Настроение сейчас - в предвкушении чего-то нового
Не кажется ли вам иногда, что вы чужды этому миру и всему тому, что имеет в нём какое-либо заранее выведенное значение? Что всё так и должно идти: капли падать с неба и биться об когда-то родной вам, а ныне такой чуждый подоконник; мужчина проходить мимо по заросшей зелёными сорняками улочке, держась за поводок собаки; облака размеренно лететь, но мимо вас. И вам не хочется вмешиваться в это просчитанное течение жизни. Открывать окно и вдыхать промозглый и такой мокрый дождевой воздух, здороваться с соседом, выгуливающим своего четвероногого друга. Вы хотите раствориться в неспешной медлительности облаков, не думать ни о чём, забыть свои проблемы, но на это не хватает ни сил, ни желания. И тут вдруг как будто осеняет: «Я чужд этой жизни. Я не имею права». Вы идёте не спеша, а на загрязнённом мокрой пылью асфальте одиноко лежит обеднённый грязно-золотой осенний лист. И боязно наступить на него или поднять, а может, наоборот, появляется желание ожесточённо придавить лист мокрым грязным ботинком. Тогда всё не только кажется излишним, но и становится нудным, болезненно-тоскливым, невыносимым. И вы уже из угрюмой вредности не хотите впускать в свой дом, освежающий поток холодного осеннего ветра, здороваться с таким, всегда привет-
ливым соседом, и прочее, и прочее.
Равнодушие. Равнодушие – самое страшное, что может завладеть душой человека. Оно не изъест её как скалящая свои острые зубы зависть, не будет совершенствовать как безоглядная любовь, идущая, однако, бок о бок с безумием. Нет. Оно просто оставит вас замерзать, умирать с голоду по эмоциям, являющимся насущной пищей всей нашей жизни. Равнодушие охладит, забетонирует сердце, омертвит будничной бездвижностью лицо, оденет на вас, на многие годы заранее, безжизненную маску смерти, превратив в марионетку мёртвого, чуждого жизненным страстям разума. Уже будет не отличить настоящего от будущего. Всё одинаково чередуется, идёт друг за другом в предугаданной последовательности. И на ум приходит вопрос: «Вижу ли я движенье это жизни или уже предвижу заранее?».
Время – интересная вещь. Ты знаешь, что оно существует, но не замечаешь его течения. А иногда ты видишь движение времени и понимаешь, что сам поглощён им. Так на смену одной фразе, не задумываясь, приходит другая. На смену осени, зима. На смену праздников, рабочие дни.
Метро – толпа душных, шевелящихся масс. Метро, – нет сил прийти в себя после прохладного морозного утра, а тут эта гулкая, давящая на тело живая толпа, сметающая всё на своём пути. И так каждую неделю, каждый день, каждое утро. По ту сторону пыльного, пожелтевшего от времени, треснувшего окна, одинокими проигрышами мелькают редкие, вперемешку с грязью замороженные кусты. Вагон со скрипом покачивается, двигаясь по неровным рельсам на каменистой дороге. Сегодня всё как обычно, только попросторней. Настолько, что можно полной грудью вдыхать воздух, которым дышат остальные сотни пассажиров. Сравнительно удобно пристроилась. Напротив – девушка-гот. Определить это легко: стоит только присмотреться к стилю её одежды. Она вся окутана привычно-чёрным спокойствием: тёмные волосы-каре аккуратно убраны за уши; руки выжидательно покоятся на шерстяной, цвета давно забытого траура, сумке; нанизанные на них кольца пленительно переливаются тёмными камнями и незнакомыми иероглифами. На руке – браслет с чёрным, покрытыми мелкими крупицами, крестом. Усталые, ярко подведённые глаза отринуто смотрят в иные миры. Ноги обуты в массивные сапоги-гриндара. Мне нравится такая одежда, та аура, которую она создаёт, те мысли, которые она обрамляет и выдаёт извне в истоки беспокойного, хаотичного мира. Но у меня не хватит моральных и физических сил бросить подобный вызов этой бесполезной планете. Да и потом, чёрный цвет мне совсем не к лицу...
Внезапно ко мне приблизился только что вошедший человек – толстый дядька лет 40 – хотя он и подошёл настолько, чтобы не нарушать моё личное пространство, я почувствовала себя некомфортно. Я отвернулась от этого типа и только значительно позже заметила, что он что-то бормочет себе под нос. «Господи, только психов здесь ещё не хватало! Ну, сколько можно! Каждое утро давишься, толкаешься, притесняют тебя по полной, да ещё и ненормальных полно!» А гражданин под 40 начинает нервно дёргать шеей и жестикулировать руками. Отводишь глаза в сторону – только бы доехать без приключений! Переместиться сложно, да и потом, выходить уже на следующей. Готке странный тип, похоже, параллелен. «Нет, нельзя быть настолько восприимчивой!» – говорю я себе, совершая переход с радиальной на кольцевую.
Устала, шагаю обратно. Опять день полный незначительных мелочей. Ничего глобально-нового. Как всегда всё серо и одиноко. В принципе, если призадуматься, одиночество отсюда и вытекает – из мысли. Его ведь ещё надо осознать. А каждый осознаёт его по-своему. Для меня это блёклость, искусственность, смерть ещё при жизни. Словно зомби ты делаешь то, «ЧТО НАДО» и никогда того, чего на самом деле хотелось. Да и вообще перестаёшь понимать, что ты действительно ХОЧЕШЬ. Чувства привыкают покоряться разуму, и это знаменует начало приближающейся смерти. А что одиночество для вас?
В целом, хотя вы и можете со мной не согласиться, одиночество вытекает из индивидуальности. Каждый сам по себе, каждый о своём. Все вместе, и всё-таки врозь. Куча настоящих друзей, и, всё же, ни одного.