Началось крушение, казалось бы, с противоположного: с того, что благодаря развитию культа фамилий и «воссозданию» божественной истории Рима предки народа стали соотноситься с мифическими героями и богами, а государственные деятели постепенно стали претендовать на божественное происхождение.

Впрочем, не только в этом государстве происходило подобное. В Египте, например, фараоны обожествлялись задолго до того, как римские властители завели такую же традицию. А Александр Македонский утверждал, что имеет кровное родство с громовержцем Зевсом. Таким образом, аналогичный процесс был характерен для разных народов. В общем, было с кого брать пример. 


Первоначально древнеримские правители обожествлялись после смерти, а затем они решили не дожидаться кончины. Это был культ, превозносивший власть в её чистом виде, но не нуждавшийся в повествовательной мифологии или в теологии. Первым из заявивших о своем божественном происхождении и вытекающим из него праве на личную власть стал Сципион Публий Корнелий Африканский Старший, победитель Ганнибала.

На особое покровительство божества претендовал диктатор Луций Корнелий Сулла, писавший в «Воспоминаниях», что ни на что не стоит полагаться с уверенностью, как на то, что укажет ему ночью божество. Гай Юлий Цезарь, выводя свой род от Энея, уповал на родственное отношение к своей персоне со стороны Венеры. Его сподвижник Антоний по той же причине божественных предков рассчитывал на личную поддержку Геркулеса и Диониса. При этом названные исторические личности были убеждены, что после смерти станут богами, т.е. Ларами, и займут особое место в звездных сферах или на полях блаженных.

Постепенно распространявшийся в римских провинциях культ полководцев тоже способствовал укреплению восприятия императорской власти как «согласованной» с волей небожителей. Так сложился императорский культ, начавшийся с обожествления Цезаря и Августа, а затем их преемников. Но коль скоро императоры стали отождествлять себя с богами, то жены их также не могли считаться простыми смертными, а потому их генеалогия стала увязываться с представительницами Олимпа.

С установлением империи «римский миф», предполагавший обожествление самого государства и его граждан, пришел в упадок. Лишенный небесного происхождения, народ был отстранен от участия в государственных делах, Рим перестал быть гражданской общиной и утратил статус вселенского образца.

Население Римской империи продолжало сохранять верность богам, но не официальному культу, во все возрастающей степени связанному с личностью императора, а небесным персонажам, которые сохранились в памяти с древнейших времен или в восприятии были наиболее значимы для решения задач жизнеобеспечения: богам земли, защиты прав, ремесла. Среди них выделялись, в первую очередь:

Сильван - бог лесов и дикой природы, не имевший официального культа в период Римской республики, а в имперский - самый популярный бог плебеев и рабов;
Бона Деа - богиня плодородия и покровительница женщин, празднества в честь которой превратились во всеобщие оргии, хотя изначально не позволяли участия в них мужчин;
Ферония - богиня весны и цветов, и др.

Вот так откликнулись низы на идею богоизбранности верховной власти.

Римская знать и интеллигенция, потеряв основной римский миф, стала обращаться к различным религиозно-философским течениям, по-своему толковавшим старые мифы и природу богов, к астрологии, демонологии, восточным культам.

Мистериальные культы в эту пору получили широкое распространение, прежде всего те из них, что обещали личное спасение души и те, что привлекали экзотичностью, например, поклонение малоазийской Кибеле, египетской Исиде (Изиде), персидскому Митре. Отголосок этого увлечения можно встретить в «Метаморфозах» Апулея, когда герой за спасением обращается к великой богине Изиде.

Исключительно устойчивым оказалось увлечение астрологией, в которой древние боги отождествлялись со светилами, а в изменчивых, но предсказуемых конфигурациях звезд и планет усматривалась система, влияющая на ход человеческой жизни. Представлениям об этой системе безличных влияний соответствовала вера в безличную магию, а на более высоком уровне - философские рассуждения неоплатоников.

В условиях все более жесткой регламентации реальной жизни и в то же время - нарастающей ее непредсказуемости повысилась, став насущной, потребность веры в посмертное существование души и её загробную судьбу, соответствующую поведению личности при жизни.
С утратой общинных устоев возросла тяга к единому всемогущему богу, стоящему выше земных владык, но, тем не менее, близкого чаяниям «маленького человека», который давал бы надежду лично ему, сострадал и был готов принести себя в жертву ради блага людей. Именно таким и явился Иисус Христос.