Когда-то было постановлено (теперь решат, что это бзик): мешает школе астрономия, а нужен ей второй язык. Пришла внезапная Васильева, защитник школьного труда, и астрономию усилила, язык же сунула туда, куда, по здравом размышлении, учтя balance métaphysique, мы все — и бездари, и гении, — уже засунули язык. Я одобряю эти действия! Скажу, Васильевой под стать: пускай сознанье будет девственно — дитя должно уметь мечтать. Мне скажут (злой оскал читателя в моем уме уже возник), что для отважного мечтателя как раз нужней второй язык, а я скажу, чтоб сразу поняли, что должен нынешний юнец мечтать о звездах — на погоне ли, на темном небе, наконец… О чем мечтает склонный к ропоту знаток второго языка? Мечтает он, поверьте опыту, лишь о свободе. Как з/к. Пока его не остановим мы, его манит езда, езда, — тебе ж, поклонник астрономии, везде мерещится звезда, и мне в эпоху ада ватного в подобном видится пример и пониманья адекватного, и соответственных манер.

Мне скажут, что в родимой Нарнии (еще волшебней, чем в кино) должны мы стать гуманитарнее, уж раз гуманней не дано — с филологами языкастыми и с культом красного словца… А я спрошу — читали Канта вы? Калининградца, мудреца? Он молвил: время нынче грозное, но восхищает испокон меня лишь это небо звездное и нравственный во мне закон. Прошли года, но вы не сетуйте — все так останется и впредь. Закона, правда, больше нетути — так хоть на звезды посмотреть.

Мне скажут: есть еще прагматика. Эпоха стала горяча: забрать жену, сестренку, братика — и дать отсюда стрекача! Когда словцо неосторожное так злит попа и казака — скажи, ужели астрономия важней второго языка? Важнее, да! — воскликнет пафосно любой, кто дружит с головой. Нет в мире места безопасного в канун грядущей мировой, напрасно вы на карте шарите — мол, где убежище дают? Нам не спастись на этом шарике, пора искать другой приют, и чем планета незнакомее, тем меньше там тупых и злых…

Короче, знанье астрономии и здесь нужнее, чем язык.