих состоял в Мартинистской ложе и даже про-являл завидную активность на этом поприще): русские мартинисты отличались от за-падных прежде всего тем, что подобно теософам Блаватской особое значение придава-ли культуре Азии.

Тем временем служебная карьера Николая Рериха идёт по восходящей. В 1909-ом году он становится академиком. Занимает пост председателя объединения «Мир искус-ства», по отношению к которому вёл себя поначалу очень настороженно, и пост секре-таря Общества поощрения художеств. Солидная должность позволяет ему получить близость ко двору. Результат сказывается незамедлительно — ему жалуется чин дейст-вительного статского советника, что приравнивалось к чину генерал-майора в армии или к контр-адмиралу на флоте.
В 1913-ом году Рерих публикует статью «Индийский путь», в которой пишет о необходимости глубокого изучения культуры Индии и организации туда большой экс-педиции. Рерих видит определённое сходство культур Индии и древней Руси: «Неволь-но напрашивается преемственность нашего древнего быта и искусства от Индии. [...] Обычаи, погребальные "холмы" с оградами, орудия быта, строительство, подробно-сти головных уборов и одежды, все памятники стенописи, наконец корни речи — всё это было так близко нашим истокам. Во всём чувствовалось единство начального пу-ти» [28].
Вместе со своим другом, археологом Голубевым, Рерих составляет план экспеди-ции и начинает готовиться к путешествию, ставя перед собой целью изучение первоис-точников восточной философии и древних культурных памятников.
Именно в это время в жизни Рерихов появляются Учителя. Началось знакомство с того, что где-то между 1907-ым и 1909-ым годами Елена Ивановна имела Видение, по-трясшее всё её существо. Вечером она осталась одна (Николай Константинович был на каком-то совещании) и рано легла спать. Проснулась она внезапно от очень яркого све-та и увидела в своей спальне озаренную ярким сиянием фигуру человека с необыкно-венно прекрасным лицом. Сначала Елена Ивановна решила, что умерла и за ней при-шёл ангел. Она успела подумать о маленьких детях, которые спали рядом в комнате; о том, что перед смертью не успела дать нужных распоряжений. Однако вскоре мысль о смерти отступила, заменилась "необычным, ни с чем не сравнимым ощущением при-сутствия Высшей силы" [57].
Николай Константинович отнёсся к видению своей жены с пониманием. Реальная же встреча Елены Ивановны с Учителем произошла позже, в 1920-ом году — в Лондо-не, куда Николай Рерих приехал со своей выставкой. Елена Ивановна увидела Учителя у ворот Гайд-парка. Он был одет в форму офицера англо-индийской армии. Учитель был высок, а его "удлиненной формы глаза излучали спокойную силу и как бы притя-гивали к себе". Елене Ивановне они напоминали глаза подвижников и святых. Ей пока-залось, что она где-то уже видела этого человека. Она замедлила шаг и остановилась. Офицер шагнул ей навстречу, и только тогда она заметила его спутника. Оба Учителя приветствовали Елену Ивановну. Беседа состоялась тут же у ворот парка.
Вообще же, сравнивая свидетельства Елены Рерих и Елены Блаватской о встречах с Учителями, можно заметить определённое сходство в показаниях. Тут возможны два варианта: или Учителя сознательно воспроизводили ситуацию семидесятилетней (!) давности, или центр Изначальной Традиции находится гораздо ближе к европейским столицам, чем принято считать.
Потом встречи с Учителями случались в Нью-Йорке, где Рерихи вели свою куль-турную работу, и в Индии, где они готовились к экспедиции в Центральную Азию.

* * *
Большевистскую революцию Николай Константинович Рерих воспринял неодно-значно. С одной стороны, он резко осуждал революционное насилие и вандализм (ещё бы не осуждал, ведь его коллекции и картины большевики реквизировали в первые же дни после прихода к власти), с другой стороны — принимал всё случившее с Россией как знамение исторических судеб, неизбежную мировую катастрофу, а потому стре-мился наладить сотрудничество с большевиками. Именно этим неоднозначным взгля-дом на происходящее в его родной стране можно объяснить и многие последующие противоречивые поступки Николая Константиновича.
В день большевистского переворота Рерих находился на лечении в Финляндии. Именно не¬зависимость Финляндии спасла семью Рерихов от "красного террора". Ху-дожник все¬гда любил подчёркивать, что он никуда не эмигрировал — эмиг¬рировала страна, в которой он проживал.
В 1918-ом году Рерих получил письмо из Стокгольма. Там с предвоенной Балтий-ской вы¬ставки оставались кар¬тины русских художников, а сре¬ди них и работы Рериха. Автор письма, профессор Оскар Биорк, приглашал художника устроить в Стокгольме персональную выставку из старых и новых работ, сделанных в Финляндии. Рерих дал своё согласие. Выставка открылась 8 но¬ября 1918-го года.
В тот же день во время пре¬зентации к художнику обратился один весьма стран-ный человек с предложением о турне по Герма¬нии на очень выгодных условиях. Вот как Рерих описывает этот эпизод в своём эссе «Призраки»:
«В Швеции на выставку явился та¬инственный господин с невнятной фамилией, спрашивает:
— Вы собираетесь в Англию?
— Откуда вы это знаете?
— Многое знаем и пристально следим. Не советуем ехать в Англию. Там искус-ство не любят и ваше ис¬кусство не поймут. Другое дело в Германии. Там ваше искус-ство будет оценено и приветствовано. Предлагаем устроить ваши вы¬ставки по всей Германии и га¬рантируем большую продажу. А чтобы не сомневались, можно сейчас же подписать договор и выдать задаток.
Призрак с задат¬ком» [59].
По всей видимости, это первый случай контакта Николая Рериха с представите-лем внешней разведки Советской России. В том, что "призрак с задатком" был именно советским разведчиком можно не сомневаться. Дело в том, что как раз в это время в Германии шла подготовка к вооружённому коммунистическому восстанию. Правитель-ство Германии предпринимало отчаянные усилия по предотвращению его и подавле-нию вспыхивающих то тут, то там очагов немецкой революции. В частности, был вы-явлен центр агитации, которым, как, наверное, того следовало ожидать, оказалось со-ветское посольство в Берлине. Ми¬нистр иностранных дел Зольф санкционировал вскрытие мно¬гочисленных деревянных ящиков, приходивших на адрес посольства в Берлине. Вскрытие показало, что все они были туго набиты подрывными листовка¬ми, напечатанными в России, и брошюрами Ленина «Государство и революция». Советская мис¬сия была выдворена из Берлина.
Спецслужбам большевиков пришлось искать новый каналы для поставки агита-ционных материалов. Им показалось, что Рерих — самая подходящая кандидатура на роль "контейнера": кто будет "потрошить" багаж всемирно известного художника и учёного?
Рерих отка¬зался тогда от этой роли Он по¬ка ещё считал таких людей, как "при-зрак" из советской разведки "наглыми монстрами, которые врут человечеству". Более того, в те же дни Николай Константинович начал пи¬сать обличительные статьи для колчаковской прессы.
«Вульгарность и лицемерие. Предательство и продажность. Извращение святых идей чело¬вечества. Вот что такое больше¬визм,» — так характеризовал Рерих новых хозяев России в воззвании Русского Ос¬вободительного Комитета, кото¬рое вошло в конце 1919-го гола в изданный в Берлине сборник «Мир и работа» («Friede und Arbeit»). Художник уже переехал к тому времени в Лондон и работал над новой декорацией для дягилевского «Половецкого стана».
Однако и в "белом" движении Рерих скоро разочаровался. Особенно после того, как была разгромлена армия Колчака, в которой служил его брат. Конечно, Рерих пока ещё не проявляет желания впрямую сотрудничать с большевиками, но мысль такая у него появляется. Об этом косвенно свидетельствует письмо художнику Тенишевой от 25 января 1920-го года:
«Де¬ятельность большевиков и их агентов усилилась. Мне предла¬гали крупную сумму, чтобы вой¬ти в интернациональный журнал. Всё на почве искусства и знания. С этими козырями они не расстаются».
Ниже он добавляет:
«И есть надежда, что что-нибудь, совершенно неожиданное, может повернуть наши события. Думаю, что будет что-то совсем новое» [59].
28 июня 1920-го года семья Рерихов получает долгожданные визы в Британскую Индию. Но вместо того, чтобы отправиться в страну своей мечты, покупает билеты в Соединённые Штаты.
Существует несколько версий, почему Рерихи изменили свои планы. Одна из них исходит от самого Николая Константиновича. В том же письме, где он упоминает предложе¬ние большевиков войти в коминтерновсхий журнал сообщает и о приглаше-нии, поступившем от института Карнеги в Питсбурге. Однако версия эта представляет-ся несколько легковесной, ведь мы помним сколько лет и усилий затратил Рерих, чтобы добиться разрешения на посещение Индии, и вдруг такой финт!
Беликов и Князева в биографии художника, изданной в серии «Жизнь замеча-тельных людей» утверждают, что Рериха пригласил в США некий Чикагский институт с предложением провести турне по городам Америки. Тот же ответ.
Дðóã Рериха, писатель Гребенщиков, сообщает нам ещё одну причину: художник приехал в Америку "на случайно полученные за одну из лучших картин деньги". Поче-му же тогда не в Индию? Там бы ему эти деньги особенно пригодились.
Новую версию выдвигает историк Олег Шишкин [59—61]. Звучит она очень убе-дительно, поскольку сразу объясняет все "странности" этого переезда и даёт ответ на вопрос, что это за "призраки" (или может быть Учителя?) покровительствовали Нико-лаю и Елене Рерихам на протяжении второй половины их жизни. Для пояснения своей мысли Олег Шишкин приводит несколько цитат. Обратимся и мы к ним.
Владимир Ильич Ленин в интервью, данном 5 октября 1919 года корреспонденту американской газе¬ты «The Chicago Daily News», заявил: «Мы решительно за экономи-ческую договоренность с Амери¬кой, — со всеми странами, но особенно с Америкой».
Его слова дополнил начальник Англо-американского отдела ИНО ОГПУ Мель-цер: «Основная наша за¬дача в Америке — это подготовка обществен¬ного мнения к признанию СССР. Это задача огромной важности, так как в случае удачно¬го исхода мы бы наплевали на всех. Если бы Америка была с нами, то во внешней полити¬ке мы меньше считались бы с Англией и, главное, с Японией на Дальнем Востоке. А в эконо-мическом отношении это было бы спа¬сением, ибо в конце концов все капиталы скон-центрированы в Америке».
И третья цитата на закуску. Свидетельствует Зинаида Фосдик: «В 1922 году я при-сутствовала на встрече Рериха с одним из возможных кандидатов на пост президен-та от республиканской партии. Это был человек выдающегося ума. лишённый обыч¬ного для того времени предубеждения против советского строя. Помню, с каким со-чувстви¬ем он отнёсся к программе, которая, по мне¬нию Рериха, могла бы иметь са-мые благие последствия для мира. А пункты этой про¬граммы были: признание Совет-ской страны, сотрудничество с нею, тесный экономический союз. Осуществись такая программа — и многое в нашей жизни пошло бы по-другому».
Таким образом, Рерих поехал в Америку за тем, чтобы лоббировать признание Советской России, к которой всего три года назад относился с плохо скрываемой нена-вистью. Олег Шишкин объясняет это тем, что Рерих в 20-ом году всё-таки поддался на уговоры "призраков" из Иностранного отдела ОГПУ и стал следовать их указаниям.
Я склонен поддержать эту версию с одной принципиальной оговоркой. Вполне в духе Рериха было бы пойти на такое сотрудничество при сохранении, во-первых, его статус-кво — художника, учёного, мистика; а во-вторых, при поддержке его начина-ний, то есть задуманных на ближайшее будущее экспедиций в Азию. Поскольку это не расходилось с планами советской разведки, Рериху был выдан карт-бланш. Позволив чекистам себя использовать, Николай Константинович рассчитывал сам использовать их для реализации своих замыслов — и на оккультном "фронте" в том числе. Думаю, Рерих сумел даже выторговать себе "особое отношение", при котором его фамилия не должна была фигурировать в списках секретных сотрудников. Это косвенно подтвер-ждается тем, что пока не обнаружено документов, которые бы однозначно свидетельст-вовали в пользу версии Шишкина [56]. Впрочем, не все ещё архивы рассекречены.
Итак, приехав в Америку, семья Рерихов занимается агитацией местных финансо-вых и политических тузов за признание Советской России. Заодно идёт активная под-готовка к экспедиции в Тибет, которая наконец состоялась в 1925—27-ом годах. Любо-пытно, что проходила она под американским флагом. Но об этом в следующем разделе.


1.4.3. Развенчанный Тибет.

Принято считать, что Центрально-Азиатская экспедиция Рериха имела научно-художественный и религиозный характер. Сам Николай Константинович утверждал (и, возможно, верил в это), что главная задача экспедиции состоит в "воссоединении вос-точных и западных буддистов под высокой рукой Далай-ламы". В ходе торжественной аудиенции Рерих намеревался вручить Далай-ламе грамоту, содержащую его предло-жения, и вместе с ней орден Будды Всепобеждающего. Однако дальнейшее развитие событий показывает, что эта задача была лишь прикрытием. И не самым убедительным.
Осенью 1925-го году к экспедиции Рериха, продвигавшейся в то время по Индии, присоединяется наш старый знакомец Яков Блюмкин. Под видом паломника-исмалиита он проник на территорию Афганистана, а оттуда — в Индию. Там он сменил имидж, прикинувшись монгольским ламой. 17 сентября Блюмкин прибыл в столицу княжества Ладакх — Лех, расположенный на территории Британской Индии, и встретился с экс-педицией Рериха. Вот как художник описывает эту встречу в своём дневнике:
«Приходит монгольский лама и с ним новая волна вестей. В Лхасе ждут наш приезд. В монастырях толкуют о пророчествах. Отличный лама, уже побывал от Ур-ги до Цейлона. Как глубоко проникающа эта организация лам!» [45].
Рерих восхищался новым спутником:
«Нет в ламе ни чуточки ханжества и для защиты основ он готов и оружие взять. Шепнёт: "Не говорите этому человеку — всё разболтает", или: "А теперь я лучше уйду". И ничего лишнего не чувствуется за его побуждениями. И как лёгок он на передвижение!» [45].
Таким образом, несостоявшийся комиссар экспедиции Барченко становится ко-миссаром экспедиции Рериха.
На рассвете 19-го сентября караван вышел из Леха. Но лама Блюмкин покинул караван ещё ночью. О своем уходе Блюмкин предупредил лишь отца и сына Рерих, со-общив, что вновь присоединится к экспедиции через три дня, дождавшись их в пригра-ничном монастыре Сандолинг. Яков отправлялся на изучение района.
В таком же духе Блюмкин продолжает действовать и дальше. Он появляется вне-запно, сообщает, где и когда его можно снова увидеть и исчезает в ночи, проводя, как и полагается военному разведчику, подробнейшую рекогносцировку местности.
24 сентября, лама Блюмкин объявляется на стоянке в костюме уроженца мусуль-манина-купца из Яркенда. И здесь Рерих впервые занёс в дневник ошеломляющую подробность: «Оказывается наш лама говорит по-русски. Он даже знает многих на-ших друзей».
Среди общих знакомых — Агван Доржиев. С ним Рерих познакомился ещё до ре-волюции во время отделки и росписи буддийского храма в Санкт-Петербурге. Второй — это народный комиссар иностранных дел Чичерин, известный Рериху ещё со времен учёбы в университете.
Пораженный всезнанием Блюмкина, Рерих снова записывает в дневнике:
«Лама сообщает разные многозначительные вещи. Многие из этих вестей нам уже знакомы, но поучительно слышать как в разных странах преломляется одно и то же обстоятельство. Разные страны как бы под стеклами разных цветов. Еще раз по-ражаешься мощности и неуловимости организации лам. Вся Азия, как корнями, прони-зана этой странствующей организацией» [45].
Вот так, удивляясь и восхищаясь своим "ламой", члены экспедиции дошли до ки-тайской границы и 3 октября уже держали курс на Хотан.
Пройдя с экспедицией Западный Китай, Блюмкин прибыл в Москву в июне 1926-го года. Вместе с ним приезжает в Москву и Рерих. Впереди — последний бросок к Ти-бету, и Николай Константинович хочет окончательно расставить точки над i в своих отношениях с новыми покровителями. Именно Яков по воспоминаниям Розонель Лу-начарской привёл Николая Константиновича в гости к наркому просвещения. Она рас-сказывала потом как "с Рерихом было интересно и одновременно жутко", как сидел у них в гостиной "этот недобрый колдун с длинной седой бородой, слегка раскосый, по-хожий на неподвижного китайского мандарина" [62,63].
Когда 13 июня 1926-го года Рерих приехал в Москву, он в первый же день встре-тился с начальником Спецотдела при ОГПУ Глебом Бокием. Разговор шёл о Шамбале, под которой подразумевался Западный Тибет. Бокий познакомил художника с резуль-татами опытов Барченко и, возможно, с планами ЕТБ.
Кроме Луначарского и Бокия, Рерих посещал во время своего пребывания в Мо-скве Ягоду, Трилиссера и Чичерина. Видимо, в это время была наконец сформулирова-на конкретная и тайная цель экспедиции. О ней Николай Константинович проговорил-ся в дружеской беседе с Генеральным консулом СССР в Китае Александром Быстро-вым-Запольским. Тот запишет в дневнике следующее:
«Сегодня приходил ко мне Рерих с женой и сыном. Рассказывал много интересно-го из своих путешествий. По их рассказам, они изучают буд¬дизм, связаны с махатма-ми, очень часто получают от махатм директивы, что нужно делать. Между прочим они заявили, что везут письма махатм на имя т. Чичерина и Сталина. Задачей ма-хатм будто бы является объединение буддизма с коммуниз¬мом и создание великого восточного союза рес¬публик. Среди тибетцев и индусов, буддистов, хо¬дит поверье (пророчество) о том, что освобожде¬ние их от иностранного ига придёт именно из России от красных (Северная красная Шамбала). Рерихи везут в Москву несколько пророчеств тако¬го рода.
Из слов Рерихов можно понять, что их поездки по Индии, Тибету и Зап. Китаю — выполнение задач махатм, и для выполнения задания махатм они должны напра-виться в СССР, а потом якобы в Монголию, где они должны связаться с бежав¬шим из Тибета в Китай "Таши-ламой" (помощником Далай-ламы по духовной части) и выта-щить его в Монголию, а уже оттуда двинуться духовным шествием для освобожде-ния Тибета от ига англи¬чан» [2, 60].
Замысел НКИДа и ИНО ОГПУ становится понятным. Рерих должен способство-вать смещению несговорчивого Далай-ламы и замене его фигурой, которая более уст-роит большевиков. Рерих и сам верит в то, что смещение Далай-ламы необходимо. В книге «Алтай—Гималаи» он выскажется по этому поводу однозначно:
«Духовный водитель Тибета вовсе не Далай-лама, а Таши-лама, о котором из-вестно всё хорошее. Они (тибетцы) осуждают теперешнее положение Тибета силь-нее нас. Они ждут исполнения пророчества о возвращении Таши-ламы, когда он будет единым главою Тибета и Драгоценное Учение при нём процветёт снова. [...]
По всему Тибету передаётся пророчество, вышедшее из монастыря Данджилинг, о том, что нынешний XIII Далай-лама будет последним [...]. Слышно, что Таши-лама, находясь сейчас в Монголии, занят утверждением мандалы буддийского учения. От этого нужно ждать благодетельных последствий, ибо Тибет так нуждается в духов-ном очищении» [45].
Более того, Николай Константинович видел в Таши-ламе 25-го Владыку Шамбалы Ригден-Джапо, который являлся для него безусловным авторитетом. Вот какой панеги-рик он посвятил Ригдену-Джапо в своём рассказе «Шамбала сияющая»:
«Как алмаз, сверкает свет на Башне Шамбалы. Он там — Ригден-Джапо, неутомимый, вечно бодрствующий на благо человечества. Его глаза никогда не за-крываются. В своем магическом зеркале он видит все земные события. И могущество его мысли проникает в далекие земли. Для него не существует расстояния; он может в мгновение ока оказать помощь достойным. Его яркий свет может уничтожить любую тьму. Его неисчислимые богатства готовы для помощи всем нуждающимся, тем, кто отдал себя на служение во благо справедливости. Он может даже изме-нять карму людей» [46].
Совершенно ясно, что возвращение Таши-ламы в Лхасу при содействии Рерихов или без него, вызвало бы социальный взрыв в Тибете и, возможно, религиозную войну. Но, по-видимому, именно на это и рассчитывали "призраки" из НКИДа и ОГПУ, под-держивая и направляя Николая Рериха в его исканиях.

Экспедиция, заручившись поддержкой советского руководства, и, как следствие, быстро получив все необходимые документы, отправляется в путь.
Первоначально, в марте 1927-го года, экспедиция остановилась в Урге (Улан-Батор), где к ней присоединились отставшие участники (среди них был лечащий врач Елены Рерих и мартинист Константин Рябинин, написавший впоследствии книгу «Ра-зоблачённый Тибет») и были совершены последние закупки.
Елена Ивановна вела общее руководство по хозяйственному снаб¬жению — заку-палась провизия, дорожные вещи и одежда для проводников. Сам Николай Константи-нович отдавал распоряжения прибывшему в Ургу представителю нью-йоркского Музея Рериха Лихтману. Зная о том, что Рерих собирается нанести визит самому Далай-ламе, Лихтман привёз подарки для "живого Бога": ковёр из бизоновой шкуры стоимостью пятьсот долларов, мексиканское седло с лукой, серебряные старинные кубки и старин-ную парчу.
О том, что советское правительство было чрезвычайно заинтересовано в успехе Трансгималайской экспедиции, говорит хотя бы тот факт, что Рериху были предостав-лены пять больших дорожных автомобилей, хотя их доставка в Ургу была связана с не-вероятными трудностями. Константин Рябинин в своих записках отметит: «Когда мы выехали из Урги и потом, в дороге, у меня было представление, что на профессора воз-ложено Москвой какое-то важное поручение в Тибет». Другого объяснения энтузиазму советских властей он не находит.
Тем не менее, сама экспедиция проходила под американским флагом, и между её участниками существовала договорённость: "по буддийским странам придётся идти как буддистам, в Тибете — под знаком Шамбалы, в других же под американским, советско-го паспорта нельзя показывать" [52].
От пограничного монастыря Юм-бейсе в Северной Монголии (далее идёт так на-зываемая Внутренняя Монголия, китайская) экспедиция караванов на 41 верблюде от-правилась в путь. Первую остановку (на целый месяц) она сделала в посёлке Шибочен. Это было связано с тем, что у верблюдов началась линька, они ослабли и могли дви-гаться дальше.
Затем стоянка экспедиции была перенесена на одно из монгольских пастбищ, где её навестили китайские таможенники, затребовавшие пошлину за купленных животных каравана, и посольство местного князя Курлык-бейсе.
19 августа 1927-го года экспедиция снова снимается с места. Перейдя хребет Гум-больдта и Риттера, в Цайдаме Рерихи встречают тяжко больного чиновника из Лхасы Чимпу, которого берут на своё попечение, обещая довезти до тибетских властей и рас-считывая при контактах с ними на его авторитет и помощь. По совету Чимпы было сделано желтое Далай-ламское знамя с надписью по-тибетски «Великий Держатель Молнии» (один из титулов Далай-ламы).
Первый тибетский пост встретился им у озер Олун-нор. Состоял он из местных жителей (своеобразной милиции), которые поинтересовались, куда экспедиция направ-ляется и без долгих разговоров пропустили её. А вот дальше начались проблемы.
Достигнув посёлка Шингди, что в горах Танг-ля, Рерихи были вынуждены дожи-даться представителей Верховного комиссара народа хор (хор-па) — генерала Хорчи-чаба и князя Кап-шо-па (Командующего Востоком, Вращающего Колесо Правления). Узнав, что экспедиция идёт в Лхасу, генерал запросил власти Тибета и началась, по словам Рябинина, "обычная в Тибете волокита". Рерихам было категорически заявле-но, что от Далай-ламы имеется указ никого из европейцев далее не пропускать и что если экспедиция будет продолжена самовольно, то всех арестуют, а руководителям от-рубят головы. Кап-шо-па, молодой человек 24 лет, бывший Далай-ламский гвардеец, сказал, что напишет Далай-ламе письмо, а также уведомит гражданского губернатора в Нагчу (ближайший город) о нуждах экспедиции. Разговор с ним вёл Юрий Николаевич Рерих. При этом он обращался к своим товарищам по-английски, соблюдая конспира-цию.
Дважды навестил стоянку и сам генерал. В первый раз — торжественно, с боль-шой помпой и свитой, другой — проще. При этом он с подозрением осматривал палат-ки и дорожные вещи экспедиции. Ему было сказано, что экспедиция — это западные буддисты, везущие дары Далай-ламе и послание, которое может быть передано только лично его Святейшеству.
Скорого ответа из Лхасы генерал не получил и со всем лагерем снялся, оставив экспедицию под надзором своего майора и десятка солдат. В результате более пяти ме-сяцев экспедиция простояла на подходах к Лхасе, страдая от холода и испытывая ост-рейшую нужду в продовольствии. Рерихи постоянно слали письма и Далай-ламе, и на-гчуским губернаторам, и резиденту в Сиккиме, но в ответ получали только отговорки и отписки. Не помог даже переезд в Нагчу, поближе к бюрократам, и в конце концов Ни-колай Рерих отказался от мысли попасть в Лхасу. 4 марта 1928-го года путешественни-ки отправляются назад.
Так хорошо задуманную и подготовленную экспедицию Рериха не пустили в Лха-су, хотя, вроде бы, никаких оснований для этого не было. Что же произошло?
Оказывается, с самого начала экспедиции, ещё с Индии, за Николаем Рерихом и его семьей вели наблюдение агенты британской разведки. Среди них был знаменитый подполковник Бейли — политический резидент в гималайском княжестве Сикким. В своё время он пытался организовать контрреволюционный мятеж в Ташкенте, затем, уже будучи тибетологом с мировым именем, был направлен в сердце Гималаев, чтобы охранять интересы Британской империи в этом регионе.
Бейли высоко ценил художественные и научные достижения семьи Рерихов, хо-рошо знал об их миротворческой деятельности. И тем не менее это не помешало ему отдать приказ тибетскому правительству остановить экспедицию Рериха, следовавшую через пустыню Гоби в Тибет, мотивировав это тем, что Рерих является агентом "крас-ных русских" [2]. И приказ этот, как мы видели, был исполнен.
Вскоре на смену Бейли в княжество Сикким был назначен другой резидент анг-лийской разведки — полковник Уэйр. Он отправился в Тибет, пытаясь собрать новые сведения об экспедиции Рерихов. Вместе с полковником была его супруга Тира Уэйр.
Ниже я привожу выдержки из письма-донесения Тиры Уэйр в иностранный и по-литический департамент правительства Британской Индии от 31 марта 1932-го года. В нём мы найдём ответы почти на все вопросы, связанные с Центрально-Азиатской экс-педицией:
«Сопровождая мужа во время его тибетской миссии в Лхасу в 1930 году, я с не-избежностью вывела из моих наблюдений, что мысль Тибета под влиянием проро-честв и монастырских писаний настроена на грандиозный сдвиг по всей стране. Дей-ствительные сроки этого сдвига различны и неясны, как и описание самого сдвига. Каждый монастырь имеет свое фантастическое представление об этом, но по всему Тибету, по-видимому, общепринят один факт. Это приход Будды, и чем скорее, тем лучше. Общая идей сводится к тому, что Майтрейя, грядущий Будда, должен поя-виться через 100—200 лет. Его статуям уже молятся в большинстве монастырей, и его изображают сидящим на европейский манер. Ему будут предшествовать два за-воевателя. Первый придет с Запада. Чужеземец и не-буддист, он покорит всю страну. Второй придет из Чан Шамбалы (мистического района на Севере). Он завоюет стра-ну и обратит её снова в буддизм. За вторым завоевателем (время прихода не указано) последует сам Майтрейя.
Как и во всем мире, в Тибете присутствуют скрытые советские течения. Несо-мненно, что в различных монастырях уже есть советские агенты, а революционная направленность некоторых монастырей, например, Дрепанга, расположенного вблизи Лхасы и содержащего 10000 лам, вполне очевидна [...].
Суеверный характер народов Тибета служит плодородной почвой для любого со-образительного ума, и путём, вымощенным пророчествами, было бы нетрудно свести время предстоящего события к настоящему поколению. Сейчас необходим только один элемент — первый завоеватель собственной персоной.
По возвращении из Тибета я получила экземпляр самой последней публикации Ни-колая Рериха "Алтай—Гималаи", а изучив эту книгу, я обнаружила, что Рерихи пре-красно понимают это тибетское пророчество и действительно изучили этот пред-мет очень глубоко.
Известно, что семья Рерихов поддерживала тесный контакт с Тибетом многие годы. Вероятно, они знают о жизни, верованиях и условиях в Тибете больше любого другого человека на Западе. Их сын Юрий посвятил лучшую часть своей жизни иссле-дованиям религии и обычаев Тибета [...].
Рерихи утвердили себя как знатоки искусства высокого уровня с центром в нью-йоркском Музее Рериха и ответвлениями в Европе. Может показаться, что их доход в основном слагается из поступлений от поклонников искусства, преимущественно женщин.
Благодаря своим художественным способностям и обаятельным манерам, со-единенным с умелой рекламой, Рерих считается ведущим авторитетом в искусстве Востока. (Английский журнал по искусству "Студио" недавно дал высокую оценку его работе.)
Под предлогом занятий искусством он мог проникать в самые недоступные места Азии, а доверие, внушенное его художественным талантом, открывало ему доступ к информации, получить которую другим путём было бы нелегко.
На его продвижение по Тибету в 1928 году смотрели с подозрением, и теперь из-вестно, что в этот период он посетил также Москву и, возможно, Ленинград. Кроме того, известно, что он был хорошо встречен Советами. А никакой русский не будет хорошо принят Советами, если он бесполезен для России.
Возвращаясь через Тибет, он щедро тратил деньги. Мог ли он везти с собой все эти деньги от Индии через Тибет на всём протяжении маршрута?
Тот факт, что он посетил Россию, хранился им и его семьей в глубокой тайне на пути через Сикким. Его поведение в Дарджилинге после возвращения из Тибета возбу-дило подозрение, он обратил на себя внимание в обществе буддистов, давая всегда по меньшей мере вдвое большую цену по отношению к запрошенной за буддийские релик-вии и манускрипты, побуждая всех буддистов идти к нему с манускриптами и сокро-вищами, которые он желал получить [...].
Даже если бы это было всё, что следовало о нём сказать, этого было бы доста-точно для санкционирования решительных мер. Но, кроме того, и его сын Юрий пред-ставляет дополнительный интерес в деле Рериха.
Люди, знающие Юрия, признают в нем тибетолога очень высокого уровня. Это блестящий человек, который приобрел необыкновенно глубокое понимание буддийских доктрин и суеверий.
Как следует из их публикаций, а также из разговоров с буддийскими авторите-тами в Сиккиме после их возвращения из Тибета, Рерихи особенно интересуются гря-дущим Майтрейей. Раджа С.-Т.Дорджи, гостивший в Резиденции в это время, расска-зал мне, что их беседа всецело концентрировалась вокруг образа грядущего Майтрейи. Поскольку приход Майтрейи в большинстве случаев ожидается не ранее, чем через 100—200 лет, то как объяснить их столь сильный интерес? И как быть с теми завое-вателями, которые должны предшествовать Майтрейе в весьма неопределенные сро-ки?
Обычному человеку разгадка этой проблемы может показаться фантастиче-ской, но для обладающего воображением русского ничто не фантастично, а при под-держке Советов никакой сногсшибательный образ действий не будет невозможным.
Завоеватели ожидаются с Запада и с Севера, так почему бы им не быть русски-ми? Другими словами, почему бы одному из них не быть Юрием «де Рерихом», челове-ком, получившим мудрость лам вместе с западным образованием и с Советами за спи-ной?
Говорят, что первый завоеватель будет не-буддистом. Буддист или небуддист, безразлично для Юрия. Он одинаково пригоден для обеих ролей. Хорошее основательное руководство могло бы проложить путь обоим. Кульминацией политики Рерихов могла бы стать даже персонификация самого Майтрейи. Весомый плод их долгого труда вскоре наверняка созреет.
Очевидно, что мировое правительство не позволит России покорить Тибет. Но если сами тибетцы примут русского как своего нового вождя, то что помешает Рос-сии контролировать через него Тибет и всю Азию?
Обладая знанием, полученным в Тибете, и с помощью неограниченных количеств денег ему будет нетрудно подкупить влиятельных лам, чтобы предречь и провозгла-сить его приход, когда наступит время [...].
Выдающиеся упорство, способности и амбиции семьи Рерихов нельзя отрицать. И то, что Советы не воспользовались этой необычной возможностью осуществления своих планов покорения мира, представляется мне нелогичным. Урожденные русские, Рерихи носят безупречную маску художественного инкогнито.
Я твердо убеждена, что они, эти Рерихи, ждут и отлично подготовлены уже сейчас к любому политическому кризису, который может случиться в Средней Азии в любой момент. Смерть Далай-ламы могла бы легко ускорить развитие событий».
Таким образом, даже после столь бесславного завершения похода на Лхасу семья Рерихов имела шансы кардинальным образом переменить расстановку политических сил в Тибете. Однако Николай Константинович всё равно был в ярости. Он отомстил Далай-ламе тем, что отправил Буддистскому центру в Нью-Йорке письмо, в котором призывал отмежеваться от Далай-ламы и прервать с ним всяческие отношения. Чтобы вы могли представить себе всю глубину ненависти Рериха к тибетской администрации, я процитирую небольшой фрагмент из этого письма. Цитирование начну с фразы, пока-завшейся мне почти классической. Как там у Шекспира было, помните?.. "Прогнило что-то в королевстве датском"...
«К упадку дела Тибета пришли. В подобном положении, как сейчас, Тибет суще-ствовать не может.
Непостижимо странно представить себе, в какие суеверные услов¬ности выли-лись в Тибете так ясно данные заветы Будды и Его ближайших замечательных после-дователей. Вспомним замечательные труды Асвагоши, Нагарчжугли, гимны отшель-ника Миларепы, а затем канон Аттиши и великого амдосца Цзон-ка-па. Разве эти рев-нители Учения допустили бы хотя одно из только что приведённых оскорбитель¬ных религиозно-бытовых явлений? Разве они могли бы примириться с той необычайной ложью, коварством и суеверием, которые пронизали все слои народа и особенно его правящий класс?

[...] Сэр Чарльз Бэлл в своем тибетском словаре указывает фразы: "Не лгите", "Опять не лгите", "Не лгите, иначе вас высекут". Не случайно. Коренной тибетец, житель берегов Брахмапутры, говорит: "Пелинги (иностранцы) тем лучше, что не лгут, а наши все лгут".
Ложь и ложь! Как прискорбно каждому сообщению власти предпо¬сылать, что это ложь или по коварству, или по глубочайшей невежествен¬ности. И при том всегда лицемерно прибавляется: "Мы религиозные люди" и следуют высшие клятвы тремя жемчужинами. А преувеличение доходит до той степени, что образованный лама ут-верждает, что Тибет никогда не был под властью Китая, а, наоборот, был покрови-телем его.
Жалкая глинобитка называется в документе тибетскими чиновниками "величе-ственным снежным дворцом". Титул лхасского правительства, выбитый даже на плохих медных монетках шо, самохвально объявляет: "Благословенный дворец, победо-носный во всех направлениях". И в основе этого самохвальства лежит невежествен-ность вследствие отчуждённости от всего мира. Буддисты Ладакха, Сиккима и Мон-голии, соприкоснувшиеся с внешними элементами, проявляют гораздо боле совершен-ный образ мысли. Невежество порождает хвастовство, а само хвастовство — непо-мерную ложь, которая поражает в Тибете. Положительно, тибетский шаман не может более застращивать народы своими страшными масками и самодельными ат-рибутами. Вблизи таких истинно священных мест, как Капилавасту, Кушинагар, Бодхгайя, Сарнатх, где протекала жизнь самого Благословенного, вблизи Индии с ве-ликой Ведантой, не могут жить остатки тёмного шаманизма. Те почтенные ламы, которые своей просвещённой трудовой жизнью следуют заветам Благословенного, конечно, не примут на себя всё сказанное. Оно относится к невежественным и вред-ным подделывателям. Они вместе с нами скажут во имя истинного Учения: "Сгинь, шаман! Ты не вошёл в эволюцию? Восстань, светлый ученик заветов Великого Учителя жизни Будды, ибо только ты можешь называться ламой — учителем народа. Ты осознаешь, что такое знание, правда, бесстрашие к сострадание".
Замечайте: даже среди подавленного сознания, среди поражающей нищеты и грязи народа, нередко питающегося падалью, ясно восстаёт картина разложения Ти-бета. Послушайте рассказы о чрезмерных побо¬рах. Всему приходят сроки. То, что ещё в недавнем прошлом могло под прикрытием таинственности просуществовать, в се-годняшнем восходе уже оказывается неприемлемым.
Райдер, Уоддель, Дезидери, Дегоден и многие другие, посетившие Тибет, отры-вочно называли шаманистские атрибуты старым хламом. Теперь это отрывочное за-ключение должно превратиться в утверждение, от которого зависит справедливое и ясное отграничение буддизма от шаманского ламаизма.
Мы видели отрывки испорченных магических ритуалов, потерявших свой перво-начальный смысл; видели магические кинжалы и острия. Узнавали остатки ритуала магических зеркал. Вспоминали бросание зерен демонам стихий, замыкание круга, ку-рения и жертвы — какие-то осколки старой церемониальной магии, противоестест-венно связанной с именем и изображением Благословенного» [48].
Но будем справедливы. В своём письме Рерих отмечает и светлые стороны дейст-вительности Тибета:
«Я не делаю никогда общих выводов и всегда с особенной радостью вспоминаю о тех добрых явлениях, которые встречались на пути.
Знаем многое хорошее о Таши-ламе, вспоминаю умный лик настоятеля из Чумби, бежавшего вслед за духовным вождем Тибета. Вспоминаются привлекательные обли-ки настоятеля Спитуга в Ладаке, настоятеля из Ташидинга в Сиккиме, монгольского ламы, занятого переводом алгебры, настоятеля монастыря Гум, гелонгов и прекрас-ных живописцев из Таши-люмпо. Но все эти лица находятся далеко от Лхасы или уже оставили пределы Тибета, как политические эмигранты. С ними мы по-прежнему встретились бы доверчиво и дружественно и поговорили бы в тиши гор о высоких предметах. Несение высоких заветов Будды накладывает и высокую ответствен-ность. Предвидение светлого Майтрейи устремляет в сознательную эволюцию. По-знание великого понятия Шамбалы обязывает к неустанному пополнению знания. Есть ли при этих высоких понятиях место звериному шаманизму и фетишизму?» [48].
Извините, но без комментариев.


1.4.4. ЧП в ЕТБ.

Итак, затея НКИДа и ОГПУ с треском провалилась. Оккультисты от Государст-венного Политического Управления заработали первый "минус". Ещё хуже обстояло дело с проектом Барченко.
Пока был жив Феликс Дзержинский, оставалась надежда на то, что Ягоду и Три-лиссера удастся прижать, и Чичерин даст своё согласие на экспедицию. Но 20 июля 1926-го года после выступления на пленуме ЦК "железный Феликс" скончался от ин-фаркта. Такой поворот событий похоронил планы начальника Спецотдела и его друга Александра Барченко. И хотя место главы ОГПУ занял мягкий и вполне нейтральный Менжинский, истинную власть узурпировали зампреды. А они уже поклялись, что ни под каким видом не выпустят экспедицию Барченко из страны.
После некоторых размышлений Бокий сообщил Барченко, что, по всей видимо-сти, теперь от их идеи действительно придётся отказаться. Но в утешение он смог бы профинансировать любую экспедицию ученого в переделах СССР.
Первая экспедиция, организованная Барченко "в пределах СССР" и состоявшаяся в 1927-ом году, была посвящена изучению пещер Крыма. Что искал там Александр Ва-сильевич, остаётся загадкой. Возможно, проходы к подземным городам "древних муд-рецов" или даже к самой Шамбале [4, 25].
Вторая экспедиция — Алтайская — состоялась в летом 1929-го года. Внимание Барченко на этот раз привлекли секретные трассы, которыми, по словам патриарха гол-бешников Никитина, пользовался он и его монахи во время путешествий к мистической территории. Помимо общих сведений о тайной "тропе голбешников" Барченко успел познакомиться с несколькими местными алтайскими колдунами. Они поразили его своими "магическими возможностями, связанными с воздействиями на погоду и прак-тикой гипнотических состояний". По возвращении в Москву он рассказал о своих на-блюдениях и находках членам «Единого Трудового Братства»: Бокию и Москвину. С их ведома и при поддержке он выехал для встречи с членами ленинградского отделения ЕТБ [4, 62, 63].
В Ленинграде с ним произошло экстраординарное событие. На квартиру к члену Братства, астрофизику Кондиайну, у которого остановился Александр Васильевич, не-ожиданно явилась давно знакомая нам троица чекистов: Рикс, Отто и прибывший из столицы Блюмкин. Последний был в состоянии бешенства. Он кричал Барченко, что учёный не имеет права разъезжать по стране и предпринимать экспедиции на восток, без его, Блюмкина, санкции, что тот должен всецело и полностью подчиняться его кон-тролю в своей исследовательской работе, иначе он пустит его "в мясорубку".
— И помни, — истерично орал Блюмкин, — нам ничего не стоит уничтожить те-бя. И если ты рассчитываешь на покровительство Бокия — то зря. И он и Агранов уже в наших руках. Благодаря тому, что мы знаем об их связях с масонами с дореволюцион-ных времен мы имеем силу воздействовать на них. Потому что если эта информация всплывёт где-то наверху — им конец [62, 63].
Однако угрозы Блюмкина были пусты. Под ним самим горела земля. Через не-сколько месяцев он будет по приказу Ягоды арестован и расстрелян.


1.5. «Чёрная Книга»,
или Разгром Единого Трудового Братства

Потом были 30-е годы. С упрочением власти Сталина всё более менялась внут-ренняя и внешняя политика советского государства. Прогремели и отозвались визгом шин "чёрных воронков" по мостовым первые публичные процессы над лидерами оппо-зиции. Смерть — не старуха с косой, а молоденькие офицеры с голубыми фуражками и в до блеска начищенных сапогах — поджидала всех, чьи идеи так или иначе не укла-дывались в концепцию новой (и откровенно имперской) государственности.
Первым из членов «Единого Трудового Братства» лёг под плаху репрессий Яков Блюмкин. Впрочем, его казнь не была связана с оккультным отделом ОГПУ. Можно сказать, что Блюмкин пострадал из-за "собственной глупости".
Начиная с 1928-го года Яков Блюмкин возглавлял резидентуру в Константинопо-ле, действующую под прикрытием магазина, торгующего старинными еврейскими кни-гами. Книги для этой "лавочки" чекисты собирали по всей России; не гнушались и экс-проприациями, и вымогательством, и изъятиями из фонда Публичных библиотек. Рабо-той Блюмкина в Иностранном отделе ОГПУ были довольны, но он допустил ошибку, стоившую ему жизни: 16 апреля 1929-го года он встречается с кумиром своей молодо-сти — Львом Давыдовичем Троцким. Тот был только что выслан из страны и ещё ки-пел желанием вернуться и сместить Сталина с поста генсека. Блюмкин и Троцкий про-говорили несколько часов, и Блюмкин как террорист с большим стажем дал Льву Да-выдовичу несколько ценных советов по организации подпольной работы. Кроме того, он согласился доставить несколько писем Троцкого в СССР [16].
И всё бы ничего, но только, прибыв в Москву, Блюмкин не сумел сдержаться и открыл свою тайну нескольким близким друзьям. Почти сразу после этого он был аре-стован и препровождён в комендатуру ОГПУ. Суд был скорым. Несмотря на то, что Трилиссер возражал против крайней меры наказания, Ягода, получивший соответст-вующие указания сверху, настоял на своём. 3 ноября 1929-го года Яков Григорьевич Блюмкин, террорист, резидент и мистик, был расстрелян. Рассказывают, что в самый последний момент своей жизни он пел пролетарский гимн:
Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Разгром непосредственно ЕТБ начался гораздо позже — летом 1937-го года. 7 июня начальник сводного отдела Четвертого Управления при НКВД (до 1934-го года Спецотдел при ОГПУ) Глеб Бокий был вызван к наркому внутренних дел Николаю Ежову. Шеф потребовал от него компрометирующие материалы на некоторых членов ЦК и высокопоставленных коммунистов, которые Бокий собирал с 1921-го года по личному распоряжению Ленина (так называемая «Чёрная Книга»). При этом Ежов про-демонстрировал Бокию, что это не его собственная инициатива. Он заявил буквально следующее:
— Это приказ товарища Сталина!
Бокий на это вспылил:
— А что мне Сталин?! Меня Ленин на это место поставил!.
Эти слова стоили ему очень дорого — домой он уже не вернулся [62].
Вслед за Бокием сотрудники НКВД арестовали и других членов «Единого Трудо-вого Братства»: Александра Барченко, Ивана Москвина, Евгения Гопиуса, Фёдора Эйх-манса. Все они были расстреляны.
Материалы исследований Барченко длительное время хранились в кабинете Бо-кия (в том числе — диссертация Александра Васильевича под названием «Введение в методику экспериментальных воздействий объёмного энергополя»). Однако незадолго до арестов, проведённых летом 1937-го среди сотрудников Спецотдела, Евгений Гопи-ус вывез к себе на квартиру ящики, в которых находились папки из лаборатории нейро-энергетики. Но и он не избежал расстрела, а документы пропали после того, как в доме Гопиуса был проведён обыск.
Как и любое "политическое" дело конца 30-х годов, дело Братства было пухлым и изобиловало совершенно фантастическими деталями. Каким образом выбивались из подследственных эти детали мы знаем. Так, например, Глеб Бокий на допросе показал, что «...конкретного плана совершения теракта у нас не было. Возможность соверше-ния последнего по крайней мере лично мной, связывалась с теми исследователями, ко-торые вёл наводивший нас на мысль о терроре Барченко в области производства взрывов на расстоянии при разложении атома. Наводя нас на мысль о терроре, Бар-ченко говорил, что его исследования в случае успеха дадут нам в руки могучую силу, и приводил в пример аналогичные работы Капицы, которые якобы позволят ему взо-рвать Кремль. Полагая, что успех исследований Барченко действительно может дать нам в руки могечее средство, в том числе взорвать Кремль, мы оборудовали для Бар-ченко лабораторию, где он с сотрудником нашего 9-го отдела ГУГБ Гопиусом произ-водил свои опыты» [4].
Ага, как же — атомная бомба в оккультной лаборатории, и не для чего-нибудь, а именно с намерением взорвать Кремль!..
Вскоре ленинградское НКВД ликвидирует Тибетско-монгольскую миссию, полу-чившую ярлык "контрреволюционной организации". Представитель Далай-ламы Агван Доржиев отбывает в Закавказье, но и там его не оставляют в покое. 13 ноября 1937-го года его арестовывают местные чекисты и препровождают в Верхнеудинск (Улан-Удэ). Уже после первого допроса "с пристрастием" Доржиев оказался в тюремном лазарете, где и скончался 29 января 1938-го года [2,12].
Пострадал и врач, член Центрально-Азиатской экспедиции, Константин Рябинин. Его арестовали ещё в 1930-ом году по обвинению в шпионаже. Из лагерей он вышел только через семнадцать лет, после чего был сослан в родной Муром, где и проживал в жалкой лачуге на улице Лакина, лишённый всех гражданских прав, вплоть до своей смерти в 1955-ом году.
Одним только Рерихам удалось в очередной раз избежать репрессий. Но только потому, что после провала экспедиции, они предпочли остаться за границей. В 1929-ом году Николай Рерих учреждает Институт гималайских исследований, по официальной формулировке — "для обработки результатов экспедиции и дальнейших изысканий". Находился институт Рериха в поселении Нагар (долина Кулу, Западные Гималаи). Со временем институт стал постоянной его резиденцией. Елена Рерих тоже не сидит без дела, она разрабатывает новую философию под претенциозным названием «Живая эти-ка».
Николай Рерих умер в 1947-ом году, в возрасте семидесяти трёх лет. Елена Рерих оставила этот мир несколько позже, в 1955-ом. Ей было семьдесят шесть лет.


1.6. «Властелин мира»,
или Краткая история психотронного оружия

1.6.1. Институт Мозга и электромагнитная гипотеза

Историю психотронного оружия я поставил особняком по той причине, что большинство персонажей, задействованных в ней, не имеют прямого отношения к ок-культизму и тайным обществам. Вы, конечно, помните, что Александр Барченко зани-мался вопросами телепатии и внушения на расстоянии, не говоря уже о "меряченье", которое, по сути, является разновидностью "зомбирования" — то есть фактически он разрабатывал методику воздействия на психику человека. Однако Барченко в силу сво-его достаточно путаного мировоззрения не видел иных возможностей быстрого реше-ния этой проблемы, иначе как прибегнув к наработкам "древних". Не спасает его даже то, что одно время он работал в Институте Мозга и пользовался благосклонностью академика Бехтерева. Всё-таки научные кадры (а в Институте Мозга работали высоко-классные научные кадры) используют свой особенный подход к решению любых про-блем, и именно этот подход отличает их от людей, подобных Барченко.
Почему я всё-таки причисляю тему "психотронного оружия" к оккультизму? Об этом я уже писал в предисловии, но повторюсь. Когда перед наукой формулируется за-дача настолько перспективная, что не существует готовых схем для её решения, начи-нается поиск, чем-то очень родственный тому, чем занимаются оккультисты. Ещё большее сходство обнаруживается, когда спектр возможных решений достаточно ши-рок. Учёные Института Мозга так же, как и Барченко, признавали феномены телепатии и внушения на расстоянии, но пытались разобраться в них своими — чисто научными методами.
Таким образом, с дефинициями мы определились — теперь необходимо опреде-литься с терминологией. То есть с тем, что я буду в дальнейшем подразумевать под термином "психотронное оружие".
Вопрос на самом деле непростой. Поэтому я обращусь к более компетентным ис-точникам.

* * *
Наиболее полным и глубоким исследованием на тему психотронного оружия у нас в стране я бы назвал книгу Игоря Винокурова и Георгия Гуртового «ПСИХОТРОННАЯ ВОЙНА: От мифов — к реалиям», изданную в 1993-ем году Обще-ством по изучению тайн и загадок Земли [18]. Помимо очень подробного обзора лите-ратуры в книге приведены новые факты и личные впечатления авторов. Авторы доста-точно здраво смотрят на всё, что связано с этими разработками. Личный же опыт по-зволяет им отсеивать откровенную дезинформацию, попавшую в средства массовой информации. Вот что рассказывают авторы по поводу истории возникновения термина "психотронное оружия", давая попутно и своё определение ему:
«В первые годы формирования психотроники высказывались порою прямо про-тивоположные мнения о предмете её исследования. Утверждалось, что психотроника — "это кодовое название парапсихологии в Праге"; что это бионика человека, новая ветвь парапсихологии — биоэнергетика, новая область физического знания и пр. Сей-час принято следующее предложенное З.Рейдаком [доктор философии Зденек Рейдак, Чехословакия — А.П.] определение психотроники: это междисциплинарная область научных знаний, которая изучает опосредованные сознанием и процессами восприятия дистантные взаимодействия между живыми организмами и окружающей средой. Психотроника, отмечает З.Рейдак, исследует энергетические и информационные про-явления подобных дистантных взаимодействий».
Более широкое определение трудно себе и вообразить. Авторы, правда, тут же оговариваются, разграничивая понятия психотроники и парапсихологии:
«Психотронике свойственно стремление преимущественно к техническим и тех-нологическим подходам и решениям, к разработке технических аналогов изучаемых феноменов, например, психотронных генераторов, и следовательно, концентрация больших усилий на работах прикладного характера».
То есть психотронное оружие представляется в виде некоего вполне конкретного объекта — "чемоданчика с кнопкой" — применение которого позволяет подчинить во-лю большого количества людей воле одного человека, владельца этого самого "чемо-данчика".
Здесь я поспорил бы с авторами «Психотронной войны». В самом деле, если мы примем за основу вышеприведённую оговорку, за рамками нашего разговора останутся такие средства воздействия на человеческую психику как гипноз, телепатическое вну-шение, психотропные препараты типа барбитуратов, то есть большинство методик воз-действия на психику человека, вопросами разработки и внедрения которых занимались специалисты из Института Мозга.
Впрочем, в чём-то Винокуров и Гуртовой правы: государственные службы всегда будут стремиться к тому, чтобы упростить инструмент влияния на массы до предела — до "чемоданчика". Любой другой путь покажется им малоэффективным.

* * *
История разработок психотронного оружия в России ведёт своё начало электро-индукционной гипотезы "проявляющегося в месмеризме взаимодействия организмов", которую предложил в 1875-ом году знаменитый химик Александр Михайлович Бутле-ров. Он, в частности, задумался над тем, не могут ли взаимодействовать "нервные токи организмов" подобно тому, как взаимодействуют электрические токи в проводниках. И уже в 1887-ом году с развёрнутым обоснованием электроиндукционной гипотезы мыс-ленного внушения выступил профессор философии, психологии и физиологии Львов-ского университета Юлиан Охорович, обладавший и солидными по тому времени зна-ниями в области электротехники.
Однако электроиндукционная гипотеза объясняла взаимодействие организмов только на близких расстояниях. Это затруднение успешно преодолевала электромаг-нитная гипотеза телепатии. Датой её рождения следует считать 1892-ой год. Именно в этот год она была одновременно высказана тремя независимыми друг от друга исследо-вателями: Фаустоном (доклад в секции электричества Франклиновского института), Шмидкунцем (книга «Физиология внушения») и Круксом (статья «Некоторые возмож-ности применения электричества»).
Возьмём, к примеру, Крукса. Он следующим образом описывал механизм дейст-вия телепатии:

«В некоторых частях человеческого мозга, может быть, скрывается орган, мо-гущий передавать и принимать другие электрические лучи с длинами волн, ещё не оп-ределёнными посредством инструментов. Эти лучи могли бы передавать мысль от мозга одного человека к другому. Таким путём могли бы быть объяснены обнаружен-ные случаи передачи мыслей и многие примеры "совпадений". Я не буду делать предпо-ложений о тех результатах, которые получились бы, если бы мы обладали возможно-стью ловить эти "мозговые волны" и управлять ими» [18].
Лихо, не правда ли? Гипотеза ещё только высказана, а её автор уже подумывает о "практическом" применении!
Более подробно свою "радиационную гипотезу" Крукс, изложил в статье «Иной мир — иные существа», которая была опубликована в апрельском номере «Бюллетеня Астрономического общества Франции» за 1898-ой год. Статью тут же перепечатали в русском переводе. Здесь Крукс, впервые в истории электромагнитной гипотезы телепа-тии, обосновал возможную частоту колебаний предполагаемого мозгового излучения — порядка 1018 колебаний в секунду! Излучения с такой частотой колебаний, отмечал Крукс, "проникают через наиболее плотные среды, не уменьшаясь, так сказать, в своей интенсивности, и проходят их со скоростью света и почти без преломления и отраже-ния".
Электромагнитная гипотеза телепатии неоднократно рассматривалась и в начале текущего столетия, став почти общепринятой. Недоставало "малости": получить пря-мые или косвенные доказательства её истинности.
Приход к власти большевиков не прекратил исследования в этом направлении. Наоборот, правительство Ленина, помешанное на идее "мировой революции", было за-интересовано в получении принципиально нового вида оружия, с помощью которого можно было бы кардинальным образом изменить положение дел в Европе. Особую ак-туальность эта тематика получила после разгрома под стенами Варшавы армии Михаи-ла Тухачевского: стало ясно, что "мировую буржуазию" кавалерийским наскоком не возьмёшь — нужен другой подход.
Поэтому работы не только не были прекращены, но и хорошо финансировались. В годы, когда вся страна голодала, Институт Мозга не испытывал недостатка ни в сред-ствах, ни в специалистах.
Замечу, что задача прямой регистрации электромагнитного излучения мозга впер-вые была детально рассмотрена в 1920-ом году академиком Петром Петровичем Ла¬заревым. В статье «О работе нервных центров с точки зрения ионной теории возбужде-ния» Лазарев предположил, что поскольку «периодическая электро¬движущая сила, возникающая в определенном месте пространства, должна непременно создавать в окру¬жающей воздушной среде переменное электромагнит¬ное поле, распространяю-щееся со скоростью света, то мы должны, следовательно, ожидать, что всякий наш двигательный или чувствующий акт, рождающийся в мозгу, должен передаваться и в окружающую среду в виде электромагнитной волны» [18].
В другой работе, опубликованной в том же году, Лазарев высказался в пользу возможности "уло¬вить во внешнем пространстве мысль в виде электро¬магнитной вол-ны". Эта задача, считал Пётр Петрович, является одной из интереснейших задач биоло-гиче¬ской физики.
«Конечно, — отмечал он, — a priori мож¬но указать на огромные трудности на-хождения этих волн. Потребуется ряд лет напряженной работы для того, чтобы не-посредственно открыть эти явления на опыте, но во всяком случае необходимость их пред¬сказывается ионной теорией возбуждения».
Приняв во внимание основной ритм колебаний электрического потенциала мозга (10—50 герц) и с учётом скорости распространения электромагнитных колебаний (300 тысяч километров в секунду), Ла¬зарев рассчитал длину волны предполагаемого из¬лучения мозга в 6—30 тысяч километров.
Иного мне¬ния о длине волны придерживался директор Института Мозга, акаде-мик Владимир Михайлович Бехтерев. Он предположил, что при мысленном внушении "мы имеем дело с проявлением электромаг¬нитной энергии и более всего вероятно, с лучами Герца", то есть с высокочастотными (коротковолно¬выми) колебаниями.

* * *
К началу 20-х годов создались необходимые условия для работ по эксперимен-таль¬ному доказательству электромагнитной гипотезы те¬лепатии — в том числе и бла-годаря успехам электро- и радиотехники того времени. Вообще говоря, возможны сле-дующие основные пути ведения работ по экспериментальному доказа¬тельству электро-магнитной гипотезы телепатии: непосредственная регистрация предполагаемых мозго-вых излучений, их экранирование и изменение расстояния между передающим и вос-принимающим мозгом.
Что касается прямой регистрации мозговых излу¬чений, то наибольшую извест-ность в этом плане по¬лучили пионерские исследования в области "телепси¬хических яв-лений и мозговых радиаций" профессора неврологии и психиатрии Миланского уни-верситета Фердинандо Кацамалли, про¬водившиеся в период с 1923-го по1954-й годы. Согласно Кацамалли, человеческий мозг, нахо¬дящийся в состоянии интенсивной пси-хосенсорной ак¬тивности, излучает электромагнитную энергию. Он утверждал, что зарегистрировал из¬лучаемые мозгом человека в окружающее простран¬ство апериодиче-ские затухающие радиоволны длиной от 0,7 до 100 м.
История второго направления — эксперименталь¬ное доказательство электромаг-нитной гипотезы теле¬патии посредством экранирования предполагаемых излучений мозга — начинается с работ инженера-элек¬трика (позже — кандидата физико-математических наук) Бернарда Бернардовича Кажинского, одного из пионеров науч-ного исследования феномена телепатии в СССР. Эти работы были проведены в 1922—1926-х годах в Москве, в Практической Лаборатории по зоопсихологии Главного управления научными учреждениями На¬родного комиссариата по просвещению. В экс-перимен¬тах Кажинского человек, осуществлявший мыс¬ленное воздействие, размещался в экранированной металлическими листами камере. Воздей¬ствие адресовалось живот-ному (собака) или челове¬ку, поведение которых служило индикатором успеш¬ности или неуспешности соответствующей телепатической "передачи". Результаты этих исследо-ваний оказались неопределёнными: в ряде случаев "воздействие" экранированного че-ловека-индуктора не достигало адресата, в других случаях — достигало.
Работал Кажинский и над своей собственной моделью "регистратора мыслей". Он писал: «уже одна возможность технического осуществления "регистратора мыслей" должна знаменовать собой эпоху». По его мнению, в случае, если бы удалось создать такой регистратор, можно было бы и построить прибор, воспроизводящий технически те же колебания, то есть воспроизводящий мысль — "искусственную мысль"!. Чем не "чемоданчик с кнопкой", о котором мы говорили выше?
Надо отдать должное Кажинскому: он первым из исследователей оценил огром-ную опасность, которую может представлять психотронное оружие для человечества. Именно по этой причине он поделился информацией о проводимых опытах с извест-ными писателями-фантастами того времени. Литераторы не заставили долго ждать и выполнили столь своеобразный "социальный" заказ. Вот что писал по этому поводу ис-следователь истории фантастической литературы, критик Анатолий Фёдорович Брити-ков:
«От Орловского [Орловский (Грушвицкий) В. — писатель-фантаст — А.П.] идёт целая серия романов об электромагнитной природе мышления: «Радио-мозг» (1928) С.Беляева, «Властелин мира» (1929) А.Беляева, «Генератор чудес» (1940) Ю.Долгушина, «Защита 240» (1955) А.Меерова.
В первом своём романе «Машина ужаса» (1925) Орловский рассказывал об уста-новке, выплёскивающей в эфир волны эпидемии страха. Машина была построена ка-питалистами с целью захватить власть над миром. Но она же кладёт конец капита-лизму. Анархия, внушённая людям посредством машины ужаса, перерастает в рево-люционный взрыв. Изобретатель машины, американский архимиллионер, побеждён русским учёным.
[...] В беляевском «Властелине мира» впервые были опубликованы радиосхемы инженера Б.Кажинского (в романе — Качинский), уподоблявшие человеческий орга-низм приёмо-передающему радиоустройству. Кажинский полагал, что при помощи со-ответствующей аппаратуры можно улавливать и внушать мысли и эмоции.
Впоследствии было доказано, что ряд психических процессов и сама «мыслепере-дача» не зависят от электричества. Это не умаляет заслуги писателей-фантастов. [...] Эта тема способствовала психологическому углублению научно-фантастического романа» [14].
Выходит, работы Кажинского способствовали не только укреплению обороноспо-собности страны.

* * *
В связи с Кажинским следует вспомнить фамилию ещё одного учёного, занимав-шегося разработками психотронного оружия в середине 20-х годов — Александра Лео-нидовича Чижевского. Именно с подачи Бернарда Бернардовича в конце 1923-го Чи-жевский стал сотрудником Лаборатории зоопсихологии.
Александр Леонидович вслед за Кажинским отстаивал идею о наличии в клетках и органах "образований, тождественных элементам радиосхемы". Вообще же, спектр интересов Чижевского в этой области был необычайно широк. Например, в архиве АН СССР до сих пор хранятся две работы Александра Леонидовича, названия которых го-ворят сами за себя: «От астрологии к космической биоло¬гии (к истории вопроса о внешних влияниях на орга¬низм)» и «О передаче мысли на расстояние». Обе на¬писаны во второй половине 20-х годов.
Но более всего интересовали Чижевского вопросы индивидуального и массового внушения. По этому поводу он написал целую книгу «Физические факторы историче-ского процес¬са», вышедшую в 1924-ом году в Калуге. В этой книге, принесшей ему впо¬следствии так много неприятностей, Александр Чижевский склоняется к мысли, что "явления вну¬шения — единичного и массового — могут быть объяс¬нены путём элек-тромагнитного возбуждения центров одного индивида соответствующими центрами дру¬гого" [18]. Вслед за этим он затрагивает очень по тем временам "щекотливый" во-прос:
«История изобилует красноречивыми фактами массового внушения. В сущности, не совершилось ни одного исторического события с участием масс, где нельзя было бы отметить внушения, подавляющего волю единиц. Это внушение в некоторых случаях не ограничивалось только какой-либо группой людей, но охватывало города и целые страны, и следы его на протяжении долгого времени сохранялись в полити¬ческих или военных партиях, передаваясь из рода в род и отражаясь в различных произведениях искус¬ства. Так внушение в ходе исторического процесса я психической эволюции чело-вечества приобретает огромное значение первостепенной важности».
Александр Леонидович предположил, что "сила внушения—влия¬ние единичных лиц на массы — возрастёт с усилени¬ем пятнообразовательной деятельности Солнца". Ана¬лиз многочисленных исторических событий, пишет учёный, показал, что «...влияние на массы ораторов, народных вождей, полководцев не всегда имеет оди¬наковую силу и колеблется не только периодически по этапам солнечного цикла, но даже и по време-нам го¬да [...]. Поэтому возникает предположение, что увеличе¬ние пятнообразова-тельной деятельности Солнца, свя¬занное с увеличением его электрической энергии, оказывает сильнейшее влияние на состояние электро¬магнитного поля земли, так или иначе возбуждая массы и способствуя внушению» [18].
Обосновываемая Чижевским "теория зави¬симости поведения масс от космическо-го влияния" рассматривалась им не как некая теоретическая от¬влечённость, а как руко-водство к действию:
«Государственная власть должна знать о состоя¬нии Солнца в любой данный момент. Перед тем, как вынести то или иное решение, правительству необхо¬димо справиться о состоянии светила: светел, чист ли его лик или омрачён пятнами? Солн-це — великий во¬енно-политический показатель: его показания безоши¬бочны и универ-сальны. Поэтому государственная власть должна равняться по его стрелкам: дипло-ма¬тия — по месячной, стратегия — по суточной. Воена¬чальники перед каждым боем должны знать о том, что делается на Солнце».
Вот так, ни больше, ни меньше. Чем не оккультизм? Всё-таки, когда учёным при-ходится работать в новой для них области, в их головах могут возникать совершенно неожиданные и удивительные гипотезы.

* * *
В то же время Наркомат обороны проводил свою серию исследований. Их приня-то связывать с именем Леонида Леонидовича Васильева, с 1932 года возглавившему группу в ленинградском Институте мозга, которой до того руководил академик Бехте-рев (он умер в 27-ом году). Теперь уже вполне открытым текстом группе было приказа-но "начать экспериментальное исследование телепатии с целью, по возможности, вы-яснить её физическую природу". Исследования велись в течении почти пяти с полови-ной лет — с 1932-го по 1937-й год включительно.
Васильев располагал большим материалам по работам Бехтерева в этой области. Однако опты академика были прикидочными. Васильеву же хотелось большей научной точности и убедительности. В журнале «Вестник знания» он напечатал программную статью «Биологические лучи», в которой заявил категорически: «Отвергать возмож-ность телепатии, значит, идти против физического понимания жизни».
Группа Васильева состояла всего из пяти научных сотрудников-физиологов, вра-ча-гипнолога и инженера-физика. За рабочую гипотезу решили принять электромаг-нитную теорию "мозгового радио". Были изготовлены металлические камеры. Испы-туемых сначала помещали в эти камеры, потом опыты проводились вне камер. Выяс-нилось, что разницы нет никакой. Явление телепатии фиксировалось одинаково и в ка-мере, и вне её. Значит, железные стенки камер не являются препятствием для телепати-ческого излучения. Получается, что опыты Кацамалли были ошибочными...
В роли индуктора, то есть человека, посылавшего мысленные задания, нередко выступал сам Леонид Леонидович. Он был отличным индуктором. Прошли даже два успешных опыта из Севастополя на расстояние 1700 километров!
В 1938-ом году опыты по телепатии были запрещены. Новый директор института, руководствуясь, видимо, указаниями вышестоящих организаций, "не допускал возмож-ности существования телепатии" [20].

Параллельно с группой Васильева, но ничего не зная о ней, в Москве работали специалисты Лаборатории биофизики АН СССР, возглавляемой академиком Лазаре-вым. Научное руководство темой было поручено ученику и последователю академика профессору Сергею Яковлевичу Турлыгину.
В отличие от Леонида Васильева, результаты, полу¬ченные профессором Турлыги-ным, в основном не противоре¬чили электромагнитной гипотезе. Физик и радиоинже¬нер, специализирующийся в области биофизики, он как никто другой был способен решить чисто физиче¬ский аспект стоявшей перед ним задачи.
К сожалению, Турлыгину не удалось опубликовать результаты своей работы в полном объеме: его рукопись, озаглавленная «Излу¬чение электромагнитных волн чело-веком», объемом около 70 машинописных страниц так и осталась в столе. Однако её сокращенный вариант всё-таки был напе¬чатан в 1942-ом году. Ниже я постараюсь мак-симально кратко изложить основ¬ное содержание этих двух работ Сергея Яковле¬вича.
«Приходится признать, — подводил Турлы¬гин своих исследований в области психотроники, — что действи¬тельно существует некий физический агент, устанав¬ливающий взаимодействие двух организмов между собой [...]. Чисто оптическая кар-тина действия экранов, отражения этого агента от зеркал и дифракционные явления заставляют думать, что этим агентом явля¬ется электромагнитное излучение, одна из волн кото¬рого лежит в области 1,8—2,1 мм» [18].
При подготовке и проведении экспериментов Турлыгин проявил немало изобре-тательности. В экспериментах участвовало три человека; испытуе¬мый, гипнотизер (ин-дуктор), экспериментатор. Изме¬рительный прибор — секундомер. Задача испытуемо¬го — уловить мысленный приказ индуктора "падать назад". Предоставленный сам себе, испытуемый па¬дал через одну-две минуты после команды: «Начина¬ем!» В случае же, когда к этой команде присоединял¬ся мысленный приказ «падать назад», время начала падения сокращалось до 2—10 секунд. Измеренное секундомером время, прошедшее от начала мысленного воздействия до начала падения испытуемого, бы¬ло основным кри-терием результативности воздей¬ствия.
Эксперименты проводились в звукоизолированной комнате. В одном её месте стояла сплошь обитая свин¬цом будка. В ней размещался индуктор. На уровне его лица находился патрубок (труба), выходящий из буд¬ки наружу. Испытуемые ставились за-тылком к пат¬рубку на расстоянии до двух метров от него. Пред¬полагаемое излучение индуктора должно было, счи¬тал Турлыгин, проходить через отверстие патрубка и па-дать на свинцовый экран, должный, предположительно, задерживать излучение. По-след¬нее могло также падать либо на эбонитовое или мед¬ное зеркало, способное, как предполагалось, отра¬жать его поток, либо на дифракционную решётку, да¬вая картину дифракции — максимумы и минимумы плотности энергии. В ряде случаев поток мог прохо¬дить между пластин конденсатора. Пройдя через экран, дифракционную решетку, пластины кон¬денсатора, либо отразившись от зеркала, излу¬чение падало на испытуемо-го. Таким образом, исследовалась чисто физическая картина явле¬ния.
В ходе экспериментов выяснилось, что свинцовый экран задерживает из¬лучение. Это проявлялось в увеличении времени на¬чала падения испытуемого в сравнении со временем падения в опытах без экрана. Опыты с зеркалом подтвердили наличие излу-чения и "оптический" закон его отражения. Опыты с дифракционной решеткой позво-лили определить длину волны излучения — она оказалась в диапазоне 1,8—2,1 мм. Од-нако излучение не отклонялось в электрическом поле конденса¬тора.
Интересны заключительные замечания Турлыгина:
«...с точки зрения физики самым существен¬ным является тот факт, что пове-дение объекта (испы¬туемого) — продолжительность экспозиции — даёт чёткую оптическую картину, которую можно объяс¬нить только наличием лучистой энергии — луча».
Он не сомневался в реальности зарегистрированного им излучения: «указанные опыты не оставляют у нас сомнения в наличии излучения, исходящего из орга¬низма че-ловека» [18].
Результаты, полученные Турлыгиным, в ос¬новном не противоречили электромаг-нитной гипо¬тезе, хотя Сергей Яковлевич считал, что по некоторым параметрам зареги-стри¬рованное им излучение отличается от электромагнит¬ного. Однако дальнейшие ра-боты Лаборатории биофизики были заморожены с началом 1939-го года.

* * *
Как и в любом большом деле, не обходилось без откровенных спекуляций. Так, 15 марта 1934-го года «Ленинградская правда» сообщила, что "за научные заслуги учёные ленинградского филиала Всесоюзного института экспериментальной медицины акаде-мик И.П.Павлов, проыессор А.Д.Сперанский и молодой научный сотрудник Г.С.Календаров награждены персональными автомобилями". Чем же заслужил столь высокую оценку никому доселе неизвестный научный сотрудник? Оказалось, что Ка-лендаров обещал представителям ОГПУ разработать способ непосредственного и целе-ноправленного воздействия на психику человека посредством радиоволн.
Многообещающее заявление Календарова вполне соответствовало его характеру. Этот бойкий молодой человек любил председательствовать на различных собраниях, ездил с продотрядом по деревням и из рядового продармейца быстро дорос до комис-сара. В 1922-ом году он по личной рекомендации Фрунзе перешёл в Военно-медицинскую академию в Ленинграде. Пролетарское происхождение и "боевые" заслу-ги открыли ему дорогу в аспирантуру Всесоюзного института экспериментальной ме-дицины. Как и следовало ожидать, выполнить своих громких обещаний Календаров не сумел [22].


1.6.2. Гипноз на службе у НКВД

В то время, когда специалисты Института Мозга и Лаборатории биофизики би-лись над экспериментальным обоснованием электромагнитной гипотезы телепатии и внушения, Наркомат внутренних дел уже разыскивал и отбирал людей, природные спо-собности которых позволяли реализовать эти явления в деле.
Одним из таких людей должен был стать Вольф Григорьевич Мессинг. Этот че-ловек, выходец из нищей еврейской семьи, прославился своими публичными выступ-лениями с демонстрацией телепатических опытов. Однако мало кто знает, что Гитле-ром за его голову была назначена награда в 200 тысяч немецких марок, а советские компетентные органы пытались привлечь его к работе по распутыванию сложных уго-ловных дел. Сам Иосиф Сталин проявлял живой интерес к способностям Мессинга и даже пригласил на "собеседование" в Кремль. Произошло это так.
Мессинг гастролировал в Белоруссии. Во время выступления на одной из клубных сцен Гомеля, к нему подошли два человека в форменных фуражках. Прервав опыт, они извинились перед залом и увели Мессинга. Посадили в автомобиль. Мессинг чув¬ствовал, что ничего плохого они не замышляют, поэтому сказал:
— В гостинице за номер заплатить надо...
Чекисты рассмеялись:
— Не волнуйтесь, заплатят.
— Чемоданчик мой прихватить бы, — намекнул Мессинг.
— И чемоданчик никуда не денется.
И действительно чемоданом ему вернули в ту же ночь. Мессинга привезли в Мо-скву и представили Сталину. Тот его узнал сразу. И по наивности ляпнул:
— А я вас на руках носил.
— Как это на руках? — удивился Сталин.
— Первого мая... На демонстрации.
Разговор был долгим и "пёстрым". Сталина интересовало положение в Польше, встречи Мессинга с Пилсудским и другими руководителями Речи Посполитой. От¬пуская Вольфа Григорьевича, Сталин сказал:
— Ох! И хитрец вы, Мессинг.
— Это не я хитрец, — ответил Мессинг непринуждённо. — Вот вы так действи-тельно хитрец! [33].
Со Сталиным Мессинг встречался и позже. Вероятно, именно по поручению вож-дя были всесторонне проверены спо¬собности Мессинга. Было, например, такое зада-ние: получить 100 тысяч рублей в Госбанке по чистой бу¬мажке. Опыт этот чуть не за-кончился трагически.
— Я подошёл к кассиру, — вспоминает Мессинг, — сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу. Отсчитал 100 000.
Закрыв чемодан, я отошёл к середине зала. По¬дошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру. Он взглянул на меня, перевёл взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на гвоз¬дик с погашенными чеками, на чемо-дан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег. Затем неожи-данно откинулся на спинку стула и захрипел. Инфаркт! К счастью, он лотом выздо¬ровел [33].
Кстати, современные исследователи объясняют феномен Мессинга комбинацией из уникальнейших гипнотических способностей и высокой чувствительности к идео-моторике окружающих людей.
Как бы там ни было, но Вольф Григорьевич, будучи гуманистом и человеком, да-лёким от политики, отказался от сотрудничества с органами. Но ведь он был не единст-венным гипнотизёром...

* * *
Существуют свидетельства того, как Наркомат внутренних дел использовал гип-ноз в качестве средства для давления на подследственных в ходе знаменитых процессов 30-х годов. В связи с этим интересен следующий отрывок из воспоминаний Варлама Шаламова. В своём рассказе «Букинист» он пытается отыскать мучившую его загадку необъяснимого поведения подсудимых на московских процессах. По его мнению, они находились под воздействием гипноза. Он пишет:
«— Ты знаешь, какая самая большая тайна нашего времени?
— Какая?
— Процессы тридцатых годов. Как их готовили. Я ведь был в Ленинграде тогда. У Заковского. Подготовка процессов — это химия, медицина, фармакология. Подавле-ние воли химическими средствами. Таких средств — сколько хочешь. И неужели ты думаешь, если средства подавления воли есть — их не будут применять. Женевская конвенция, что ли?
Обладать химическими средствами подавления воли и не применять их на след-ствии, на «внутреннем фронте» — это уж чересчур человечно. Поверить в сей гума-низм в двадцатом веке невозможно. Здесь и только здесь тайна процессов тридцатых годов, открытых процессов, открытых и иностранным корреспондентам и любому Фейхтвангеру. На этих процессах не было никаких «двойников». Тайна процессов была тайной фармакологии.
Я лежал на коротких неудобных нарах двухспальной системы в опустевшем кур-сантском бараке, простреливавшемся лучами солнца насквозь, и слушал эти призна-ния.
Опыты были и раньше — во вредительских процессах, например. Рамзинская же комедия только краем касается фармакологии.
Капля по капле сочился рассказ Флеминга [кличка солагерника Шаламова, бывше-го работника НКВД — А.П.] — собственная ли его кровь капала на обнаженную мою память? Что это были за капли — крови, слёз или чернил? Не чернил и не слёз.
— Были, конечно, случаи, когда медицина бессильна. Или в приготовлении рас-творов неверный расчет. Или вредительство. Тогда — двойной страховкой. По прави-лам.
— Где же теперь эти врачи?
— Кто знает? На луне, вероятно...
Следственный арсенал — это последнее слово науки, последнее слово фармаколо-гии.
Это был не шкаф «A» — Venena — яды, и не шкаф «B» — Heroica — "сильно дей-ствующие"... Оказывается, латинское слово «герой» на русский язык переводится как "сильно действующий". А где хранились медикаменты капитана Флеминга? В шкафу «П» — в шкафу преступлений — или в шкафу «Ч» — чудес.
Человек, который распоряжался шкафом «П» и шкафом «Ч» высших достиже-ний науки, только на фельдшерских лагерных курсах узнал, что у человека печень — одна, что печень — не парный орган. Узнал про кровообращение — через триста лет после Гарвея.
Тайна пряталась в лабораториях, подземных кабинетах, вонючих вивариях, где звери пахли точно так же, как арестанты грязной магаданской транзитки в три-дцать восьмом году. Бутырская тюрьма по сравнению с этой транзиткой блистала чистотой хирургической, пахла операционной, а не виварием.
Все открытия науки и техники проверяются в первую очередь в их военном зна-чении — военном — даже в будущем, в возможности догадки. И только то, что от-сеяно генералами, что не нужно войне, отдается на общее пользование.
Медицина и химия, фармакология давно на военном учете. В институтах мозга во всем мире всегда копился опыт эксперимента, наблюдения. Яды Борджиа всегда были оружием практической политики. Двадцатый век принес необычайный расцвет фармакологических, химических средств, управляющих психикой.
Но если можно уничтожить лекарством страх, то тысячу раз возможно сде-лать обратное — подавить человеческую волю уколами, чистой фармакологией, хими-ей без всякой «физики» вроде сокрушения ребер и топтания каблуками, зубодроби-тельства и тушения папирос о тело подследственного.
Химики и физики — так назывались эти две школы следствия. Физики — это те, что во главу угла полагали чисто физическое действие — видя в побоях средство об-нажения нравственного начала мира. Обнаженная глубина человеческой сути — и ка-кой же подлой и ничтожной оказывалась эта человеческая суть. Битьем можно было не только добиться любых показаний. Под палкой изобретали, открывали новое в нау-ке, писали стихи, романы. Страх побоев, желудочная шкала пайки творили большие дела.
Битье достаточно веское психологическое орудие, достаточно эффектное.
Много пользы давал и знаменитый повсеместный "конвейер", когда следователи менялись, а арестанту не давали спать. Семнадцать суток без сна — и человек схо-дит с ума — не из следственных ли кабинетов почерпнуто это научное наблюдение.
Но и химическая школа не сдавалась.
Физики могли обеспечить материалом "особые совещания", всяческие "тройки", но для открытых процессов школа физического действия не годилась. Школа физиче-ского действия (так, кажется, у Станиславского) не смогла бы поставить открытый кровавый театральный спектакль, не могла бы подготовить «открытые процессы», которые привели в трепет все человечество. Химикам подготовка таких зрелищ была по силам.
Через двадцать лет после того разговора я вписываю в рассказ строки газетной статьи:
"Применяя некоторые психофармакологические агенты, можно на определенное время полностью устранить, например, чувство страха у человека. При этом, что особенно важно, нисколько не нарушается ясность его сознания...
Затем вскрылись ещё более неожиданные факты. У людей, у которых "Б-фазы" сна подавлялись длительно, в данном случае на протяжении до семнадцати ночей под-ряд, начинали возникать различные расстройства психического состояния и поведе-ния".
Что это? Обрывки показаний какого-нибудь бывшего начальника управления НКВД на процессе суда над судьями?.. Предсмертное письмо Вышинского или Рюми-на? Нет, это абзацы научной статьи действительного члена Академии наук СССР. Но ведь все это — и в сто раз больше! — известно, испытано и применено в тридца-тых годах при подготовке "открытых процессов".
Фармакология была не единственным оружием следственного арсенала этих лет. Флеминг назвал фамилию, которая была мне хорошо известна.
Орнальдо!
Ещё бы: Орнальдо был известный гипнотизёр, много выступавший в двадцатые годы в московских цирках, да и не только московских. Массовый гипноз — специаль-ность Орнальдо. Есть фотографии его знаменитых гастролей. Иллюстрации в книж-ках по гипнозу. Орнальдо — это псевдоним, конечно. Настоящее имя его Смирнов Н.А. Это — московский врач. Афиши вокруг всей вертушки — тогда афиши расклеивались на круглых тумбах, фотографии. У Свищева-Паоло фотография была тогда в Сто-лешниковом переулке. В витрине висела огромная фотография человеческих глаз и под-пись «Глаза Орнальдо». Я помню эти глаза до сих пор, помню то душевное смятение, в которое приходил я, когда слышал или видел цирковые выступления Орнальдо. Гипно-тизёр выступал до конца двадцатых годов. Есть бакинские фотографии выступлений Орнальдо 1929 года. Потом он перестал выступать.
— С начала тридцатых годов Орнальдо — на секретной работе в НКВД.
Холодок разгаданной тайны пробежал у меня по спине»[55].
А вот что рассказывает об Орнальдо в книге «Петербургские мистики» Михаил Шахнович:
«А.В.Дубровскому удалось получить адреса бывших петербургских гадалок у из-вестного гипнотизёра Орнальдо (Н.А.Смирнова), часто гастролировавшего по стране с публичными сеансами гипноза. В Ленинграде он на эстраде Таврического сада сразу погружал в сон 30—50 зрителей.
Мне очень хотелось познакомиться с Орнальдо, но Дубровский отклонял мою просьбу об этом, а однажды резко сказал, что искать встречи с Орнальдо не следует, а если он сам пожелает её, то это сулит большие неприятности» [58].
Кстати, уже не является секретом, что дочь знаменитого гипнотизёра была женой Виктора Абакумова, в течении десяти лет возглавлявшего Министерство государствен-ной безопасности СССР [50]. Существует ли тут какая-нибудь связь — вопрос чисто риторический.

Нынче принято проводить условную параллель между Советской Россией и наци-стской Германией. В этом есть определённый резон: почти одномоментно две великие континентальные державы изменили свой традиционный уклад, превратившись в нечто принципиально новое, но построенное по общему канону. Разница между ними заклю-чалась лишь в принципах разделения врагов: в России — по классовому признаку, в Германии — по национальному. И, видимо, существуют всё-таки какие-то историче-ские закономерности, делающие тоталитарные государства похожими друг на друга, как две капли воды.
Сходство проявлялось во всём. В начатой в тридцатые годы грандиозной пере-стройке Москвы и в проектах Альберта Шпеера, в планах мировой революции и миро-вого же господства, в культе личности Сталина и в культе личности Гитлера, в идеоло-гических клише, в милитаризации промышленности, в отношении к человеческой жиз-ни... Список можно продолжать до бесконечности. Но особое место в нём займёт ок-культизм.
В следующей части я расскажу вам, уважаемый Читатель, историю оккультизма нацистской Германии: с чего всё началось и чем всё закончилась. Забегая вперёд, отме-чу, что нацисты в этом направлении пошли дальше большевиков и Сталина, они позво-лили своим оккультистам занять видные должности в науке и политике, предоставили им возможность получить по-настоящему Большую власть. Однако корни и у тех и у других были общие. По этой причине во второй части мы встретим наших старых зна-комцев: теософов Блаватской и поклонников Гурджиева, тамплиеров и масонов, прак-тикующих магов и Учителей из Шамбалы.