О чём молчала Лубянка.

Долго существовало расхожее мнение, что народная артистка СССР Фаина Георгиевна Раневская не побоялась отклонить сделанное ей начальником контрразведки Советского Союза генерал- лейтенантом Грибановым предложение сотрудничать с органами госбезопасности.

Начнем с того, что не лично Грибанов делал ей предложение... В силу своей занятости Грибанов на встречу с Раневской послал молодого опера по фамилии Коршунов. Предполагалось, что это будет моментальная "вербовка в лоб". Коршунов начал вербовочную беседу издалека. И о классовой борьбе на международной арене, и о происках иноразведок...

Раневская его сразу раскусила, догадавшись, к чему клонит ее визави, но виду не подала. Стукачество в артистической среде всегда, даже при царях, было очень распространенным явлением. Ей ли было не знать, что все ее коллеги давно уже завербованы-перевербованы. ..

.Закуривает она очередную "беломорину", хитро прищуривается и при этом так спокойно говорит:

- Мне с вами, молодой человек, все понятно... Как, впрочем, и со мной тоже... Сразу, без лишних слов, заявляю: я давно ждала этого момента, когда органы оценят меня по достоинству и предложат сотрудничество! Я лично давно к этому готова - разоблачать происки ненавистных мне империалистических выползней... Можно сказать, что это - моя мечта детства. Но... Есть одно маленькое "но"! Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, я громко разговариваю во сне...

Коршунов с явки ушел подавленный. Доложив о состоявшейся вербовочной беседе Грибанову, он в заключение доклада сказал: - Баба согласна работать на нас, я это нутром чувствую, Олег Михайлович! Есть объективные сложности, выражающиеся в особенностях ее ночной физиологии. Громко разговаривает во сне. Полагаю, чтобы привлечь Раневскую к секретному сотрудничеству, надо бы ей выделить отдельную квартиру.

Уже через месяц Раневская праздновала новоселье в высотке на Котельнической набережной. И тогда Коршунов вновь пошел на приступ, стал названивать в Театр Моссовета, где работала Раневская, чтобы формально узаконить состоявшуюся вербовку.

Однако каждый раз выяснялось, что Фаина Георгиевна пока не может с ним встретиться либо по причине занятости, либо состояния здоровья.

Когда терпение органов уже было переполнено, в приемной КГБ появился какой-то мужчина с испитой рожей и попросил принять у него заявление.

Коллективное письмо жильцов высотки на Котельнической набережной, где уже месяц жила Раневская, через час лежало на столе у Грибанова, потому что именно ему и было адресовано.

В своем обращении квартиросъемщики - более десяти подписей - дружно уведомляли органы госбезопасности, что прямо под ними проживает некая артистка, которая ночи напролет громко разговаривает сама с собой о происках империалистических разведок и о том, что она с ними, с этими ненавистными разведками, сделает, какую Кузькину мать она им покажет, как только ее примут в органы госбезопасности внештатным сотрудником. ..

.Через час Грибанов вызвал к себе Коршунова, отдал заявление, ограничившись коротким замечанием: -

На Фаине поставь крест, ищи кого-нибудь другого. Молчащего во сне. Свободен!

По прошествии некоторого времени Коршунову от агентуры, окружавшей Раневскую в Театре им. Моссовета, стали известны подробности создания пресловутого "коллективного заявления".

Артистка за две бутылки водки соблазнила на эту акцию сантехника из жэка, того самого заявителя с испитым лицом.

Но поезд уже ушел, и квартира осталась за Раневской!

В будущем Фаина Георгиевна любила повторять: "Девочки, вы должны меня понять. Я отказала гэбэ лишь по одной причине.

Дать много органам госбезопасности я не могу, а мало мне не позволяет совесть - проклятое воспитание!"

http://www.pressmon.com/cgi-bin/press_view.cgi?id=1241784