Может быть  все это - сон?

Может быть остановиться на время?

Согнуть эти прутья, как жвлкий картон,

Разорвать на куски тяжелое бремя.

Может быть пить с одиночеством чай?

Может быть спать, включая приемник?

Как будто случайно, так, невзначай,

Разрушить маленький кукольный домик.

Домик, где раньше покоилась жизнь,

Беседуя с счастьем о разных невзгодах,

Там, где не было горестных письм,

Присланных болью идущих раздоров.

Конечно, это всего лишь слова,

Тканные пряжей правильной рифмы,

Но разве я окажусь не права,

Сказав, что все мы- ненасытные грифы?

Он:

Молчи, не двигайся: окалины любви растопят твою душу в тишине.

Молчи, не двигайся: я все сказал; то, что хотел, оставил при себе.

Запомни навсегда минуты эти ложного признанья...

Лишь об одном прошу: молчи. Не пророни ни слова.

Не двигайся, а то больнее будет нам обоим.

Молчи, вернись...

 

Она:

Постой, вернись: я верить не желаю во все, что ты мне говоришь.

Постой, вернись: я вновь сыграю мелодию любви, пока ты еще слышишь.

Но знай: гордость и ненависть забрали твой рассудок. Постой,

Все нити разорви сейчас иль же вернись:

Твоей, оставшись навсегда, я буду ждать.

Вернись, не двигайся...

 

Спят усталые админы, мышки спят…
Флешки и клавиатуры ждут ребят…
Windows тоже спать ложится,
Чтобы ночью нам присниться,
Аську закрывааай… Ба-ю-бай.
Все нормальные контакты спят давно…
Вирус лазает по папкам, всё равно…
Скоро он ложится тоже, ну а мы ему поможем
Базы обновляй, ба-ю-бай…

 

Иннокентий Анненский

Смычок и струны

Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!

Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых...
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.

"О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно: ты та ли, та ли?"
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.

"Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно?.."
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.

Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил
До утра свеч... И струны пели...
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.
 

ДЕМОН САМОУБИЙСТВА

Своей улыбкой, странно-длительной,
Глубокой тенью черных глаз
Он часто, юноша пленительный,
Обворожает, скорбных, нас.

В ночном кафе, где электрический
Свет обличает и томит
Он речью, дьявольски-логической,
Вскрывает в жизни нашей стыд.

Он в вечер одинокий - вспомните,-
Когда глухие сны томят,
Как врач искусный в нашей комнате,
Нам подает в стакане яд.

Он в темный час, когда, как оводы,
Жужжат мечты про боль и ложь,
Нам шепчет роковые доводы
И в руку всовывает нож.

Он на мосту, где воды сонные
Бьют утомленно о быки,
Вздувает мысли потаенные
Мехами злобы и тоски.

В лесу, когда мы пьяны шорохом,
Листвы и запахом полян,
Шесть тонких гильз с бездымным порохом
Кладет он, молча, в барабан.

Он верный друг, он - принца датского
Твердит бессмертный монолог,
С упорностью участья братского,
Спокойно-нежен, тих и строг.

В его улыбке, странно-длительной,
В глубокой тени черных глаз
Есть омут тайны соблазнительной,
Властительно влекущей нас...

(В.Брюсов)
 

Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя наперекор Вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил - жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы - не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Умей мечтать не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.
Умей поставить в радостной надежде,
На карту все, что накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать как прежде,
И никогда не пожалеть о том,
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только воля говорит: "Иди!"
Останься прост, беседуя с царями
Останься честен, говоря с толпой;
Будь прям и тверд с врагами и друзьями,
Пусть все в свой час считаются с тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье
Часов и дней неутомимый бег -
Тогда весь мир ты примешь во владенье
Тогда мой сын ты будешь человек!

Пусть дни войны тянулись очень долго,
Пусть быстро мчались мирные года.
Победы под Москвой, под Курском и на Волге
История запомнит навсегда.
Пусть Вы сейчас отцы и деды,
Виски посеребрила седина.
Во век Вам не забыть весну Победы,
Тот день, когда закончилась война.
Пусть многие сегодня не в строю,
Мы помним все, что делалось тогда
И обещаем Родину свою
Сберечь для дела, мира и труда.

 

 И помнит мир спасенный, и помнит мир живой...

В безумье расточенья сил
В часы последней переправы
Господь мне ангела явил,
Его движенья величавы...

Как строг очей нездешний взгляд,
Покорный высшему приказу!
Не испытав ни боль, ни глад,
Не сомневался он ни разу...

Я человек, чей жалок вид,
Я заключен в ловушке плоти.
Но совершенство не манит,
Коль не достигнуто в работе.

В работе сердца и ума,
В ошибках, горе и смиреньи!
Так горечь, рабского клейма
В душе рождает вдохновенье...

И мне дороже боль и тлен,
И редкий, горький миг блаженства,
Чем бесконечный рабский плен
Дарованного совершенства!

«Как много слов! Как много лжи и фальши!
Я – негодяй... Позорный приговор.
Но вы пришли, желая знать, что дальше,
Так s’il vous plat, начнём наш разговор.
Ах, господа, не стройте эти рожи,
Садитесь в круг, и Бог вам всем судья.
Он всё поймет, как понимаю я,
И дай вам сил понять всё это тоже.
Я вижу вас четыре человека.
Что ж, хорошо, я не люблю толпу
И суету конца-начала века.
Ну хватит "слов" - пожалуй я начну.

Я – Люцифер. Затасканное имя.
Зелёный фрак да бледное лицо.
Я превращаю честных в подлецов,
Чтобы потом же поквитаться с ними...
Какая чушь! Презренный водевиль!
Но не затем прошли вы столько миль,
Чтобы услышать то, что было всюду.
И потому я всё-таки не буду
Вас утомлять рассказами о том,
Как был я птицей, лошадью, котом,
Лишь по причине, что я ими не был.
Как не был Бог мне, в сущности, отцом.
Я на него лишь смахивал лицом,
И это всё! Ни капли больше сходства.
И нет во мне той злобы и уродства.
Всё это бред. Который я терплю.
А что до Бога? Я его люблю,
И он к тому же это не скрывает.
Но только так, похоже, не бывает,
И потому я проклят и забыт.
И не "Отцом", а, извините, вами!
Так как, прикрывшись хитрыми словами,
Вам удалось себя же обмануть
И позабыть всё то, что было мною.
Как и те дни, когда одной судьбою
Мы были вместе связаны на век!
Когда весь мир – как детская игрушка!
Плечо к плечу да солнце на губах!
И целый мир был у меня в руках -
Зелёный сад, хрустальные дома
И плоскость света без конца и края,
Где вы со мной, танцуя и играя,
Мечтали лишь о вечных небесах...
Но окрылённые, свободные, нагие,
Вы испугались тех, кто наверху
И сочинили эту чепуху!!!
О прегрешении, падении из рая.
И что теперь? Вы проданы врагу.
А я уже так больше не могу.
Любовь моя! Единственные дети!
Я вас любил сильнее всех на свете,
Но вы ушли, в ту ледяную ночь.
О, как хотел бы я вам всем помочь,
Но не могу подняться даже с кресла.
В моей душе всё сморщено зимой
И сей тюрьмой космического века,
Где я сижу под властью человека,
И иней белый как полночный вор
Лишь покрывает мой холодный двор...
Удивлены? Считаете, что лгу?
Да я б того не пожелал врагу!
Я УМИРАЮ! Больно, как под пыткой!
А мир смеётся шоколадной плиткой,
Иль вдруг меня же хочет почитать?!
Но "сатанисты"... Как мне наплевать
На вашу преданность! Вы, жалкие рабы,
Вы недостойны даже смоли ада!
Кривляйтесь в муках с воплями «Не надо!» -
Я не услышу вашего вранья!
И пусть со всех пространств воды и суши
Плач убиенных вами в ваши души
Проникнет так, чтоб каждый Божий миг
Вы, задыхаясь, слышали их крик!

УДИВЛЕНЫ! Признайтесь, что не ждали.
«Так кто же ты?» – Я понял ваш вопрос.
Я – арлекин. Любительница роз.
Лишённый пола, общества и ласки.
Вам всем давно известны мои маски,
Но каждый день вы жаждете меня!
Уйдя в себя иль попросту скучая,
Вам всем порой так хочется от рая
Отворотить лукавое лицо
И, спрятав обручальное кольцо,
Пойти искать случайного объятья.
Мои друзья, к чему эти проклятья?
Как я сказал, вам Бог один судья,
Но вы, боюсь, такие же, как я.
Свободы бы!.. Вот то, чего вы ждёте.
Забыть про всё и в омут с головой.
Чтоб каждый день – шампанское рекой,
Иль страсти пир – на это вкусы разны.
Обнажены! Губительны! Заразны!
Вы – торжество! Беспечный легион!
Какой-то там грех? Виват Армагеддон!
Мы все живём похожими мечтами.
Но не затем я здесь общаюсь с вами,
Чтоб искусить или свернуть с тропы.
Всё уж давно во власти у толпы,
И тропы все уж пройдены подавно.
Всё – суета: религия и трон,
Всё энный век как не имеет званья,
И потому в предчувствии прощанья
Я лишь хочу, чтоб кто-нибудь из вас
Поцеловал меня в последний раз...»
...
Забрезжил свет, исчезли с пола тени.
Всё тот же мир – подъезды и сирень.
Апостол-утро начинает день,
И всё опять волнующе и ярко.
Лишь в том саду, где скоро будет жарко,
И где той ночью вёлся разговор –
Четыре тела в позах бездыханных
С печатью смерти на открытых лбах
Лежат вокруг следов каких-то странных
С какой-то странной влагой на губах.

Ненавидеть боль – это жалость,
Быть белой вороной - есть радость.
И среди густой, серой массы
Я надеюсь найти ярких красок.
И тот путь, проклятый смертью
И та жизнь, ставшая адом
Превратятся грустною песнью
И восстанет рассвет над закатом.
Увядание будет цветением
И песнь будут кликать вороны,
Не считаясь с человеческим мненьем,
Приносить они будут невзгоды.
Я надеюсь, что в следующей жизни
Бог поставит меня на дорогу,
Где без боли лжи и корысти
Постараюсь идти понемногу.
И забудут вороны ту песню,
Что когда-то они напевали,
И слышны будут громкие тексты,
Восклицанья минуты, печали.

Ты веришь в Бога? Я не верю.
Закрыты двери. Душ потери
Несет на черных крыльях ангел,
Пугая пустотой.
Ты веришь в счастье? Я не верю.
Открыты окна. Воют звери.
Луна мигает красным ликом,
Толкая за собой.
В любовь ты веришь? Я не верю.
Лицо закрыто. Стонут петли
Едва закрытой старой двери,
Терзая голос твой.
Ты веришь в дружбу? Я не верю.
Душа открыта. Вновь потери
Влекут в приют забытой тени,
Мерцающей порой.
Ты веришь в братство? Я не верю.
Предатель здесь. Закрыты двери.
Огонь сжирает боль потери
Под красною луной.
А мне ты веришь? Я не верю.
В тиши полночной, в темном сквере
Решим проблему блеском стали
Мелькнувшим надо мной.

Паломники, бредущие в заботе
О чём-то, что, наверное, вдали
Оставили, — ведь из чужой земли
Вы, судя по усталости, бредёте,

Уж вы не потому ли слёз не льёте,
Что в город скорбный по пути зашли
И слышать о несчастье не могли?
Но верю сердцу — вы в слезах уйдете.

Услышанное при желанье вами
Едва ли вас оставит в безразличье
К тому, что этот город перенёс.

Он без своей остался Беатриче,
И если рассказать о ней словами,
То сил не хватит выслушать без слёз.

Красиво, правда? Жаль, что я так сочинять не умею...