В колонках играет - 65daysofstatic - Goodbye, 2007

а я в бога-то и не верю, хех. недавно попала под град рассылок, мол, конец света/второе пришествие/пора верить/откройте свои сердца богу, а мне как-то тоскливо от всего этого стало. ну, какой смысл верить в Бога? нет, ну честно. придает сил? для меня глоток кофе - и я бодра/сильна/готова к новым достижениям. дает надежду? я живу надеждой, что ко мне мой друг приедет. это моя самая главная надежда, потому что я без этого человека жить могу, но паршиво. увеличивает мои шансы на попадание в рай? все равно хуже жизни здесь быть не может, так что рай/ад мне пофигу, ровно как и зыбкие ничто и нигде. что там еще приписывают вере? удачу? моя удача зависит от моих собственных сил: от того, как сильно я подготовлена, на месте ли голова, с той ли ноги я встала и надо ли мне вообще срывать в этот раз куш, или я могу обойтись вторым/третьим/... местом. хочу ли я вообще побеждать, вот. озарение от Бога? вот на это я бы, может, и повелась бы, но что-то не хочется мне никаких озарений, и уж тем более - "открывать глаза на истину вокруг". от истины окружающей действительности меня, мягко говоря, тошнит. особенно эти псевдопроповедники меня морально подготавливают к сворчиванию чьей-нибудь хрупкой шеи: "оглянитесь! мы все друг друга убиваем! давайте поверим в Бога и будем жить долго и счастливо!" лично я считаю, что когда наше внимание заостряют на том, какие мы плохие, мы начинаем вести себя еще хуже, а не пытаться исправиться. короче, лично я в вере ничего действенного не вижу. заметьте - я использовала только те акценты, которые вечно пытаются нам впендюрить. поверьте и станьте удачливее, поверьте и на вас снизойдет благодать... вот кота в мешке вы получите, а остальное - это как повезет. короче, будьте умными людьми - не заставляйте не верующих верить. и не угрожайте мне, что как только я окажусь перед ликом смерти, я поверю в Бога. потому что - нет, ни хуя я не поверю, потому что было достаточно много случаев, когда ваша верноподданная атеистка чуть не сдохла, а она все равно как не верила, так и не верит. думаю, если я умру, боженька и без моей помощи решит, куда мне - в рай/в ад/в никуда/нахуй. или вообще постебется и реинкарнирует.
а, еще как вариант - Бог как ответчик на все вопросы. о'кей, Господь мой, скажи, чему равно число Пи? хэй? ау! блин, наверно связь плохая.

Я бы сказала, что у него очень теплое сердце.
Если приложить ладони к его груди, то можно обжечься с непривычки, и ладони покраснеют. Если он увидит их, он упадет перед тобой на колени и будет целовать руки, поливая их слезами и словами: "Прости, я не хотел причинять тебе боль, я совершенно не умею себя контролировать!" Так будет до тех пор, пока ты не сядешь рядом с ним и не скажешь: "Ну, не надо, успокойся, пожалуйста. Ну, обожглась, с кем не бывает? У меня даже руки не болят, все хорошо!" Тогда он посмотрит на тебя, так пронзительно внимательно, заглянет в душу, оглянет твои мысли широким взглядом, и только потом, порвав напряженное молчание, скажет: "Хорошо, я тебе верю. Но если заболят - ты мне скажи, ладно?" "Ладно," - улыбнешься ты, и тут же забудешь обо всем. Прижмешься к его груди, он тебя обнимет. Будет греть тебя сердцем, чтобы ты никогда не мерзла, но так, чтобы ты не обожглась - он действительно тебя бережет.
В теплые дни, в холодные ночи, ты всегда будешь знать, где есть сердце, способное тебя согреть или помочь сбросить лишнюю температуру - для этого достаточно поцеловать, коснуться, выдохнуть и разжечь его до предела. Совсем без одежды, под тонкой простыней, ты будешь лежать на его груди, чтобы снова согреться. Согреться, согреться, согреться...
А потом настанет другая зима. Идеально белая, идеально светлая, идеально холодная. Вы будете лежать под толстым одеялом, пить горячий кофе, слушать джаз. Будет холоднее, чем обычно. Гораздо холоднее. Ты попросишь его: "Помоги мне согреться?" Он прижмет тебя к себе, но холод все равно не отступит. "Милый, мне холодно," - прошепчешь ты. Он скажет, что греет тебя, как может. Ты грустно выдохнешь и попытаешься поверить ему на слово. Тебя будет сковывать холод, потихоньку замедляя дыхание, но верить, что он тебя согреет. Согреет. Он согреет тебя! Он согреет...
Ты тихо выдохнешь и больше не вдохнешь. Прежде, чем ты закроешь глаза, он вздрогнет, почувствовав ледяной холод твоего тела. Его сердце разгорится пожаром от испуга, оно станет новым солнцем, и... И оно тебя согреет. А потом - сожжет.

В колонках играет - Alexisonfire - Burial
Настроение сейчас - с натяжкой улыбаюсь

У нее были очень тонкие запястья. Тот браслет, который я сам сделал для нее, постоянно слетал с ее рук - я не догадался снять размер с них, дурак... Когда я крутил нитки и сплетал узелки, мне казалось, что браслет ладе меньше ее запястья - ведь не может быть настолько маленьких запястий! Но я ошибся - именно такие запястья были у нее.
Сейчас она сидела напротив меня и втирала в эти самые запястья крем для ухода за кожей. Я заворожено следил за каждым ее движением: видел, как дрожат пальцы левой руки, как краснеет кожа тыльной стороны ладони, как оставляют белые полосы ногти... Я безумно люблю ее руки. От них пахнет медом и мятой, иногда - сигаретами и вишней. Она рисует на них басмой узоры, тонкой кистью вырисовывая цветы и хитросплетенные линии. Эти рисунки тянутся от кончиков до самых плеч, а я должен продолжать этот рисунок на ее лопатках, и от этого кажется, что она одела кофту с ажурными рукавами.
Но сегодня я буду расписывать ее руки полностью.

Утром она мне позвонила и сказала:
-Пожалуйста, приезжай сегодня. Я посмотрела твои рисунки и нашла кое-что, что хотела бы увидеть на своих руках. Ты же сможешь расписать мои руки?
Я был у нее уже через час после звонка. Она вышла из душа, чтобы открыть мне дверь, в одном полотенце. Мокрые волосы ниспадали на плечи и с них стекали ручейки воды. От нее веяло паром, запахом геля для душа - что-то тропическое - и желанием. Да, я чувствовал, как она возбуждена - это было заметно в чуть резковатых движениях, в дрожащих веках, в голосе. Я даже понимал, почему она в таком состоянии, но меня это не касалось. Это было между ней и душем. Потому двери закрыл я, а она скользнула обратно в ванную под горячие струи воды.
Сняв уличную одежду и ботинки, я прошел на кухню и поставил чайник греться, смешал краску и успел даже размолоть кофе, прежде чем она вышла ко мне снова. Она была в юбке и майке, причем лифчика на ней не было. Готов поспорить, что она решила вообще не надевать нижнее белье...
Мы выпили кофе и обсудили рисунок, который мне предстоит нанести. Для нее это было странно - после долгих лет существования разнообразных соцветий на ее теле она выбрала кибер-направление: шестеренки, трубы, провода, "железные" имплантанты... Тонкие изящные руки должны были превратиться в механические манипуляторы.
-Ты пойми, я хочу хотя бы раз почувствовать свои руки наполненными созидательной силой. Цветы и узоры, конечно, красивы, я люблю их, но они делают мои руки еще тоньше и слабее. А я так не хочу. Пусть в этот раз будет механика. Ты же сделаешь?
Но разве я мог отказаться?
Она покрыла руки защитным кремом, чтобы не испорить кожу, и пришла моя очередь. Я начал рисовать с плеч. Медленно выводил кистью детали, пока она вслух читала сборник "Киберпанк", подаренный ее парнем. Потихоньку я даже начал понимать, что еще ее привлекло в моем рисунке: механизация была средством отказаться от физических потребностей и отгородить себя от разрушения, получить высшие возможности самореализации, обрести новый духовный уровень. Стать аскетом не потому, что ты отказался от чего-то, а просто потому, что тебе это не надо. Рисунок только создавала вид, что отдалась технологиям. Но визуальный эффект важен не менее физического.
Постепенно ее кожа обрастала все новыми деталями. Я специально пропустил запястья и после локтей начал расписывать сразу кисти, оставляя самое дорогое на потом. Расписав пальцы, я попросил ее повернуться ко мне спиной и принялся за лопатки - в этой части провода должны были проникать в тело. Скользя кисточкой по ее коже, я думал, как к этому отнесется ее парень. Но стоило вывести последнюю деталь, как он вылетел из моей головы.
У нее были бледные запястья с тонкими голубыми полосками пульсирующих вен. Наверно, она замерзла - по глупости своей перед работой я не сообразил закрыть окно, когда она пришла, а потом мне было не до того. Оттягивая сладостный момент, я закрыл окно и заодно поменял кисть, сославшись на испачканность первой. И наконец начал расписывать ее запястья.
Меня била дрожь, но я не позволял руке дрогнуть. Нельзя было испортить рисунок, ни в коем случае нельзя. Страх все нарастал и нарастал, пока не превратился в желание. Переход от одного чувства к другому был резок для меня - как если бы вода в душе из холодной стала горячей. Меня бросило в жар. Я с трудом пытался успокоить свою плоть и себя, но все равно кисть в руках делала легкие быстрые движения. Но все это длилось лишь десять минут. Работа была окончена.
Сев напротив , я спросил ее, изо всех маскируя дрожь в голове, довольна ли она работой. Она долго разглядывала свои руки и спину с помощью зеркала, заранее приготовленного мной и наконец ответила:
-Ты гений этого дела. Я чувствую себя настоящим биороботом... Но ты пропустил одно место.
Я опешил. Смотрел на нее с широко открытыми глазами. Пропустил?! Как так могло выйти, я следил за кистью неотрывно, постоянно проверял, наличие пробелов, я не мог пропустить даже крохотной точки, если она должна быть закрашена...
Она встала и подошла вплотную ко мне - так близко, что пришлось задрать голову, дабы смотреть ей в глаза.
-Вот здесь...
Она ловко сняла с себя майку и отбросила ее в сторону.
-Только тут надо действовать не кисточкой...
Я поднялся с места. Она была немного ниже меня, но за все пять лет нашего знакомства я только сейчас заметил, что она низкая, но не настолько, чтобы мне пришлось наклоняться для поцелуя. Только чуть-чуть согнуть спину и наклонить голову.
У нее были мягкие губы. Горячие. Она обняла меня за плечи и прижималась так, словно хотела, чтобы молекулы ее тела проникли в мою одежду, в меня. Поцелуй был обжигающим. Пять долгих лет копилось это желание, и сейчас оно прольется...
Я подхватил ее на руки, она обвила меня ногами. Не прекращая поцелуй, я отнес ее в спальню. Кровать была разобрана - значит ли это, что она все планировала? Сейчас меня это не волнует. Ее дрожащие руки расстегивают мою рубашку, пока я губами изучаю ее шею. Ее плечи я уже целовал без джинс, но дальше раздеваться я не позволил ни себе, ни ей.
Она была похожа на огонь, охвативший сухую бумагу. Сейчас единственным ее желанием было быстро сгореть, но я был против. Я усмирю ее пламя сейчас, чтобы потом разжечь кострище, которое - как я надеюсь - будет греть ее всю жизнь.
Нежно растирая ее запястья подушечками пальцев, я целовал ложбинку между ее грудями. Она отлично поняла мои намерения, потому лежала неподвижно, закрыв глаза и глубоко дыша. Я упивался ее телом, вдыхая запахи, - грудь пахла иначе, чем волосы - ощущая вкус кожи, - щеки были чуть солеными, а живот, напротив, отдавал чем-то сладким - касаясь губами кожи - запястья были нежными, но кожа шеи была еще нежнее. Меня просто распирало от желания, но терпел. Мое либидо могло и подождать. Я припал к ее соскам, запустив левую руку в густые русые волосы. Много эрогенных точек было на ее теле, и я знал все - она сама рассказывала о них, ничего не тая. Но про руки она ничего не знала - я просто чувствовал. И когда я в последний раз коснулся губами левого запястья, она застонала.
Я нередко оставался за стеной, когда она уходила в комнату со своим парнем. По звуку ее голоса я мог отличить настоящий оргазм от фальшивого. Чаще всего она обманывала. В этот раз она была совершенно искренна.
Я довел ее до оргазма, не сделав ровным счетом ничего из того, что делали прежние ее любовники. Стоял выше них. Был и над ней. Был над своим божеством. Сейчас я могу овладеть ей полностью. Войти в нее... и тем самым осквернить.
Мне стало больно. Так нельзя. Желание не может быть выше души.
Ее тело еще дрожало после пережитых чувств, дыхание было резким и чуть сиплым. Она уже получила то, что хотела. А я... Я усмиряю плоть. Я не имею права.
Вещи были собраны за несколько минут. Натянув джинсы и накинув рубашку с курткой, я подхватил сумку, скользнул в кроссовки - все это не глядя на нее - и хотел уже уйти, но понял, что не могу с ней не попрощаться.
Она лежала, завернувшись в пуховое одеяло, и смотрела в окно. Не моргала, не плакала.
-Я тебя не привлекаю, да?
Нет, она меня привлекает. Она великолепна, таких больше нет. Но я просто не могу. Она не моя. Я могу подарить ей счастье, но взять его у нее не могу. Она не моя.
-Ты ведь знаешь обо мне все... Мы долго знаем друг друга. Ты знаешь, что мне нравится, а что нет. Что люблю, что ненавижу. Тебя я люблю.
И я ее люблю. Она безумно мне дорога. Но я боюсь ее потерять. Если бы я переспал с ней, то точно бы ее потерял.
Она долго молчала. Размышляла. Взяла меня за ладонь, перебирала пальцы.
-Я выбрала этот рисунок из-за тебя. Ты ведь любишь киберов. Ты любишь механизмы. Я хотела, чтобы ты видел меня своей.
Увы, сказал я. Я просто люблю механизмы. И сильно люблю ее. Не надо перемножать эту любовь. Достаточно просто приглашения...
-Ты ведь придешь на следующей неделе, да?
Приду. В любом случае. Я же художник по боди-арту. Ее художник. И встретил ее улыбку после этих слов.
-Тогда иди. Только поцелуй перед уходом. В залог того, что еще вернешься...
И поцеловал ее. Дважды. В губы и в левое запястье.

Годы проходят, как люди проходят дороги:
Стрелка секундная встанет, наткнувшись на стену.
Кем ты бы ни был - изгнанником, ангелом, Богом -
Кончится время; ты примешь свою перемену.

Теплые пальцы на ощупь как будто из бархата...
Something is changing... Палитры, звучание, взгляд?
Так лишь одна перемена, рассыпавшись сахаром,
Власть заберет и не бросит тебя никогда.

Но перемен еще сотни - больших и не очень,
Кем был в начале? Иным ты покинешь дорогу.
Будешь меняться как в целом, так крохотных точках,
And in the end ты посмотришь на все по-другому.

Start. С покрасневших деревьев посыпались искорки.
Finish. Погас твой последний зажженый костер.
Да, путь тернист, неизведан, заполнен был мистикой,
Но ведь ты сам выбирал, по нему сам пошел...

идеальный мужчина - этот тот, который сможет с тобой уместиться на одноместной кровати и при том не скинуть тебя с нее.
сегодня в первый раз я проснулась от звонка в дверь, во второй раз - от вкусного запаха кофе с карамелью.

В колонках играет - Alexisonfire - Burial
Джун никогда не понимал окружающих.
Ему было 27 лет, у него было много женщин, хорошая прибыльная работа, которая ему нравилась и была в меру сложной, он постоянно общался с людьми и знал несколько иностранных языков и учил на тот момент испанский. У него была своя квартира, которую он сам и обставил, даже не беря деньги в кредит - кроме приличной зарплаты у него были весьма богатые родители. Каждую неделю он собирался со своими друзьями в клубе и обсуждал все произошедшее в их жизни за небольшой срок. Иногда домой он уходил не один, а с приятной незнакомкой, но вел себя никак "кавалер на одну ночь", а как настоящий парень, будто он встречался с ней уже полгода. Он дарил ей цветы, целовал ладони, шептал красивые слова на ухо и читал стихи в полутьме спальни, и только потом сливался с ней в экстазе. Утром они тепло прощались, она оставляла номер в его телефонной книге и исчезала, как исчезают куда-то растаявший снег - пропадала в воздухе.
Знакомые ему даже немного завидовали. Его внешность была из разряда "он был очаровательный, но я не помню, что как он выглядел", но все к нему тянулись. Он был душой компании, с ним часто происходили забавные случаи. Родители в нем души не чаяли и часто навещали его, звонили или оставляли сообщение на автоответчике. Дети его друзей тоже любили Джуна, и, когда кто-то просил посидеть один вечер с малышами, Джун с радостью соглашался. Игры, мультики, иногда - пицца и, конечно же, сказка на ночь - именно то, чего хочется каждому ребенку. Если были проблемы с уроками, Джун всегда был готов разъяснить, что да как. Кроме того, он играл в футбол в баскетбол, что делало его звездой в глазах детей. В общем, Джун был одним из тех людей, про которых хочется сказать "идеальный".
И все было бы хорошо, если бы Джун любил свою жизнь.
Ну кто мог знать, что каждый будний вечер, когда квартира заполнена тишиной и отсутствием гостей, он садился в кресло с сигаретой, устремляя взгляд в бесконечность урбанистического пейзажа за окном и размышлял о том, что все вокруг не то, чем кажется. Да, он любил каждую женщину, которая к нему приходила, но ни одна из них не была для него любовью. Да, он был душой компании, но никогда не чувствовал в себе общего духа дружбы. Да, он был отличным нянькой для детей, но никогда не хотел быть отцом. В чем его, Джуна, проблема? Почему снег вызывает восхищение, но никогда - искреннюю, настоящую радость? Канун Нового года. Люди ходят по домам и поют, дарят подарки, поздравляют друг друга, но Джун этого не чувствует. Что не так? Почему ему все это чуждо? Джун не мог понять. Он тушил сигарету, чистил пепельницу и ложился спать.
Было утро воскресенья - выходной, можно было бы поспать подольше, но Джун встал ровно в восемь, оделся потеплей и пошел гулять в парк. Снег под ногами приятно скрипел, пахло хвоей. Он сел на скамеечку напротив озера и закурил. Вторую. Третью. Четвертую...
Джун, наверно, мог бы скурить всю пачку и не заметить этого, если бы его не отвлек скрип. Скрипели колеса кресла-каталки, подъезжавшей к нему.
-Молодой человек, можно взять у Вас сигарету?
Пожилая женщина была очень худой, с мутными серыми глазами и тонкими-тонкими пальцами в бежевых вязанных перчатках. Джун дал ей сигарету и прикурить, и она с жадностью втянула дым.
-Семь лет не курила... Какое блаженство, однако.
-Почему? - вопрос Джун задал на автомате. Конечно же, его не волновало, что скажет ему эта старая леди, но - он чуял - ей хочется с кем-то поговорить, а желание стариков... Лучше исполнить. Из уважения хотя бы.
-Врачи говорили, что курение ускорит приближение моей смерти. Но сейчас, думается мне, что ближе смерть, что дальше - ничего не изменит. Как говорится, надо жить сегодняшним днем, - усмехнулась старушка и еще раз втянула в себя дым. - Хорошие, однако, сигареты. Помнится, последней моей сигаретой стали честерфилд, которые курил мой муж, и была она, мягко говоря, ужасна на вкус.
-Это тоже честерфилд, я других не курю...
-Да? В таком случае, видимо, делать их стали лучше, - посмеялась она и продолжила курить дальше. Когда сигарета погасла, он предложил ей еще одну, и она буквально расцвела. - Знаете, с физиологической точки зрения Вы меня убиваете, но с другой стороны - дарите огромную радость... Простите, я забыла, как Вас зовут?
-Джун, мадам, - ответил Джун, решив не напоминать, что не представлялся ей.
-Да, Джун, точно... Знаете, Джун, когда-то я была актрисой. Да, я понимаю, Вы мне не верите - старушка в маразме, возомнила себя бог весть кем, конечно же, но я действительно была актрисой. Я играла в местном театре. Пусть я никогда не играла главных ролей, но актрисой была отменной. Героини второго плана - они ведь, знаете, порой больше решают, чем прочие... Но Вам это безразлично, я вижу, Джун. Извините меня, старуху...
-Нет, что вы, мадам. Я с радостью Вас послушаю! - потянулся к ней Джун и положил ладонь на подлокотник кресла. - Я для Вас - весь внимание.
-Ах, Джун... - всхлипнула она. - Вы мне сейчас так напомнили моего покойного мужа. Он тоже так ко мне тянулся, когда я думала уходить. Он брал меня за руку и просил смотреть в его глаза и продолжать - а глаза, глаза у него были ярко-зеленые, пронзительные, как у Вас... Как я любила его глаза. Этими глазами он смотрел на меня, когда я танцевала, когда вносила на сцену подносы, когда целовал меня... Джун, Джун, каким непревзойденным счастьем был он для меня. Знаете, я изменяла ему, и не единожды, но всегда стремилась обратно к нему. Когда у меня отнялись ноги и меня пересадили на это, - она кивнула на коляску, - он смотрел на меня сверху вниз и сказал:"раньше ты была моим светом и музой, теперь этим светом буду я". И он возил меня по паркам вместо театров, в музеи вместо балета, устраивал небольшие вечеринки дома. Он показывал мне, какова жизнь за сценой. Жизнь такую, какой жил он, когда меня не было. Без фальши, без грима, без заученных слов. Я ведь с детства была в театре, так уж сложилось, а тут - живое общение, где каждое слово выбрано наугад из других. Кажется, что за эти семь лет я увидела больше, чем когда-либо, благодаря ему... Да, конечно, когда я была еще здорова, все было так же, но каждый вечер я словно уходила в другой мир, и не было таких вечеров, как было после. Он у меня, знаете ли, был поваром, потому любил баловать чем-нибудь аппетитным, но только на коляске я узнала, как же вкусно он готовит. Я ведь приходила после театра поздно, когда ужин уже остыл, и уже нет того вкуса, который был изначально... Сколько, сколько всего я потеряла, будучи актрисой... Ох, Джун! Вы только посмотрите на время! Уже десять... Боже, боже, старая моя голова, я уже опаздываю... Простите меня, Джун, что я Вам помешала, и спасибо, что поговорили со мной! Седая моя голова, дырявая... - и колеса ее коляски заскрипели прочь от него.
-Но куда Вы, мадам? - спросил ее вслед Джун.
-К мужу, милый Джун, к мужу! - сказала она ему в ответ.

Вечером Джун снова сидел в кресле и курил. Он вспоминал утренний разговор с леди и пытался понять, что она ему хотела сказать, но смысл как-то ускользал от него. Когда сигарета погасла, он сразу лег спать и даже не помыл пепельницу, но со следующего дня все вернулась в привычное русло, и каждую ночь пепельница блистала своей чистотой.

А через месяц на кладбище за парком появилась новая могила, где на надгробии на месте эпитафии было высечено:
"За месяц до своей смерти я встретила человека, который стал отголоском моего прошлого. Он подарил мне возможность почувствовать, что жизнь моя прожита не зря, и потому, умерев, я знаю, что рай или ад не имеют для меня значения - значение имеет то, что я довольна своими грехами и благими делами."

он дрался всегда до последнего
он верил в победу и в кровь
молчало, немело его сердце бедное,
с землею ровняя врагов.

не жаль ему было поверженных -
тех мерзких собак на пути.
шагал и не знал, что судьбою отмеченный
умрет он - и некому будет спасти.

он дрался всегда как в последний раз
вдыхая победу как воздух.
и знаешь, мне кажется, он не из нас -
он словно живой, в нем горит его дух.

В колонках играет - Stone Sour - 30/30-150

В колонках играет - Dolphin - Утро
-Вам умирать! - на небесах смеялись боги, -
Вам смерть - подруга! Вечность - наше бремя!
И люди кланялись изображеньям в ноги,
Бросая в печь обид затравленную ревность.

-Чтож, умирать так умирать, - им отвечали, -
Но умирать - так с честью! В старости! За правду!
И умирали. Дети на место их вставали,
Жизнь вновь неслась своим путем, все шло как надо.

Старели и смеялись боги тише, глуше.
Смотрели на людей - на этих жалких смертных -
И размышляли. Может, вечность и не лучше?
Быть может, смерть есть дар? А мы низки и бедны?

-Им умирать, - на небесах шептались боги, -
Им умирать, а нам - что делать нам, бессмертным?
Тут шепот смолк. Закрылись все наверх дороги:
Уснули боги. А сегодня спят необычайно крепко.

В колонках играет - Dope Stars Inc. - Kiss
В том странном мире не помнят песен,
Ушедших листьями скроет осень.
Никто не пьян, не угрюм, не весел,
Тоску в груди кирпичом не носит.

Слова пусты, да надежды мелки;
Тут люди в сером всем знают цену.
Ни печь, ни солнце давно не греют,
А смех и слезы равны измене.

Нельзя ни лгать здесь, ни слепо верить.
Опрятны люди живут в домишках.
Кто кланится пред могучей террой,
Кто раздает беднякам излишки.

То мир как мир - без забот и грусти,
Свои победы, свои герои.
Да вот вошедшего не отпустят,
Пусть вслед ему и заплачет крона.

В том странном мире не помнят песен,
Ушедших листьями скроет осень.
И я отправлюсь в такое место,
Как всеми буду забыт и брошен.

В колонках играет - Сплин - Спи в заброшенном доме
-Ты никогда не замечала, что тусклые маленькие звездочки часто прячутся в свете ярких и больших? Что они всегда мерцают иным цветом, чем их большие пылающие соседки? Мне всегда это казалось похожим на вжимание малыша в мамино платье. Они смотрят на меня, но я не хочу, чтобы они меня видели... И мама ласково гладит малыша по голове и позволяет спрятаться за ее платьем... А стоит отвести глаза - как эта маленькая крохотная звездочка словно выныривает из темноты и начинает светить ярче...
А в детстве я так и думал - думал, что звезды меня боятся. Я говорил об этом родителям, но мама прятала улыбку за ладонью, а папа только усмехался в свои густые усы и доставал большой рулон со звездной картой и просил меня называть те или иные созвездия или имена звезд...
Ты, например, знаешь, что Большая Медведица на самом деле состоит более чем из 22 звезд, а Большой Ковш - это всего лишь хвост ее? Как иногда глупо смотрятся люди, которые показывают Ковш и упорствуют, что вот она - Медведица! Все! Семь звезд, иногда кто-то вспоминает восьмую, но это тоже крайне редкий случай, ведь мало кто обращает внимание на крохотную звездочку-дочку в ручке Ковша! И у этих звезд, помимо координат, есть имена, очень красивые имена - Мицар и Алькор. Ты слышишь? Ми-цар! Аль-кор! Их еще иногда называют Конем и Всадником: так удачно Алькор расположен над Мицаром. Помню, в детстве отец спрашивал меня, вижу ли я крохотного Алькора? Он рассказывал мне, что в древние времена индейцы так проверяли зрение у своих детей, и те, кто видел ее, могли именовать себя "воинами орла", потому как у них было великолепное зрение. Но, конечно же, все это те детские забавы, которыми родители тешат своих потомков. Надо же как-то прививать любовь к небу, правда? Скажи... Ты видишь их, да? Вон они, ярко выделяются вместе на фоне всего Ковша, хотя, конечно же, самая яркая звезда в нем - это Алиот, она находится между черпаком и Мицаром.
А вон созвездие Волопаса - в нем находится одна из ярчайших звезд неба. Неужели ты не знаешь, как она называется? Тогда я скажу тебе: она называется Арктур. Эту звезду можно даже днем увидеть в телескоп! Как славно было когда-то изучать с отцом небо... Он учил меня фотографировать небо, и утром, когда мы проявляли в его лаборатории пленку, я спешил больше всего: так хотелось увидеть, как небо кружилось ночью! А по поводу Арктура я вспомнил кое-что еще: папа рассказывал мне, что когда-то рядом с нашей Галактикой существовала другая, и в ней как раз и был Арктур. Но как-то так случилось, что наша Галактика притянула свою соседку, и многие звезды погибли или просто исчезли из-за этого, но Арктур и другие звезды остались. Вроде как Арктур - это звезда другой галактики. Она не наша... чужая.
Иногда я так же себя чувствую. Словно я чужой здесь. Многие, кого я знал, уже давно-давно исчезли, как те звезды. Нет уже моей семьи, друзей, которым я когда-то звонил каждый день, я каждый месяц возлагаю цветы. Мои дети благополучно обо мне забыли, они не приходят ко мне, когда я зову их - только присылают открытки на день рожденья и Рождество. Я так хотел привить к ним свою любовь к небу, к прекрасному, к вечному, но они увлеклись земным и непостоянным, ушли в банковское дело, в юристы, они не помнят названий звезд, которым я их учил... А ведь я так хотел этого... Когда они были еще детьми, я предложил им взять имена звезд для игр, и у меня были свои Мицар, Альдерамин, Анфал и Ригель. Да, странные имена, но ведь детям они нравились...
Какое же сегодня звездное небо... Правда, дорогая? Дорогая, ты слышишь меня?
-Ну что ты разорался? Совсем ум потерял, три часа ночи... Что тебе?
-Скажи, небо сегодня звездное, как никогда?
-Звездное, звездное! Слезь с подоконника и ложись спать... Старый, а все как ребенок себя ведешь.
-Хорошо, хорошо... годы мои, годы... спокойной ночи.
-Спи, старый, спи, Бетельгейзе... Спокойной ночи.
И ведь прав ты, небо сегодня очаровательно-звездное...

В колонках играет - Dj Max - Club 2 (Ctrl Z)
Кто выше прыгнет,
раскинув руки -
Тот дольше падает - в последний раз.
-И он погиб. -От чего? -От скуки.
Он помолился за всех не раз.

А что же - скука?
Голодный зверь,
С когтями-лезвиями, алчным нравом.
Иди, ну, развлекай ее... терпеть
Не смог никто подолгу. Скука давит.

От ней ведь - никак
не сбежать, не скрыться,
Лишь вверх если да ближе к небу...
Не поднимаются вверх наши лица.
-Нет, не хочу. -Я не могу. -Не буду.

Кто бы посмел разбежаться, разбиться,
Зная - не кончен его долгий путь?
Тихо шурша, разлетаются листья.
-Все умирают. -Да. -Когда-нибудь.

В колонках играет - Choo-joy! - Революционный Сок
и вот уже полдень, 1 июня. лето, за окном все в оттенках зеленого, необыкновенно жарко для начала. люди на работе, на экзаменах, на парах, зачетах. а вроде как - день защиты детей. только нет этих самых детей... у них каникулы. спят? может быть. сидят в интернете? очень даже. вот, даже слышно - один юный индивид за стеной играет в какую-то он-лайн игрушку, орет в микрофон. и ты, с этой стороны стены, сидишь и читаешь это. как все дешево...
и в комнате - все дешево тоже. плитка белого шоколада за тридцать рублей, стакан - как в поездах - чая, заваренного из пакетика, "Кино" в колонках. сарафан трехлетней давности - будто мне надеть больше нечего. а ведь есть чего... но все так просто сегодня. дешево, пошло, заезженно, скучно...
поливаешь цветы на подоконнике - земля, как губка, жадно впитывает воду. а за окном - воздух жадно сосет пыль. над центром висит белая полупрозрачная завеса, которая еще три часа назад была жуткого фиолетово-коричневого цвета. страшно? страшно. а так каждый день. потому что Москва - город машин. здесь напротив каждого дома стоят сотни механических монстров, работающих на бензине, и травящих всех продуктами разложения того самого бензина. что еще приятного видно в окне? стройка. очередной двадцатиэтажный дом с подземной парковкой - ух ты, прогресс, -200 машин на улице. а кто в этом доме будет жить? молодые семьи? интересно, откуда у них столько денег... бойкие старушки на 20 этаже, которым по 120 лет каждой, прикидывающиеся слабенькими и немощными, чтобы, быстро забежав в автобус, ей уступил место какой-нибудь ВИЧ-инфицированный студент, час назад вышедший из ночного клуба. интересно? интересно.
а здесь, в квартире, пусто. ты и только ты. ну. еще Цой поет в соседней комнате о красно-желтых днях. а ты? ты родился тогда, когда Цоя уже не было. ты даже не понимаешь половины того, о чем тебе поют. зато ты отлично умеешь мусорить своими стихами. ты мечтаешь завести красивую книжечку для своих стихов - в будущем они станут лучше, красивее, глубже. брешешь, но ведь так красиво. все твои стихи хранятся в текстовых файлах в электронной корзине, чтобы при первом же порыве быть сожженными.
но опять вернемся к городу. к 1 июня. на улице +25, осадков не будет, ветер до 6 м/с, и тебе надо быть готовым давить своими ногами асфальт улиц. все люди как люди, а у тебя - каникулы. каникулы, когда учится надо самому. может, ты наконец-то сможешь прогнать смог над этим городом?

В колонках играет - Dolphin - Если просто
Танцевал с Невой ты вальс когда-то,
В ее холодных волнах ласки ты искал.
Она и ты... Вы были тогда еще ребята.
Могучая река и мальчик-идеал.

Синее неба, синее васильков и бездны
Были глаза твои и воды молодой Невы.
Клялись, что вместе закончите вы дни,
Испив вина безмолвной пустоты.

Но...
Случилось многое за день...
Успело солнце встать и опуститься...
Успела отцвести сирень...
Сменили люди маски все на лица...

Нева, затихнув на секунду,
Собрав на дне прохладу вод,
Вырвалась на сушу-мостовую
Легла, смиренная, у ног...

Забыты были вальсы, полонезы,
Нева забыла ноты, па, октавы,
И прилегла Нева на волнорезы -
Рекой художника вдруг стала.

И ты, мальчишка-идеал, ты тоже изменился.
Я помню, как осунулось и высохло лицо,
И ты смеялся жутко, словно крыса,
Ступал отрывисто и быстро, нелегко.

Ты бредил. бредил, мальчик мой.
Ты перед зеркалом один кружился в танце,
Ты был ко всем словам глухой,
И только о Неве шептал в пространство...

И...
Случилось многое за день...
Успели звезды все погаснуть...
Успели соловьи утихомирить трель...
Прекратили листья пляску...

Красивой ласточкой с моста
Летел навстречу ты реке.
Лишь тихий всплеск... и навсегда
Остался верен ты Неве...

тут под кожу врезаются больно орлиные когти;
ты не плачешь, не дышишь, а прячешь глаза.
исчезают все мысли твои, превращаются в точку...
ты не с нами, не с нами. теперь ты - весна.

рядом с нами ты тихо ручьем прошуршишь-улыбнешься,
резко кинешься ввысь белой чайкой за ним,
за кусочком весеннего света, сияюще-божьим...
ты - богиня весны, даришь жизнь ты другим!

и одно лишь безумно, до боли нам сердце сжимает:
твой миг короток. завтра ты снова умрешь.
с тобой на-почти-год нас бессовестный май расторгает,
и вновь встретится нам невтерпеж.

нам так легко все рушить
ведь строили не мы
и зависть-жаба душит
сиять от правоты

ведь то что вижу - просто бред
какой-то хлам, насмешка - так?
ведь легче крикнуть громко:"нет!"
чем улыбнуться - "что да как?"

ведь легче все измазать черным
сказать "НЕ ПРАВЫ!" "ИДИОТЫ"
сказать: "так, девочки, не модно"
"давай играть по нашим нотам!"

ах, глупости, ну, что вы, люди?
все то, что стало вам не модно
олд-скулом вечно, долго будет
а в старой школе все навечно модно.

представьте, посвящать я это никому не буду.
стишок немного о глупости, немного о безразличности.
все то, что вы вычеркиваете из своей жизни или в нее не принимаете никуда не исчезает.
вы особенны, да. но не забывайте, что таких же особенных на планете Земля 6000000000.
и уж кто-кто, а "высшее общество" блестит своей однотипностью.
на среднем классе вы живете, так что не нойте. свалитесь...

повторяю, стихотворение без посвящение. истерики и споры закатывать в душе с краном.

замурованы окна и заперты двери
вы видели ключ для выхода в свет?
в этой комнате ползают змеи
предрассудков и злобы, надежды и бед

для нас выхода нет!
у нас выбора нет!
выхода нет, нет, нет!
выхода, выхода нет!

заштопаны веки острой иглой
вырван язык - я так глух был ко всем!
я принял бы этот последний бой
но теперь я всего лишь прозрачная тень!

для нас выхода нет!
у нас выбора нет!
выхода нет, нет, нет!
выхода, выхода нет!

ты видишь - мы разодрали руки
ты видишь - ошметки плоти на стенах
ты видишь - люди как живые трупы
ты видишь, ты видишь ЗДЕСЬ БОЛЬШЕ НЕТ ВЕРЫ!

каждый из нас хотел просто жить
отражаться на солнце, блестеть, как река
в эту жизнь входя, каждый стремился любить
но вместо любви обречен ненавидеть всегда

ненавидеть всегда!

для нас выхода нет!
у нас выбора нет!
выхода нет, нет, нет!
выхода, выхода нет!

темными, дикими тропами
под вой новобрачной Луны
люди в реки валили толпами
зачерпнуть в ладонь синевы

люди толпами, волчьими стаями
топали к рекам за шумными нотами
люди бешено в небо лаяли
и задыхались под антидотами

люди мучились, в волны прыгали
в ладонях головы прятали, плакали
не ходили б вы, люди, темными тропами -
нет, им хотелось синь вылакивать!

В колонках играет - Three Days Grace - Take Me Under
Настроение сейчас - какое-то никакое

-Ты выбирай: играешь за кого?
За боль и Тьму, за радость, Свет?
-Я не делю, мне все едино
И разницы меж ними нет.
Не выбираю, играть мне за кого.

-Но как же так? Идешь против теченья?!
Перечишь мнению толпы и Бога!
-Молчи, что за слова? Ты ничего не понял.
Я между всеми, и не предам я никого.
Пойми, прошу - я не иду против теченья.

-Такого быть не может! Сторону возьми -
Иль Свет, иль Тьму - и вечно верным будь!
-Я выбрал, выбрал! Я есть край ,
Где тьма и свет являют свою суть,
Я есть начало и конец...
-Так Смерть прими.

-За что ты даришь Смерть мне?
-Лжешь ты ибо! Лжешь мне, лжешь!
Нет в мире середины, центра, НЕТУ!
-Поверь мне, есть.
-Молчи, а то умрешь!
-Ну так дари же Смерть мне,

Брат.

В колонках играет - Dope Stars Inc. - Right Here In My Arms
Настроение сейчас - she'll be right here in my arms so in love...

так и хочется спросить: ребят, ну, ладно многие голову потеряли, но где вы сердце оставили, или вы так и родились бессердечными, но с гигантской печенью?