Я не знаю, но попробую рассказать

За деревней - лес густой: ели да пихты. Под елями да пихтами , от деревни совсем рядом, ашук-кебук живет. Сам короткий, мохнатый, борода до земли. Кто он такой - никто не ведает. Говорят, что если горшок за порог выставить - туда точно Ашук Кебук залезет. Был в деревне зверолов, Кубек Куша звался. И решил Кубек наш Ашука поймать. Вечером у ворот горшок поставил, спать лег. Полночь наступила, спит Кубек. Тут со двора: "ууууууууу" Губек проснулся, глаза протер, штаны натянул - и на двор. Там из горшка что-то мохнатое глядит, будто плесень глазастая. Кубек Ашука хвать - и как завоет: "уууууууууу". Всю деревню перебудил. Люди сбежались - а Кубек замолк и бегом от людей в лес. Люди за ним, всю ночь искали, и весь день, и всю неделю. Пропал наш Кубек. В ту же ночь взял староста горшок, хотел плесень глазастую оттуда вытрясти. А она старосте так жалобно: "мюмюмю" И глаза такие карие, один подбит. Как у Кубека. Странно. Тут один парень вспомнил: у того Кубека, что убежал - глаза были желтые, круглые и светились. Бесовщина какая-то. Тут дедушка Быбыргындей и говорит: "Ребятки, ведь Ашук тот Кубека нашего съел: в теле его теперь по лесу бегает. А наш Кубек в горшке сидит, ничего не емши, не пимши. Кубек из горшка запищал, тихо так. Тут бабы кашу Кубеку принесли, пирожков напекли, стали в Кубика тыкать. Он всё ест, жмурится. Кваску выпил. В горшке сидит, урчит довольный. И решили так: пускай себе живет каков есть. А наши парни Кебука поймают и все у них обратно поменяют...

Люксембург и Кефелэр.

Всё началось в 1624 году, в Люксембурге. Глава ордена иезуитов установил в часовенке у ворот
Люксембурга деревянную статую: Дева Мария, на руках у нее младенец, под ногами лежит полумесяц, а
правым башмаком топчет Мария голову змея. Статуя как статуя. Но тут внезапно пожаловала в Люксембург
Черная Смерть. Люди начали гибнуть, будто злаки сухие. Не миновала Чума и нашего отца иезуита. И тот,
тяжело больной, поклялся, что если выздоровеет - по камням и скалам, по склонам крутым и расселинам
узким, босой дойдёт до часовни у ворот и поклонится святому образу.
И - чудо! - выздоровел глава ордена иезуитов, исполнил обещанное.
А следом за ним из Люксембурга, из Нидерландов и Германии - отовсюду потянулись паломники, к
чудотворному образу Марии Утешительницы скорбящих. В этом году паломничество 18 мая - 1 июня, зовется
"Октавный праздник".
Из Люксембурга с тех пор везут деревянных Богородиц и образа люксембургской Богоматери. У кого такой образ есть - тому счастье.

Как-то в Гельдерне жил один торговец-коробейник. Ходил он по окрестным городкам и весям с коробом,
разной мелочью торговал. И как-то под Рождество идет он мимо Кефелэра. Идет - и вдруг слышит: "На этом
месте построй часовню!"

Торговец головой - никого, вокруг пустошь, посреди нее крест от непогоды поставлен. Плечами пожал,
дальше пошел.
А спустя восемь дней идет той же дорогой и опять голос слышит: "Часовню здесь построй!"

Мужик перекрестился, задумался: "откуда у меня деньги? как построю?"
Жену торговца Мехтильдой звали. Пришел тот домой, жене говорит: "Так-то, Мехель. Что делать будем?" И
решили: каждый день будем на часовню по три стубера откладывать.
А через пару дней в третий раз голос был, всё там же, всё о часовне.
Как-то проезжали через Гельдерн двое солдат, своему лейтенанту везли из Люксембурга две бумажки с
образом Богоматери . Остановились у коробейника нашего и решили один образок Мехтильде продать, за
полтора гроша. Мехель в ответ: не могу, дорого просишь.

Уехали солдаты, а следующей ночью привиделось Мехтильде: часовня, внутри ее тот самый образ Богоматери,
от образа свет льётся.
Как проснулась - всё мужу рассказала, а муж шлёт жену за солдатами. Догнала и все им рассказала, о
светящейся часовне, что во сне видела. Только вот беда: солдаты картинки лейтенанту отдали, лейтенант
тот вместе с образами в плен угодил. Ни с чем вернулась.
А коробейник тем временем денег набрал достаточно, начал часовню строить. Точно такую, как Мехтильде во
сне привиделось. Только построил - лейтенанта нашего освободили, он вернулся в отряд и все ему солдаты
рассказали.
Лейтенант наш в Гельдерн приехал, нашел Мехтильду и хотел ей один образ подарить. Та в ответ: отнесите
в Кефелэр, в ту часовню, что мне привиделась. Ее мой муж построил.
Так лейтенант и сделал: с торговцем вместе пошли к священнику, отдали один из образов. В то время о
чуде прослышали весь Кефелэр и половина Гельдерна. Днем образ не выставишь: сразу толпа соберется.
Священник субботней ночью Богоматерь в часовне установил и от непогоды стеклом укрыл. Дело было в мае
1642 года.
Тайна тайной, а утром весь Кефелэр у образа собрался А вскоре отовсюду потянулись к Деве Марии
кефелэрской паломники. До сих пор тянутся. Рядом с Кефелэром - аэропорт Düsseldorf Weeze (NRN). Если
кто летит дешевым рейсом из Финляндии в Германию, пускай знает :)))

- Зздравствуй, дорогая!
- Здравствуй, Бэбэрл. Давненько тебя не видела.
- Я чего пришел. Тут...
- И не спрашивай. Не знаю я, отчего она такая.
- Вот ведь. Дагмар как всегда: не успеешь спросить, а уже отвечает.
- Да ведь и так ясно: если мой Бэбэр из чащи выбрался - точно про Анну прослышал. Дрозды сказали, болтунишки?
- Они самые, все от них узнал.
- Заходи, чай попьем...

Бэбэр - невысокий, толстый, с окладистой бородой, весь шерстью покрыт. Живет он в лесу, издревле, в самой глубокой чаще. Люди не видят Бэбэра, только звери, птицы и Дагмар.

- Слушай, ну кто ее такой сделал? И зачем?
- Не знаю я, Бэбэрл. Была сила, женщина. Голос женский. Сказала мне: "будет Анна" - а больше ничего не сказала.
- Ой, Дагмар. Не боишься?
- Нет, друг, не боюсь. Голос добрый и сильный. И Анна такая же: сильная и добрая.
- Эх, подружка... Может, чем помочь?
- Нет, Бэбэрл. Сама справлюсь. Хорошо, что пришел, сто лет тебя не было...

Над ведьминой избушкой солнце садится. Ветер гонит низкие облака, красные листья над травою кружатся. У очага две древние силы сидят, пар клубится из кружек...

Ноябрь, 1630 год от Рождества Христова. В Городе - католические солдаты,
испанский отряд Спинолы.
А совсем рядом с Городом - бранденбургская армия, протестанты. Хлеб
стремительно дорожает. Хорошо, что можно растить еду у себя во дворе.
Горе нищим и бездомным. Власти гонят из Города протестантов: мастеровых,
купцов и врачей. Они перебираются в соседнее герцогство, строят дома,
открывают мастерские и практики.
На рыночной площади все чаще пылают огни: отцы-иезуиты жгут женщин, девушек,
совсем девочек, лютеранских и католических.

Рядом с Горчичным переулком работает кровельщик. Парень приезжий, бежал в
Город от лютеран. Кладет кому-то черепицу. Тут кошка Маубашихи на крышу как
прыгнет.
- Ишь ты, длинноногая - усмехнулся кровельщик.
Поднял молот - и как швырнет в кошку.
Та вскрикнула, будто человек - и убежала.
Наш мастер молоток забрал. Глядит: кошке два когтя отбил.
- Извини, милая. У тебя девять жизней. Что отбил - отрастет.
Кладет дальше черепицу и видит: к соседнему дому доктор едет, а рядом с ним
на крыше -
два изящных женских пальчика.
- Что за бесовщина?
Пальчики в тряпицу завязал, спрятал в мешок и унес.
А на следующий день на рынке только об одном и судачили: Маубашихе кто-то два пальца отрубил.
- Кто?
- Да никто не знает. Говорят, она кошкой бегала, кто-то ей когти и отбил. А как человеком стала -
нету пальцев.
- Хорошо, что хоть на левой.
- Да эта ведьма, она же левша.
Тут на площади появляется кровельщик.
- Девушки, кто тут ведьма?
- Да Маубашиха, она ведьма, кошкой бегает, пьяницам рюмки опрокидывает.
- Какой такой кошкой?
- Да черной, ведьмы всегда черные.
- Длинноногой?
- Точно. А ты чего спрашиваешь?
- Да я ей палец отрубил. - достал тряпицу и развернул.
- Ох! Ее пальцы, ее. Как ты это сделал-то?
- Да я в кошку молоток кинул, два когтя отбил. А они вот что.
И пошел по рынку, пальцы показывать.

На следующий день Катарину Маубах схватили и отвезли в городскую тюрьму. А
спустя неделю сожгли на рыночной площади. Отец Катарины, Йоханн фон Тенен и
муж ее, Матиас Маубах, оба заплатили огромную сумму, лишь бы спасти. Не
вышло. Отцы-иезуиты милостиво разрешили сперва отрубить голову, а после жечь.

15 ноября, хмурый день. Никогда еще на площади столько народа не было. Будто
паломники к рубашке Девы Марии: стоят и ждут.
На эшафот поднимается высокая черноволосая женщина. Священник стоит рядом,
спрашивает, не желает ли она покаяться.

Народ шумит.

Тут палач опускает Катарину на колени, одним взмахом отрубает голову.
По толпе оживленный вздох.
Священники поют, голову сажают на шест. Женщины в толпе ждут: не заговорит ли
ведьмина голова. Нет. Голова Катарины, с черными волосами, залитыми кровью -
молчит. Тут тело привязывают к столбу, обкладывают ветками, обливают спиртом
и поджигают.
Вся толпа: "Аах!"
Это обе руки Катарины поднялись в огне - и упали.
Над костром черный дым, все сильнее запах горящего тела.

Анна не выдержала и ушла с площади в слезах.

- Хинц, милый Хинц.
- Да, Анче.
- Я боюсь. Там сожгли Катарину Маубах.
- Так всегда бывает: демонам приносят жертвы.
- Но они же не язычники, они католики. Хинц, почемууу? Я боюсь, Хинц. Забери
меня, к себе в нору, глубоко-глубоко.
- Не плачь, милая Анче. Мы всегда тебе поможем, волшебная ты наша ...

Хинцель исчез...


Говорят, лютеранин Матиас Маубах уехал из Города, поселился в Штольберге.
А лютеранин Йоханн фон Тенен перебрался в Моншау, где у него красильня. В
Городе они больше не появлялись...

городские линии: No24 идет в Бельгию, No 25 - в Голландию.

Когда-то Город был столицей огромной империи. От Пиренеев до Карпат тянулась держава, и в самом центре ее лежал Город. Нет у Города ни реки, ни морского берега. Только три-четыре небольших ручья.
В сердце Города — одиннадцать горячих источников. Пахнут тухлыми яйцами. Говорят, что бьют они — прямо из ада, оттого-то горячие и сернистые. Кто знает, может, и правда.
Каждые семь лет в соборе открывают золотую раку, вынимают для паломников святыни собора. Меж колокольней и барабаном купола построен мостик. Десять дней подряд показывают с мостика рубашку Девы Марии. Люди со всего мира стоят внизу в ожидании этого чуда.
Йоханнес часто принимает паломников: из германских городов, из Франции, а порою из дальних стран.
Анне — шестнадцать лет исполнилось: юная кареглазая девушка, невысокого роста, с прямыми темными волосами, в широком цветном платье. Сама шила, из тканей, что Йоханнес подарил, а то и сама спряла.
Оказалось, что понимает Анче чужие языки. Нет, говорить не умеет, но понимает всё.

Как Йоханнес это заметил — стал Анну при себе держать: если кто из постояльцев начнет что подозрительное говорить — Анна всё отцу расскажет.
Йоханнес любя называет доченьку: «моя ведьмочка». Тихо, чтобы никто не услышал, даже близкие...

В доме остановились венгерские паломники. Говорят на своем тарабарском, по-немецки еще пару слов связать могут. Семья глядит на них с опаской: как бы чего не своровали. Анна с Бертой готовили фасолевый суп на всех — один венгр съел всё, утерся рукавом и что-то сказал. Вроде бы, недовольно. Берта Анну в сторону отвела:
- Что ему не понравилось?
- Он сказал: спасибо, очень сытно.
- Чего ж сердитый такой?
- Не знаю... А! Он говорит: эти ребята готовят сытно, да не вкусно.
- Ишь ты, господин какой! Нечего жаловаться. Ест пусть молча.
- Он же спасибо сказал.
- И то хорошо. А пес их что говорит?
- А ничего он не говорит. Любит своего хозяина, тявкает: «господин мой хороший» — а больше ничего.
- Ах, Анче, что бы я без тебя делала. Светлая ты голова, выучи-ка их язык. Чтобы не только понять кого — но и ответить. Вдруг какая сволочь тебе гадости наговорит. Чего молчать? Отвечай.
- Да я попробую, Бертке. Они покамест хорошие, ворчат только.
- Пускай себе ворчат. Главное, не воруют, не пьют и не дерутся.

- Слышь, Анче? В Кёльнском переулке, говорят, парень остановился. Молодой, красивый, Стефан зовут. К отцу приходил, рамочки заказывал.
- Какие такие рамочки?
- Да не знаю. Вроде как для картин: на рамку холст натянуть, а потом рисовать.
- Ишь ты. Он поди женат.
- Мне откуда знать?...

я сам себе и небо и луна,
варил себе лапшу и пек блины.
вдруг: бац! - и наступили времена,
и нет во мне ни неба, ни луны.

скажите люди, где теперь она
страна моя, невиданной длины,
печаль одна: как жить нам без страны?
куда девались небо и луна?

и головы - темны как валуны,
и стены - как торосы ледяны,
и пьем, покуда мы разведены,
и мечемся без неба и луны.

сонет сей был написан с бодуна.
в нем выражены небо и луна...

Вокруг Города — светлый лес: высокие ели, крепкие буки и грабы, под ними — лещина и
падубы. Кто живет там — немногие знают. Одни говорят, что там страшные черные
ведьмы держат свои капища. Иные не верят. Кто верил, слал отряды - разыскать и
сжечь. Напрасно.
Кто-то рассказывал, что видел там чудовище с телом льва, головой теленка и хвостом
змеи. Ему отвечали: приятель, ты перепил вчера — вот чудовище тебе и привиделось.
- Девчонки, далеко не расходимся, потом до вас не докричаться!
Это Агнесса, дочь столяра Адальберта. Ей 13 лет, она старшая: следит за прочими
девчонками, чтоб никто в лесу не потерялся.
- Анна, ты где?
Нет ответа
- Ауууу!!!
- Она точно: грибы нашла, собирает и молчит.
- Анна, так нечееестно!

Грибов в этот год уродилось немного. Идёт Анна, подосиновики в корзинку кладёт.
До аббатства дошли, свернули направо.

- Ой!
Из-за кустов бычок смотрит, глаза грустные-грустные.
- Разгулялись тут.
- Это ты тут разгулялся. Бегом в стойло. А то я сейчас хворостиною.
- Девочка, ты что??? Ты что, меня видишь?
- Кто ж тебя не видит, глупенького?
- Тебя Анна зовут?
- Да, Анна. Откуда ты меня знаешь? И кто ты такой, бычок-всезнайка?
- Да не бычок я.
Голова выдвинулась из-за кустов: стали видны крепкие плечи и мускулистые лапы с
когтями.
- Ай!
- Не бойся.
- Ты кто?
- Не съем я тебя. Ты маленькая и трезвая, я таких не трогаю.
- Ты что, ешь пьяных людей?
- Не ем я людей. Ни пьяных, ни тем более трезвых. Все больше оленей, да овец глупых.
Бычок усмехнулся — стали видны острые клыки.
- Тебя не съем и подавно. Ты — та самая Анна. Мне Дагмар о тебе говорила.
- Дагмар? Какая Дагмар?
- Моя подружка, она тут живет. Она всех знает.

Чудище огляделось по сторонам.

- Аннааа! Ауууу!

- Это твои подружки? Они трезвые?
- Конечно. Они девочки.
- Девочки — это хорошо.

- Анна, чего молчишь?
Чудище шепотом: «тсссс. Они меня не видят».

- Да я тут все гуляю, грибов не вижу — вот и ушла далеко.
- Не так и далеко. Показывай корзинку!
- Да нету грибов, что я врать буду?
- Кто тебя знает. Говорят, что ты ведьма.
- Катье, замолчи! - это Агнесса.
- А чё молчи? Мама так сказала, все так говорят.
- Все говорят — а ты молчи!
Не видят девочки чудовища. Оно из кустов глядит, глазами телячьими улыбается.

Пошли дальше! И чур не разбегаться!

Девочки уходят. Анна шепотом: «До свиданья! Как тебя зовут?»
Чудовище, тоже шепотом : «Бахкауф. До свиданья, Анна.»

А что шептать. Всё равно никто не слышит, а слышат — не разберут. Только ветер
шумит, да сороки стрекочут.

Амзель, я сегодня встретила чудовище. Голова у него как у теленка, а туловище — как
у страшного зверя, лапы когтистые.
А, знаю, знаю. Этот «теленок» - древний старик, зовут Бахкауф.
- Точно, Баахкауф!У него голова теленка.
- Ты что, в Корнелиев лес ходила?
- Да, Амзель. За грибами. Мы все ходили. Все девочки.
- Сколько вас было там?
- Раз, два, три, четыыре... восемь девочек и Агнесса.
- И опять же, ты встретила Бахкауфа. Вот ведь, волшебный ты человек!
- А ты- волшебная птица!
- Что теперь будешь делать?
- Молчать!
- Молодец, Анна! Стар я уже, когда умру — чтобы помнила: «всегда молчать!»
- Ты живи, милый мой Амзель!
- Живу пока, милая моя молчаливая Анна.


На голове у Амзеля черные перья сединой подернулись.
- А, женщинам нравится - говорит Амзель, и смеется. Грустно так смеется -
Один птенец у меня остался, без перьев, человечья дроздиха Анна...
Потому-то и кружит Амзель над домом в Горчичном переулке, ни котов не боится, ни соколов.
Одно страшно: людская молва: кто приметит, что дочь его человечья с птицей разговаривает,
вдруг кто кому расскажет. Страшно.

…..

5 апреля 1618 года в Городе было тепло. Из-за тучек то и дело смотрело солнышко. Пели черные дрозды,
скворцы верещали и каркали вороны. В этот самый день отцы-иезуиты строили свою церковь. Часть камней
для церкви миссия купила у бургомистра. Это были камни первой городской стены, никому не нужной.
Вторую часть иезуиты взяли сами, ни у кого не спросившись. То были камни разрушенной башни. Говорят,
лет пятьдесят тому назад в ней заперся черт. Дескать, бузил он в башне с горя: возлюбленную чертову из
Города выгнали. Так буянил, что башня не выдержала — и развалилась. Прямо на черта.

Черт, по слухам, много лет потом стонал, камнями придавленный. Потом затих.

Народ боялся этих камней, никто их не трогал.

Иезуиты камни забрали — и церковь построили. Говорят, когда камни везли — над ними несся черный дух.
Как облако. Вороны, говорят, стаями кружились и кричали. И скворцы тоже. Ветер дунул, черный дух развеял
— все сразу и затихли. Церковь строилась, Город жил, а у Кёльнских ворот, в доме плотника Йоханнеса,
родилась кареглазая девочка. Поп крестил ее Анной, как мама девочки просила. Попа звали отец Йозеф.

Анна росла счастливо, на радость матери с отцом. Через два года у нее появилась сестра Амалия, еще
через два — Текла. Тоже кареглазые и круглолицые, как мать и отец.
Йоханнес работал радостно, с огоньком. Он и раньше любил свое дело, а теперь, когда доченьки — и
подавно.

- Мама, кто это?
- Кто кто?
- Вон там, маленький и бородатый. И шапка у него желтая.
- Где, доченька? Нету там никого, там дождик идет.
- Да нет же, вот, вот, к башне пошел.

Мария немного в окно посмотрела — и шторку задвинула.

- Нет там никого, Анче. Это капельки дождя, на ветру кружатся
- Мама, нет же! Там он!
Мария вздохнула — пошла на кухню.

Анне два года. Ночью, когда все спали, в дом вошел тот самый желтый человечек. Мария спала,
Йоханнес спал, и Амалия в колыбели. Человечек тихо к Анне подошел, одеяло поправил:
- Девочка, ты правда меня видишь?
- Да, дяденька. Вот ты.
- Тииише, маму разбудишь. Спи спокойно, милая девочка. И пусть тебе снятся сладенькие сны.
- Спасибо, дяденька. А кто ты?
- Я Хинц. Если будет грустно — вспомни обо мне. Я приду.
- Спасибо, Хинц.
- Тише ты. Спокойной ночи...

- Анче, ты во сне говорила. Что тебе снилось, доченька?
- Мама, я не спала. Ко мне приходил тот человечек с бородой.
- Он тебе приснился. И что он тебе сказал?
- Он добрый. Он сказал «милая девочка». Его зовут Хинц.
- Ишь ты, выдумщица...

- Дрозды поют. Слышишь, Анче?
Вот ведь заливается, птичка Божья.
Поёт - Бога славит. Поняла?

Старый Петер живет при церкви святого Петра. Много лет уже. Добрый старик, бывший плотник. Живет при церкви, плотничает там - за пропитание и кров.
Говорят, когда-то старика чуть из города не выгнали.
Говорят, этот Петер когда-то ходил к лютеранам на их шабаши. Потом покаялся и теперь грехи замаливает.

- Эх, дрозды, дрозды. Все песни наши - от них. Царь Давид был молодым, овечек пас - дрозды ему пели. Давид послушал - и псалмы написал. Он был мудрый, птичий язык понимал. Поняла?

- Дядя Петер, они хвастаются - Анна прислушалась: "Прилетайте, девочки! Я сильный, я красивый... со мной... всегда крепко. Со мной... всегда еда..."

Брось! Что за глупости? Запомни, Анче: птицы славят Бога! Бога славят. Заруби себе на носу!

Старый Петер добрый, вырезает детям зверей и птиц из деревяшек. И рассказывает про Бога.

"Анче! Чего расселась? Бегом домой!"

Это Мария.

Анна бегом к маме.
- Анна, что ты старику наговорила?
- Мам, он про дроздов рассказывал.
- Ты что, про своего Амзеля?
- Нет, нет, мамочка - Анна испугалась - мы только про царя Давида...
- Про Давида можно.
- Еще он пел так здорово: "я красивый, со мной крепко..."
- Кто, Петер?
- Нет, мамочка, дрозд.

- Ах ты, безмозглая! Тебе что, родителей не жалко?! Брось свои выдумки! Еще раз услышу - отца позову. Или нет. Флориана!
- Нет, мамочка, нет!!! Больше не буду!!!

Нечего без дела сидеть! Гороха принеси. И овса.

Кругом шла война. Пару лет назад через Город проходили отряды испанцев. Тысячи. Йоханнес работал, не покладая рук: плотничал для католичнеских солдат. И для иезуитов плотничал: строил эшафоты. И тайком выполнял разную мелкую работенку для лютеран.
Не дай Бог, узнают!

У Марии три дочери: Анна, Текла и Амалия. Амалии всего годик, только от груди отняла.
Когда в городе гуляла чума, было страшно. Но Господь миловал: гуляла смерть, да мимо прошла.

А еще у Анны - тайный друг. Он весь черный, с длинным желтым носом. Он учит Анну разным премудростям: приметам, знакам в лесу: где грибы искать, где - ягоды, а где опасности кроются. Амзель - старый мудрый черный дрозд...

Дело было в Кёльне, в XIV веке. От Нового рынка (площади Ноймаркт) тянулся Оливковый переулок. Жил там богатый купец Менгис фон Адухт, кто-то говорит, что еще и бургомистр. Жил он с молодой супругой Рихмодис (в девичестве фон Лизкирхен), в любви и согласии. Дом фон Адухт звался "У попугая". XIV век. В городе гуляла Черная смерть. И доползла до семейства фон Адухт. В 1357 году Рихмодис заболела и спустя три дня умерла. Менгис, дабы не плодить чуму в доме, обмыл жену, нарядил в красивое белое платье, на шею одел любимое ожерелье, на палец - золотое кольцо, и велел немедленно похоронить у церкви святых Апостолов. Говорят, что не успели в тот день похоронить, гроб оставили на кладбище до завтра. Еще говорят, что два могильщика приметили: покойница неплохо упакована, в ожерелье и с кольцом. И как стемнело, пришли на кладбище, крышку гроба открыли, хвать кольцо - и ну тянуть. Тут Рихмодис глаза как откроет, как встанет из гроба - наши могильщики бегом с кладбища, даже фонарь оставили. А Рихмодис отряхнулась, взяла лампу и быстренько пошла домой. Дошла до "Попугая" и ну в дверь стучать. Дело было к полуночи, горничная спустилась, дверь открыла - тут же захлопнула и бегом наверх, к хозяину. Будит Менгиса, кричит: "там жена ваша, стучит, домой просится!" Хозяин, злой спросонья, буркнул в ответ: "ты еще, дура, скажи, что две мои кобылы на чердак залезли, из окна глядят". "Да нет, лошадей на чердаке нет, ваша жена внизу, в дверь стучится!" Менгис прислушался: точно стучит кто-то. Спустился, дверь открыл - а там Рихмодис. Перекрестился - а жена ему на шею прыг! Менгис почувствовал: тепленькая - и пустил покойницу домой. Говорят, что Рихмодис после смерти жила с мужем еще семь лет, в любви и согласии. Что дом почти не покидала, занималась пряжей и шитьем, родила после смерти четверых детей. Рассказывают, что один из сыновей покойницы, услышав от отца эту историю, решил поставить на чердаке двух деревянных лошадей, чтобы те в окошко глядели. Дома "у Попугая" больше нет, сгорел в XVIII веке. Но сосед к башне своего дома две конские головы приделал. Оливковый переулок ныне зовется улицей Richmodisstraße, башня с кобылами - Neumarkt 8-10 угол Richmodisstraße.

поет Николь Нейман

Счет:

Получатель: Иоаннисиани Баграт Андраникович, дополнительный офис №0235
Банк получателя: Северо-Западный банк ОАО "Сбербанк России", г.Санкт-Петербург
БИК: 044030653
Кор. счет: 30101810500000000653
ИНН клиента: 0
Счет №: 42307810955205509241

в пункте "цель платежа" написать "на оплату медицинского лечения Москалец Инны Игоревны",тогда не будет взыматься подоходный налог с этой суммы.

Web Money:

кошельки для переводов на любой валюте для удобства переводящих на счет Инны БОндарь вокалистки группы Ann'sannat которая попала в автомобильную катастрофу и лежит в реанимации при смерти
кошельки веб-мани куда можно положить деньги:

Z290830163519 Доллары
E123993939994 Евро
R180907080802 Рубли
U198589204819 Гривны
B265327673637 Белорусские рубли

Способы пополнения:
- непосредственный перевод с вашего кошелька веб-мани
- с платежного терминала или банкомата. Карта терминалов:
- через обменные пункты вебмани www.webmoney.ru/rus/cooperation/exchange/interexchan...
- платежные карты вебмани www.webmoney.ru/rus/addfunds/wmz/aboutcards.shtml
В случае с картами просто стираете с них защитный слой и высылаете номера на ящик ec1841@ gmail.com/

Удобнее всего с картами и терминалом, ну и конечно прямой перевод.

Другие способы ввода можно посмотреть тут - www.webmoney.ru/rus/addfunds/wmr/index.shtml