Известно, что в русском литературном языке первой половины XVIII в. влияние — было словом высокого стиля (ср. книжный славянизм влиять в значении `вливать') (см.: Срезневский, 1, с. 379). Его синоним в среднем и простом стиле — вливание. Однако конкретное значение этого слова подвергается сложному процессу отвлеченно-образного обобщения под воздействием проникшего в русский научный и государственно-деловой язык из латинского через польский термина инфлюенция. Слово инфлюенция имело два значения: астрологическое — `действие звезд, светил небесных на судьбы общества и отдельных людей' и общее отвлеченное — `воздействие, влияние' (ср. историю франц. influence. Заглохшие и замершие отголоски средневековых астрологических представлений дали толчок семантическому содержанию французского слова influence. Слово influence в средневековом французском языке (еще в XVI в.) употреблялось для обозначения особой жидкости, будто бы выделяемой планетами и оказывающей особое магическое воздействие на человека. Постепенный прогресс науки отрывает это слово от астрологических представлений, и influence (быть может, через посредство более общего значения `жидкости, оказывающей чудесное воздействие') приобретает широкое отвлеченное значение `воздействия, влияния' (см.: Huguet E. L`evolution du sens des mots. Depuis le XVI siécle. Paris, 1934, с. 59—60).

У Ант. Кантемира в примечаниях к переводу сочинения Фонтенелла «Разговоры о множестве миров» (1730) читаем: «Инфлуэнция. Действо или сила звезд и светил небесных, которая или есть причина происходящих на земли вещей, или к произведению оных отчасти содействует».

Вместе с тем слово инфлюенция (польск. influencya — `влияние'; ср. лат. influentia) проникает в русский язык Петровского времени в значении влияния. Например, в «Архиве кн. Куракина» (1, с. 338): «Инфлуенцию иметь в делах Европских» (Смирнов, Зап. влияние, с. 123).

Ср. в автобиографической, написанной ломаным русским языком заметке императрицы Екатерины (не ранее 1782 г.): «Говорила я себя: твою инфлуенцию опасаются, удались от всево, ты знаешь, с кем дело имеешь» (Русск. старина, 1899, апрель, с. 32).

Любопытно, что и позднее — у масонов — это более широкое употребление слова инфлуенция сохраняло еще, если не астрологический, то мистический привкус.

Ср. в письме кн. Н. Н. Трубецкого к А. М. Кутузову (от 14 июля 1791 г.): «Отпиши, мой друг, что делается с бароном и примирился ли он с дядею; мне очень хочется, чтоб это примирение исполнилось, ибо для временной его жизни это весьма полезно будет, а успокоение его извне может иметь инфлюенцию и на внутреннее» (Барсков, с. 136).

Однако русское слово влияние (калька польского influencya и французского influence) вытесняет во второй половине XVIII в. слово инфлуенция во всех его значениях. Само собой разумеется, что астрологическое значение и употребление в слове влияние быстро отмирает (ср. верить в свою звезду, родиться под счастливой звездой и т. п.).

Впрочем, пережитки или следы астрологического значения иногда сказываются в употреблении слова влияние еще в русском поэтическом языке начала XIX в. Так, у С. Боброва в «Рассвете полнощи» (1804):

Там ряд веков лежит особый,

На них планет влиянья нет.

В рецензии «Северного вестника» (1804, ч. 2, с. 40) замечено: «Что разумеется под последним стихом, не вдруг понять можно».

Ср. у Пушкина в «Евгении Онегине» с иронической окраской:

Где под влиянием луны

Все полно мирной тишины!

В связи с семантической историей слова влияние любопытно проследить усиление его словообразовательной активности в русском литературном языке послепушкинской эпохи. В 30—50-е годы от слова влияние производятся слова: влиятельный, влиятельность; расширяется смысловая сфера и круг употребления самого слова влияние (ср. такие его оттенки, как общественный вес, авторитет и т. п.). Вместе с тем рядом с описательным глагольным оборотом иметь влияние на кого-нибудь (франц. avoir de l'influence), восходящим к жаргону дворянского общества конца XVIII в., возникает в разговорной речи 40—50-х годов глагол влиять.

Это было как бы вторичное словопроизводство, вызванное морфологическими соотношениями типа: веяние — веять, сеяние — сеять и т. п. Так и от влияние производится влиять. Основа — влия — для того времени уже была непроизводной. Естественно, что к форме несовершенного вида влиять постепенно образуется и соотносительная с ней форма совершенного вида с помощью приставки по-: повлиять. К 60—70 годам XIX в. видовое соотношение влиять — повлиять уже начинает входить в норму русского литературного языка. В связи с этим происходит стилистическое и семантическое разграничение в употреблении выражений: влиять и иметь влияние.

Показательно, что слово влиять в значении `оказывать влияние' еще не отмечено в академическом словаре русского языка 1847 г. Пуристы — представители консервативных кругов русского буржуазного общества возражали против употребления повлиять даже в 70-х годах XIX века.

И. Николич в «Грамматических заметках» (Фил. зап., 1873, вып. 1, с. 9) писал о «новейшем изобретении оборота»: «влиять — повлиять на кого-нибудь»: «Этот глагол образовался, как видно, под гнетом существительного влияние и составился совершенно неправильно, так как славянскому окончательному виду влияти... наши неологи придали значение вида длительного. Не знаю, как кого, но меня всегда неприятно поражает, когда приходится слышать или читать, что ”повлиять на него старались так и сяк“, и т. п., вместо: ”на него старались подействовать“».

Пуристически настроенный славянофил Н. П. Гиляров-Платонов в своих «Экскурсиях в русскую грамматику» (журнал «Радуга», 1884 г.) писал: «Целою волною, день за днем, вторгаются в публицистику и в беллетристику слова и обороты, чуждые духу языка, его насилующие, образующие из него тарабарщину... Новорождаемые слова не принадлежат к миру открытий или к технике, к естественноисторическим, политическим и социальным явлениям, отсутствующим в русской земле. Для тех и закон не писан; русский язык не может входить в претензию, когда вводят в него та-туирование, парламент, колибри, индукцию токов. Нет, новые выражения приискиваются для общечеловеческих явлений мира нравственного и умственного, для выражения которых у нас и без того скорее излишество, чем недостаток... Печальных опытов многое множество; остановлюсь... на способном производить тошноту в чутком к русскому языку ”влияет“. Влияет, а? Сколько в этом слове оскорблений русскому слуху и смыслу? Во-первых ”влияет“, что же это такое? Разве слово, то есть одушевленный понятием звук? Нимало. В русском языке есть лиет, льет, но не лияет; в растяженной форме льет обращается в ливает, но не лияет даже. Стало быть, это уже прямо волдырь на здоровом теле, грубая ошибка против неизменного закона этимологии. Пойдем дальше. ”Лияет“ и не употребляют, а употребляют только ”влияет“; полияет, залияет и проч., что в здоровом слове было бы, тоже нет. Но пускай. Итак, ”влияет“, должно быть, равняется вливает, с особенным и исключительным звукообразованием. Но вливают, кажется, во что, а не на что: оскорбление предлогу в, который имеет право обижаться, и насилие предлогу на, который не давал к этому поводу. Оно, конечно, понятно, как случилось; слово влияет взяли от влияния, то есть, совершили словопроизводство вверх ногами, не от глагола произвели отглагольное существительное, а глагол — от существительного, имеющего вид отглагольного. Но от этого не легче. Самое влияние вовсе не есть отглагольное существительное, оно есть ”мокроступ“ (т. е. искусственное изобретение. — В. В.)... А изобретение глагола ”влияет“ принадлежит уже букашкам письменности, не мыслящим не только по-русски, но и ни по-каковски. И однако слово полюбилось и его таскают и смакуют» (Гиляров-Платонов, т. 2, с. 266—267).

Таким образом, исследователь семантики слова может выделить в словарном составе языка разные его слои или разные группы, разные ряды слов и, опираясь на историю их значений — в связи с развитием общества, следить за борьбой старого и нового, нарождающегося и отмирающего, как она проявляется в языке, в изменениях этой части словарного состава языка и его семантической структуры.

(О некоторых вопросах русской исторической лексикологии // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 71—73).

2

Соответствия и подобия иностранным словам еще в первой половине XVIII в. составлялись посредством калькирования «европеизмов». В таких кальках русские морфемы, входившие в состав слова, были буквальным переводом морфологических элементов иноязычного слова. Происходила как бы точная съемка морфемы за морфемой. Однако в первой половине XVIII в. кальки французских слов нередко складывались из церковнославянских элементов. Во второй половине XVIII в. протекал напряженный процесс отбора, преобразования и восполнения таких слов. Церковно-книжные образования устранялись и замещались более «светскими» синонимами. Вместе с тем кальки получали более отвлеченную, семантическую окраску (ср. влияние вместо натечение). Например: расположение — disposition; положение — position; влияние — influence...

Воздействие французского языка изменяло синтаксические формы слова, формы управления. Происходило разрушение связей между этимологическим строем слов и их синтаксическими свойствами. «Например: переводят влияние, и несмотря на то, что глагол вливать требует предлога в: вливать вино в бочку, вливает в сердце ей любовь, располагают ново-выдуманное слово по французской грамматике, ставя его по свойству их языка с предлогом на: faire l'influence sur les esprits — делать влияние на разумы» (Шишков, Рассужд. о стар. и нов. слоге, с. 24). Любопытно, что окончательному торжеству французской конструкции — влияние на кого-нибудь, на что-нибудь предшествовал период борьбы. Ср. конструкцию: влияние в кого-нибудь, во что-нибудь, например в переводе акад. Севергина [1803—1807]: Повсюду, где бедные имеют влияние в общие рассуждения (Сухомлинов, вып. 4, с. 135); у А. А. Барсова: путь открылся влиянию в общие дела европейские (там же, с. 237) и т. д. [...]

Не отказываясь совсем от культурного наследия церковнославянского языка, от скрытых в нем возможностей поэтического выражения и экспрессивного воздействия, Пушкин постепенно освобождает литературный язык от груза излишних и потерявших выразительность церковнославянизмов. К началу 20-х годов исчезают из пушкинского употребления такие устарелые церковнославянские слова, как расточить (в значении `разогнать, рассеять') [...], влиять — в прямом значении — `вливать': в стихотворении «К Батюшкову» (1814):

...певец тийский

В тебя влиял свой нежный дух...

В стихотворении «Воспоминания в Царском Селе» (1814):

О если б Аполлон пиитов дар чудесный

Влиял мне ныне в грудь;

В стихотворении «Дельвигу» (1817):

... и мне богини песнопенья

Еще в младенческую грудь

Влияли искру вдохновенья...

(Виноградов. Очерки, 1938, с. 162, 166—167, 229—230; см. там же, с. 414—415).

3

Третий процесс языкового «смешения» состоял в семантическом приравнении русских морфем к «французским» и далее в «кальках», в лексических неологизмах по типу французского словообразования. В качестве таких слов — «копий», воспроизводящих нормы чужестранной речи и разрушающих связи морфем в русском литературном языке, приводились А. С. Шишковым такие неологизмы: влияние, утонченный, сосредоточить, трогательный (Рассужд. о стар. и нов. слоге, с. 25), ответность, предельность [...] Пятый процесс семантического «извращения» русского языка, отмеченный Шишковым и поставленный им в тесную связь с приемом калькированья слов, стоит уже на грани фразеологии. Это — процесс изменения внешней синтагматики слов по типу французского словосочетания: «Например, переводят влияние, и несмотря на то, что глагол вливать требует предлога в: вливать вино в бочку, вливает в сердце ей любовь, располагают нововыдуманное слово сие по французской грамматике, ставя его по свойству их языка с предлогом на: faire I'influence sur les esprits — делать влияние на разумы» (ср. цитаты из современных Шишкову писателей: Авторскою деятельностью иметь влияние на современников; находиться под влиянием исключительной торговли; сие приключение имело влияние на ход политики и т. п.) (с. 25—26). (Ср. конструкции: «Путь открылся влиянию в общие дела европейские» (А. А. Барсов) и т. п. (Сухомлинов, вып. 4, с. 135, 137 и др.).

(Виноградов. Язык Пушкина, с. 273, 286).