Счастье семьи опирается на благоразумие хотя бы одного из супругов.

Сытые свиньи страшней, чем голодные волки.

В раю намного мягче климат, но лучше общество в аду.

Улучшить человека невозможно, и мы великолепны безнадежно.

Кто понял жизни смысл и толк, давно замкнулся и умолк.

Везде одинаков Господен посев,
И врут нам о разнице наций.
Все люди — евреи, и просто не все
Нашли пока смелость признаться.

За что люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень.

В прошлом были те же соль и мыло,
хлеб, вино и запах тополей;
в прошлом только будущее было
радужней, надёжней и светлей.

На собственном горбу и на чужом
я вынянчил понятие простое:
бессмысленно идти на танк с ножом,
но если очень хочется, то стоит.

Нашей творческой мысли затеи
неразрывны с дыханьем расплаты;
сотворяют огонь — прометеи,
применяют огонь — геростраты.

Мир столько всякого познал
с тех пор, как плотью стала глина,
что чем крикливей новизна,
тем гуще запах нафталина.

Все мои затеи наповал
рубятся фортуной бессердечно;
если б я гробами торговал —
жили бы на свете люди вечно.

Власть и деньги, успех, революция,
слава, месть и любви осязаемость —
все мечты обо что-нибудь бьются,
и больнее всего — о сбываемость.

Свой собственный мир я устроил
усилием собственных рук,
и всюду, где запись в герои,
хожу стороной и вокруг

Я бы мог, на зависть многих,
сесть, не глянув, на ежа —
опекает Бог убогих,
у кого душа свежа.

Совсем на жизнь я не в обиде,
Ничуть свой жребий не кляну;
Как все, в дерьме по шею сидя,
Усердно делаю волну.

Любым любовным совмещениям
даны и дух, и содержание,
а к сексуальным извращениям
я отношу лишь воздержание.

Я в гостевальные меню
бывал включён как угощение,
плёл несусветную хуйню,
чем сеял в дамах восхищение.

В зоопарке под вопли детей
укрепилось моё убеждение,
что мартышки глядят на людей,
обсуждая своё вырождение.

Любую можно кашу моровую
затеять с молодёжью горлопанской,
которая Вторую Мировую
уже немного путает с Троянской.

Поскольку в землю скоро лечь нам
и отойти в миры иные,
то думать надо ли о вечном,
пока забавы есть земные?

Прекрасен мир, судьба права,
полна блаженства жизнь земная,
и всё на свете трын-трава,
когда проходит боль зубная.

Непросто — грезить о высоком,
паря душой в мирах межзвёздных,
когда вокруг под самым боком
храпят, сопят и портят воздух.

Пусть меня заботы рвут на части,
пусть я окружён говном и суками,
всё же поразительное счастье —
мучиться прижизненными муками.

Наше время ступает, ползёт и идёт
по утратам, потерям, пропажам,
в молодые годится любой идиот,
а для старости — нужен со стажем.

С Богом я общаюсь без нытья
и не причиняя беспокойства,
глупо на устройство бытия
жаловаться автору устройства.

Быть может, потому душевно чист
и линию судьбы своей нашел,
что я высокой пробы эгоист —
мне плохо, где вокруг нехорошо.

Мы сразу простимся с заботами
и станем тонуть в наслаждении,
когда мудрецы с идиотами
сойдутся в едином суждении.

Я не стыжусь, что ярый скептик
и на душе не свет, а тьма;
сомненье — лучший антисептик
от загнивания ума.

Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.

Угрюмо думал я сегодня,
что в нашей тьме, грызне, предательстве
вся милость высшая Господня —
в его безликом невмешательстве.

У самого кромешного предела
и даже за него теснимый веком,
я делал историческое дело —
упрямо оставался человеком.

Гляжу, не жалуясь, как осенью
повеял век на пряди белые,
и вижу с прежним удовольствием
фортуны ягодицы спелые.

Когда я раньше был моложе
И знал, что жить я буду вечно,
Годилось мне любое ложе
И в каждой даме было нечто.

Когда и где бы мы ни пили,
тянусь я с тостом каждый раз,
чтобы живыми нас любили,
как на поминках любят нас.

Живи, покуда жив. Среди потопа,
которому вот-вот наступит срок,
поверь — наверняка всплывёт и жопа,
которую напрасно ты берёг.

Жить, покоем дорожа —
пресно, тускло, простоквашно;
чтоб душа была свежа,
надо делать то, что страшно.

Зачем вам, мадам, так сурово
страдать на диете учёной?
Не будет худая корова
смотреться газелью точёной.

Сбываются — глазу не веришь —
мечты древнеримских трудящихся:
хотевшие хлеба и зрелищ
едят у экранов светящихся.

Я потому люблю лежать
и в потолок плюю,
что не хочу судьбе мешать
вершить судьбу мою.

У тех, кто пылкой головой
предался поприщам различным,
первичный признак половой
слегка становится вторичным.

Сполна уже я счастлив от того,
что пью существования напиток.
Чего хочу от жизни? Ничего;
а этого у ней как раз избыток.

Идёт умов утечка из России…
Текут сюда. Но парадокс в ином:
Мне просто любопытно — что за силы
Их по дороге делают говном?

Между слухов, сказок, мифов,
просто лжи, легенд и мнений
мы враждуем жарче скифов
за несходство заблуждений.

Глупо думать про лень негативно
и надменно о ней отзываться:
лень умеет мечтать так активно,
что мечты начинают сбываться..

Мы умны, а вы — увы,
что печально, если
жопа выше головы,
если жопа в кресле

источник

В Википедии есть статья
Губерман, Игорь Миронович
Текст доступен по лицензии Creative Commons Attribution/Share-Alike