Вначале, когда был только основан Приют Трехсот, все его обитатели, как
известно, были равны между собою и свои маленькие дела решали большинством
голосов. Они на ощупь легко отличали медную монету от серебряной, никто из
них никогда не спутал бургундского с вином из Бри. Обоняние у них было
тоньше, чем у их соседей обладавших двумя глазами. Они прекрасно
рассуждали о четырех чувствах, другими словами, знали о них все, что
вообще дозволено знать, и жили мирно и счастливо, поскольку это возможно
для слепых. Но, к несчастью, один из их учителей возомнил, что имеет ясное
понятие о чувстве зрения; он стал горячо в этом всех убеждать, посеял
смуту, приобрел единомышленников; кончилось тем, что его признали главою
заведения. Он принялся самоуверенно судить о красках, и тут все пошло
вкривь и вкось.

Этот первый диктатор Приюта Трехсот учредил при себе небольшой совет,
при помощи коего стал распоряжаться всеми пожертвованиями. Поэтому никто
уже не решался ему перечить.
Он решил, что вся одежда Трехсот белая; слепцы поверили ему; только и
разговору было что об их прекрасных белых одеяниях, хоть ни одно из них
белым не было. Окружающие стали насмехаться над ними; слепцы пошли к
диктатору, но он принял их весьма сурово; он обозвал их вольнодумцами,
новаторами, бунтовщиками, которые поддались ошибочным суждениям зрячих и
осмеливаются сомневаться в непогрешимости своего учителя. Эта распря
расколола слепых на два лагеря.
Чтобы утихомирить их, диктатор издал постановление, которым вся их
одежда объявлялась красной. Во всем Приюте Трехсот не было ни одного
красного одеяния. Над ними стали потешаться еще пуще. Посыпались новые
жалобы братии. Диктатор пришел в ярость, слепцы тоже; долго продолжались
раздоры, и мир восстановился лишь после того, как всем Тремстам было
разрешено повременить с суждением о цвете их одежды.

Некий глухой, прочитав этот маленький рассказ, признал, что слепцы
напрасно взялись судить о цвете своей одежды; но он твердо держался
мнения, что лишь глухим дано судить о музыке.