Давайте поговорим об Англии 19 века, через моего любимого Уайльда в кино и литературном контексте. (Цитаты автора выделены курсивом)-произведения «Как важно быть серьезным» и «Идеальный муж».А также просто несколько слов об эпохе.
Эпоха викторианства — это доминирование городского образа жизни. Городское пространство, созданное волей и желанием человека, по-новому формирует саму технологию человеческого общения, его образ жизни, его ценностный мир по сравнению с патриархальной, сельской культурой. В эту эпоху образ джентльмена подвергается существенной трансформации — он перестает отождествляться с земельным дворянством (landed gentry), представляя отныне горожанина среднего класса. Если в сельской культуре человек наследовал образ жизни, стереотипы поведения, то в городе ему приходится заново изучать и создавать новую манеру поведения, чтобы добиться успеха.
Социальной мобильности и быстрым изменениям образа жизни во многом способствовали железные дороги, действующие в Англии с 1825 г.: люди могли позволить себе жить в одном городе, а работать в другом. Лондон, который стал самым большим городом мира, предлагал рабочие места представителям новых массовых профессий — инженерам, бухгалтерам, архитекторам, юристам, которые, в свою очередь, образовали рынок потребителей для новых универсальных магазинов и клиентуру новых ресторанов. Недорогие железнодорожные путешествия также сделали лондонские магазины более доступными для всех, а это означало широкое распространение городской моды, норм единообразия и благопристойности во внешнем облике викторианцев: они, как правило, носили костюмы темных тонов, что напрямую было связано с городским образом жизни.

Как важно быть серьезным


Тот факт, что вскоре по движению поездов начали проверять часы, отражает еще одно изменение в повседневной культуре того времени: в ее основание были положены методичный расчет и точность. Общезначимую ценность точности в жизни англичан XIX в. можно проследить в научных исследованиях (особенно в физике) и в банковских расчетах; в повседневной жизни англичан викторианского периода повсюду сопровождали детальные инструкции, подчеркивавшие, насколько важно быть точным.
Помимо точности, город как средоточие деловой жизни требовал от викторианцев сдержанности и быстроты решений. Но индивидуализм и принцип дистанции в общении, скорость и многообразие контактов не удовлетворяли потребности в общении в полной мере в силу своей поверхностности. Поэтому в городской жизни появляется всеобщее стремление к созданию небольших групп и сообществ, в которые мобильный индивид, движущийся по городу в поисках выгодных сделок, входил в зависимости от своих частных интересов. Он нуждался в новой информации, в коллективном обсуждении новостей экономической, политической, литературной жизни, в выработке общей оценки происходящего. Это способствовало появлению театров и клубов, организации выставок и галерей, концертов как новых мест для респектабельного отдыха представителей среднего класса.

Как важно быть серьезным


Английский историк Дж.Тревельян писал о том, что в XIX в. в Англии существовали две диаметрально противоположные социальные системы – аристократическая Англия сельских районов и демократическая Англия больших городов: «В небольших городках и торговых центрах графств власть – административная и судебная – по-прежнему оставалась в руках сельских джентльменов, которым подчинялись там все классы. Но большие города управлялись людьми совершенно иного типа в соответствии с совершенно иным мерилом общественной ценности, которое было по преимуществу демократическим». В городах доминировали новые социально-экономические взаимоотношения, основанные на конкуренции, и духовный «утилитаризм». В сельской системе, не знавшей реформ до конца XIX в., были законсервированы доиндустриальные социально-экономические взаимоотношения и патерналистские идеалы. Дискуссии относительно преимуществ и недостатков той или иной систем длились на протяжении всего XIX в. Каждая из сторон выдвигала свои аргументы.


Как важно быть серьезным


Отрывок из произведения-визит Джека к Леди Брэкнелл
Леди Брэкнелл (вооружившись книжкой и карандашом). Вынуждена отметить:
вы не значитесь в моем списке женихов, хотя он в точности совпадает со
списком герцогини Болтон. Мы с ней в этом смысле работаем вместе. Однако я
готова внести вас в список, если ваши ответы будут соответствовать
требованиям заботливой матери. Вы курите?
Джек. Должен признаться, курю.
Леди Брэкнелл. Рада слышать. Каждому мужчине нужно какое-нибудь
занятие. И так уж в Лондоне слишком много бездельников. Сколько вам лет?
Джек. Двадцать девять.
Леди Брэкнелл. Самый подходящий возраст для женитьбы. Я всегда
придерживалась того мнения, что мужчина, желающий вступить в брак, должен
знать все или ничего. Что вы знаете?
Джек (после некоторого колебания). Ничего, леди Брэкнелл.

Как важно быть серьезным


Леди Брэкнелл. Рада слышать это. Я не одобряю всего, что нарушает
естественное неведение. Неведение подобно нежному экзотическому цветку:
дотроньтесь до него, и он завянет. Все теории современного образования в
корне порочны. К счастью, по крайней мере у нас, в Англии, образование не
оставляет никаких следов. Иначе оно было бы чрезвычайно опасно для высших
классов и, быть может, привело бы к террористическим актам на
Гровенор-сквер. Ваш доход?
Джек. От семи до восьми тысяч в год.
Леди Брэкнелл (делая пометки в книжке). В акциях или в земельной ренте?
Джек. Главным образом в акциях.
Леди Брэкнелл. Это лучше. Всю жизнь платишь налоги, и после смерти с
тебя их берут, а в результате земля не дает ни дохода, ни удовольствия.
Правда, она дает положение в обществе, но не дает возможности пользоваться
им. Такова моя точка зрения на землю.

Как важно быть серьезным


Джек. У меня есть загородный дом, ну, и при нем земля - около полутора
тысяч акров; но не это основной источник моего дохода. Мне кажется, что
пользу из моего поместья извлекают только браконьеры.
Леди Брэкнелл. Загородный дом! А сколько в нем спален? Впрочем, это мы
выясним позднее. Надеюсь, у вас есть дом и в городе? Такая простая,
неиспорченная девушка, как Гвендолен, не может жить в деревне.
Джек. У меня дом на Белгрэйв-сквер, но его из года в год арендует леди
Блоксхэм. Конечно, я могу отказать ей, предупредив за полгода.
Леди Брэкнелл. Леди Блоксхэм? Я такой не знаю.
Джек. Она редко выезжает. Она уже довольно пожилая.
Леди Брэкнелл. Ну, в наше время это едва ли может служить гарантией
порядочного поведения. А какой номер на Белгрэйв-сквер?
Джек. Сто сорок девять.
Леди Брэкнелл (покачивая головой). Не модная сторона. Так я и знала,
что не обойдется без дефекта. Но это легко изменить.
Джек. Что именно - моду или сторону?
Леди Брэкнелл (строго). Если понадобится - и то и другое. А каковы ваши
политические взгляды?
Джек. Признаться, у меня их нет. Я либерал-юнионист.


Как важно быть серьезным


До 1830-1840-х гг. в Великобритании слово «город» ассоциировалось исключительно с Лондоном. Он был воплощением всего хорошего и дурного, что было в городе. Именно Лондон имели в виду, когда говорили о городе либо как о «вертепе», «бездонной яме испорченности», «неуправляемой массе необузданных людей», либо как о «бастионе цивилизации против варварства», «колыбели просвещения, утонченности и вкуса». Во многом столь разнящиеся определения породили сами лондонские контрасты. Ближе к середине XIX в. англичане в качестве города стали воспринимать и другие большие города, которые постепенно перемещались в центр внимания общественности. Если рассматривать общественно-политические дискуссии этой поры, возникает ощущение, что под «городом» в тридцатые-сороковые годы понимались, прежде всего, промышленные центры. Так часто звучала критика в адрес их санитарного состояния и эстетического несовершенства, что, кажется, будто смог, грязь, суматоха, трубы заводов и фабрик были характерными чертами типичного викторианского города. В арсенале защитников урбанизации, прежде всего фритредеров, изобиловали такие эпитеты, как «прогресс», «бесконечные изменения к лучшему», которые использовались применительно к описанию городов, и «косность, леность и разложение» - применительно к английской деревне.
С течением времени городская система укреплялась, городские ценности получили всеобщее признание. Во многом это было связано с миграцией из деревни в город, в ходе которой все большее количество людей перенимало городские ценности, а их собственные разрушались или видоизменялись. Для XIX в. была характерна миграция на короткие расстояния, из деревень в ближайшие торговые или промышленные центры. Обратная миграция из города в деревню была достаточно редким явлением, поэтому социокультурное пространство сельской местности трансформировалось медленно.

Как важно быть серьезным


Впрочем, существовал достаточно интересный вариант краткосрочной ежегодной миграции из города в деревню и наоборот. Это так называемые аристократические сезоны, в ходе которых на весну-лето аристократы выбирались в Лондон («лондонский сезон»), а осень-зиму проводили в сельских поместьях («охотничий сезон»). К этому следует добавить выезды (обычно в конце лета – начале осени) на курорты, либо английские, либо заморские.
Окончательное оформление сезонов произошло в XVIII в., когда, в результате Славной революции, парламентские сессии стали регулярными, и появилась возможность четкого планирования ежегодных выездов. Можно сказать, что в XVIII английские аристократы заново открывали для себя Лондон. Это время стало пиком строительной активности аристократии. Многие старые дома перестраивались, строились новые фешенебельные особняки. Дома Девонширов, Честерфилдов, Спенсеров, Дерби стали памятниками элегантного георгианского Лондона, пожалуй, наиболее известным стал построенный в начале XVIII в. Джоном Шеффилдом, герцогом Букенгемским, а затем проданный Георгу III Букингемский дворец. Вест-Энд утвердился как одна из основных социально-функциональных зон Лондона, здесь проживала исключительно аристократия, существовала соответствующая инфраструктура (здесь располагались самые дорогие магазины, рестораны, театры и концертные залы) и соответствующие нормативы.

Идеальный муж


лорд Кавершем, представительный джентльмен лет семидесяти, с лентой и
орденом Подвязки на шее. Тип старого вига. Напоминает портрет кисти
Лоуренса.

Идеальный муж


Мейбл Чилтерн - совершенный образчик английской женской красоты,
белорозовой, как цвет яблони. В ней благоуханность и свежесть цветка. Волосы
отливают золотом, словно в них запутались солнечные лучи, губы маленького
рта полуоткрыты, как у ребенка, который ждет чего-то приятного. Ей присущ
пленительный деспотизм юности и ошеломляющая прямота невинности.
Здравомыслящим людям она не напоминает никаких произведений искусства, но,
если разобраться, она похожа на танагрскую статуэтку, хотя такой комплимент
вряд ли пришелся бы ей по вкусу.

Идеальный муж


Леди Маркой приятная пожилая дама; седые
волосы уложены в прическу a la marquise; носит великолепные кружева;
добродушна и пользуется всеобщей симпатией. Сопровождающая ее миссис Чивли
высока и худощава. Сухие, сильно накрашенные губы яркой чертой перерезают
бледное лицо. Золотисто-рыжие волосы, орлиный нос, длинная шея. Румяна
только подчеркивают ее природную бледность. Серо-зеленые беспокойные глаза.
Платье цвета гелиотроп, бриллианты. Похожа на орхидею и возбуждает
любопытство. Все движения очень грациозны. В целом она - произведение
искусства, но со следами влияния слишком многих школ.

Идеальный муж


сэр Роберт Чилтерн. Ему сорок лет, но выглядит моложе. Бритый, с
тонкими чертами лица, темноглазый и темноволосый. Ярко выраженная
индивидуальность. Не внушает симпатии - выдающиеся люди редко ее внушают, -
но некоторые преклоняются перед ним, и все его уважают. Безукоризненные
манеры, с оттенком надменности. Видно, что он сознает, каких успехов достиг
в жизни, и этим гордится. Нервный темперамент, вид усталый. Поразителен
контраст между твердыми линиями рта и подбородка и мечтательным выражением
глубоко посаженных глаз. Эта противоречивость внешнего облика заставляет
подозревать такое же противоречие в душевной жизни; догадываешься, что
страсти и разум, мысль и чувство живут в нем раздельно, запертые каждое в
своей сфере насильственным приказанием воли. Тонкие ноздри, бледные худые
руки с заостренными пальцами тоже говорят о нервности. Было бы неточно
сказать, что у него своеобразная внешность, - Палата общин стирает всякое
своеобразие, - но Ван-Дейк не отказался бы написать его портрет.

Идеальный муж


лорд Горинг. Ему тридцать четыре года, но он всегда говорит, что ему
меньше. Совершенно лишенное выражения лицо - маска благовоспитанности.
Умен, но всячески это скрывает. Безукоризненный денди, он больше всего
боится, как бы его не заподозрили в сентиментальности. Жизнь для него игра,
и он в полном ладу с миром. Ему нравится быть непонятым. Это как бы
возвышает его над окружающими.

Идеальный муж


Сезоны зависели от политической деятельности глав аристократических семейств, но основной функцией сезонов было предоставление возможности общения равных, общения любого рода, политического, коммерческого, дружеского, поиска выгодных брачных партий. Участие в лондонском сезоне являлось вопросом престижа. Те группы дворянства, которые не могли позволить себе выезд в Лондон, с XVIII в. стали практиковать более дешевый аналог - проведение сезонов в главных городах графств. Особенно популярными являлись города, в которых было заметно присутствие местного дворянства, чаще это были города, имеющие соборы, такие как Йорк, Честер, Линкольн, Винчестер и др., где преобладали местные джентри-духовенство, но это могли быть и города без соборов, такие как Престон, Дерби, Шрусбери. Иногда джентри, не проживавшие постоянно в городах, покупали дома, но в основном дома арендовались, так как часто в графские центры выезжали на несколько дней на какие-то определенные события, как например, неделя скачек в Йорке.

Идеальный муж


Таким образом, связи между городским центром и сельской местностью, которые ранее были лишь функциональными (зависимость от продажи продукции на городских рынках, участие в ежеквартальных сессиях в графских центрах), с XVIII в. становились и социальными. Так что можно говорить об определенной «урбанизации» не только высшей аристократии, но и сельских джентри.
Но более «урбанизированной» аристократия становилась только в том смысле, что увеличилось время ее пребывания в городе. Городская культура вряд ли оказывала заметное влияние на аристократию и позднее, в XIX в. В городском пространстве аристократы жили достаточно изолированно, они фактически не соприкасались с теми сторонами городской жизни, которые были им неприятны. Нищета и запущенность лондонских трущоб, грязь, суматошная деловая активность оставались за бортом жизни аристократов. Общение их ограничивалось лишь кругом избранных. Аристократическая «сегрегация» препятствовала обмену идеями и ценностями. Нужно отметить, что, безусловно, аристократы не жили в абсолютном вакууме. В городах они могли смешиваться с торгово-промышленной, финансовой элитами, в деревнях – с джентри и местной интеллигенцией. Однако процесс трансляции новых идей осложнялся тем, что правила существования в высшем обществе определяли исключительно аристократы, а остальные лишь следовали им.
Внешне лондонский сезон, с его нескончаемой чередой балов и выездов ко двору, пышных приемов, посещений оперы, балета, концертов, или более скромные частные ужины, балы и концерты в залах для ассамблей, посещение театров в провинциальных городах, явно отличались от охотничьего сезона, с пикниками на свежем воздухе, верховой охотой на лис и пешей на рябчиков, игрой в крикет. Но менялись лишь формы развлечений, смысл их оставался одним и тем же во всех местах - отдых, социальные контакты, демонстрация статуса.

Идеальный муж


http://proceedings.usu.ru/?base=mag/0035(01_09-200...xslt&id=a03&doc=../content.jsp

http://www.newlocalhistory.com/inetconf/2006/?tezis=ic06kruchkova