Сказка о Белом старце

 

Горит, потрескивает огонь. В степи холодно. Зима. А в юрте тепло. Хорошая юрта у старого Борсоя. Айназ сидит, айрхан грызёт, ногоон сай прихлёбывает. Айрхан сухой, хрустит на зубах, во рту тает. А ногоон сай горячий. Пар идёт, пахнет теплом и домом. Вкусно. Мечтает Айназ. Вот ведь, праздник скоро совсем. Сагаалан, Белый месяц. Время чудес. Оживать тогда начинает Великая степь. Просыпаться.

А пока холодно. Пока Белый Старец Сагаан Убгэн ещё в полной силе. Сагаалан - его праздник, и день его окончания - последний день силы Сагаан Убгэна. Айназ не замечает, как начинает вслух говорить. В своей юрте с соломенным человечком разговаривает, а у деда Борсоя такого нет. Зато сам дед Борсой есть. Гораздо лучше соломенного человечка. Сидит, фигкрку лепит из глины, Айназ слушает. Усмехается в бороду. Борода у деда белая, длинная. Даже у Азарги такой нету. Азарги - шаман! А борода маленькая, и не белая, как у деда, а серенькая какая-то. Смешной Азарги. Но смеяться нельзя: строгий. Как посмотрит... Нет, нельзя смеяться.

Но тут Азарги нету. Без него можно, дедушка добрый, хоть и борода у него больше. Смеётся Айназ. Борсой улыбается, встаёт, живая гора на фоне расписной стены, покряхтывая, пересаживается поближе к внучке.

- Смеёшься, плутовка?

Широкой шершавой ладонью Борсой гладит девочку по голове, ерошит волосы, как мальчишке.

- А вот смотри-ка.

Протягивает другую руку, сжатую в огромный кулак, почти с голову Айназ размером. Айназ перестаёт смеяться. Знает: дед не скажет скучного! Всегда интересно. Вот и сейчас замерла Айназ, ждёт. Медленно разводит пальцы Борсой. Пальцы похожи на засохшую глину. А в ладони у него - Белый Старец Сагаан Убгэн, дух зимы, дух Сагаалана. Только из настоящей глины. А от руки дедовой почти не отличишь. Словно из одной плоти они.

- Смотри: Сагаан Убгэн. Видишь?

Сморщилась ладонь,Старец в дедовой руке покачнулся и поклонился Айназ. Девочка протянула ручонки, радостно засмеялась, взяла подарок осторожно, как птенца куропатки. Посмотрела на деда с благодарностью.

- Нагаса-аба, а расскажи про Сагаан Убгэна.

Дед смотрит на внучку внимательно.

- А расскажу - что с рассказом делать станешь? Пристально смотрит, не улыбается больше.

- А беречь стану, нагааса-аба. Эжи расскажу. Чужим никому не расскажу. Только когда вырасту, стану шаманом - другим расскажу, как ты, слово в слово.

Тогда снова улыбается Борсой, потом смеётся коротко, словно Хирээ вдалеке каркает.

- Хорошо говоришь, Айназ. Верные слова. Раз так - слушай.

Когда было - не скажу. Давно. Великая степь тогда была уже. А Сагаалана не было.

Удивляется Айназ, морщит брови. Как так - не было Сагаалана? А праздник? А веселились как же? А зима? Если Сагаалан не отпраздновать - не уйдёт Сагаан Убгэн, навеки останется! Не будет лета, не зацветёт Степь, не поднимутся травы, нечего стадам кушать станет! Не правильно это. Тревожится Айназ. Но деда не перебивает: нельзя. Сейчас всё расскажет. Айназ умная. Всё поймёт.

- Не было Сагаалана, - продолжает свой рассказ старик. - Некому праздновать было. Не было тогда степняков. Один Сагаан Убгэн был, да бык Урда Зуг - Отец степи, да стадо его. Скучно было Сагаан Убгэну: не к кому прийти, снега в шутку насыпать на юрты, ленты на праздничном шесте пораскачивать. Даже поговорить - и то не с кем: волк Шоно всё больше с вороном Хирээ разговаривает, а с Урда Зуга что взять, вечно он или делом каким занят, или отдыхает, спит, Хойто Зуга, врага своего побеждённого, стережёт. Не разговоришься. Но всё-таки не выдерживал Старец, приходил иногда, длинными зимними вечерами, к Урда Зугу. Говорили, под свист ветра да шёпот снега. И вот, говорит однажды Урда Зуг:

- Лах, Сагаан Убгэн! Вижу, скучно тебе. Одиноко. Не товарищи мы тебе - ни Хирээ, ни Шоно, ни стадо моё, ни я сам. Тебе к людям надо. Иди-ка ты туда, куда Солнце спать уходит. А там разберёшься." А больше ничего не сказал. Мудрый Урда Зуг, умеет говорить мало - а сказать много.

Поклонился Белый Старец Отцу степи. А как утро настало - так и пошёл, куда бык указал.

Долго шёл. А зима-то ещё в самом начале была. Как дошёл - она уже в разгаре. Только что ж такое? Смотрит Сагаан Убгэн, глазам не верит. Снега нет почти. Тепло совсем. Птицы ходят, не улетают. И деревья. Чудно так. Сроду в Великой степи деревьев не было, пять лун скачи - ни одного не найдёшь. А тут их - сколько травы в степи. И вот-вот проснутся они. Так тепло. Не правильно это. Не по Укладу.

Встревожился Сагаан Убгэн. Странная земля, не знакомая - а только зима всюду нужна, никак нельзя без неё. Как махнул Старец седой бородищей, как дохнул! Даром, что старый - а дыханье бодрое, морозное, у-ууххх! Засыпайте крепче, деревья, не пришло ещё ваше время, не пролетел Хирээ, не разбудил Степь - значит, и вам рано просыпаться! Летите на Юг, птицы! Вам сейчас у тёплых вод нежиться, отъедаться, к лету готовиться! Зачем здесь сидите? Сагаан Убгэн пришёл! Теперь зима будет, таков Уклад!

А тут и ветры налетели, с Севера да с Востока - холодные, пронизывающие. Тучи тяжёлые приволокли. А из них снег пошёл. Крупный. Много нападало. Поняли птицы, что правду говорит Старец. Поднялись, и улетели на Юг. И деревья поняли: не шутит. И передумали просыпаться, уснули крепче прежнего. Настоящая зима пришла. Тогда дальше пошёл Сагаан Убгэн, и всюду, где проходил, смотрел, чтобы зима была правильная, по Укладу. Так и дошёл до людей.

Смотрит - а люди радуются. "Хорошо! - говорят, - Зима зимой стала, не заблудилась в осенней слякоти, дошла до нас! Теперь праздник будет, радость будет! Без зимы - что за праздник! А теперь - новая зима! Новый снег! Новый год!"

Увидели люди Сагаан Убгэна, подбежали, окружили его, смеются. А детей - так и вовсе табун целый. Радуются, поют, снег пригоршнями в воздух подкидывают. Потеплело на сердце у Сааган Убгэна. Так, что даже оттепель началась. Спохватился, правда. Совсем снегу растаять не дал, подул слегка, так, чтобы Порядок не нарушать только, а дети чтоб играли себе, не мёрзли. А те знай бегают вокруг, кричат: "Дедушка Мороз пришёл! Дедушка Мороз в белую шубу переоделся!" Смешные. Какой же он Дедушка Мороз. Сагаан Убгэн зовут его. Не знают этого дети. Малые ещё. Подрастут - узнают. Не обижается Белый Старец. Радуется, играет с ними. В пляс пошли. Ну и он тоже, а как же. Весело. Хорошо. Праздник.

Смотрит - другой Сагаан Убгэн, тоже на праздник идёт. Только нарядный очень. Не по-зимнему. Красный наряд его, как Солнце над ветренной степью. Идёт к нему Сагаан Убгэн. "Здравствуй, говорит, ахалагша! Я в твои земли из Великой степи пришёл. Скучно мне стало. У тебя тут люди, тебе весело, хорошо. А у меня нет, один бык только, Отец степи, да Хирээ, да Шоно, а больше и нет никого. Поговорить не с кем. Плясать не с кем. Без радости - что за праздник. Нет праздника в Великой степи. Вот я и пришёл. Гляжу - а тут зимы нет. Не правильно без зимы, по Укладу зима всем нужна. Я ветры позвал, они тучи принесли, из туч снег нападал. Зима настала. Не обидишься на меня за это?"

Тут как засмеялся старик в красной шубе, аж щёки его такими же красными стали. Подошёл к Сагаан Убгэну, обнял по-братски. Говорит: "Какие обиды, Сагаан Убгэн? Нет между нами обид! Наоборот, спасибо тебе скажу, мудрый Сагаан! Помог ты мне крепко. Приболел я. Слёг с жаром. Какая зима! Боялся - сам растаю. Южный ветер пришёл, тепло с дождями принёс, совсем зимы не стало, осень вернулась! А тут ты пришёл, всё понял, помог, просить не пришлось! И зиму сделал, какой ей быть полагается, да и меня заодно вылечил: ведь холод мне - лучшее лекарство, с ним ко мне и здоровье возвращается, и силы приходят! А вот теперь - гляди, какой я!" Как дохнул старик - так вьюга налетела, ничего не видать стало, столько снега! Как ударил посохом - на речке лёд встал, да такой, что сани по нему идут нагруженные доверху, а он даже не трескается.

Силу свою показал, поуспокоился. Вьюга улеглась. Снова детишки прибежали, давай снеговиков катать, в снежки играть. А другие на речку: по льду кататься. Катки кованые наденут - и катаются. Весело!

А старик поклонился Сагаан Убгэну в пояс, а рукой так и до земли, и говорит опять: "Братья мы теперь, Сагаан Убгэн. В долгу я перед тобой. А у нас на Руси долг платежом красен. Говори, брат, чего пожелаешь! Сегодня мой день. Любое твоё желание выполню!"

Посмотрел тогда Сагаан Убгэн на красного старика. А ведь не шутит, нет. И сказал: "Что нужно степняку - всё есть у меня, а разве много степняку нужно? Степь да свобода. Только скучно в степи. Нет там народа, к которому я приходить бы мог, праздник устраивать, свежим снегом радовать, зиму для них беречь. Хочешь порадовать меня, по Укладу добром за добро отплатить, говоришь, что всё можешь в этот день исполнить? Сделай так, чтобы в Великую степь народ пришёл, чтобы там тоже люди жить стали, и лета ждали, и зиме радовались, вот как здесь."

Поклонился коротко Сагаан Убгэн названному брату. В сторону отошёл. Брат его - великий дух, сразу видно. А духам в таких делах мешать нельзя, если хочешь, чтобы всё правильно получилось.

Задумался красный старик, а потом как посохом стукнет. Да и ногой притопнул ещё. И песню запел - чудную, протяжную, но не тревожную, радостную. Вихрь снежный поднялся над землёй, пронёсся между деревьев, много снега поднял, с собой понёс. А когда мимо людей пролетал, касаясь их живых горячих душ - от каждой по крохотной искорке взял. Много разных. Какие люди попались - такие и искорки. А так и правильно. Не бывает, чтоб одни только хорошие люди, или только плохие - всё в человеке есть. Вопрос только, что побеждает. Но это уже человек сам должен решать.

Улетел вихрь, и унёс с собой все искорки, которые собрал. Тихо стало. Говорит красный старик Сагаан Убгэну: "Вот, сделал я. Отдал братский долг. Иди теперь, в Великую степь возвращайся: люди там тебя ждут, степняки. Не должно им зимой без твоего присмотра. В добрый путь!"

Снова поклонился красный старик брату своему, в последний раз. И Сагаан Убгэн поклоном ответил. А потом развернулся и обратно пошёл. Пришёл в степь уже к весне ближе. Февраль месяц как раз был, вот как сейчас. Смотрит - а там люди, большое стойбище. Юрты стоят, костры горят. Обрадовался Сагаан Убгэн. Махнул рукавами своей белой шубы, разогнал тучи над степью. Холодно сделалось, зато светло! Видят степняки - Сагаан Убгэн! Обрадовались тоже. Дух Зимы пришёл!

Праздник! И стали праздновать, плясать, песни петь. Шест поставили, ленточки повесили на него. Сагаан Убгэн ветерок позвал - так, лёгонький, чтобы ленточки колыхались, а не висели бычьими хвостами. Красиво теперь! Хорошо! Так целый месяц и праздновали. Под конец устал Сагаан Убгэн. Отдохнуть надо. Выспаться. Значит, и зиме скоро на покой пора. А людям после зимы лето нужно.

Доволен Сагаан Убгэн. Он не один теперь. Есть о ком помнить. Есть о ком заботиться. Спокойно отдыхать пошёл, без печали, без тревоги. А в степь скоро весна пришла. Так с тех пор и повелось: праздновать смену сезона в феврале, и не один день, а целый месяц. В честь снежной зимы, которую Сагаан Убгэн принёс на своей белой шубе, и во славу весеннего пробуждения, которое наступает, когда Белый Старец после праздника спать уходит. Потому и называем мы праздник Сагаалан - Белый месяц. И празднуем его широко, шумно, весело - чтобы Сагаан Убгэну после сладко спалось до следующей зимы.

Замолчал Борсой. Кончил рассказ. А Айназ прислонилась к дедову боку, ноги под себя подобрала, глиняную фигурку - подарок дорогой - в ручонках зажала. Спит. Старик потянул овечье покрывало, накрыл внучку. Пускай спит. Во сне мудрость лучше доходит, в голове по местам укладывается, правильными мыслями становится. Глядел Борсой на свою Айназ, глядел, да и сам задремал. А и правильно. Пока рассказывал, ночь настала. Затихла степь. Завтра новый день будет, а с ним Белый месяц придёт. Сагаалан. Великий праздник. Нельзя его усталостью встречать.