Есть такой сетевой конкурс - "Рваная грелка". Писатели-фантасты и сочувствующие собираются вместе, слушают от известной личности тему и быстро (3,5 дня в этот раз) пишут на эту тему рассказ, или несколько - по желанию. Всё анонимно.
По прошествии времени все рассказы разбиваются на равные группы, люди ещё неделю читают рассказы согруппников и голосуют за них. Каждый отдаёт свой голос шестерым; за себя голосовать нельзя. Затем, по результатам голосования, некоторые переходят во второй тур - из каждой группы поровну, и чтение и голосование повторяется. И так определяют победителя, лучшего грелочника.
Ваш покорный слуга имел глупость поучаствовать в этом конкурсе, и даже умудрился что-то написать. Неудивительно, что в финал (продолжающийся до сих пор) он не прошёл, и может выложить свою "нетленку" на всеобщее обозрение. А вы, дорогие читатели, побудете суровыми рецензентами. Посмотрим, сойдётесь ли вы во мнении с грелочниками.

Тему задаёт Анджей Сапковский:

Прогресс медицины (врачебной науки) – сможет ли он когда-то сделать нас неуязвимыми для всех болезней, заболеваний и недугов? Даже тех недугов, которые ещё неизвестны? И какую цену придётся за это заплатить?

Было бы оно ещё, это ваше человечество
Оказывается, я до сих пор кому-то нужен – кроме Купрúмы. Вчера мне предложили работу в Государственной Реальной Естественно-Лечебной Карантинной Академии.
Последние несколько лет мы перебивались случайными заработками – подмести в оранжерее, починить автомат с маслом или сконструировать нехитрое устройство по полировке. Мы были фрилансерами, как сейчас говорят; ели не каждый день, да и из квартиры Куприминой бабушки нас давно обещали выгнать за неуплату – и вдруг такое счастье!
Они пришли вечером, когда время для обеда уже прошло, а для ужина ещё не наступило; у нас не было ни того, ни другого. Их было трое: два обычных полицейских, в синих колпаках и с каменным выражением лица, третий – очень необычно выглядящий мужчина, в чёрных стильных очках. Двое одинаковых, как будто собранных на конвейере специально для этой работы, третий – не похожий ни на кого.
Они пришли вечером, зашли, не стучась, хотя время было самое личное. Наверно, у них были и ключи, и полномочия – или, может, я забыл закрыть дверь, вернувшись от соседей (на этот раз ничего не давших в долг), а рассчитывали они лишь на наш испуг. Но спрашивать что-либо мы на самом деле так и не решились. Эти гости выглядели так, будто сами привыкли задавать вопросы, точнее, главный из них – полицейские были тупой охраной. Охрана ему нужна, есть ещё герои, способные… (много раз зачёркнуто)
– Господин Тúнвальд Кóбальтен? – уточнил Главный, тоном того, кто всё знает, но по доброте душевной позволяет жертвам хоть что-то говорить.
– Тинни, если вам будет угодно, – поправил я. – Не люблю своё имя – оно громоздкое и попахивает химическими кварталами.
– Химия – одна из наших важнейших отраслей, – проскрипел Левый полицейский. – Так что ваше заявление попахивает арестом.
Главный поморщился неумелой шутке, чем заработал от меня несколько баллов дружелюбия. Чувство юмора отличает людей от машин. Не следует об этом забывать.
– Хорошо, Тинни. Меня вы можете называть Аргéнт Алексáндрэ. Надеюсь, вы догадываетесь, зачем мы пришли?
– Не имею ни малейшего представления, – ничуть не покривил душой я, заставив Александрэ нахмуриться. Хотя, если подумать, есть у меня кое-какие подозрения по поводу нашего давно свинченного почтового ящика – он мог на что-нибудь повлиять… – Может, вы пройдёте? Как я вижу, вы не на секунду заглянули, а серьёзные разговоры на пороге не говорятся.
К моему счастью, полицейские остались в дверях. Правый попросил только чуток воды, охладиться. По пути на кухоньку я слышал, как Куприма радушно встречает Александрэ, знакомится, отвечает на какие-то ничего не значащие вопросы. Неудивительно, этот человек вполне мог бы быть моим другом (она не видела его с полицейскими)… вот только с властями я не дружен, а он явно откуда-то «сверху».
– Небогато живёте, как понимаю, – проговорил Аргент, когда я присоединился к ним. – Всё, что у вас есть? Пара стульев, хромой стол, железная кровать, продавленное кресло, сломанный терминал, полки какие-то, узелки… Вам ведь это не нравится, так?
Я уселся на стул задом наперёд и обхватил его железную спинку, холодно глядя на Аргента (занявшего продавленное кресло).
– Это работающий терминал! – возмутилась тем временем Куприма, не прекращая что-то паять за столом. – Мы сами чинили его, и теперь он лучше покупных! Нам от вас…
– …ничего не нужно, – удовлетворённо хмыкнул Аргент. – Не расстраивайтесь, я не нотации вам читать пришёл, и уж тем более, не заниматься благотворительностью. Выслушайте, прежде чем спорить! У меня есть отличное деловое предложение.
– Не спорь с ним, Ку, – театральным шёпотом предупредил я. – У него с собой пара полицейских есть – слышишь, в коридоре пошлые анекдоты рассказывают?
Аргент поморщился – кроме всего прочего, полиция должна подавать пример всем простым людям.
– Да, я из государственной структуры. Карантинная Академия, слышали о такой? Мы задумали один… проект, и нам нужны биологи. Вы ведь биолог, верно?
– В каком-то смысле, – поморщился уже я. «Люди» - ещё ладно, привыкли, но профессия биолог – это зашкаливающий цинизм.
– Вы бы не хотели работать на нас? – будто не заметил Аргент. – При соответствующих вашим знаниям условиях, разумеется. Это обеспечит вам и госпоже Куприме безбедную жизнь. Не беспокойтесь, речь не идёт ни о чём плохом – с вашей точки зрения. Вы же знаете – сейчас никто не хочет работать, и хороший специалист – на вес золота. А вы неплох, да, у вас замечательные рекомендации.
– Я должен знать, о чём идёт речь. Вы понимаете, что я не войду в тёмную комнату с завязанными глазами, в надежде, что как-нибудь ни на что не наткнусь.
– Осторожность – очень важное качество для нашего сотрудника, я даже рад, что вы не соглашаетесь сразу. Но прошу вас, поверьте мне сразу и настройтесь на работу, это очень облегчит нам задачу. Мы разрабатываем… – он выдержал эффектную паузу, – …лекарство от всех болезней! Да, мы желаем облагодетельствовать человечество!
– Человечество?
– Формулировки – это мелочь. В конце концов, какая разница, как мы что-то называем? Вы уходите от ответа. Что вы думаете?
Произнесено это было таким тоном, будто Аргент желал прочитать все мои, даже самые сокровенные мысли.
– Но у меня есть право выбора? – спросил я из чувства противоречия. О да, это было действительно заманчивое предложение! Такие, как я, вечно желают сделать счастливым весь мир. «Счастье всем, даром…» – Что будет, если я откажусь?
– Да ничего не будет! – устало махнул рукой Александрэ. – Память вам и жене стереть придётся, уж не обессудьте, но не будем мы карать вас! Ну, поймите, нет никакой изнанки, всё честно! Мы не звери, мы добра желаем!
И тогда я увидел. И Александрэ, который, хоть и высокий чин, но вовсе не монстр, а человек – насколько мы имеем право называться людьми. Он в свободное время не акул кормит, а клеит с сыном модели кораблей. У него левая нога чуть плохо сгибается – след жёсткого перелома, может, по службе, а может, с семьёй за город ездил, и дерево упало. Он уже не молод, ему немного тяжело ходить…
Да и полицейские даже эти. Они же на службе! Может, дома они примернейшие семьянины, тоже со своими полицеятами водятся, а те в них души не чают?
В конце концов, если каждый из нас рождён... создан, чтобы делать что-то конкретное, это не значит, что он больше делать ничего не может!
– Было бы оно ещё, это ваше человечество… Давайте сюда, что подписывать?..

Даже для нашего города Академия выглядела необычно: высокая башня, собранная из этажей разных форм и размеров, склоненная влево и чудом – на самом деле, хитрым замыслом архитекторов, – ещё не упавшая. Чего стоила только неровная трапеция, мягко и ненавязчиво переходящая ниже в гораздо меньший цилиндр! Да и те несколько башенок, стайкой вырастающих из стены!
Естественно, все части сделаны из металла, разного, но объединенного ярко-оранжевой краской.
Отъехавшие в сторону стальные ворота пропустили меня в холл – обширное, но почти пустое помещение неправильной формы. Все стены его покрывали зеркала, так что я сначала даже не понял куда идти; но дверь в противоположном конце зала оказалась единственной.
Прежде чем идти дальше, я не отказал себе в надобности посмотреться в зеркало, окончательно привести себя в порядок. Хотя какой тут порядок может быть! Что я, например, могу сделать с лязгающей челюстью? Тут нужно масло, и не грубое, а мягкое – и, соответственно, дорогое! А дёргающийся глаз? Раньше это можно было списать на нервный тик, но в последнее время это случается всё чаще, глаз явно барахлит (или я слишком часто нервничаю). Надо менять; а между тем удовольствие это недешёвое!
Да, я представляю собой довольно жалкое зрелище – этакая только что не ржавая консервная банка с ножками. Но в мою пользу говорит идеальная чистота – не зря мы с Купримой весь вечер марафет наводили!
Так, чуть поправив челюсть, я отправился дальше.
После зала был коридор, а после – скрипучий лифт, в котором был виден весь механизм – и отнюдь не внушал доверия. После лифта – снова коридор, а потом лестница вниз, а дальше – квадратный зал с колоннами, а в углу – нужный мне кабинет. Ей-богу, если бы не точные указания Аргента, я блуждал бы по Академии целую вечность!
Ауриммэйт, директор Академии сидел в глубоком кожаном кресле напротив входа, нас разделял письменный стол красного дерева. Вся мебель была такой. На стенах и полу – чуть обшарпанные, но пушистые ковры. Освещала кабинет огромная хрустальная люстра.
Я люблю читать старые книги. Нет, неправильно, так вы можете подумать, будто я не люблю читать новые – а это не так! Просто у нас теперь не выпускается книг, не называть же так множество разнообразнейших инструкций и томов по науке. Никакого графоманства – лишь перепечатка старого. Только если государственные газеты…
И в старых книгах я читал, что раньше могло быть так. У людей могло быть так. Комната без железа, мёртвых, ржавых, никому не нужных железяк. Помпезная, напоказ, но роскошь.
Но самым странным в кабинете был его хозяин. Ауриммэйт был похож на человека.
Ну вот, я опять всё путаю! Вы можете подумать, что мы можем напоминать только ошибку техники. Будто это невозможно – быть похожими на изначальных создателей. На самом деле, наверно, нам просто стыдно, что мы не такие. А Ауриммэйту стыдно не было.
Ауриммэйт был похож на человека. Абсолютно человеческая фигура, человеческое лицо, кожа, манеры; он имел даже почти настоящие волосы и одежду! Технически это вполне возможно и даже просто, но морально почти никто не решается – а он решился.
– Тинвальд, – хорошо поставленным голосом сказал директор. – Вы понимаете, почему мы пригласили именно вас?
– Специалисты нужны, никто не работает… Мне говорили.
– Специалисты тоже не работают, вот в чём дело. Людям ничего не нужно, люди сидят по домам и ничего не делают, – заметив, как я поморщился, он поправился. – Мозги в железных коробках-телах прячутся в железных коробках-домах. А вы – человек, и жена ваша – человек.
– А вы?
– Я – другое дело. Я – человек биологический.
Биологический?! Нет… нет… они же… не бывает их! Как же так? Здесь, в Академии… Но он не может быть единственным, последним… значит их много? Может, они в подполье? Может, не всё ещё потеряно?
Я рухнул перед ним на колени.
– Полноте! – махнул он рукой, поморщившись. – Именно об этом я и говорю. Вы – один из немногих, кто понимает, что есть человек. Встаньте, встаньте, я проверял вас. Вы ведь мне простите этот маленький обман?
– Маленький обман, – проворчал я, вставая и зачем-то отряхиваясь. – У меня сердце слабое, а вы тут с такими вещами шутите.
– У вас есть сердце – и это главное! – торжествующе провозгласил Ауриммэйт. – Хорошо, что именно вы об этом сказали. Вы чувствуете – а не выполняете заданную программу!
– Простите, мне кажется, я вас не понимаю, – я присел на краешек резного деревянного стула. – Вы всерьёз считаете, что причина – именно в моторе вместо этой мышцы? Люди… эти существа обленились из-за того, что всё тело механическое, мне кажется. Центр эмоций – в мозге, а именно…
– Глупости! Мы исследования проводили, понимаете? – директор вскочил с кресла и стал бегать туда-сюда по комнате. – Да, и вы же – нормальный, верно? То есть чувствующий!
– Мне кажется, это из-за того, что у меня есть интересы, мне нравится наука…
– Путаете причину со следствием!
– И вы хотите вернуть роботам… ладно, киборгам сердце, и этим сделать их людьми? Допустим даже, вы правы. Допустим, вам нужны такие, как я, чтобы провести исследования по вживлению сердца. Но как это стыкуется с лекарством от всех болезней? Или Аргент говорил это, чтобы заманить меня? – Почему-то именно это казалось мне самым важным, а не странные заявления директора.
– Тинни, вы знаете историю? Почему нет людей, а есть роботы? Только из-за новых возможностей, даваемых механическим телом? Полноте, для этого достаточно механических приспособлений, не настолько меняющих нас! Из-за климата и атмосферы? Аналогично!
– Постойте. Вы же не хотите сказать, что…
– Да. Это и есть то самое лекарство. Слабое человеческое тело было слишком неприспособленно для существования здесь. В какие бы скафандры люди не прятались – природа находила их, как угодно – но находила. И тогда они сделали скафандры частью себя, вместо бренной плоти. А новые возможности – это всё позже приложилось! – обессиленный, Ауриммэйт упал обратно в своё кресло. – И знаете, у нас не осталось болезней. Природа больше не может достать нас, и вирусам нечем поживиться. Всё возможное для сохранения мозга мы уже сделали. Но кто сказал, что наша – их! – бесчувственность не есть недуг? И мы его исправим.
– Тогда какие с этим проблемы? У нас есть сердца – у вас, у меня, у Купримы, у Аргента, скорее всего, – что же нужно разрабатывать, чтобы имплантировать им?
– Вы снова сами на всё отвечаете. Имплантировать. Сделать так, чтобы их теперешнее тело приняло сердце. Мы же не можем дать им всем новые тела, такие, как у нас! Это дорого, страшно дорого, дело даже не только в деньгах – в металле. Мы должны немного изменить их теперешние обиталища. С соответствующей защитой от внешней среды, конечно, и с возможностью замены.
Кажется, всё понятно. Как в старой сказке, мы зашиваем в наших металлических друзей сердца – и роботы начинают чувствовать. Только вот в сказке вместо сердца был красный мешочек с опилками…
– Но Ауриммэйт, где же вы собираетесь брать столько сердец?! Разве в нашем мире остались эти мышцы, кроме как у горстки бракованных, кому не хватило сложных механизмов для насоса?
Директор чуть виновато улыбнулся, так, будто лично принимал участие в старом и страшном действе:
– Криогеника, друг мой. Все… объекты – в прекрасном состоянии, только далеко от нас, ближе к полюсам, там меньше затраты энергии. На всякий случай, очевидно. Единственная проблема их…
– Отсутствие мозга, так?
– Совершенно верно. Конечно, не у всех, даже не буду утверждать, что у большинства… Но так.
Сегодня я узнал слишком много нового и лишнего, чтобы расспрашивать, что там делают люди с мозгом.

– Страшно это, – сказала Куприма. Она сидела на подоконнике и курила. – Куча трупов в вечных льдах, без мозга… а теперь ещё и без сердец будут… Знаешь, где-то там и мы лежим. Ну, прежние мы. Ты когда-нибудь задумывался, откуда новые роботы берутся?
– В капусте их находят, – невесело усмехнулся я. – Или аисты приносят.
– Действительно. А аисты механические… Если воробьи, голуби, вороны всякие механические есть – почему бы не быть и аистам? – Она затянулась и заключила: – Значит, не только люди, там, во льдах.
– Как думаешь, это поможет? То, что мы делаем? – спросил я, думая в большем счёте о своём.
– А кто вас знает? Может, ещё какие вирусы найдутся. А может – и не найдутся. Так что ты у нас будешь, – она выкинула сигарету в окно и вскочила на пол, потянувшись, – ты у нас будешь спасителем человечества!

В колонках играет - Смотри! - Джек Скеллингтон (Кошмар перед Рождеством)