"Слова", как много в этом слове. С чего это мы решили, что слова стали самой действенной валютой, а действия перестают выходить на передний план? Девушки любят ушами? Вероятно, когда душой видеть перестают. Слова - это отличное поражающее орудие тётушек, которые лживо в ЗАГСе желают любви обреченным парам, жирных политиков на предвыборных кампаниях, алкоголиков, которые говорят, что завязали и всех, кто научился связывать два слова. Любые войны начинаются со слов, но закачиваются действиями.
Вот и ответьте мне, немому, но до последней клетки честному молодому человеку, почему все возомнили, что разбитые вазы (читай "сердца") могут склеиваться набором клейких слов, сладких и липких, как убийственный чай с десятью ложками сахара. Действия никогда не доставляли столько сложности во взаимоотношения людей, как слова. Действия по натуре своей призваны соединять любящие сердца и редко их расторгать. "А как же действия во время ссоры?". Единственное действие во время ссоры, нацеленное на разъединение - это безмолвный уход! А за плечами остального стоит желание остаться. Но черт возьми, как же бесконечно грустно, что вместе с этим желанием выливаются те самые лживые гнусные слова, которые с каждым малюсеньким звуком убивают у оппонента желание ОСТАВИТЬ.
Живите действиями, вместо новых грязных слов развивайте умение читать душу, ведь "Я тебя люблю" - это обычные три слова, которые затёрлись поболее старых дырявых трусов, а действия, доказывающие это, можно придумывать бесконечно, а главное, с настоящими чувствами внутри.
Но если уважение, страх обидеть, переживания для вас недостойны положительного ответа, если всего этого недостаточно для того, чтобы уткнуться под крылышко, молчать, не подозревать, не грубить, не делать из лица банку квашеной капусты, если это не побуждает полностью довериться человеку, не умеющему говорить "Я тебя люблю" на 80 языках мира, но доказывающим это изо дня в день, тогда могу посоветовать вам одно: Встаньте у зеркала и развивайте ораторское искусство, быть может когда-то вам выпадет честь начать войну.

Это последнее, что я здесь напишу, а что я сделал или нет, судить уже не мне.

Вкладывай, сука, с дрожью патроны.
Язык. Металлический вкус.
Стирать с перепонок знакомые стоны.
Зрачки. Потолок. И без чувств.
Тушить всё, что "вместе" так глупо, но смело.
Оставь дорогое внутри.

Пустота перерезает себе горло стрелкой настенных часов. Тишина не полна чем-то важным, чем-то стоящим, так не хватает щелчков, так презирается время. Кусочки неба-разрывы между звёздами, свет фонарей стреляет в ночные часы. А будет день, и мы с тобой словно не верим в него, пустой итог лишь из-за пустых слагаемых. Отпусти кислород из пор на твоих веках. Взрывай. Захвати всех, кто спит с малооткрытыми глазами, будто всё, навсегда. Захвати всех, кто молчит с широко открытыми ртами. Завтра будет иначе, мысли стреляют в других. вынуть из криков частички искренности, нахуй заглушать эмоции. На полу прочитать по губам, что-то может, но не хочет сказать. Как велико то, что здесь и сейчас. и как завтра не будет всего.

Рваные слова запутаны в комке проводов где-то на лестничной клетке, кнопка лифта молчит, ни акустических волн в перепонки, ни пули образа твоего в глаза. Прыжок моих мыслей втоптал бесконечность желаний твоих. Над нами всё ясно, а с нами, в часе от крыши взрывается небо, в часе от взрыва любовь на дисплее. Поры сменяют пиксели, сердце- тепло батарей телефона. Стучу по буквам, которые любят, которые помнят побольше чем связки. Вешаю правду на строчках, вернуться смогу только я.

Наблюдал, как кричат светофоры,
Пропуская людей к их мечте,
Наблюдал, как сгорают окурки,
Затуманив к хуям всё внутри.
Через пыль и прогнившие доски,
Я на город без окон смотрел,
Эти семь этажей, как свобода,
Эти семь этажей до конца.
Наблюдал, как искрятся трамваи,
Наблюдай, как искрится внутри,
Наблюдал, как пожары района,
Заглушали косые шаги.
В нас всё меньше тебя,
Хотя брось, никогда нас и не было вовсе,
Светофоры всё так же кричат,
А пожары сменяет рассвет.

мое небо блюет на закаты
и остывших глазами людей
разрывает тетради квадраты
это сердце в семьсот этажей
мои поры глотали ладони
твоих вечно раскрашенных рук
мои ночи мечтают о боли
твоих нынче покусанных губ

Звёзды могут быть уже мертвы, Вселенные рождены, трамваи стучат 140 в минуту под бесконечные пожары фонарей. Имена на салфетках, сера, искра, имена на запястьях, увы, навсегда. Сутки лишают календари частичек тела, ночью полотно неба прострелено блестящими пулями. Секундная стрелка царапает лживые губы, ресницами по страницам кожи твоей, оставлять соль на шее. Когда на тебя направляют пистолет, ты не смотришь на калибр оружия, смотришь в глаза. Именно в эти моменты начинается твоя личная временная бесконечность.

Стена толщиною в минуты
За рёбрами мёртвые птицы
Вгрызаться в запястья духами
Стучат одиноко ресницы
Песок проникает сквозь десны
И рак бесконечности близок
Начни свою жизнь завтра в восемь

Один, два, три, четыре...Кажется, что трещины в этих стенах бесконечны. Я не помню, как меня зовут, порой я даже не могу понять, на каком языке мыслю, мыслю ли вообще. А возможно, меня вовсе не существует. Я- стены подземных вестибюлей, я- наклейки "не прислоняться", я- Ваша нелепая походка после ночи со случайным знакомым. У меня есть отсыревший блокнот с беконечным числом грифельных крошек, одна, две, три, четыре...В метро нет бликов солнца, в психиатрических лечебницах нет депрессий. Я-капсула амфетамина, я- лживое "ты справишься". Когда-то я был фотографиями, воровал у людей то, что им приказывали делать. Воровал улыбки, воровал страсть, воровал каждую наигранную эмоцию и выдавал общественности за натуральную. Я-любовь. Люди обожают упрекать, упрекать что бы-то ни было, кого бы-то ни было, ради мнимого возвышения на пъедестал значимости. Они любят погибать в глазах окружающих, ради любимого чувства одиночества. Я-дерьмо в наших головах. Звёзды-самое бесконечное, что я видел, одна, две, три, четыре, пять..

Говорят, мы с тобой бесконечны. Можем в космос, а можем в Парижи, или вовсе на сутки в себя. Говорят, что люди не меняются, но по-прежнему в каждой витрине они видят новые копии. Тот же галстук, та же водостойкая тушь, но таких себя они видят впервые. И надеятся, что именно этот подражатель все направит к лучшему. Ну а кто-то бьёт кулаком по витринам, разбивая временных Вас. Говорят, поезда не вернутся, в это время и этим числом. А буквально вчера мы не верили в параллельность дорожных путей, как прекрасно вдвоем сомневаться, как прекрасно, что я-это мы. Говорят, что последнее слово превращает в последнее всё: всё, что было вокруг, всё что будет, похоронят в трамвайном депо. Нахуй ваше последнее слово, все зарыто в дальнейшем молчаньи. Гордость, сгнившая лет в восемнадцать, да стянувшее связки любимая жажда: быть всегда и во всем обреченным. Закопайте себя за забором, привязав чувство жертвы к ногам.

Прежде чем сойти с ума, надо стать художником. Или, возможно, поэтом. Тогда окружающие оправдают тебя. Сегодня утром на эскалаторе было огромное количество людей, все закрывали глаза, кто-то от усталости, а кто-то от нежелания делиться собой, спрятав самое главное за каменными веками. А ты мечтал стать частью эскалаторной ленты и кружиться, кружиться под просьбы об уважении инвалидов, под рекламу женского белья со скидкой, всё вместе; кружить на себе беременных женщин и пассажиров с детьми. Когда ты являешься творческим шизофреником, люди хотят осмотреть твою квартиру, порыться в твоем ноутбуке, тем самым просто приглушив их истинное невыполнимое желание: осмотреть твой мозг. Они бы трахнули каждый ваш нейрон, если это возможно. Вестибюль станции постоянно наполнялся пустыми страницами с печатью "бухгалтер", "экономист", "охуенно творческий фармацевт", пустые страницы, пропитанные феназепамом, коаксилом, сибазоном. Пахло бензином, даже поезда боялись дать искру. С тобой пытаются поговорить люди, трогают твои запястья, касаются губами лба, но тебе всё равно, в твоей душе миллиардами импульсов взрывается шедевр. Осторожно, двери закрываются.

Мне сон приснился, в котором я сел за ноутбук и написал фразу:
"Вот стоишь ты на развилке между двумя действиями: потерять себя или потерять тебя. Вроде стены не сдвигаются и не горит ничего. Нет опасности взрыва или наводнения от того, что ты не можешь решить! Стой себе и не делай никаких шагов!
Но становится не по себе... Просто от мысли, от мысли о выборе.. Самой сильной на свете. Сильнее стен."

Что за система такая банальная "вопрос-ответ"? Стоит только сотворить "вопрос-молчание" и вы уже на другой сцене, в другом театре. Как всё ново, как всё охуенно необычно. И не забывайте о главном: "молчание-молчание". Это взрыв. Это нужно. Голосовые связки, удары по клавишам, чернила на бумаге спускаются в грудь и одной тишине известно, какие диалоги там происходят. А как вам психические расстройства, хаотичность календарных листков и переплетение подземных артерий? Мы придумали время, когда-то и его не было. Из-за страха будущего сложно разнести нахуй прошлое. В это время ваша точка, точка прошлого расширяется и превращается в петлю, которая облизывается, глядя на вашу шею.
Эй, а ведь в душе вашей до черта места: и котёнка полюбить, и мудака возненавидеть. Не заливайте в сердцах фундамент, чувствуйте всем, что чувствует.

Он вешает закаты на трамвайных проводах, они хрипят. Он стреляет из винтовки во все прекрасное. Земля под ногтями, но губы в улыбке, 140 в лопатках, а взглядом спокоен. Перебираясь взглядом по потолку, он обжигает пальцы. Пепельница, как блокнот с мыслями, который изначально сгорел. Ему бы в твои двери, тебе бы в его мысли. Трещина на окне искажает утро.
Он давно погибший мудак, а ты его дефибриллятор.

Маршрутными такси в чужие полосы, камнями с записками в окна, поджигая воздушного змея, промолчать что-то вроде взлетай. Искал на тебе закаты, разбил о витрину часы, стрелки встали, но люди ходили, а в витрине разбитые мы. Какой толк у часов, если время идёт по-другому? Есть я, есть ты, есть мы, с выдержкой в сотни часов. Сквозь чужие образы пробираюсь к тебе, сквозь тебя-вселенную, в которой я города, сквозь заразные сети, в которых я-провода. Знают смысл лишь грифеля крошки, за решеткой седьмого листа.

Тепло загружают в сеть, в смс и всё реже в конверты, загружают в формате jpeg, иногда через камеры в космос. Между звёзд там летает спутник, модулируя дюжины слов, он не знает улыбок и мимик, создавая квадраты и цвет. Миллиарды квадратов, миллиарды оттенков, ни одной улыбки, ни одной мимики. В личных встречах всё меньше личного, ночью меньше ночи, но всё больше стёртых кнопок, всё больше промоченных солёных динамиков. А давайте продадим эмоции по цене батарейки часов. А давайте напишем на баннере "продаём человеческое электричество". Разорвём ЦНС на куски, раздадим вместо лампочек в дом, а дырявую простынь за ней мы оденем на плечи тех, кто идёт рядом. Над комфоркой всё так же тепло, догорают последние тени, разрывает мою атмосферу. Мы с тобой загружаем тепло друг в друга.

Спасибо.

Упершись в стекло "не прислоняться" они ругаются, кричат, как будто рядом никого нет. А быть может они жаждут, чтобы людей стало ещё больше. Ближайшая станция, она вылетает в чуть открытые двери, сбивая сумкой возмущённых прохожих, а он смотрит вслед. Сейчас они оба думают, что победили. Но на самом деле они оба проебали. Проебали заранее, только что начавшуюся игру.
И сидишь ты, погружённый в какой-нибудь пост-рок. Сидишь и понимаешь, что ты проебал давно. Когда не знаешь кого любить-начинаешь ненавидеть всех. Начинаешь быть шлюхой своего мозга, заражая его чем-нибудь новым. Быть зависимым-очень важно, необходимо. Насколько же мерзко быть единственной точкой в своей Вселенной и никого в неё не запускать.
Машинист лишает тебя ощущения будущего. Через 14 минут Невский Проспект. Это разве будущее? Время, которым ты владеешь, на самом деле владеет тобой, а побег никогда не избавит от участи вернуться.

Глупо думать о неосуществленных желаниях, когда ты лежишь на выделенной для общественного транспорта полосе и не можешь прикурить. В мысли через провода знакомые припевы, в руки через кислород долгожданное тепло. Самая тяжёлая работа-ценить кого-то.
Так хочется повесить на строчках истину, истину, для чего пишу. Я бросал на пол вилки, да так громко бросал, чтобы кто-то, отвечающий за приметы, это услышал.

 Пересекаем ветки поездами, пересекая взгляды за живое. Что-то быстро стучит, вроде колёса, а может и нет. И в эту кромешную темноту быстро что-то врывается, как шприцем на койке, с сотней когда-то забытых эмоций, с парочкой взглядов знакомых соседей. Может быть поезд, а может и нет. Давай прислоняться, давай забывать всё на конечных станциях и оставлять вещи без присмотра. И никогда, слышишь, никогда не сообщать об этом машинисту.
Стоит только захотеть, я хотел взорвать Парижи, но они ещё стоят, и хотел поближе к рассветам, но где их вообще искать. Стоит только захотеть? Наше желание вырваться к звёздам ограничивается ёбаным количеством этажей, а не силой этого желания.
Я купил у лёгких кислород, чтобы взорвать в тебе все атмосферы. Я воровал тебя фотоаппаратами, воровал микрофонами и трахал своим воображением. Не все чувства могут поместиться в латекс и спуститься в унитаз, некоторые, оказывается, шириной с рассвет.


Над его огнем погибает бабочка
Хочется курить, не сжигая воздуха.
Лужи наполнялись чёртовыми спичками
В клетках никотина не хватает космоса
Обними его в треснувшие губы.
Бабочка кричит, разрываясь ветрами.

На Марсе отлично. Тут нет телефонов, нет проводов, нет улиц, в которых мы можем упустить друг друга. Здесь не гниют чувства, потому что они сосредоточены в объятиях, а не в бесполезных расстояниях. Одиночество ведь - от ёбаных принципов. Закрываться полностью и открывать по одной форточке вместо того, чтобы распахнуть окно. Оставляем на асфальте следы и отрывки песен, а за вечерними сигаретами вновь влюбляемся в упущенное. Стремимся выиграть по одиночке, а не проиграть вместе. И что? Ты побеждаешь, минуты ликования где-то в мозгу, а вся душа и кровь засраны окружающим счастьем и, главное, счастьем окружающих. Гордость не в этом, точки умеют ставить все, продолжать-нет. Не найти похожее сердцебиение в других. И вроде бы правильное настоящее превращается в абсолютно провальное прошлое. Почему? От ёбаных принципов.


А главное же- помнить дыхание, чувствовать, что кто-то так назойливо дышит тебе в грудь, свернувшись на кровати. Лучшие друзья-это ладони.
Можно ли говорить молча? Да. Есть разговоры, а есть тишина, просто теплом привязаны. Спасибо тебе за 62 часа. Я подаю тебе руку, ты забираешься высоко. Я расстилаю кровать, ты засыпаешь, я неумело завариваю чай, ты улыбаешься. На Марсе отлично.

Пока. Целую. Снишься.

7 станций метро по тротуарам. Под землёй нет дождя, к чёрту. Бьёт, нелюбимая музыка в ушах окрашивается ударами настроения.
Всё случается в первый раз, страшно, страшно интересно, никакого бензина, никакой крыши над головой. Музыканты фальшивят и просят настоящие деньги, фальшивые пары шагают по фонарям, по кругу катаются люди, а ты ждёшь, чего-то фальшивого или нет. В это время года разводят мосты, в это время жизни разводятся мосты. Кофе, украденный дополнительный сахар и украденный из ночных пьяных мечтаний собеседник. Тут аккуратнее, тут не спеши, чай фруктовый или обычный?. Во сколько в этом городе встречают рассвет? Садись, смотри. Алкоголь на пару с солнцем выжигают дальнейшие действия. Всё случается в первый раз. Как будто пальцы уже это печатали, этот рассвет, эту историю. Сразу считаешь нужным заботиться, греть, смешить, словно снял замок неловкости и множество приятных действий стало доступным. Куришь. Курите. Взгляд наверх. Небо плывёт по облакам, веришь? Веришь, потому что сама видишь. Московская, я люблю тебя.
Лёша, покорми ребёнка как проснётесь.

Твои самолёты летят не из Пулково, а из окон излюбленных комнат. Иногда крылья горят, иногда на них мается пепел. Их взлёты всегда заканчиваются крушением. Никто и не вспомнит. Умрёт каждая клетка бумажного тела. Разбиваются о собственную тень. Как прохожие разбиваются об её голубые глаза. Как прохожие кашляют ментолом и умирают в незнакомых комнатах, в незнакомые минуты.
Миллиарды тлеющих окурков рисуют закат, а она уже спит, свернувшись калачиком, в твоей футболке, вцепившись в простынь светло-розовыми ногтями. Обнимаешь её желанием обнять.

На кухне играет кассетный магнитофон, а в окнах излюбленной комнаты бьются бутылки, ливни срывают клочки объявлений "продам", смывают банальное асфальтное "люблю", ублюдки кричат друг на друга и ебут друг друга в кустах. "Это навсегда?" - спрашивает голос в кустах. Пиздец, стреляйте.

Плёнка, натянутая между двумя деревьями, человек к ней прислонён и кричит что-то. Неважно, что ему плохо, неважно, что ему больно, гораздо интереснее наблюдать за ним, наблюдать за тем, как его руки не могут порвать эту плёнку, как он пытается её прогрызть. Люди гибнут в авиакатастрофах, родственники летят на самолётах опознавать тела родственников. Хладнокровные сотрудники МЧС вбивают списки погибших на общедоступный сайт. И все читают фамилии. Кто-то с облегчением, кто-то с грустью, кто-то с пустотой, а кто-то натягивает свою душу между двумя деревьями, пишет на ней "застрелите" и кричит. Никто не застрелит, неважно, что ему плохо, неважно, что ему больно, гораздо интереснее наблюдать за ним.
Прямые сойдутся там, где не смогут проехать трамваи, небо ещё ни разу в жизни не повторяло картинки, а ты спишь, свернувшись колачиком, одна. Кто-то тебя улыбает, кто-то находится в твоей обнажённой голове. Ты не стесняешься. Ты влюбляешься. Просыпаясь, у плиты варишь кофе, ощущаешь десять подушечек пальцев, улыбаешься. Послушай, какая песня мне сегодня приснилась и спасибо за кофе. пятоемаядветысячиодиннадцать

 Вокруг люди с букетами, с тележками, с улыбками и без. Вокруг люди закидывают в рот стиморол и идут врать приятности незнакомкам и незнакомцам. Вокруг бабушки торгуют ромашками, им уже наврали своё. Вокруг лжецы, лжец и я. Я свой самый первый лжец и твой последний. Я тебя ненавижу. Видишь, солгал. Если сильно затягиваться, то табак издаёт красивый звук, если людям плохо- их наровят сфотографировать и получают лучшие снимки. У убийц есть свои фан-клубы. Страх привлекает.
 Куплю билеты во все твои клетки, нервы и мысли, будешь кашлять мной, бросай. Если мосты разведут, останемся на севере или на юге? Просто останемся. Засмотрюсь твоими словами, похуй на смысл, главное-губы, как разрезают воздух, как проникают в кожу. Настукиваем The National - Anyone's Ghost ладонями по коленкам. Закрываешь глаза и спрашиваешь какого они цвета, я улыбаюсь, я молчу, я знаю, ты веришь. Скажем друг другу что-то на придуманном языке, его не знаю ни я, ни ты, просто набор звуков, которые первыми придут на ум. Ведь по какому-то принципу это самое "первое" всё-таки приходит первым. У нас общий воздух, у нас общий дым.  Летают птицы, о чём они думают?

За желанием понравиться теряешь себя: теряешь свои морали, теряешь свои принципы. Невольно вливаешься в серую толпу с ёбаной чахлой розой в руке (спроси у рядом стоящего, твоему ли предмету обожания он принёс медвежонка). Включаешь оригинальность, которую включили уже десятки раз, сделав её обыденностью. Глупо шутишь, глупо говоришь про какие-то отверстия между твоими пальцами, которые с какого-то хуя созданы для её пальцев. А то, что эти отверстия отличают нас, скажем, от лягушки, тоже можешь сказать, пополнив архив глупых шуток. Говоришь "Я люблю тебя", ожидая положительной реакции. Получая отрицательную, говоришь, что пошутил. Ты мудак.
Найди своё дело, будь это вой в микрофон в дешёвых клубах, будь это картины, фотографии, стихи или прогулки по крышам. Единомышленниц попить пива в баре много, а ты же хочешь найти одну. Всё просто: одно уникальное дело-одна уникальная единомышленница. Отдавай ей один наушник, подели с ней одну песню, подели слюни и твои любимые дырки между пальцами. Если Тебе, красноречивому стадному романтику, так угодно, то подели с ней одно сердце, хоть слюни с наушниками звучит пореальней.

Но если у тебя нет дела, и тебя просто физически тянет в массу покоряющих, то сломай носы тем, кто просто хочет её трахнуть, поучись у тех, кто завоёвывает её не лакостом и рэйбэном, прикури сигарету, развернись и уходи, быть может(!) у тебя отличная задница и женщина будет твоей.

Да, и прокати её на колесе обозрения, там классно.