Когда-то давно, в пятом часу утра незапамятных великих времен, Леонард Коэн стоял с гитарой на сцене фестиваля острова Уайт и пел в предрассветной тьме миллиону странников, сидевших на влажной траве, накинув одеяла на плечи. Это была последняя встреча поколения перед расставанием. Теперь всем им предстояло разойтись по улицам, этажам, переулкам, тупикам бесконечной жизни и жить в одиночестве на свой страх и риск, с горечью в душе и памятью об утерянном рае. И он, поэт с романтическим хайром до плеч, тонкий и ранимый, первым отправился в путь.

^{Фото: Елена Лукьянова / «Новая газета»}

Сочетание «БГ и симфоническая музыка» только на первый взгляд кажется странным. Еще в 80-е он писал песни, где играли консерваторские скрипачи и даже приглашенные струнные группы, а в 1987-м состоялся концерт «Аквариума» с оркестром под управлением Равиля Мартынова. Играли «Охоту на единорогов» («Мне тридцать три, я принял достаточно ядов, / И мое поле битвы редко стояло без дела») и «Колыбельную» («Мы с тобою вместе уйдем туда, / Где горит звезда для всех, для всех»).

Медитативная гребенщиковская лирика со скрипками и кларнетами сочетается идеально, но есть песни, которые звучат слишком уж неожиданно. Вот, скажем, «Нога судьбы»: «Быколай Оптоед совсем не знал молодежь. / Быколай Оптоед был в бегах за грабеж… / Он сжег офис Лукойл вместе с бензоколонкой — / Без причин, просто так, / Из уваженья к огню». Напомню: все это в зале Академической капеллы, под аккомпанемент струнных и духовых. В вечерних костюмах и платьях. С уваженьем к огню.