****************************************************************************
И сразу ослепило. Солнце было везде. Когда я был маленький, я купался в Стодольском озере, известном у нас своими песчаными берегами и мелкой селитерной рыбешкой.
«Саша, хватит уже, а ну-ка вылезай!»- кричала мне мама. Я вылезал из теплой мутноватой воды, бухался мокрым телом в желтый песок. А потом, дома, сняв плавки я вытряхивал его оттуда и смывал с себя. Я был счастлив. Единственная проблема- контрольная по алгебре в среду. А, нет, еще было бы хорошо достать катафоту на велосипедный брызговик. Пожалуй, это все. Проблем больше нет.
Сейчас у меня было похожее ощущение. Мне казалось, что мне потом придется вытряхивать это солнце из плавок и смывать его со своего ошпаренного тела.
Здесь было очень, очень много солнца. Только я пока не ощущал счастья.
Снимаю куртку- варенку, в ней я выгляжу по меньше мере глупо



Отец забирает багаж, суетится. Рядом с ним улыбчивый человек, который встречает, выдает и распределяет. Кажется, что багажа очень много, больше, чем было В Москве.
Где-то там упакованы те самые шерстяные одеяла из ГУМа. Интересно, зачем они тут, при таком-то солнце?
Едем долго. За коном микроавтобуса кадры из передачи Юрия Сенкевича. Я любил смотреть «Клуб кинопутешественников». Эта передача была как фантастический роман. Вроде бы логичные вещи, но какие же они немыслимые? Пальмы Лазаревского всего лишь муляж из папье-машье. Потому что настоящие пальмы вот они. Их, наверное, можно даже трогать руками.
Первая ночь. Сплю на балконе квартиры Игоря, товарища отца. Подо мной раскладушка. Надо мной крыша застекленного балкона.
За закрытыми жалюзями ночные шорохи и непроглядная темень. Вы никогда не видели таких темных ночей. Прислушиваюсь. Вроде ветер. Вроде кошка. Вроде опять ветер. Вроде шум огромных листьев. И еще много непонятного. Засыпаю, как проваливаюсь в вату.
Просыпаюсь от крика. Крик на разрыв. Бешеный, всепоглащающий. Вскакиваю. В квартире уже проснулись, собирают на стол какие-то известные и неизвестные мне продукты.
-Проснулся?- спрашивает отец.
-Небось зеленщик разбудил- говорит Игорь- По утрам ходят тут, орут, как идиоты. Выпьешь?
Игорь разливает по стопкам израильскую водку.
-Нет- отвечаю.
-Молодец, стрессоустойчивый- говорит отец.

Мы идем в супермаркет. С-У-П-Е-Р-М-А-Р-К-Е-Т. Это вам не какой-нибудь гастроном. Я повторяю про себя сто раз, супермаркет, супермаркет, супермаркет...

Да мне самому себя трудно понять теперь. Не понимаю и все. Потому и не требую вашего понимания. Кто я такой? Мэйд ин СиСиСиПи. Не люблю этого слова, но «совок». Мерило благополучия- батон колбасы, сгущенка и сервиз «Мадонна» на двенадцать персон.
Мне сейчас трудно себя не только понять, но и объяснить, почему тогда, войдя в Супермаркет, я подумал, что если рай существует, то я в него уже попал.
Восемьдесят процентов из товара, выставленных на полках я не индифицировал. Но плевать. Это наверняка все самое лучшее и вкусное. Беру в руки яркую, как журнал «Веселые Картинки» упаковку чего-то неизвестного. Пытаюсь понять что это. Не понимаю. Аккуратно кладу назад. И так много раз. Ну, разве не чудеса?
Отец с Игорем бродят по магазину с тележкой. Игорь точно знает что нам надо купить. Отец только кивает и складывает в тележку то, на что указал Игорь.
Люди тут совсем другие. Не все, конечно. Тут много таких, как я. Они очень узнаваемы. Они одеты в спортивные костюмы, варенки и футболки с вышивкой «GUCCI».
Со временем понимаю, что даже если их переодеть, то я их все равно выделю из толпы. У них совсем другой взгляд и выражение лица. А еще, даже если им хорошо, то они никогда в этом не признаются.
Местные люди другие. Антропологически и ментально. Они громко разговаривают и носят сползающие на задницы джинсы. Их женщины удивительно красивы лицом, но часто бесформенны телом. Их мужчины бреют головы либо бриолинят черные волосы специальным гелем.
И дети. Их много и они везде. Когда я говорю «везде», то я именно это и имею в виду.

Неделю живем у Игоря. Отец нашел квартиру и вместе с мамой и сестрой переезжают туда завтра. Я не переезжаю, я уезжаю.
-Молодежное поселение, киббуц Хулата, недалеко от Рош-Пины и Кирьят-Шмоны. Усиленное изучение языка, работа по шесть часов через день. Очень рекомендую, место хорошее- говорит мне женщина клерк.
-Поеду- отвечаю.
Мне все равно. Название я один черт не запомнил. Она пишет мне все данные на бумажке.
-Прибыть туда надо до послезавтра. Автобус из Хайфы до перекрестка, автозаправка «Сонол». Далее три километра пешком или тремп поймаете.
-Что поймаю?
-Тремп, ну, в смысле, машину какую-нибудь.

На улице жду брата Игоря, который должен за мной заехать.
Люди спешат куда-то. Не понимаю ни одного слова, ни одной буквы. Очень хочется есть.
Рядом какая-то лавка. Туда заходят люди, выходя, что-то жуют, пьют из баночек Кока-Колу.
Заглядываю в лавку.
Похоже на забегаловку, стенд с салатами, за прилавком смуглый человек, ловко упаковывает какие-то мясные шарики в питу, отдает их покупателю, забирает деньги.
Человек что-то спрашивает у меня.
-Донт андестенд- отвечаю.
-Окей- улыбается смуглый- Ноу проблем. Вот ду ю вонт? Фалафель?
Я не знаю, что такое фалафель. Но признаваться в этом стыдно.
-Йес- говорю.
-Хумус, салат, чпис?- спрашивает человек.
На всякий случай опять говорю:
-Йес.
-Вот ю вонна дринк? Кола?
-Йес.
- Фифтин шекелс, плиз.
Мне выдают питу и баночку кока-колы.
Выхожу из лавки, кусаю неведомую еду и тут же выкидываю ее в урну.
-Эй, мэн- слышу- Вай?
-Это не мясо, а какое-то говно- отвечаю по-русски.

К фалафелю надо привыкнуть. Как к пиву. Тогда я еще не привык к нему.
Кока-колу я выпил полностью.

Автобус фыркает и останавливается. Я в спортивном костюме «Монтана» и с черно-зеленой сумкой выпрыгиваю из него. Во всем этом мире только у меня есть костюм «Монтана» и такая вот сумка.
Автобус уезжает, оставляя меня один на один с уходящей в заросли эвкалиптов дорогой. Справа автозаправка. На ней никого.
Сумка тяжеловата, но ничего. Иду по дороге. Во всем мире нет не только никого, у кого бы был спортивный костюм «Монтана», как у меня. Во всем мире нет вообще никого. Только я и дорога. По дороге ходят невиданные птицы и смотрят на меня стеклянными глазами. Они меня совсем не боятся, зато я их отчего-то опасаюсь.
Через десять минут меня нагнал маленький беленький грузовичок. Неуверенно машу рукой.
Грузовичок останавливается, опускается стекло.
-Киббуц Хулата- говорю я пожилому водителю в очках.
-Окей- кивает он на переднее сидение.
Сажусь. Кладу сумку на колени.
-Веа а ю фром?-спрашивает водитель.
-Раша. Юэсэса.- говорю.
Водитель грузовичка посмотрел на меня как-то излишне пристально, почесал нос и отвернулся.
Больше водитель ни о чем меня не спрашивает.
Выхожу возле распахнутых железных ворот. Сразу за ними навалом трактора и какие-то другие сельскохозяйственные машины.
Останавливаюсь. Закуриваю местную сигарету «Тайм». Время в переводе. Странное ощущение, что мое время поменялось безвозвратно. Одно время кончилось, а другое началось. Как будто кто-то перевернул песочные часы. Сейчас я зайду в эти ворота и многое в моей жизни поменяется и произойдет. Но это, естественно, пока мне не ведомо.
Вспоминаю пакетик «Зуко», оставленный мною в самолете. Интересно, где его обнаружат? Вернется ли он назад? Впрочем, этого мне никогда не узнать.

Где-то читал, мол, трудно сделать первый шаг, трудно начать что-то новое. Мне не трудно, я уже начал. Поэтому свой первый шаг я даже не заметил.
Вхожу в распахнутые железные ворота. В этой безапелляционной распахнутости есть что-то бесстыжее, мне трудно объяснить почему. Я говорю только о своих ощущениях.
Дорожка налево, дорожка направо, вдоль аккуратных домиков с кактусами в полисадниках.
Выбираю левую. Иду мимо апельсиновых и мандариновых деревьев.
Черт побери! Вы представляете это? Апельсины и мандарины! Не березки и осинки, не ракиты над рекой! Я уже несколько недель как прилетел, но никак не могу отделаться от ощущения нереальности.
Мандарины. Что я о них знаю? Да ничего я не знаю, кроме того, что они растут исключительно на Новый год на одном дереве с конфетами «Мишка на севере» и шоколадками «Аленка».
А тут они растут постоянно. На своем индивидуальном дереве. Рука тянется сорвать оранжевый шарик.
-Эй!-слышу.
Оборачиваюсь.
Передо мной невысокий худой, в мокром фартуке и резиновых сапогах. Почему-то с усами, не смотря на совсем молодое лицо.
-Ты в ульпан?- спрашивает по-русски.
-Да
- Меня Рустам зовут- протягивает узкую ладонь для рукопожатия.
Жму руку, представляюсь.
Рустам ведет меня в администрацию, а сам трещит без умолка, соскакивая с темы на тему без всякого перехода.
Узнаю, что тут уже человек десять собралось, все бывшие наши, что Рустам родом с Грозного и у него тут двоюродный брат Павел.
-У меня фамилия Алиев, а у брата Яковенко, прикинь. У него папа хохол, а у меня азербайджанец. Правда я его не помню.
Приходим в администрацию, меня селят в вагончик, который называется караван.
Вместе со мной в комнате мой тезка, бывший футболист, с таджикской фамилией. У него магнитофон «Весна», он слушает Таню Буланову и иногда без всяких шуток всхлипывает в такт ее песням. Крышки у кассетника нет, поэтому когда кассета заканчивается, она катапультируется наружу. Футболист молча переставляет ее другой стороной и слушает Кар-мэн.

Работаю на обувной фабрике. Беру стельки, вставляю в пляжные туфли, кладу их в коробку, закрываю коробку, ставлю ее на поддон. Все. Интересная работа.
Играет радио. Иногда попадаются англоязычные песни, в основном на иврите, который пока почти не знаю.
Тут работает футболист и Павел, брат Рустама. Сам Рустам работает в столовой. Еще тут есть Яша из Алма-Аты, есть Влад и Леня, человек, старше нас, уже три года как живущий тут вместе с литовской женой и дочкой.
А еще сюда привозят арабок из какой-то там деревни.
В основном молодые девушки, есть даже красивые. Но на арабок обращать внимание не принято, так как это вопиющий мезальянс.
За мой стол садят одну. Зовут Хария. Худенькая, смугленькая. Но мезальянс, так мезальянс.
Она зачем-то улыбается и угощает сладостями. Отказываюсь на всякий случай.
Показывает пальцем на глаза и на меня: Блю айз вери найс.
Ну, да, у них тут местный фетиш. Голубые глаза это круто. Показываю ей большой палец, говорю по-русски:
-Увы, не в этой жизни, дорогая!
Хария непонимающе жмет плечиками и на всякий случай хихикает.

-Пошли к Яше в караван- говорит Влад.
-А что там?
-Ты как с Марса. Он опять проставляется.
-Что значит опять?
-Ну, понимаешь, он постоянно что-то отмечает. Позавчера пили в честь двух с половиной летия, как он снял гипс с ноги. Три дня назад в честь Дня рождения его второй любви, а сегодня полгода, как он продал свой мопед у себя в Алма-Ате. Он уже все деньги, что государство в помощь вновь прибывшим выдает просадил.
-Он дурак?
-Похоже, что да.
-Похоже???

Я иду рядом с мамой. Хрустит снег. Сверху черный купол неба, усыпанный, как золотыми веснушками, звездами. На мне зимнее пальто, шапка на резинке, мне пять лет.
Я смотрю на небо и спрашиваю:
-Мама, а на звездах люди живут?
-Нет, сынок- отвечает мама- На звездах никто не живет.
Мне становится до боли обидно, что звезды пустынны и безлюдны, и я плачу.

Просыпаюсь. К чему бы этому приснится?
На соседней койке спит футболист.
Выхожу из каравана. Темно, ночь. Небо такое же звездное, как во сне. Только снега нет.
Где-то далеко кричит павлин. Очень противно кричит.
Сажусь на ступеньку, закуриваю.
В домике напротив зажигается окошко. Там живет Джонни. Он мулат из Англии. Днем он работает на рыбных прудах, потом идет в бар, где пьет пиво.
Говорят, что Джонни скрывается в Израиле от английской полиции. Может быть, тут это никому не интересно. Окошко в домике Джонни гаснет.
Достаю фломастер и пишу на белой стенке каравана «Venitus venitatus et omnia venitus».
Суета сует все суета.

Ночью ходили за фруктами. Сбивали хурмой киви, а апельсинами груши.
Самое интересное, что все это мы можем абсолютно бесплатно брать в киббуцной столовой. Зачем мы это делаем?
Добычу храним в мусорных пакетах под кроватью.
Футболист жрет апельсины десятками. Я бы так не смог. Мой рекорд- десять бананов и отравление ими как результат.
Началась учеба. Иврит вроде дается. В классе очень некрасивые девочки. Оля Большая. Очень большая. Оля маленькая. Совсем никакая. Прыщавая девочка Элла, на вопрос откуда она ответившая:
-С Перми.
-Пиздишь, нет такого города Спермь- ответил ей Влад.
И еще какая-то девочка, имени которой я не помню.

Сегодня идем в бар. Для жителей киббуца он бесплатный. Вернее пиво бесплатное. Нам этого вполне хватит. Коммунизм.
В баре танцую под Макси Проста с литовской женой Лени. Она говорит, что она парикмахер и может меня постричь. Я ей верю.
Потом мы много пили, разговаривали с датскими и шведскими волонтерами на немыслимом языке. Потом были голые танцы. Потом я не помню.

Боже, кто включил этот режущий электрический свет!
А нет, это не электрический свет. Это обычный свет, дневной. Это я глаза открыл просто.
Комната с белым потолком. Где я? Явно не у себя в комнате. Там нет такого белого потолка и такой люстры с салатовыми рожками.
Медленно, преодолевая страшную боль в голове, поворачиваюсь направо.
Кто это? Женская рука с морковным маникюром, прядь светлых волос. Вглядываюсь в лицо.
Я ее где-то видел, но не знаком. По-моему это финская волонтерка. Страшненькая и толстенькая.
Как я тут оказался?
Глупый вопрос. Вспоминаю вчерашнее и понимаю, что мое нахождение тут это как раз следствие этого вчерашнего.
В голове крутится Close To You.
Конечно с этой финкой у меня ничего не было, не в том я был состоянии. Это я так себя уговариваю. Как-то неубедительно, но стараюсь.
Медленно сползаю с кровати, хватаю в охапку свою одежду и на цыпочках ухожу за дверь.
Мне кажется, что финка была не против моего исчезновения.Комната с белым потолком оказалась с правом на разлуку.

Раннее утро, бреду к себе. Где-то лает собака, где-то завели автомобиль. Свежо и немного прохладно. Очень хочется пить. Подхожу к поливочному шлангу рядом с одним из домиков. Открываю кран, пью холодную воду. Хорошо бы ей сейчас разбавить тот самый «Зуко», что я купил у цыганской девочки возле ГУМа. Но у меня его давно нет, и почему я о нем вспомнил?
И еще эти шерстяные одеяла...
В голове крутится Close To You…

источник: http://www.facebook.com/alexander.morales69?fref=ts