Быть Быковым, и жить рядом с селом Быковка, на Быковской улице, да еще и иметь соседку-однофамилицу, в девичестве - Наташу Быкову, это, я Вам скажу, большое дело. Ответственность, я бы сказал. Надо хранить честь села, улицы и общего с Наташей забора. Плохо мне это удается... Потому что в селе Быковка правят не Быковы, а совершенно красные, возможно, даже, кумачовые, председатель сельсовета и царь ГАИ всея Быковки. А творят эти "матросы Железняки" следующее.
Быковская улица в верховьях села густо унавожена минующими село коровами, из-за чего подвыпившие трактористы местного колхоза испытывают большие затруднения при выборе места для очередного шага при движении домой с пья..., пардон, с работы. Да и одинокий трактор, еженедельно проносящийся на скорости аж 20 км/ч, также представляет проблемы для села, - в частности, для тех же трактористов, уже занесших ногу для следующего шага. В общем, сельсовет решил сделать подземный переход. А чё? XXI век на дворе, не Средневековье же... Тем более, что выделенные деньги на охорашивание села могут дать личный побочный доход его Правителям исключительно при каких-то значимых реконструкциях и "верояциях" ((с) Лесков, "Левша").
Итак, подземный переход был воздвигнут, председатель сельсовета пошел осваивать теперь уже личные подприжатые деньги; и очередь хода перешла к Царю Быковского ГАИ, пока еще не вкусившего радость персональной наличности от этого сооружения.
...А то, что ближайший столб с елестричеством был в полукилометре от перехода, а стало быть, переход был темен, как Герцен до побудки декабристами, - вот это никого не волновало... Да и трактористы, спьяну вдруг бы попавшие в эту темень, вряд ли нашли бы силы на подъем в конце тоннеля. Так это все тоже мелочь.
Царь ГАИ быстро подметил, что переход, по правилам дорожного движения, должен быть оборудован пиктограммой питекантропа, деловито спускающегося в преисподнюю (знак подземного перехода, ПДД, статья 16.4.2). Знак воздвигли, но личная казна не пополнела. Царь почесал подкоронный орган, и решил, что словесное обозначение объекта также могло бы быть необходимым, и вот здесь казна и пополнится. Появился стандартный транспарант, размером 3 на 7 метров, с гигантской надписью "ПОДЗЕМНЫЙ ПЕРЕХОД". Сразу два счастья появились - трудовой успех, он же транспарант, и пополнение казны ГАИ. Царь вошел в раж, и решил, что ситуация еще не исчерпана. Например, есть правило, что в населенных пунктах все надписи делаются на двух языках, - на русском и на импортном, как его... ну да ладно, знающие люди - знают, что написать, и по-каковски. А то, неровен час, Лиззи II что из Виндзоров, припрется в Быковку, и не поймет, как перейти унавоженную улицу, да еще и под еженедельный трактор не попасть. Местный лингвист, он же почтальон села Быковка, несколько раз приносивший сельчанам письма с Украины, и поэтому считающимся полиглотом, представил свой вариант перевода на аглицкий. ГАИ нахмурилось всем наличным составом. Импортное написание подразумевало использование чуждых русской душе латинских букв, и шло вразрез с линией Госдумы на запрет использования иностранных слов при наличии русских эквивалентов. Лингвисту предложили написать перевод на английский, но русскими буквами. А Лиззи Вторая, тем более, что никак не Первая, и так допрет. А не допрет, - спросит у Первой. На каждую Лиззи чихов не напасешься...
И вот, в селе имени меня, на улице имени села имени меня, теперь стоит плакат, с двумя гигантскими надписями.

ПОДЗЕМНЫЙ ПЕРЕХОД
ПЕДЕСТРИАЛЬНЫЙ АНДЕРПАСС.

А че...
___________________________

В минувший четверг я очередной Лекторий проводил. Пафосное дело, - народ читает лекции, слушатели штурмуют меня с консультациями по методичкам, жизнь буркипит. А за пару дней до этого, и не в связи с Лекторием, а просто по простоте душевной, я убил старый сотик - с адресной книгой, фотоархивом, историей общения... жалко. Еле восстанавливаю. Да и новое неудобство имеет место быть: непривычные рингтоны, новые оповещения об смс, не всегда удобные. Пока еще все настроишь... СМС стали приходить с волшебным нежным шепотом, и, пропустив пару срочных и важных, я поставил могучий премерзкий звук оповещения, - лучше уж так, чем пропускать важные извещения.
Вот, значит, перед Лекторием я направился к банкомату УралСиба, чтобы набрать в нем мелких денег, на сдачу для ларька с методической литературой. Если снимать по 450 рублей - девайс выдает 3 сотенки и 3 полсотенки, - то, что надо. И у меня есть 10 беспроцентных снятий, - итого 4500 рублей мелочи для кассы.
Я выбрал момент, и обосновался у банкомата, стоящего прямо в отделе, оставив напарника Мишку одного. И, только я начал потрошение этого аппарата, как где-то за окном дико заорала кошка. То ли ее резали из любопытства школьники младших классов, чтобы посмотреть алгоритмы работы организма (ну прямо как в рассказе Эдгара По "Вильсон и Вильсон"), то ли кошку загнал в угол воинствующий бульдог.... Причина не важна - главное, кошка орала немилосердно. Весь офис побросал свои дела, народ приник к окнам, дабы обнаружить кошку, а затем выйти на улицу и набить лицо или морду мучителю. А я - я не могу оторваться. Банкомат устроен так, что при малейшей паузе он съедает карту, деньги и всю личную и безналичную жизнь, и вернуть это можно только в центральном офисе банка. Поэтому я мысленно переношу операцию по спасению кошки Витей Быковым на более поздний срок. Кошка при этом повествует на всю Селезневскую улицу об ужасах вивисекции, клянет мучителей и обещает после смерти по ночам возвращаться к палачам в образе Николая Коперника.
Все. Деньги сняты. Супермен Быков летит на помощь животиночке, - и, странное стечение обстоятельств. - то ли кошка сдохла, наконец-то (себе же на счастье, - при таких-то мучениях!), то ли Большой Разум вошел в тело Мучителя, и ранее четвертованная кошка отпущена на все четыре стороны, но настала тишина. Личный состав фирмы отхлынул от окон, и взялся за текущие дела. А мой плащ Супермена утратил свою знаменитую эрекцию и безвольно повис в каморке на гвозде.
Я разочарованно поплелся от банкомата к своему рабочему месту. На моем столе лежал сотик, на котором были обозначены 10 пришедших и пропущенных аллертов о снятии денег со счета, - каждый из них в последние 15 минут, при приходе, издал настроенный лично мною премерзкий кошачий вопль...

_____________________

Мишка

Их было трое, - Эрик, Миша и Саша. Они были знакомы с детства, или даже не с детства, а с рождения. И даже это не так. Их мамы, Вера (мама Эрика и Миши) и Валя (мама Саши), одногодки, выросли в одной песочнице забытого Богом села в Костромской области. Вместе пошли в первый раз в первый класс, через пару лет после Октябрьской революции. Просидели 10 лет за одной партой. Не сговариваясь, обе махнули в Москву поступать в медицинский. По окончании института обе распределились в поликлинику Министерства Путей Сообщения, где и познакомились с двумя не-разлей-вода-железнодорожниками. Обе стали детскими врачами, педиатрами, а в качестве дополнительной специальности обе стали акушерами, поэтому Эрик, потом Саша, а потом и Мишка, были приняты дома, в узком семейном кругу. И всю жизнь имели два дома и две мамы - Веру и Валю. Жили в одном ведомственном доме на одной лестничной площадке, в соседних квартирах.
Вот только война все расставила по-своему. Отец Эрика и Мишки не вернулся; отец Саши был нужным в тылу организатором и на фронт не попал. И у всех троих осталось две мамы и один отец - на всю компанию.
Обе семьи провели войну в эвакуации, но в первый раз в жизни - разлученно, в разных местах. Маленький Саша уехал с мамой Валей в крошечный кишлак под Андижаном, в Узбекистан. А Миша, Эрик, и мама Вера, уехали куда-то не так далеко.
...В Андижане всегда, и до войны, было голодно - одними дынями сыт не будешь. Впрочем, хлебно в войну не было нигде. В Андижане Валю местные стали просить посмотреть заболевших - и детей, и взрослых. Они никогда не видели раньше врачей. А тут, хотя война, и вдруг - человек, помогающий при беде. И местные прониклись к Валентине огромным уважением. Они в благодарность приносили ей последнее, - но Валентина, несмотря на голод, никогда ничего не брала. Вообще никогда... кроме одного случая. Война закончилась, они уезжали. А ее сын Саша лежал без сил от голода в местной хибарке. На прощание всем селом скинулось на 10 (десять) грамм сливочного масла, - они на него скидывались, отрывая от собственных детей. И они сказали, - "так нельзя - ты ни разу не взяла за помощь даже "тухум" (яйцо), - возьми же за все 4 года эту маленькую благодарность. И Валентина не смогла отказаться, потому что это была бы уже огромная обида для местных. Саша неловко протянул руку за кусочком масла, и масло выпало в придорожную грязь. Тогда, - привожу рассказ Валентины, который он повторяла всю жизнь, и каждый раз обливалась слезами, - "Я, врач, ВРАЧ же, который больше всех знает о стерильности и чистоте, - я, я, я, - подняла из пыли это масло и вложила в рот своему Саше". Вот что такое... война. Не мне рассказывать об этом, я ее не пережил - ссылаюсь при этом на достоверные свидетельства очевидцев.
...Однажды этот ужас закончился... только отец Эрика и Миши не вернулся. Опять эти две семьи стали жить на одной лестничной площадке ведомственного дома железнодорожников. Только их стало меньше на одного отца.
Потихоньку послевоенная жизнь налаживалась, быт стал более человечным, да и все трое мальчишек не очень задумывались о радостях мирного времени: они же успели привыкнуть к тому, что тяготы войны - это норма. Радости прежнего мирного довоенного времени они просто не помнили. Все трое были счастливы, что можно гонять в хоккей во дворе, и что, проголодавшись после баталий, можно не выбирать, какую кнопку звонка нажать на лестничной площадке - накормят и там, и там.
А однажды, во время особенно яростного хоккея, то ли кто-то слишком крепко щелкнул шайбой по воротам защищающего их Эрика, то ли в драке за шайбу у ворот, Эрику здорово попало, - он очень сильно получил шайбой по коленке. Настолько сильно, что пришлось звать на помощь прохожих, чтобы отнести Эрика домой.
Эрика осмотрели знакомые врачи из поликлиники МПС. Сказали, что дело плохо. Что вообще непонятно, что за травма, и как такую травму лечить - тогдашняя медицина это еще не умела. И что Эрику нужно лежать, пока все не пройдет.
Эрик лег, - чтобы потом не встать никогда. Первые несколько лет нога болела все больше и больше, Эрик просто физически не мог ходить, и даже сидеть уже не мог. Потом Эрик уже мог только неподвижно лежать, любое движение доставляло сильнейшую боль. Потом наступил общий паралич - Эрик мог только двигать кистями рук, шеей, и, слава Богу, полностью сохранил речь. Эрику в этот момент было 15 лет.
Нет, Эрик не стал растением. Он приподнялся над собственной судьбой, - он блестяще заочно учился в школе, безо всякой посторонней помощи. Уж не знаю, была ли у него золотая медаль - но, судя по всему, была. Он без проблем поступил на заочное высшее (а потом еще и на второе), получил два высших образования. У Эрика образовались потрясающие друзья - например, страшно рукастый Вилен Мухаммедов, который, при технике тех, 50-х годов, лет, сделал пульт для Эрика, с которого можно было управлять всей квартирой - открывать двери, включать чайник, радио, и т.д. Само собой, главной опорой Эрика были брат Мишка и друг Саша. Саша обожал бывать у Эрика: Эрик слишком силен был духом, чтобы можно было позволить себе упустить хотя бы мгновение общения с ним. И Саша брал с собою к Эрику своего недавно родившегося сына, тоже маленького Сашу.
Постепенно вокруг Эрика стали образовываться невероятные компании думающих людей. Многи шестидесятники прошли через эту квартиру. Приходили очень многие громкие люди, - каждый знал, что в любой спорной ситуации нужно послушать Эрика, что он скажет. И что без слова Эрика лучше ситуацию не обсуждать: Эрик схватит самое главное, и Эрик, скорее всего, в своем суждении будет прав.
Саша большой и маленький Саша всегда были желанными гостями у Эрика. Эрик совершенно расцветал, когда маленький Саша приходил к нему, и, совершенно не стесняясь неподвижности Эрика (Эрик так себя поставил), кричал с порога: "дядя Эрик, вот и я!" Никто никогда не обсуждал, можно ли к Эрику приводить своих детей, - зачем это?. Саша и Саша, - вот они, самые желанные гости. Саша большой, друг с рождения, и Саша маленький, который считает дядю Эрика главнее всех друзей из класса.
Про Эрика в 60-е шла слава по всей Москве. Многие ныне великие люди считали за счастье быть вхожим в его дом. Эрик не забывал и свое личное продвижение: защитил две кандидатские, в совершенно разных областях. В доме стали бывать журналисты, писатели. Владимир Амлинский, очень и очень неплохой культовый писатель 60-х и 70-х стал другом Эрика и Мишки. А спустя годы Амлинский напишет книгу "Жизнь Эрнста Шаталова"; впрочем, про Эрика напишут потом еще многие писатели.
А однажды Саша (большой Саша) где-то задержался очень допоздна. В семье не было городского телефона, он никак не мог дать знать о себе. Он пришел домой уже под утро. "Эрик умер", - сказал он маме маленького Саши. Маленький Саша волновался за большого Сашу, своего папу. И не спал до утра, ожидая отца. "Эрик умер", услышал он, и заплакал, хотя ему было всего-то 7 лет. Это была первая огромная потеря маленького Саши.
______________________
Эрик умер в июле 68-го. Увы, все герои моего рассказа были людьми в возрасте и заканчивать приходится длинным списком потерь. Через несколько лет июль 74-го забрал маму Веру. Еще через несколько лет, опять в июле, не стало Вилена Мухаммедова. Валя, мама большого Саши, покинула этот мир опять - в июле, в 92-м. В июле не стало и Владимира Амлинского. "Проклятый июль", сказал Мишка. 
А перед всем этим почти ежегодным июлем, 4 июля 1989 года не стало большого Саши. Через несколько дней Мишка приехал к маленькому Саше, к тому времени уже офицеру Советской Армии, и сказал: "Ты достался мне в наследство, - я тебя не потеряю". Мы с ним дружны до сих пор, до сегодня. Я очень похож на своего отца, Большого Сашу, поэтому меня и звали дома "маленьким Сашей". А в жизни я - Витя.