Цитата сообщения ГКЧП. В августе 1991. Как мы потеряли СССР



И вновь пришел август - предосенняя пора, пора созревания плодов, сбора урожая, подведения итогов. В том числе и в общественной жизни. К этому также побуждает круглая дата: двадцатилетие с момента последней попытки предупредить народ о надвинувшейся тогда катастрофе - гибели великой державы, Советского Союза.
19 августа 1991 года группа руководителей страны выступила с заявлением о вплотную подступившей к порогу Отечества беде и объявила о создании Государственного Комитета чрезвычайного положения в СССР (ГКЧП).

На советскую эпоху, ее ключевые события выливается сегодня много лжи и грязи. Достается и членам ГКПЧ.

Прежде всего, им приписывается путч, то есть заговор с целью захвата власти и устранения тогдашнего (первого и последнего) Президента СССР М.С. Горбачева.
Но был ли путч на самом деле, ведь власть эти люди не захватывали хотя бы потому, что она была у них? Члены Комитета и "примкнувшие к ним" занимали почти все основные государственные посты, в том числе и самые высшие:
Председателя Верховного Совета СССР (А.И. Лукьянов), премьер-министра (В.С. Павлов), вице-президента (Г.И. Янаев), первого заместителя председателя Совета обороны СССР (О.Д. Бакланов), председателя КГБ (В.А. Крючков), министра обороны (Д.Т. Язов), министра внутренних дел (Б.К. Пуго).

Отбирать власть у самих себя? Нереально. Позднее даже предвзятое следствие над гэкачепистами вынуждено было снять эту часть обвинения.

Что касается другой части обвинения - устранения М.С. Горбачева, - то здесь тоже концы с концами не сходятся.

Скажем, зачем "заговорщикам" накануне "путча" слать делегацию к своей "жертве" на дачу в крымский Форос? Чтобы просить у нее разрешения на ее же арест? Вряд ли. Или затем, чтобы арестовать М.С. Горбачева и изолировать его от внешнего мира? Впоследствии чета Горбачевых, а также "демократы" усиленно внушали публике именно это.
Однако и свидетели, и охрана показали, что полной изоляции не было, а была изоляция мнимая, что президент мог в любое время покинуть Форос или позвонить по телефону. Да и супруга президента проговорилась, что "если бы президентской охране был дан сигнал, то вся "делегация" была бы немедленно арестована" (1).

И это действительно так, ибо по уставу во время несения службы высшим начальником является охраняемая персона. Тем более президент - "высшая власть, главнокомандующий, никто без его согласия не вправе распоряжаться его личной охраной" (2). К тому же, как утверждает А.И. Лукьянов, "соотношение числа лиц, приехавших из Москвы, с численностью форосской охраны президента было по крайней мере один к ста" (3). У приехавших просто бы не хватило сил ни для изоляции Президента, ни для его ареста.

Следовательно, делегация ехала в Форос не для таких целей. К этому убеждению присоединяется в своем прокурорском расследовании и В.И. Илюхин, подтверждая тот факт, что Горбачев в Форосе не был изолирован. "Так называемое блокирование Фороса скорее всего напоминает опереточную бутафорию или плохо разыгранный спектакль" (4).

Таким образом, полной изоляции Горбачева в Форосе не было. И вновь вопрос: а что же было? Было самоустранение президента СССР от прямого исполнения своих обязанностей в критической для страны ситуации.

Знал ли Горбачев о чрезвычайной ситуации в стране? Вопрос, на первый взгляд, кажется риторическим. Конечно знал! Глава государства не мог этого не знать уже в силу своего официального положения. Но не ограничимся самоочевидным и всмотримся пристальнее в события этого года, который в целом прошел под знаком борьбы вокруг вопроса: быть Союзу или не быть.

17 марта 1991 г. согласно постановлению Съезда Народных депутатов СССР от 24.12.1990 г. состоялся народный референдум, на котором подавляющее большинство (76,4%) проголосовало за сохранение Союза Советских Социалистических Республик.

"В соответствии со статьей 29 закона о референдуме, - подчеркивает В.И. Илюхин, - его решение имело обязательную силу на всей территории страны и могло быть отменено или изменено только путем другого референдума" (5). Сам факт необходимости референдума по такому животрепещущему вопросу уже свидетельствовал о критическом положении в стране.
Действительно, предшествующий год был парадом суверенитетов республик, что и породило необходимость в обновлении союзного договора и Конституции СССР. Состоявшийся референдум и определил легитимные границы и основное направление такой работы в соответствии с волеизъявлением народа. Коротко это волеизъявление можно определить так: единое союзное государство обновленного социализма. Народ не хотел лишаться ни союзного государства, ни общественного строя.

Как же выполнялась эта воля народа его "слугами"? Никак. Более того, активизировался процесс подготовки такого проекта договора, который с каждым обсуждением на даче в Ново-Огарево все больше и больше ограничивал полномочия центра, сплачивавшего республики в единое государство.
По признанию Ельцина, проект предполагал не союзное государство, а союз государств.

Постепенно в названии проекта договора исчезло и слово "социалистический", что фактически предполагало отмену социального строя - основу Конституции СССР.
Тем самым участники подготовки проекта последовательно, шаг за шагом отходили от решения референдума.

"Работу по подготовке договора, коллизии вокруг него М.С. Горбачев старался держать в тайне. Этот документ он не доверял и мне, - пишет руководитель аппарата Президента СССР В.И. Болдин. - Только Ревенко, Шахназаров и еще два-три человека "колдовали" над его статьями. Подобная таинственность порождала различные слухи, будоражила умы членов правительства, депутатов, общественные организации. Но Горбачеву было что держать в секрете. Содержание договора, все больше расходящегося с волей народа, выраженной на референдуме, превосходило самые мрачные предсказания" (6). Так, втайне от широкой общественности, от народа готовился документ, фактически разваливающий СССР.

Самые мрачные предсказания стали сбываться после того, как М.С. Горбачев 29 июля 1991 года при встрече с Б.Н. Ельциным и Н.А. Назарбаевым на новоогаревской даче назначили конкретную дату подписания Договора - 20 августа 1991 г. (7).

Это означало, что втайне от народа подготовленный проект должен был стать подписанным Договором 20 августа и предстать перед народом как уже свершившийся факт. Договор, изменяющий государственное устройство вопреки воле народа, Конституцию СССР, законодательство, его процедурные нормы, и стал бы той чертой, переступив которую, свершилось прямое предательство страны, что и произошло. Но позднее.

Между тем, пока "новоогаревцы" пытались поделить власть, ситуация в стране ухудшалась. Экономический, социальный, управленческий кризис становился системным, бесконтрольным. Применение кардинальных мер по выходу из кризиса превращалось в насущную необходимость. Тем более, что такие средства уже использовались. "Нелишне, наверное, напомнить, - отмечает В.С. Павлов, - что решением Президента СССР в июне 1991 года чрезвычайные меры уже были введены в большинстве отраслей тяжелой промышленности" (8).

Идея чрезвычайщины буквально носилась в воздухе. Именно об этом говорил и сам М.С. Горбачев на расширенном заседании Кабинета Министров СССР 3 августа 1991 г., накануне своего отъезда в Форос. Требовались уже не отдельные меры, а последовательная деловая программа. Но претворению ее в жизнь мешало предстоящее подписание Договора, ибо оно в корне меняло политическую ситуацию, усиливая и так уже большую неразбериху в обществе.

Перед Горбачевым явно обозначилась жгучая дилемма, возникшая не без его участия: либо чрезвычайные меры по выходу из кризиса, либо подписание Договора.

В первом случае пришлось бы признать, что перестройка зашла в тупик и превратилась, по выражению А. Зиновьева, в катастройку. Тогда ответственность за кризисное положение страны целиком падала на М.С. Горбачева и его ближайших сподвижников-архитекторов перестройки А.Н. Яковлева, Э.А. Шеварнадзе и других.

А во втором случае страну пришлось бы разрушить, ибо проект договора предполагал, скорее, конфедеративное, чем федеративное государственное устройство.
Новое образование, по меткому определению С. Кургиняна, представляло "распадающийся конгломерат". Ответственность за подобное разрушение также отчасти падала на Горбачева с "архитекторами", но только отчасти, а в основном - на подписантов Договора, на сепаратистски настроенную элиту союзных республик, на "демократов".

Однако демократы на то и "демократы", чтобы не руководствоваться волей народа, а манипулировать ею. Президент СССР предпочел второй путь, о чем свидетельствует его согласие подписать Договор в уже установленный срок.

15 августа в газете "Московские новости" в порядке "утечки информации" начинает печататься проект Договора "О Союзе Суверенных государств". Горбачев взбешен (9).
16 августа в средствах массовой информации проект публикуется полностью. Тайное становится явным.

Сам факт публикации делал невозможным подписание 20 августа: требовались дополнительные процедуры обсуждения проекта уже с широкой общественностью, проведение референдумов и т.п., иначе Договор терял свою легитимность. Иными словами, вновь требовалось обратиться к народу, воля которого была в общем-то уже известна. Заговор Горбачева, Ельцина и "демократической" верхушки был поставлен под угрозу срыва.

Казалось бы, теперь Президенту надо было активно включаться в работу и налаживать жизнь в стране. Тем более, что критическое положение сложилось в сельском хозяйстве, резко увеличились долги государства, что сразу же отразилось на уменьшении его золотого запаса, произошла разбалансировка всей производственной системы, породив экономический хаос в стране, снизилась производительность труда. Пора было, засучив рукава, браться за реальное дело, отложив разборки в борьбе за власть в сторону. Требовалось активное включение президента СССР в дела страны.

Но Горбачев работать не привык. По ряду характеристик близко знавших его людей, это был политик, любивший краснобайствовать, красоваться перед публикой, фонтанировать идеями, тут же забывая про них, и, не заботясь об их исполнении, выдвигать новые.

Для него от "ускорения" до "перестройки" было только шаг шагнуть, да и то по словесной дороге. "Величайший парадокс - правильные и нужные идеи, необходимые преобразования, благородные цели он каждый раз превращал в фарс и очередное бедствие для страны, для ее народов", - отметил В.С. Павлов (10). В 91-м году от Горбачева особых дел уже не ждали.

И все же, после появления проекта нового Договора в печати, у руководителей в основном исполнительной ветви власти возникла пусть и небольшая, но все-таки надежда, что Горбачев наконец-то обратит внимание на реальное положение дел в стране.

С предложениями принятия неотложных мер 18 августа в Форос прибыла делегация высокопоставленных сотрудников государственного аппарата. Они говорили о том, что страна находится на краю бездны, что промедление смерти подобно, что отделываться успокоительным словоблудием больше нельзя. Они не требовали чего-то того, что выходит за рамки закона. Они требовали от гаранта Конституции СССР исполнения его служебных обязанностей.
Но рожденный ползать летать не может. Форосский уж, даже вознесенный судьбой высоко в горы, на вершины власти, и там искал щель, куда бы спрятаться. Нашел, заполз, забился в щель, пожелав отъезжавшим: "Черт с вами, делайте, что хотите, но мое мнение доложите" (11). И мнение Горбачева было так же уклончиво-отсылочным: быстрее провести сессию Верховного Совета СССР (12).

Кто бы возражал! И сессия Верховного Совета СССР была созвана 26 августа, поскольку раньше в силу процессуальных норм она начаться не могла. Первое же заседание Президиума Верховного Совета состоялось уже 21 августа (13). А вот состоялась ли сессия высшего органа власти СССР, если бы договор о разрушении государства был подписан 20 августа, еще большой вопрос. А если бы и состоялась, то она походила бы на похоронный процесс, что мы и увидели в конце 91 года.

Последние надежды остановить сползание в бездну рухнули. Делегация возвращалась из Фороса озабоченной. Водитель машины, доставлявший делегацию из аэропорта в Форос и обратно, позднее на допросе отметил, что настроение пассажиров резко изменилось: "К Горбачеву ехали, о погоде рассуждали, обратно едут злые, раздраженные, перебрасываются короткими фразами" (14).

Слабый признак надежды остановить крушение страны исчез. Перед руководителями страны во весь рост поднялась проблема: либо брать всю полноту ответственности на себя, как это им диктовал их служебный долг, и если не предотвратить крах державы, то хотя бы приостановить сползание к нему, либо отсидеться по своим щелям, как это сделал М.С. Горбачев. В отличие от "лидера" государства, они выбрали первый путь. По свидетельству В.С. Павлова, само название "ГКЧП" было привезено из Фороса (15).

После возвращения делегации в Москву вечером того же дня был образован Государственный комитет чрезвычайного положения в СССР. Беря полноту власти, а значит и взваливая на себя ответственность, члены вновь образованного Комитета понимали, что, применяя чрезвычайные меры, они не могут допустить пролития крови.

"Мы были готовы отдать свои жизни - писал В.С. Павлов, - но не имели никакого права распоряжаться жизнями других" (16). И они четко определили рамки своего демарша. С одной стороны, нужно было предотвратить подписание 20 августа Договора, подготовленного в тайне новоогаревской братией, чтобы в дальнейшем обсудить его и с учетом общественного мнения доработать и принять в соответствии со всеми законодательно установленными процедурами. С другой же стороны, применяя жесткие, порой суровые меры, нельзя было допустить никакого кровопролития. Пульсирующая кровь жизнетворна, пролитая кровь смертоносна.

А кровопролитие было вполне возможно. За время катастройки появились соответствующие социальные силы. Одну из них Горбачев описывал так: "Случись путч (? - В.Г.) полтора-два года назад, он, пожалуй, мог бы удаться. Ныне же общество совершенно изменилось. Те, кому пять лет назад было 13-15 лет, стали восемнадцати-двадцатилетними. Они выросли в другой атмосфере. И они же стали самыми отважными защитниками демократии" (17). Иными словами, подросла юная перестроечная сила в атмосфере сладких слов "свобода", "независимость", "антитоталитаризм" и опьяняющая себя ощущением исторической значимости своего протеста.

Причем Горбачевым, Ельциным и иже с ними учитывалась психологическая черта того этапа становления человека, когда молодые люди, вступая во взрослую жизнь, стараются ярко проявить себя, самоутвердиться, заявить о себе как о значимых личностях. Подобный период переживают все поколения.
Только раньше энергия молодости направлялась на позитивные, созидательные цели: защиту Родины, великие стройки, освоение необжитых пространств, прокладывание новых путей, постижение неведомого, то теперь предполагалось ее использовать в разрушении страны.

Конечно, ломать - не строить. Как в песенке мультяшной героини - "хорошими делами прославиться нельзя". Строительство баррикад тоже рождает иллюзию созидания, а главное вызывает эйфорию героизма. И не только молодежь заражается ею, но и, порой, известные артисты, отбросившие свои музыкальные инструменты и схватившиеся за оружие. Вроде бы и артист серьезный, и автомат в руках настоящий, а сценка в целом - бутафорская, да и символ "защитника Белого дома" получился шутовской. "Беда, коль сапоги начнет тачать пирожник…"

Однако не только "буйство глаз и половодье чувств" молодежи использовали разрушители. За время перестройки возник и новый социальный класс.

В 89-м году уже 80% накоплений сосредоточилось у пятой части населения (18).
Этот слой и поставлял людей, готовых пойти на слом существовавшей державы.

"Как свидетельствуют материалы "дела ГКЧП", - отмечает в своей книге А.И. Лукьянов, - 19-20 августа в Москве не было ни одного более или менее крупного государственного предприятия, которое бы бастовало. Но зато забастовала биржа. Это она бросила деньги на оборону Белого дома, выделила боевую дружину из ста брокеров и, вооружившись огромным стометровым полотнищем российского флага, двинулась на Краснопресненскую набережную к парламенту. Финансисты, оптовики, маклеры шли стройными рядами. Ведь им было что терять. Над их бизнесом, над их коммерцией нависала какая-то, пусть неясная, угроза" (19).

"Демократы" во главе с Ельциным и при пассивной поддержке президента Горбачева всеми способами пытались возбудить и активизировать именно эти разрушительные силы. Организовывалась оборона Белого дома от несуществующей угрозы нападения. Вводились танки по согласованию Грачева - ельцинского "лучшего" министра обороны - со своим будущим шефом. Всячески раздувалась психоидеологическая истерия в отечественных и зарубежных СМИ. Восхваляемый культ рубля и доллара утверждался новой идеологией, внося сумятицу в умы людей.

В таких условиях и стремился ГКЧП не допустить намеченного на 20 августа разрушения державы, удержать ситуацию без пролития крови и предупредить народ о вплотную подступившей беде. Комитету удалось буквально пройти по лезвию ножа, выполнив эти задачи.

Впоследствии ельцинисты (особенно Е. Гайдар) пытались поставить себе в заслугу предотвращение в стране гражданской войны. Это еще одна большая ложь, когда чужая заслуга присваивается себе.

Гражданскую войну и связанное с ней большое кровопролитие не допустил именно ГКЧП, хотя члены его понимали, что обязательно будут оклеветаны. Но для них исполнение долга, служебного и человеческого, было самым главным. Они служили государству, народу, который не хотел терять социалистический строй, своему делу жизни. В отличие от "лидера" Горбачева, предавшего всех.

Нет высшего мужества, чем в обреченной ситуации взять ответственность на себя. Для этого нужна крепкая вера в правоту своего поступка, четкое понимание стоявшей с грибоедовских времен дилеммы "служить или прислуживать". Служат народу, делу высокой идеи, Родине, а прислуживают "хозяину" из корыстных побуждений. Первое возвышает человека до личности, второе обезличивает его до холопа.

ГКЧП провел несколько заседаний, принял предупреждающие общество об опасности документы и через три дня был распущен Указом вице-президента СССР Г.И. Янаева

"Что касается конституционности действий ГКЧП, - подчеркивает В.С. Павлов, - то все действия до малейших деталей соответствовали законам СССР. Это на допросе, кстати, подтвердил и сам Горбачев" (20).

Члены ГКЧП выполнили свою задачу, предотвратив подписание договора, дали возможность опомниться обществу и разобраться, куда их ведут новые витии и какая катастрофа ждет страну. В условиях предательства "гаранта" Конституции и развернувшейся информационной истерии они не должны были стать дополнительным ее источником, аккумулирующим на себе вспыхнувшую негативную энергию. Они сами распустили свой комитет.

Но не сложили руки. Они многое могли рассказать и еще многое сделать для предотвращения катастрофы. Несмотря на закрытое расследование, протоколы допросов свидетельствуют об их достойном поведении и в тюрьме. Потому-то их боялась "демократическая элита", которая, использовав предательство Горбачева, запрятала их в "Матросскую тишину", распустила компартию и, в конечном счете, развалила страну, укрывшись в Беловежской пуще.

Предательство не спасло и Горбачева как политика. Уже через несколько дней после возвращения из Фороса он был представлен стране в качестве "политического трупа", сдававшего у всех на глазах соратников, партию, власть, страну, обрекая ее граждан на нищету и вымирание. Он на глазах у всех из Президента превращался в холопствующего субъекта.

Спустя двадцать лет мы уже в реальности, а не в предупреждающем прогнозе видим, что натворили новая власть и новый социальный строй: сотня миллиардеров и полстраны живущих в нищете, резкое снижение уровня культуры и развал образовательной и здравоохранительной систем, преступность, беспризорщина и вымирание народа.

Даже по официальной статистике за двадцать лет мы потеряли свыше 15 миллионов человек, не восполняемых рождаемостью. Независимые исследователи на основе миграционных процессов вычислили, что указанное выше число на самом деле составляет 30-35 миллионов человек, то есть, по крайней мере в два раза больше официального (21). Потери равны военным. Только не желающий видеть или холуйствующий тип побоятся назвать существующий общественный строй геноцидальным.

Так победили или проиграли гэкачеписты? Ни то и ни другое. Они не победили, потому что потеряли власть, их посадили в тюрьму и подвергли массированному информационному и нравственному террору. Но они и не проиграли, потому что выполнили свой служебный долг. Причем в чрезвычайных условиях. А выполнение служебного долга в чрезвычайной ситуации и есть героизм.

История продолжается. Она не может быть непредсказуемой, ибо в фундаменте ее лежат факты и созидательная деятельность людей. Истину нельзя строить на лжи, это все равно что возводить дом на песке. Свет правды рано или поздно пробьется сквозь все казематы, как бы ее ни пытались там замуровать.

Голобоков Валерий Григорьевич