Рано утром 11 августа 1680 года к завтраку неожиданно не вышел знаменитый запорожский кошевой атаман Иван Дмитриевич Серко. В последнее время легендарный казак часто болел (ему шел уже 71-й год), и распорядился сделать себе домовину (гроб), в который и ложился спать каждый вечер. «Чудит диду!» – улыбались казаки, но перечить не смели...

Посланный к «диду» казачок закричал так, что мог поднять на ноги всю степь! Всем сразу стало понятно: отлетела душа легендарного атамана в те края, где нет ни людской горести, ни проблем...

Кем был этот человек, именем которого еще несколько десятилетий турки пугали своих непослушных детей, если те чрезмерно расшалились? Мастер стратегии и тактики стремительных ударов, когда абсолютно никакой роли не играло ни число противника, ни его мастерство? Говорят, что за период пребывания на должности кошевого атамана (а его избирали 8 раз подряд!) Иван Серко провел порядка 100 различных сражений, и ни в одном (!) не потерпел поражения…
 

Отвага и честь – превыше всего!

Родился Иван Дмитриевич в 1610 году, скорее всего, в казацкой слободе Мерефа (ныне Харьковской области). С ранних лет воспитывался на Сечи, был отчаянным малым. Но, судя по всему, не имел знатного происхождения, потому что в казачьи полковники ему пришлось пробиваться достаточно долго. Хотя изначально в казачьем сообществе ценились отвага и доблесть, так что с лихвой обладая этими качествами, даже рядовой казак имел возможность за полтора-два десятка лет подняться по служебной лестнице.

Конечно, поначалу вся деятельность будущего кошевого атамана проходила в тени боле значительных людей. Когда Борис Хмельницкий поднял восстание против ляхов и пригласил к себе отряд Серка (именно такое склонение фамилии до сих пор существует в украинском языке), он рассчитывал на то, что Иван Дмитриевич пойдет за ним до конца. Но тот так до конца и не поддержал великого гетмана, наотрез отказавшись присягнуть на верность московскому царю. После чего скрылся в Сечи и, по сути, затаился до поры до времени…

Но, в конце концов, жить в обществе и быть свободным от общества не получилось – на верность царю присягать все-таки пришлось. Уже после того, как Ивана Дмитриевича впервые избрали кошевым атаманом. К тому времени он уже отметил свой полувековой юбилей.

Все менялось, словно в калейдоскопе

Вторая половина XVII века в истории Запорожской Сечи была не самым спокойным периодом. Мало того, что по отношению к «Московии» не всегда могли разобраться: где свой, а где чужой, так еще и традиционно турки время от времени поднимали головы. Восточного соседа приходилось усмирять чуть ли не ежегодно. И под знамена Ивана Серко всегда с большим удовольствием вставали все, кто может держать оружие. Потому что знали: кошевой атаман своих никогда не выдаст, а в случае богатой поживы все будет делить по справедливости. Вот только отношения с гетманами у него не всегда складывались успешно: последние хотя и уважали лихого Серка, но с другой стороны не всегда могли усмирить эту вольницу. И гетманы, которые после смерти Богдана Хмельницкого менялись, как перчатки (достаточно сказать, что один только сын Хмельницкого – Юрий – становился гетманом трижды) не могли взять в толк, на чьей же стороне завтра будет Серко.

А если учесть, что после разделения Украины был введен институт как гетмана Левобережной, так и гетмана Правобережной Украины, станет понятно, что кошевой атаман – была та фигура, которая играла весьма важную роль во внутренней политике.

В 1672 году, когда гетман Левобережной Украины Демьян Многогрешный был заподозрен в переговорах с гетманом Правобережной Украины Петром Дорошенко (последняя была вассалом Турции), царь Алексей Михайлович решил сместить Многрешного и назначить на его пост Ивана Самойловича. На казацкие старшины на Сечи, во главе с Иваном Серко, выступили резко против. Они настаивали на кандидатуре своего кошевого атамана. Дело закончилось тем, что Иван Дмитриевич вместо гетманской булавы получил на руки… кандалы, и был сослан царем в Сибирь, где отбывал наказание в Тобольске.

Кстати, гетман Самойлович находился во главе Левобережной Украины в течение 15 лет, пока его не подсидел самый неоднозначный украинский персонаж тех времен – Иван Мазепа. Сделать это было не так уж сложно. Во-первых, Самойловича невзлюбил Василий Васильевич Голицын, возглавлявший в то время Посольский указ, а во-вторых, и своих подданных гетман настроил против себя тем, что был настоящим деспотом, высокомерным, алчным и относящимся ко всем с большим чванством! В результате Мазепа стал гетманом, а Самойлович оказался в Тобольске, где и скончался. Справедливости ради следует сказать, что к тому времени Ивана Серко уже давно не было в живых…

И в Сибирь загремел, и кошевым был избран

Серко провел в Сибири не так много времени, был возвращен на Украину, где снова был избран кошевым атаманом и провел несколько успешных походов на турков, чем вызвал большое возмущение со стороны последних. Турецкий султан Мехмет IV в 1676 году написал запорожцам гневное письмо с требованием немедленно сдаться, на которое казаки написал свое. Это письмо подписал, по легенде, Иван Серко. Оно не очень длинное, но изобилует ненормативной лексикой, так что целиком его приводить не буду. Скажу только одно: такие сочные сравнения еще нужно выдумать! На Украине был только один блестящий мастер таких сочных выражений – Иван Котляревский. А суть письма сводится к одному: никогда казаки не снимут шапки перед басурманами!

Со дня смерти Ивана Серко прошло ровно два века, когда Илья Репин задумал написать картину «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану». «Почти каждый день папа читал вслух о запорожцах по-малоросски, в стихах, и рассказывал о Сечи, – вспоминала Вера Репина, дочь художника. – Тогда он писал свою картину «Запорожцы, пишущие ответ султану». Мы уже знали постепенно всех героев: атамана Серко с седым усом, казака Голоту – «не боится ни огня, ни меча, ни болота», Тараса Бульбу с Остапом и Андрием и кузнеца Вакулу. «Мы и сами из запорожцев, – думалось мне, – папа из Малороссии, а запорожцы – единственный смелый, вольный народ!»

Сказать, что работа шла гладко, нельзя: художник неоднократно безжалостно стирал уже написанное, меняя и позы казаков, и сами персонажи. Начав работу в Абрамцево, он продолжил ее на Украине, куда приехал по приглашению украинского историка Дмитрия Ивановича Яворницкого, у которого была богатейшая коллекция и старинной одежды, и не менее древнего оружия Запорожской Сечи.

За персонажами далеко не ходил...

Очень долго Илье Репину не удавалось создать единую гармонию в картине, окольцовку, как выражаются некоторые творческие люди. «Чего только тут не было! Была и лошадиная морда; была и спина в рубахе; был смеющийся – великолепная фигура,– всё не удовлетворяло, пока я не остановился на этой дюжей простой спине – мне она понравилась, и с ней я уже быстро привел всю картину в полную гармонию... И теперь хотя бы сто тысяч корреспондентов разносили меня в пух и прах, я остался бы при своем; я глубоко убежден, что теперь в этой картине не надо ни прибавлять, ни убавлять ни одного штриха».

С кого писал эти колоритные фигуры маэстро? Чаще всего со своих украинских друзей. Уже упоминавшийся Дмитрий Яворницкий – это писарь. Худощавый казак в высокой черной шапке, который смотрит угрюмо – Василий Васильевич Тарновский, известный коллекционер казацко-украинской древности. Рыжий, как огонь, кацап Никишка, кучер Тарновского и т. д.
Нельзя сказать, что картина сразу же была встречена на «ура». Но все великое познается в сравнении. И не случайно при фразе «запорожский казак» нам приходит на ум именно картина Ильи Ефимовича Репина…