187 просмотров

Верзилов: «Я поговорил с Надей по телефону»

Надежда Толоконникова наконец-то нашлась – ее мужу Петру Верзилову удалось поговорить с ней по телефону. По его словам, она находится в больнице в центре Красноярска. Сегодня утром ФСИН подтвердила, что Толоконникова поступила в одну из красноярских колоний, и пообещала в ближайшее время сообщить ее родственникам, в какую именно. Местонахождение осужденной участницы Pussy Riot было неизвестно родственникам и защите с 18 октября, после того как она покинула ИК-14 в Мордовии. Slon поговорил с Верзиловым.

– Надя действительно нашлась?

– Да, я сегодня поговорил с ней по телефону.


– Как она себя чувствует?

– В целом она себя чувствует достаточно хорошо. Она помещена в Краевую туберкулезную больницу №1 – это большой медицинский центр для заключенных, практически в центре Красноярска. Надя сейчас проходит целый ряд медицинских процедур – МРТ, диагностика и прочее, связанных с осложнениями, которые возникли у нее еще в конце первой голодовки в Мордовии.

– Каковы условия в больнице?

– Условия она оценивает положительно. Она удивлена, что тут все не так, как в Мордовии, говорит, что сибирские исправительные учреждения выглядят лучше мордовских. Обращение в отношении нее она называет достаточно корректным и надеется, что это некоторый результат в том числе и ее писем.

– Почему с ней так долго не было связи?

– Она была помещена в полную изоляцию: на всем этапе находилась в одиночках, к ней был приставлен спецконвой, не было никаких каналов внешней коммуникации. У заключенных на этапе обычно такие возможности есть: иногда они связываются через других заключенных, иногда даже просят конвойного позвонить. Но против Нади была развернута целая операция федерального масштаба. Когда наши источники донесли, что она в Челябинске, и мы прибыли туда, ее специально поместили в СИЗО Златоуста вне самого Челябинска, чтобы не было никаких связей, и региональное ГУФСИН не хотело предоставлять нам информацию. В течение 26 дней от нее не было информации.

– А сама она пыталась преодолеть эту блокаду и выйти на связь?

– Единственный раз от нее пришло длинное письмо из Омска: она отправила его 30 октября, и только вчера, 13 ноября, оно достигло московского адреса, и мне удалось его прочесть. Надя пишет, что была крайне рада трем большим новостям. Первое – что СК отменил отказ в возбуждении дела по ее заявлению. Второе – что прокуратура отменила отказ о применении к Наде мер безопасности. И третье – что прокуратура вынесла представление в адрес начальника ИК-14 Александра Кулагина, обязав устранить нарушения в его учреждении. Вот эти неожиданные вещи Надю безумно обрадовали.

– То есть слухи о том, что ее избили и поэтому прячут, не подтвердились?

– Она говорит, просто этап был в изоляции.

– Когда получится увидеться с ней?

– Я надеюсь завтра утром подать заявление о встрече с ней. Но, поскольку ей назначено большое количество процедур, я не уверен, насколько быстро удастся устроить свидание.

– Есть ли гарантия, что таких перерывов в общении с Надей больше не будет?

– Это зависит от поведения местных тюремных органов. Надеюсь, они не будут создавать препятствий.

– Известно ли, куда ее переведут после больницы?

– Никто не знает. Может быть, больница и будет финальным местом, где она проведет три с половиной месяца до окончания срока.

293 просмотров

Александр Ивлев / Коммерсантъ
Надежда Толоконникова отправлена в чувашскую колонию, сообщил в среду ее супруг Петр Верзилов.

«ФСИН России выбрала Чувашию в качестве региона отбывания наказания Толоконниковой: сейчас она находится в Чувашии на спецэтапе по пути в ИК-2 в городе Алатырь», – подтвердил Верзилов «Интерфаксу».

До этого о том, что Надя наконец нашлась, сообщила New Times:

«Источники The New Times во ФСИН сообщают, что везти Надежду будут несколько дней. Обещают, что ее состояние здоровья будет контролировать медик».
Верзилов также прокомментировал газете историю с этапированием Толоконниковой в ИК-2:

«22 октября в 19 часов на автомобильном спецэтапе в сопровождении оперативных сотрудников и снова в обстановке строгой секретности Толоконникова была вывезена из ИК-18 в направлении города Алатырь в Чувашии, где находится ИК-2, определенная как новое место отбывания наказания Толоконниковой.
23 октября в 8 часов утра начальник ИК-18 полковник В. Ермаков сообщил адвокату, что „на утро 23 октября Толоконниковой в учреждении нет“, что подтверждает информацию источника о том, что вечером 22 октября Толоконникова отбыла на этап в направлении Чувашии».

19-10-2013 13:27:00
Письмо Надежды ТОЛОКОННИКОВОЙ: «В Мордовии с людьми творят страшное. Им лгут, их отказываются слушать, их подавляют, их уничтожают и уничтожают человеческое в них...»

В редакцию «Новой» передано письмо из ИК-14 от Надежды Толоконниковой от 18 октября 2013 года. По просьбе автора письма все имена осужденных женщин, которые упоминаются в письме, скрыты из-за опасений об их дальнейшей судьбе в учреждениях ФСИН. Это же письмо Толоконниковой передано в Совет по правам человека при президенте.

В редакцию «Новой» передано письмо из ИК-14 от Надежды Толоконниковой. По просьбе автора письма все имена осужденных женщин, которые здесь, скрыты из-за опасений об их дальнейшей судьбе в учреждениях ФСИН. Это же письмо Толоконниковой передано в Совет по правам человека при президенте.




«Вечером 17 октября меня вызвали к контрольно-пропускному пункту колонии-больницы ЛПУ-21, чтобы выдать передачу. Улыбчивая девушка на КПП, раз за разом по распоряжению руководства не пускавшая ко мне адвокатов, правозащитников и моего мужа, выдала мне несколько журналов. Заботливо усадила на скамейку, выдав: «Жди сопровождения обратно в корпус». Минут 10 я ждала.

Открывается дверь, за которой все 10 минут этих кто-то лихорадочно бегал, что-то кидал и переставлял. На меня направлена видеокамера. Сотрудников ЛПУ-21 человек десять. Заместители начальника, оперативники. Все тут. Видеокамера в руках у Четырёва Александра Ивановича, который в январе 2013 года с удовольствием написал на меня рапорт («не поздоровалась», находясь в больничке с сильнейшими головными болями), который в этот мой приезд упорно отказывался брать любые мои заявления («Я не имею права у ВАС что-то брать. Я вам ничего не должен»).

Сотрудники спецчасти, торопясь, тараторят: «Вы выписаны из ЛПУ. Вы отправляетесь в колонию. Срочный этап». Спрашиваю, куда именно я еду. «На ИК-13», — отвечает спецчасть. — «Покажите мне постановление об этапировании». — «Мы ничего не должны, — в ответ получаю волшебную фразу, — но вот спорите. В наряде значится ИК-13». Смотрю, действительно, ИК-13.

Я удивлена. Пытаюсь спросить, к чему такая поспешность. Все мои вещи — тут же, в КПП. Кто их и когда успел собрать, пока я получала журналы, мне неизвестно. Позже выяснится, что вещи собраны были не все. Сотрудники ЛПУ-21 выпихивают мои сумки и забрасывают в автозак.

Меня силой толкают к выходу. «Жалобы, заявления есть? Вы поступаете в распоряжение конвоя», — дежурные фразы конвоира. «Да, сильная головная боль», — отвечаю. У меня очередной приступ боли, не снимаемой никакими обезболивающими. Конвоир настаивает на вызове медика. «Надо проверить давление, провести осмотр», — заключает врач. «Все! Все! — кричат два замначальника больнички. — Быстро в автозак! Никаких измерений! Быстро! Быстро! Пошла!» Торчков, режимник ЛПУ, силой забрасывает меня в автозак, как овощную корзину. Захлопывается дверь клетки. Я еду.

Накануне, 16 октября, я обращалась к начальнику ЛПУ-21 с просьбой о помощи. Я писала ему заявления с просьбой обеспечить мне личную безопасность в порядке ст. 13 УПК РФ. Я поясняла, что в ИК-14 меня ждет месть руководства колонии за правду, рассказанную мной об их конторе, и злоба и жестокость тех высокопоставленных зэчек, которых администрация планомерно весь мой срок настраивала против меня. Заместитель Дубравного прокурора Ямашкин был лично поставлен мной в известность днем 17 октября о том, что в ИК-14 мне угрожает опасность. Поставлен в известность моими неоднократными письменными заявлениями директор ФСИН России, Генпрокуратура, начальник УФСИН России по Мордовии Симченков.

Начальник ЛПУ-21 Клишков утром 17 октября в ответ на мою обеспокоенность пояснил, что согласно его сведениям я отправляюсь в ИК-13. И там я буду в безопасности. «Об ИК-14 речи не идет, что ты!» — заверил он меня.

Итак, я засунута в автозак и еду. Полчаса. Приехали. Я — на ИК-14.

Еще на КПП ИК-14 я объявила сотрудникам колонии, что этапирована в данное учреждение я была обманным и незаконным путем, с применением физической силы. Я пояснила, что опасаюсь за свое здоровье, психологическое и физическое, находясь в ИК-14. В связи с этим мной немедленно была объявлена голодовка. Я требую обеспечения мне реальной личной безопасности и перевода в колонию другого региона. Потому что в этом регионе, в Мордовии, с людьми творят страшное. Им лгут, их запихивают в машины силой, и их отказываются слушать, их подавляют, их уничтожают и уничтожают человеческое в них. Людей превращают в затравленных зверей. И я признаюсь — да, я опасаюсь за свою судьбу. Потому что я не знаю, что со мной будет сегодня вечером. Что решат сделать со мной палачи из УФСИН по Республике Мордовия.

И я опасаюсь за судьбу <…> осужденных, с которыми я недолго, но очень полно общалась в ЛПУ-21, в больничке. Мы беседовали о мордовских зонах. И они, отбывающие наказание в ИК-2, рассказали мне чудовищное. То, о чем я, конечно, слышала и раньше, но что не укладывается у меня в голове. <…> за жалобы в прокуратуру и Уполномоченному по правам человека на ИК-2 год не вылезала из ШИЗО. Ее избивали и пытали холодом, специально открывая посреди зимы все двери. Мерзли и жаловались даже сами сотрудники, ее охранявшие. А она — в оранжевом платье и в трусах.

За общение со мной <…> срочно, 15 октября, отправили с больнички на «двойку». Предупредив, что «тебя там ждут». Я не знаю, что сейчас с ней, но мне хотелось бы, чтобы существовал какой-то общественный контроль за тем, чтобы к осужденным, которые готовы говорить правду о колониях, не применялись пытки, как физические, так и психологические. <…> она из тех камикадзе, кто говорит о колонии, как есть. Потребуйте у ФСИН информацию о ней, не дайте ее уничтожить; дайте понять, что осужденные — не бесправные существа, что есть общество, готовое их права отстаивать.

Другая осужденная, <…>, она передвигается с двумя тростями, очень медленно, согнувшись, она испортила себе здоровье в местах лишения свободы, села здоровой. У нее парапарез нижних конечностей, межпозвоночная грыжа. 15 октября, несмотря на то, что ей не было оказано в ЛПУ-21 никакого лечения, она была отправлена на этап. Однако <…> отказалась заходить в автозак, сделала заявление о начале голодовки, голодовки до вызова к ней прокурора и до оказания ей лечения, до облегчения ей постоянных болей в спине и ногах. Ее не стали запихивать в автозак силой, но увели в ШИЗО ЛПУ-21. «Приедешь в ИК-2, тебе Кемяев покажет», — пообещали ей. Кемяев — режимник «двойки», известный по всей «ветке» садист. «Лучше я умру от голода, чем от побоев, истязаний, унижений. Они уже сделали это со мной перед отъездом в ЛПУ-2 за то, что я заступилась за избиваемых. Меня саму посадили в клетку на сутки и избивали. А потом они скажут, что я сама себя удушила, как они всегда делают… Мне страшно. Я молю Господа, чтобы он не допустил этого беспредела», — вот последнее, что я услышала от <…>. Меня увезли в ИК-14. Она продолжает голодать. Сегодня, в пятницу, 18.10.13, ее опять должны были этапировать. Так и не оказав медицинской помощи. Я просила своих адвокатов, чтобы они навестили <…> и <…> в ИК-2. Я ответственна теперь за судьбу этих людей, поскольку срочные этапы в ИК-2 они получили из-за общения со мной. Им прямо об этом говорилось. Скорее всего, однако, адвокатов в ИК-2 не пустят. Как не пускали ко мне в больничку. И это — страшно.



Надя Толоконникова
18.10.13
ФКУ ИК-14.»

Толоконникова прорвала «информационную блокаду»



Надежда Толоконникова
Фото: Илья Шаблинский / AFP
Надежда Толоконникова, изолированная по медицинским показаниям в больнице после голодовки, 11 октября встретилась с адвокатом и написала новое открытое письмо.
Письмо Толоконниковой передал «Ленте.ру» муж участницы Pussy Riot Петр Верзилов. О том, с каким именно адвокатом встретилась осужденная и что они обсуждали, не уточняется.
Верзилов между тем добавил, что руководство ЛПУ-21 (тюремной больницы, где находится Толоконникова) после встречи осужденной с ее защитником объявило о ремонте телефонной связи и все звонки с участницей панк-группы вновь прекратились.
Как пишет Толоконникова в своем новом письме, до встречи с адвокатом она две недели находилась в информационной блокаде. По словам девушки, у нее не было медицинского запрета на контакты с людьми, о чем все время говорили во ФСИН. Из разговоров с «высокопоставленными служителями тюремного управления» участница Pussy Riot поняла, что причины ее информационной блокады были «политического» характера.
Последний раз к Толоконниковой пускали посетителя 2 октября. В тот день осужденная встретилась с депутатом Госдумы Ильей Пономаревым.
В новом письме участница Pussy Riot также высказалась по поводу комиссии Совета по правам человека (СПЧ), которая побывала в ИК-14 после жалоб Толоконниковой на нарушения прав заключенных. Она поблагодарила правозащитников за то, что «элементарная честность» не позволила им умолчать о грубых нарушениях трудового законодательства и уголовно-исполнительного кодекса. При этом, по словам осужденной, у некоторых членов комиссии была цель «загладить преступления ФСИН».
В то же время Толоконникову оскорбил вывод некоторых членов СПЧ о том, что ее голодовка была инициирована извне. «Каким неуважением и пренебрежением ко мне надо обладать, чтобы сделать подобное заявление! Это мой срок, моя борьба, мои права, мое здоровье и моя жизнь», — пишет участница Pussy Riot.
Надежда Толоконникова попала в медицинскую часть после того, как 23 сентября 2013 года объявила голодовку в знак протеста против нарушений прав заключенных в ИК-14, где она отбывает наказание. Об этих нарушениях она рассказала в опубликованном в тот же день открытом письме. В частности, по словам участницы панк-группы, заключенных заставляют работать по 14-16 часов без выходных, при этом платят им не всю зарплату. Спустя неделю девушка прекратила голодовку по медицинским показателям, однако пообещала вновь возобновить ее, если власти не прекратят нарушать права заключенных и не переведут ее в другую колонию.
После объявления голодовки ИК-14 посетила комиссия СПЧ. Члены комиссии обнаружили в колонии систему принудительного труда. В то же время некоторые правозащитники выразили мнение, что акция Толоконниковой была заранее подготовлена ее мужем и адвокатами.
Толоконникова и две другие участницы Pussy Riot, Екатерина Самуцевич и Мария Алехина, были приговорены к двум годам колонии в августе 2012 года. Их признали виновными в хулиганстве за панк-молебен в храме Христа Спасителя. Позже Самуцевич изменили реальный срок на условный.

Письмо Надежды Толоконниковой от 11 октября 2013 года
Вчера, в пятницу, 11 октября, ко мне впервые за две недели пустили адвоката. До этого я, начиная с ИК-14 и продолжив в ЛПУ-21, находилась в полной информационной изоляции. Медицинского запрета на контакты с людьми, на который ссылается ФСИН, у меня не было, потому что все это время я контактировала с сотрудниками этих учреждений. Из разговоров с высокопоставленными служителями тюремного управления мне было очевидно, что причины блокады совсем иные, никак не медицинского характера, но политического.
Я хочу объявить всем, кто имеет отношение к помещению меня в блокаду: если вы думаете, что без связи со своими товарищами я стану податливее и откажусь от выстраданных за время заключения взглядов на состояние мордовских лагерей, то вы грубо ошибаетесь. Когда вы давите на меня и нарушаете мои права, в том числе и законное право на встречу с защитой, то моя бескомпромиссность по отношению к ситуации в Мордовлаге лишь возрастает.
Спасибо тем, кто поддержал мой протест против беззакония в мордовских лагерях — циничного беззакония, прикрывшегося лозунгами экономической эффективности. Человек не может быть средством – он должен выступать в качестве цели. А запугивание и унижение не может быть методом воспитания и исправления человека.
С советских времен мордовские лагеря выступали для властей последним средством, которым они надеялись сломить волю политзаключенных, не раскаявшихся во время своих беззаконных судилищ. Я рада, что хоть как-то могу изменить ситуацию в Мордовлаге сегодня, чтобы отобрать это пыточное орудие из рук государства. В память о Марченко и Галанскове - диссидентах, погибших в советских лагерях. Я горжусь ими.
Я благодарна адвокатам и моим оставшимся на свободе друзьям за то, что они продолжают распространять информацию о моем протесте. Не думаю, что кому-нибудь пришло бы в голову обвинять, скажем, Ларису Богораз в том, что она рассказывает людям о действиях Юлия Даниэля в Мордовлаге. Это и есть проявление элементарной гражданской и товарищеской этики.
Я благодарна правозащитным комиссиям, которые посетили ИК-14 после объявления голодовки. Я рада, что элементарная честность не дала даже тем, кто приехал туда с целью загладить преступления ФСИН, опровергнуть очевидное: грубые нарушения трудового законодательства и уголовно-исполнительного закона в ИК-14, на которые при всем желании невозможно закрыть глаза. Кто-то из них выслушивал меня внимательно, а кто-то, даже не представившись (позже я поняла, что это был гражданин Евгений Мысловский, бывший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры РСФСР), старался как можно скорее ретироваться, не желая принимать во внимание мои доводы и жалобы, больше полагаясь на показания лагерного начальства.
Меня оскорбил вывод некоторых членов президентского Совета по Правам Человека о том, что моя голодовка инициирована извне. Каким неуважением и пренебрежением ко мне надо обладать, чтобы сделать подобное заявление! Это мой срок, моя борьба, мои права, мое здоровье и моя жизнь. На стадии следствия, полтора года назад, я могла отказаться от своей политической позиции и покаяться, как диссиденты Якир и Красин в 1973-ем, и выйти на свободу. Но ничто не заставит меня сделать это. Я выбрала путь последовательности и честности. И как теперь можно думать, что я позволю себе действовать по чужому сценарию, быть безвольной игрушкой в чьих-то руках?
Надеюсь на то, что правозащитные инспекции в Мордовлаге не ограничатся краткосрочным визитом в ИК-14. Я знаю, что нарушения прав человека происходят и в других колониях нашего лагерного управления. Я видела полные обреченности и тихого ужаса глаза женщин, выезжающих из ИК-2, женской колонии в поселке Явас, которая совсем рядом с моим бывшим лагерем. На «двойке», в отличие от ИК-14 (где администрация предпочитает наказывать неугодных руками осужденных), сотрудники колонии сами избивают осужденных, которые пытаются протестовать и сопротивляться режиму, и гнобят их в ШИЗО, где действуют только два аргумента: холод и те же побои.
Я обращаюсь к тем, кто заинтересован в соблюдении прав человека в России. Зоны — это тоже часть России. Более того, бытует убеждение, что тюрьмы — это лицо страны. Я хочу, чтобы в мордовской лагерной системе, с которой меня связала судьба, произошли серьезные изменения в лучшую сторону. Большинство осужденных не верит, что что-то можно поменять, и только поэтому они молчат. Многие не верят правозащитникам, комиссиям, тем более — прокурорским и УФСИНовским проверкам. Почему? Потому что проверка приезжает и уезжает, а мы, осужденные, остаемся у своего разбитого корыта. Нам нужна помощь правозащитников, готовых на долгую и серьезную работу.
Пока правдивые показания о положении дел в лагерях могут дать только осужденные-камикадзе, готовые к репрессиям. Неудивительно, что таких единицы. Я считаю, что реальная правозащитная деятельность может начаться лишь тогда, когда честные показания перестанут считаться героизмом. Нам, осужденным, нужна гарантия того, что на следующий день после отъезда комиссии «жалобщика» не начнут морально и физически убивать. Создание безопасных условий, безусловно, есть долг правозащитника, действительно уважающего себя и свою работу.
Постоянный контроль и гарантии безопасности — вот, что нужно создать в Мордовии в первисьмоую очередь. Только когда мы с вами добьемся этого, мы сможем приступить к расследованию того, что реально происходит в колониях. Я верю в то, что добиться улучшения условий жизни и труда осужденных здесь, в Мордовии, и по всей России - возможно. И я готова для этого сделать все, что в моих силах. Но моей веры и желания недостаточно. Мне очень нужна ваша помощь.
Заранее спасибо.
Лагерная больница ЛПУ-21
поселок Барашево, Мордовия
Надя Толоконникова
11 октября 2013 года

«Может быть, она не кричала, а пела?»
Надежду Толоконникову изолировали от мира за «открытое письмо»: интервью с адвокатом Дмитрием Динзе

Дмитрий Динзе



Дмитрий Динзе
Фото: личная страница в Facebook
Осужденную участницу группы Pussy Riot Надежду Толоконникову на две недели полностью изолировали от внешнего мира — после того, как она передала в «Ленту.ру» «открытое письмо» о рабском труде осужденных и в знак протеста объявила голодовку. Голодовка завершилась 1 октября — по медицинским показаниям. При этом попасть к Толоконниковой до сих пор не могут ни близкие, ни адвокаты. Достоверной информации о состоянии и здоровье Толоконниковой нет ни у кого за пределами мордовской исправительной колонии №14. Адвокат Дмитрий Динзе рассказал «Ленте.ру» о попытках увидеться с подзащитной, а заодно и о порядках в ИК-14.

«Лента.ру»: Дмитрий, вы занимаетесь делом Толоконниковой в принципе или работаете по каким-то отдельным направлениям?

Дмитрий Динзе: Я один из ее адвокатов. Самим уголовным делом не занимаюсь. Я работаю по условиям содержания Нади в колонии, занимаюсь сбором и подачей жалоб, ее условно-досрочным освобождением.

Голодовку Толоконникова объявила 23 сентября. Вы с ней виделись после этого?

Да, один раз. Это было в четверг, 26 сентября, на территории колонии. Там следователь межрайонного следственного отдела СК по Мордовии Михаил Марчков при мне проводил опрос Надежды по ее заявлению. Она указала, что против нее было совершено преступление — заместитель начальника колонии Куприянов угрожал ей убийством и физической расправой. Мы со следователем приехали, нас пропустили, мы зашли в оперативный отдел. Там нас уже ждала женщина по фамилии Позднякова. Эта дама — не сотрудник колонии, это специальный человек из мордовского УФСИН. Она, как я понимаю, курирует Толоконникову в колонии. Дружит с Куприяновым, с начальником ИК-14 Кулагиным, вообще с администрацией.

Толоконникова — единственная, кого так курируют?

В той же колонии еще Евгения Хасис сидит (осуждена на 18 лет за соучастие в убийстве адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой — прим. «Ленты.ру»). Есть также какая-то богатая дама, осужденная за мошенничество. Ну и еще за парой женщин, осужденных по резонансным делам, такой же надзор.

Что было на встрече, как Толоконникова себя чувствовала?

Чувствовала в целом нормально. Опрос продолжался довольно долго, где-то с двух часов дня до семи вечера. Так за это время ее сначала осмотрела врач из медсанчасти, три пробирки крови взяла. Потом местный врач пришел, давление померил. Это была прямо такая намеренная демонстрация, как они о Толоконниковой заботятся и как они ее берегут.

Сам опрос при этом был довольно сумбурным. Следователь Толоконникову спрашивает: ну что, Надежда, как мы с вами общаться будем? Она говорит: как обычно — я говорю, вы записываете. Следователю эта идея не очень понравилась, он дал понять, что хотел бы просто послушать. Тут уже я вмешался. Нет, говорю, давайте по-серьезному все делать. Надежда рассказывает, как она попала в колонию, какое давление на нее оказывалось, как вообще мы пришли к ситуации, при которой замначальника колонии ей угрожает. В динамике все смотрим. Уговорили следователя. Вроде бы все пошло нормально. Я ей воды налил, потом чай пили. Она рассказала про беспредел в колонии, про то, как девушки по 16 часов в сутки на швейном производстве работают и какие копейки при этом зарабатывают. Несколько раз мы прерывались, Надежда пару раз отпрашивалась в туалет…

Вот вы знаете, мелочь, но она очень хорошо показывает, какие нравы в колонии. Позднякова возмутилась: какого лешего осужденная ходит в туалет для сотрудников колонии. Пусть идет в толчок во дворе. А его надо видеть: у животных в стойбище и то чище, он засранный, там дерьма по колено. Толоконникова отказалась, я взял ее за руку, отвел в нормальный сортир. Позднякова губы поджала.

А когда опрос продолжился, Позднякова начала наезжать. Мол, дай расписку, что ты осведомлена о недопустимости дачи ложных показаний и несешь ответственность за клевету. Я говорю: женщина, а вы вообще на каком основании вмешиваетесь? Ну и Надежда, конечно, масла в огонь добавила. У нас, мол, тут опрос идет, а вы, уважаемая, тут вообще никто. Дама явно не привыкла, чтобы с ней так обходились. Фыркнула, выбежала в спаренный кабинет и тут же начала за дверью подслушивать. Да еще и постоянно звонила кому-то, оперативно докладывала.

Я уверен, что и в самом кабинете прослушка была.

На каком основании?

Да фиг их знает, на каком. Паранойя в ИК-14 вообще нормальная. Там же всем сотрудникам видеорегистраторы раздали. Они за пределы колонии без них вообще не выходят.

В смысле видеорегистраторы? Они их на лбу носят?

Нет, к форме крепят. На уровне груди.

Что помешало вам видеть Толоконникову в дальнейшем?

Сразу после опроса, когда она вернулась в ШИЗО, ей отомстили за то, что она так разговаривала с Поздняковой. Так дерзко общаться с сотрудником ФСИН, да еще и в присутствии следователя с адвокатом — их психология однозначно трактует это как оскорбление. И за такое надо мстить. В ШИЗО на Толоконникову напали две женщины, отняли воду, потом забежал сотрудник колонии, схватил ее за плечи, она кричала. Мы узнали об этом, Петя Верзилов, муж Надежды, написал заявление. И, собственно, все. Это была последняя информация о том, что происходит с моей подзащитной и где она вообще.

Но вы же пытались к ней попасть?

Да, все последние 13 дней. У рассказа Толоконниковой о рабских условиях в ИК-14 появилось много дополнительных подтверждений после опроса, который я проводил. Еще фактуру дал президентский совет по правам человека после своей инспекции. Знаете, как с ней поступали в ШИЗО? Ей во время голодовки приносили суп, нормальный суп, а не баланду их эту, свежий хлеб, мясо, накрывали на стол и запрещали убирать или выбрасывать. Иначе проблемы будут. Я Поздняковой об этом говорил — это же пытка, вы чего. Она слилась с темы. Следаку рассказал, он только головой покачал: ну вот так, да, бывает.

Я следователю сказал: нам с вами по этому делу еще встречаться и встречаться. И опросить Толоконникову еще как минимум один раз надо. Тот даже согласился. Я сразу заявил ходатайство об опросе Куприянова и Толоконниковой на детекторе лжи. Попросил истребовать у Куприянова аудиозапись, которую он якобы вел во время разговора с Толоконниковой в своем кабинете. Попросил осмотреть место происшествия — собственно, кабинет Куприянова. Чего у него там такое, на каком основании у него записывающая аппаратура и что это за оперативно-розыскные мероприятия он ведет. Заявил ходатайство, чтобы опросили бывших осужденных. Среди них есть те, кто готов рассказывать о быте и нравах ИК-14.

И вот со всем этим хозяйством мы пытались попасть к Толоконниковой, всякий раз безрезультатно.

Подождите, но вы же адвокат, у вас есть все необходимые документы. На каком основании вас могут не пустить к подзащитной?

Если она без сознания разве что.

Вам так и говорили?

Нет, говорили, что она находится в тяжелом состоянии и содержится в лечебно-профилактическом учреждении.

О ее реальном состоянии кто-то со стороны защиты осведомлен?

Она голодала шесть полных дней. Конечно, слабость была. Точнее ничего сказать не могу. Я пытался к ней пробиться несколько раз. Отказ со ссылкой на тяжелое состояние. В правилах внутреннего распорядка говорится, что близких родственников пускают к осужденным в тяжелом состоянии. Верзилов пробовал — получил ничем не мотивированный отказ. К ней один раз только пустили мордовскую общественно-наблюдательную комиссию. Но она у ФСИН ручная и рассказывает сказки. Ее председатель Геннадий Морозов — сам вроде как бывший сотрудник. Подментованный, как в определенной среде говорят.

И когда была последняя попытка попасть к Толоконниковой?

Накануне, 7 октября. Я написал заявление: прошу предоставить свидание в рамках проверки, которую проводит Следственный комитет. В случае отказа предоставьте медицинские документы или дайте поговорить с главврачом. Попросил привлечь судмедэксперта Леонида Петрова. Он мог бы оценить состояние Толоконниковой и с помощью внешнего осмотра и по медицинским записям.

Приехали утром, подали документы. Спустя два часа выходит прапорщица и выносит отказ — по медицинским основаниям. Документы, говорит, отнесите в канцелярию. Мы с Верзиловым туда идем, а у двери настоящий пост стоит, и у него приказ: Верзилова не пускать, потому что он всем сотрудникам мозг уже вынес своими претензиями. Потом сотрудники вообще от нас заперлись, другие в окна выглядывают. Я звоню в дежурку ФСИН, говорю: вы чего творите-то вообще? После этого дверь открывается, и все сотрудники разбегаются как тараканы. Осталась только женщина в канцелярии. Я ей: возьмите документы. А она в ответ: мне тут еще дальше жить и работать, сами ваши документы берите. Такие вот зарисовки почти каждый день.

По-вашему, это продолжается месть за голодовку и за открытое письмо?

Да. За огласку того, чего ФСИН оглашать ну никак бы не хотела. Толоконникову отрезали от внешнего мира, чтобы она не накаляла ситуацию. В ее письме же не только про ее колонию речь и даже не только про Мордовию. Оно касается всех осужденных в России. Они все страдают от системы. Они в этой системе — скот. Психология рядового сотрудника ФСИН — превратить человека в тряпку и полностью подчинить себе. Эта машина не терпит пререканий и даже просьб. Только приказы, только нажим. Только безусловная личная правота человека в погонах. Альтернативы нет, диалога нет.

Во ФСИН решили, что если они Толоконникову отрежут от внешнего мира, проблема рассосется. Только чем больше они держат ее в полной изоляции, тем больше накаливается ситуация. Они этого не понимают. Не просчитали. Привыкли, что у них все тихо, спокойно. Ну, перерабатывают, по 16 часов работают. Бывает.

Кстати, я общался с одной осужденной и спросил ее про Хасис. И она рассказала, что Хасис сломалась. Любой новичок всегда подвергается дежурному психологическому воздействию. Его кидают из отряда в отряд. Из обычного отряда — в пресс-отряд и обратно. С одной работы кидают на другую. Существует практика заказных рапортов, когда осужденным приказывают подавать их на других — и люди отправляются в штрафной изолятор, лишаются посылок. Хасис не выдержала и пошла по пути наименьшего сопротивления. Она начала дружить с Куприяновым. Перемещается без конвоя, ходит, где ей хочется, хоть это и запрещено тем же Куприяновым. Именно Хасис придумала фишку: каждая осужденная в ИК-14 должна написать заявление, что мы не хотим тут никаких правозащитников, они мешают работать.

В письме Толоконниковой минимум два указания на тяжкие преступления, совершенные в колонии — убийство и нанесение тяжких телесных повреждений.

Я сейчас занимаюсь тем, что пытаюсь расширить предмет исследования вообще. Речь уже не только об угрозах Куприянова Толоконниковой. В собранных материалах есть все признаки статьи 285 УК РФ — злоупотребление должностными полномочиями руководством колонии. Есть факты избиений и оказания психологического давления на осужденных. Все ходатайства я подал, только никак следователя заинтересовать не могу. Он старательно обходит незаконные действия, случаи насилия и убийство. Он расследует только, угрожали Толоконниковой или нет. Ну, как расследует. Например, когда свидетельница показала, что Толоконникова кричала, когда ее хватали, следователь уточнил: вы точно уверены, что она именно кричала? Может быть, она не кричала, а пела, ты все просто не так поняла. Ну да, обычное дело — все поют, когда их хватают и воду отнимают.

Еще один момент расскажу. И он подтвержден судебно-медицинским исследованием. Толоконниковой на швейном производстве вообще запрещено было работать по состоянию здоровья. Эта работа, в силу ее статичности и в силу того, что у Надежды остеохондроз, была для нее медленной пыткой и грозила инвалидностью. В колонии об этом знали, она сама об этом говорила. Руководство наплевало, настроило коллектив против нее и все-таки заставило там работать со всеми мыслимыми нарушениями трудового графика.

Мы уже не только свидания с Толоконниковой добиваемся, мы уже опасаемся, что есть угроза ее жизни. Есть угроза, что если мы не будем помогать и продолжать давить, там всем кислород перекроют, не только Толоконниковой. И мы очень хотим, чтобы руководство ИК-14 понесло ответственность. А в идеале, чтобы и генеральских погон кто-нибудь по итогам этой истории лишился.

Правозащитник о заключенных ИК-14: «Эти женщины крайне запуганы»

Вера
Кичанова





Фото: ИТАР-ТАСС / Станислав Красильников
Члены Совета по правам человека (СПЧ) посетили мордовскую колонию, где отбывает срок участница панк-группы Pussy Riot Надежда Толоконникова. На этой неделе она объявила голодовку, пожаловавшись на невыносимые условия содержания заключенных. Член СПЧ Илья Шаблинский, юрист и профессор ВШЭ, подтвердил большинство фактов, на которые указала Толоконникова в своем письме. Однако, по его словам, колония подготовилась к приезду правозащитников: после жалоб Толоконниковой администрация исправила ряд нарушений. Тем не менее большинство заключенных из-за страха отказываются рассказывать правозащитникам о порядках в колонии.
В письме Надежды Толоконниковой можно выделить три блока жалоб. Первый связан с нарушением трудовых прав – это в общем и целом подтверждается. Они действительно работают больше восьми часов – от 11 до 14, потому что не могут уложиться в норму. Начальство докладывает руководству зоны, что сами заключенные заинтересованы в этом и радостно, добровольно выходят дорабатывать. Они устают, у них слишком высокая норма выработки костюмов для полиции. Я против этой потогонной рабской системы.
Два воскресенья из четырех объявляются рабочими по распоряжению руководства колонии, и начальник колонии честно об этом сказал, но заключенные говорят, что практически все воскресенья у них рабочие, потому что их вынуждают писать заявления об этом. Они хронически не высыпаются на самом деле. У Толоконниковой есть заключение врача, что ей нельзя работать за машиной по ряду причин, связанных с позвоночником. Машины старые, но их не хотят менять. У многих девушек проколоты пальцы, но никто не обращает внимания.
Далее, о системе наказаний. Надежда писала, что одна из женщин была оставлена на морозе в виде наказания. Я нашел эту женщину – у нее действительно ампутированы нога и пальцы рук. Она сказала, что ампутировали из-за закупорки сосудов, и отказалась отвечать на мои вопросы. «Потом, – сказала она, – когда выйду на волю, тогда скажу». Я сделал несколько фото.
Надежда также писала, что есть особый, третий отряд, где неугодных для администрации людей бьют. Наличие этого отряда подтвердили мне все заключенные, но получить от них подробную информацию один на один было очень трудно. Толоконникова порекомендовала мне конкретную женщину из третьего отряда, я с ней встретился, задал несколько вопросов, она послушала и только расплакалась.
Очень трудно получать правдивую информацию. Эти женщины крайне запуганы и держатся очень осторожно. Некоторые отказывались говорить устно, потому что начальник сидел в соседнем кабинете, и писали на листах – у меня сохранились эти листы. Были конкретные жалобы на избиения, но в соседней, второй колонии. В 14-й колонии могут побить только в так называемом «пресс-отряде», по части рукоприкладства руководства она никак не отличилась. А на соседнюю жаловались те, кого перевели.
В письме было и о бытовых трудностях. Это правда, но я вот что скажу: руководство колонии тоже читало письмо Толоконниковой, поэтому всю оставшуюся часть дня меня водили по разным отрядам, чтобы показать новые санузлы. То есть мне хотели сказать, что заключенные теперь не вынуждены бегать по нужде строем в один общий туалет. Только в сентябре были созданы новые кабинки и даже биде в некоторых отрядах – это правда, я видел их своими глазами. Но сами осужденные жаловались, что справлять большую нужду в здании отряда им запрещено, потому что там испорчена канализация. Они должны собираться группой по 5–10 человек и в сопровождении представителя администрации бежать в общий туалет. Это очень мучительно и унизительно.
Им теперь вроде бы не нужно отправляться в крохотную общую помывочную – это тоже как бы ответ на письмо Толоконниковой. Новую помывочную только-только построили, но я не мог проверить, насколько женщины действительно могут ею пользоваться. Многие жаловались на пищу – еда и мне показалась довольно скудной. Очень трудно передать атмосферу. В общем, это достаточно строгий режим. Из отряда в отряд перемещаться нельзя, а это элемент усиленного режима.
Толоконникова находится в помещении ШИЗО, там очень холодно. Ей принесли обогреватель при мне, и это позволяет ей находиться там в более-менее нормальных условиях. Форменная одежда в ШИЗО – легкое платье и трусы, у них даже бюстгальтер отнимают. Но Толоконникова одета не как штрафник, и обогреватель ей поставили, потому что СМИ подняли шум. Действительно, на сообщения СМИ администрация колонии реагирует, чего не было лет сорок назад уж точно. Она поставила важные вопросы и привлекла внимание к ситуации в женской колонии, а такая ситуация везде, не только в ИК-14. Быстро это не изменишь.
Она выглядит бледно, как человек, который голодает. Пока она в этом помещении, она не вправе среди дня даже садиться на постель. Но если она будет дальше голодать, ей точно придется лечь, а это сразу нарушение режима и помещение в настоящее ШИЗО. Это маленькое бетонное помещение, где можно сидеть только на узкой лавке, обитой железом. Это пытка холодом и неподвижностью. Мне бы не хотелось, чтобы она вела длительную голодовку. Она должна выдвинуть какое-то конкретное требование. Лучше искать какой-то компромисс и не портить себе здоровье, заработать язву желудка там очень просто.

Надежда Толоконникова из Pussy Riot обвиняет замначальника колонии в угрозе убийством
23.09.2013



Она объявляет голодовку и требует перевода в другую колонию.
Сегодня осужденная участница панк-группы Pussy Riot Надежда Толоконникова объявила бессрочную голодовку в связи с угрозой убийством со стороны заместителя начальника колонии № 14 Юрия Куприянова. В ответ на требование отменить 16-часовой рабочий день и устранить ужасные условия труда осужденных женщин в швейном цехе Куприянов, по словам Толоконниковой, 30 августа ответил: “Тебе уже точно никогда не будет плохо, потому что на том свете плохо не бывает”.

Гражданская активистка рассказала, что с того дня ей каждый день поступают угрозы от ряда осужденных, которые заявляют, что у них есть санкция от администрации на физическую расправу над ней. Толоконникова обратилась с заявлением о преступлении к руководителю Следственного управления Следственного комитета РФ по Мордовии Михаилу Назарову. Копии направлены прокурору республики Валерию Мачинскому, директору ФСИН России Геннадию Корниенко и Уполномоченному по правам человека Владимиру Лукину, сообщает корреспондент Открытого информагентства. Интересы Толоконниковой представляет адвокат, правовой аналитик Ассоциации Агора Ирина Хрунова.

Надежда Толоконникова, описывая невыносимую психологическую обстановку в жилом отряде и швейном цехе, просит ФСИН России рассмотреть возможность перевода ее в другую колонию, так как она опасается за свою жизнь.

В заявлении о голодовке Толоконникова сообщает о массовом нарушении прав осужденных женщин на производстве: несоответствии условий труда в швейном цехе установленным законодательством и Трудовым кодексом России медицинским и санитарным нормам, а также нормам техники безопасности и выработки осужденных.

В своем заявлении в Следственный комитет Надежда Толоконникова ходатайствует о применении в отношении нее мер государственной защиты.

Выдержки из письма Надежды Толоконниковой:

“Администрация колонии отказывается меня слышать. Но от своих требований я отказываться не буду, я не буду молчаливо сидеть, безропотно взирая на то как от рабских условий жизни в колонии падают с ног люди. Я требую соблюдения прав человека в колонии, требую соблюдения закона в мордовском лагере. Я требую относиться к нам как к людям, а не как к рабам...

Вся моя бригада в швейном цехе работает по 16-17 часов в день. С 7.30 до 0.30. Сон – в лучшем случае часа 4 в день. Выходной случается раз в полтора месяца. Почти все воскресенья – рабочие. Осужденные пишут заявления на выход на работу в выходной с формулировкой “по собственному желанию”. На деле, конечно, никакого желания нет. Но эти заявления пишутся в приказном порядке по требованию начальство и зэчек, транслирующих волю начальства.

Ослушаться (не написать заявление на выход на промзону в воскресенье, то есть не выйти на работу до часа ночи) никто не смеет. Женщина 50-ти лет попросилась выйти в жилзону не в 0.30, а в 20.00, чтобы лечь спать в 22.00 и хотя бы раз в неделю поспать 8 часов. Она плохо себя чувствовала, у нее высокое давление. В ответ было созвано отрядное собрание, где женщину отчитали, заплевали и унизили, заклеймили тунеядкой...

Режим в колонии действительно устроен так, что подавление воли человека, запугивание его, превращение в бессловесного раба осуществляется руками осужденных, занимающих посты мастеров бригад и старшин отрядов, получающих указания от начальников...

Мечтающая только о сне и глотке чая, измученная, задерганная, грязная, осужденная становится послушным материалом в руках администрации, рассматривающей нас исключительно в качестве бесплатной рабсилы. Так, в июне 2013 года, моя зарплата составила 29 (двадцать девять!) рублей. При этом в день бригада отшивает 150 полицейских костюмов. Куда идут деньги, полученные за них?”.