Семь тысяч восемнадцать человек хмуро стояли в начале бульвара. Никто не улыбался. Не пел. Не кричал.



Впереди у каждого - конец бульвара, выход к метро и посадка узников Болотной.



А за ними и вместе с ними еще и еще кто-нибудь. Экологи, ученые, рабочие, лидеры, не лидеры, случайные, пенсионеры, студенты, солдаты - все.



Семь тысяч восемнадцать человек знали, что сегодня они ничего не добьются. Сегодняшний бой был только за то, чтобы самому остаться свободным. Чтобы самому не пасть духом. Самому остаться собой.


Между Ганди и Майданом молчаливо шла эта колонна в семь тысяч восемнадцать человек. Майдан маячил неподалеку.




Ганди не было нигде.


Семь тысяч восемнадцать человек держали плакаты с лозунгами, единым гласом взывали к правде, чеканили мирный шаг. И вопреки всем запретам говорили о том, о чем считали важным.


Каждый понимал, что это последний мирный марш. И даже те, кто всегда с радостью воспринимал любое снижение численности участников оппозиционных акций, даже они в ужасе замолкли в этот час. Из былых ста тысяч только семь согласны выходить мирно. Из ста тысяч только семь.





Где же девяносто три тысячи? Куда они делись? Чем заняты теперь? Какие книги читают? Что делают в тиши своих квартир, о чем думают, к чему готовятся?

Флаги больше не нужны. Их сдают.


Теперь нужны листовки. Их берут охотно.


Из дома в дом, от двери к двери - последний шанс для Ганди. Но уже без митингов, но уже без маршей.

Не Кремль победил Болотную. Болотную победил Майдан. Поэтому не было сегодня радости малому числу участников ни у одного прокремлевского комментатора, а только ужас царил на их лицах и в сердце гнездился страх.


Семь тысяч восемнадцать человек прошли последним мирным маршем. За своих товарищей, за самих себя.
Часть из них уйдет в тюрьму. А часть - добудет всем свободу. Вместе с теми, кто сегодня решил не идти.

Ганди заволокло дымом шин.