Отсюда

Белый штрих

17 августа 1948 года Тереза, 38-летняя католическая монахиня, вышла за ворота калькуттской общины Лоретанской Божией Матери и решительно устремилась в мир. У первой и тогда единственной сестры Ордена Милосердия была цель — помогать всем бедным и обездоленным, кого встретит на пути. Белое сари, накидка с голубой каемкой, улыбка на лице. Такой мир будет видеть ее почти полвека, до самой ее кончины 5 сентября 1997 года. Мать Тереза старалась сделать все, чтобы ее не знали другой. Даже на вручение Нобелевской премии явится в том же сари (цена 1 доллар — будут смаковать газеты) и в сандалиях на босу ногу, несмотря на норвежские погоды.

Огромный советский народ впервые узнал о ее существовании в 1988 году — после землетрясения в Спитаке. Эта фигурка среди руин и ужаса выглядела странно. Но и мы быстро усвоили поговорку-отговорку: «Я не мать Тереза!» Означает: «Я не ангел и не чудотворец, не требуй невозможного!»

«По натуре я чувствительна»

Она, действительно, не была ангелом, а обычным человеком из плоти и крови — очень хрупким (45 кг веса, 150 см роста), очень одиноким и страдающим. «По натуре я чувствительна, люблю милые, красивые вещицы, уют и все, что с ним связано, — мне очень нужно любить и быть любимой», — признается Тереза (здесь и далее цитируются ее письма духовникам. – Прим. ред.). Первая помощница появится у нее только через год. Ей было тяжко оставлять монастырь, она безмерно скучала по подружкам и часто плакала от одиночества, голода, нищеты — пусть и добровольной. «Оказывается, зачастую бедность — это очень трудно», – наивно признается Тереза и приучает себя к ней. Ведь «полная бедность – она даст нам увидеть в бедных Бога». Писала архиепископу письма на такой безобразной бумаге, что даже извинялась. Немецкий журнал Stern отметил год со дня смерти монахини статьей «Мать Тереза, где твои миллионы?». «Святую сточных канав» обвиняли, будто та купалась в роскоши. Только когда успевала?

Быт как он был

Подъем в 4.40, утренняя молитва, и сразу – за дела, всегда – среди людей. Обитала Тереза в мрачном сером домике; окна спальни с узкой железной кроватью (она же – приемная, она же – кабинет) выходили на оживленную магистраль. Дверь не закрывалась никогда. Порой там царил такой шум, что Тереза не могла расслышать своих посетителей. Толпы просителей ожидали ее каждый день в небольшом дворике. «Ее жизнь была сплошным мученичеством, – говорят сестры. – Но она никогда не жаловалась».

Мать Тереза не признавала ни стиральных машин, ни вентиляторов, ни каких-либо других достижений цивилизации. Ездила мать Тереза только третьим классом, беря с собой грубую корзинку, которой очень дорожила: ведь ее сделали прокаженные («мои дети») своими изуродованными руками. Папа Римский как-то сделал ей довольно нелепый подарок: лимузин. Та сразу машину продала и построила приют для умственно отсталых. Как отнесся к этому понтифик? Похоже, Терезу это не слишком волновало, как и политические тонкости вообще.

Как Тэтчер табуретки подарила

Ее упрекали за наивность. Она одинаково радушно приветствовала политиков независимо от взглядов и возлагала цветы на могилы мертвых тиранов. Мать Тереза была убеждена, что, награждая любовью всех одинаково – сирых и гламурных, убогих и крутых, – ты умножаешь общее количество добра в мире. Упрекали ее и в том, что Орден Милосердия не гнушался «грязными» деньгами. Но нужно было видеть, как мать Тереза обращалась с такими спонсорами. Как-то в Калькутте пришли посланцы от очень авторитетных людей. Тереза передала через помощников, что примет дар лишь в том случае, если толстосумы придут сами и будут прислуживать на утреннике для больных детей.

Как ни прискорбно, но примерно так же поступала она порой и с репортерами. Одного, к примеру, приставила помогать сестрам мыть больных в Доме для умирающих, и тот больше не заикался об интервью. Да, мать Тереза умела быть и жесткой, и резкой.

Первые газетные заметки об Ордене заставили ее «холодеть от ужаса»: «Я очень боюсь, что люди заговорят обо мне и не заметят Иисуса». Если она и нуждалась в пиаре, репортеры могли лишь только повредить. Тереза и сама могла тронуть самые бесчувственные сердца сильных мира сего и, по отзывам одного из них, «умела манипулировать общественным мнением как никто в мире». При случае могла тонко и съязвить. Как-то раз Маргарет Тэтчер, наобещав с три короба, пожертвовала спустя год скромную сумму. И мать Тереза в беседе с высокопоставленными политиками воскликнула: «Люблю Англию! Одна леди – Дарчер? Дечер? – даже помогла мне купить несколько табуретов для больницы». Ее тонкое чувство юмора отмечают все, вплоть до церковного начальства. А сама сетовала: «Боюсь, Христу досталась легкомысленная невеста».

Евангелие на пальцах

Она подбирала с городских улиц умирающих, мыла прокаженных, раскапывала мусорные кучи, куда подбрасывали детей, кормила голодных, просила подаяние, учила грамоте детей, рисуя палочкой буквы в грязи… Ей говорили: «Вы лечите не причину, а следствие, латаете дыры на ветхой одежде». Тереза, упрямая и невероятно напористая, не слушала никого.

Как-то раз она наткнулась на женщину, умиравшую посреди улицы. Ту уже ели крысы. Тереза дотащила ее до больницы, где сказали: «Для таких мест нет». Что ж. В конце концов, обив немало порогов, она открыла «для таких» Дом умирающих. Его «пациентов» даже описывать страшно. У одних раны кишели червями, у других застарелые бинты приходилось сдирать вместе с мясом, у третьих проказа съела кожу… Мать Тереза словно ничего не замечала, для нее все они были просто нуждающимися в помощи людьми. А в каждом страждущем – Христос.

Она учила сестер: «У каждой из вас всегда при себе есть Евангелие. Это – пять пальцев. Загибай и повторяй: «То – что – вы – Мне – сделали». Так – верила она – забота о людях, на которых и взглянуть страшно, станет благой и легкой.

Но вид пациентов пугал некоторых сестер настолько, что они убегали. Не все выдерживали жизнь в Ордене Милосердия. К сестрам она была очень требовательна, могла проявлять и жесткость, и резкость. Одна из первых помощниц матери Терезы вспоминает: «Она приказывала нам брать на руки умирающих детей и держать до самого последнего вздоха. Иногда мы не выпускали их сутками – мать Тереза запрещала. Но порой случалось чудо… Малыши воскресали».

«Меня сравнивают с сатаной»

«Она крайне требовательна к себе и очень смиренна, – пишет подруга детства Терезы. – Дается ей это огромным трудом». По уставу Ордена Милосердия настоятельница наравне со всеми должна была просить подаяние. Попросила как-то хлеба, а пекарь плюнул ей в протянутые ладони. «Я сохраню ваш дар, – ответила Тереза, – но нельзя ли мне получить еще что-то для голодных детей?» Булочник был посрамлен и отныне снабжал Орден Милосердия хлебом, став его эксклюзивным поставщиком.

За годы работы мать Тереза привыкла к неприятию и злобе. «Конечно, меня сочтут сумасшедшей… Начать с нуля дело, которое принесет в основном страдания», – писала мать Тереза духовнику.

Впрочем, ее недолюбливали и в стенах Лоретанской обители. Сестер раздражало ее происхождение (родилась-то албанка Ганжа еще в Османской империи), чуждое воспитание, образование. Стоило ей начать обсуждать с духовником Ван Эксемом проект будущего Ордена Милосердия, как поползли слухи: отчего это сестра Тереза проводит столько времени в исповедальне! Дело кончилось переводом в другую общину.

А когда Тереза вышла на улицу помогать бедным и к ней стали присоединяться воспитанницы монастырской школы, мать генеральная настоятельница запретила сестрам иметь с ней дело. Даже близкие подруги отвернулись от нее тогда. «Я становлюсь пугалом для Лоретанских сестер, – сокрушалась Тереза. – Меня сравнивают с сатаной, а нашу работу – с его делами». Но к ней все равно шли, и это шествие милосердия по улицам Калькутты было уже не остановить… Ко дню ее смерти в мире существовало 400 отделений Ордена Милосердия в 111 странах.

Разговор в поезде и что за ним последовало

Да, никто не мог препятствовать тихой матери Терезе, если та что-то задумывала. Ее напористость, стремительность проявляется даже в манере ее письма. Изо всех знаков препинания она больше всего любила тире, мощно толкающее читателя от одного смыслового куска к другому, не давая остановиться на ненужных мелочах. «Стать индианкой – жить с ними – как они – чтобы достучаться до их сердец», – пишет она духовнику после того, как 10 декабря 1946 года услышала в поезде… голос Христа. «Его приказание звучало невероятно отчетливо. Я должна была покинуть монастырь и помогать бедным, живя с ними под одной крышей, просвещая их светом Евангелия».

Вернувшись в Калькутту, Тереза тут же поведала о разговоре в поезде своему духовнику Ван Эксему и архиепископу Калькуттскому Фердинанду Перье. Оба запретили ей даже думать об этом и самую мысль велели отгонять как соблазн.

К тому же сама затея одиночного, никем не финансируемого похода на помощь беднякам в одном из самых нищих и беспокойных городов мира была полным безумием. Но не тут-то было. Мать Тереза, сравнивая себя с евангельской вдовой, в течение двух лет бомбардировала архиепископа письмами, требовала обратиться к папе Римскому, обрисовывая план деятельности и устав Ордена.

У нее не было иллюзий на свой счет, она понимает, как мало может, называет себя «маленьким ничтожеством», признается, что понятия не имеет, как ухаживать за больными, но обязательно научится. Это все неважно… «Пока мы медлим, гибнут души, – умоляет она Перье. – Благословите меня начать». Она рассказывает архиепископу и о разговоре в поезде, и о своих сокровенных видениях… Ее духовник Ван Эксем был склонен верить в их подлинность, но мистический пыл своей духовной дочери обуздывал. Хотя только ему была известна причина неумеренной настойчивости духовной дочери и ее величайшая тайна. Только он знал о тайном обете, принесенном Терезой в 1942 году: «Обещаю Богу, что исполню все, о чем бы Он ни попросил!» «Мне хотелось отдать Христу себя полностью, без остатка», – объясняла она. Для нее данный обет был подобен besa, очень важному для албанской культуре понятию – «слову чести». Сама Тереза объясняла это так: если ты убил моего отца, но я обещал тебя не выдавать, то не сделаю этого и под дулом пистолета. Вот что такое besa.

Она намеревалась придерживаться данного Христу обещания даже после смерти: «Если я когда-нибудь стану святой… я буду то и дело сбегать с небес, чтобы нести свет тем, кто во мраке». Самонадеянно? Богословски бессмысленно? Но очень по-терезовски.

Архиепископ, человек трезвомысленный, этих слов, к счастью, не слышал. Он задает Терезе много вопросов и приходит к выводу, что перед ним человек целеустремленный, решительный, трезвый, обладающий ясностью мыслей, здравостью идей и твердостью намерений. Видения интересовали его мало (хотя он был поражен глубиной ее молитвы), а вот детальная проработка замысла, который мог принести Церкви явную пользу, впечатление произвели. Еще каких-то полгода переписки с Ватиканом – и разрешение на деятельность и жизнь вне стен монастыря получено. Уже на следующий день Тереза вышла за ворота монастыря, улыбаясь неприветливому городу.

Страшно – это как?

Было ли ей страшно в тот первый день? Скорее всего, нет. И не только потому, что в одном из писем она говорит: «Мне нечего бояться. Совсем неважно, что со мной будет». В биографии матери Терезы много свидетельств ее безграничной смелости. Боялась она лишь двух вещей: светских бесед с незнакомыми людьми и публичных выступлений. Поездки по миру считала самыми тяжким своим послушанием и даже тщетно просила папу Римского избавить ее от этой повинности.

Однажды ночью в монастырь забрались воры, и мать Тереза – самая маленькая в обители – прогнала их. А в другой раз шли они с сестрами по дороге, а дорогу преградил разъяренный бык. В роли тореро тоже пришлось выступить ей. Тереза не побоялась выйти за пределы ограды на поиски еды для монастыря после кровавого религиозного конфликта. Из живых ей встретился только грузовик с солдатами, которые, выслушав историю монахини, довезли ее до обители и снабдили несколькими мешками риса.

В Дом для умирающих как-то ворвались люди и заявили, что все, кто здесь работают, заслуживают пули в лоб. Скорее всего, то были представители организации, занимающейся… экспортом человеческих скелетов. Индия – мировой лидер в этом мрачном бизнесе. Настоятельница выслушала их молча. Молчание она считала одной из главных добродетелей и самым сильным оружием.

Ее улыбка

Мать Тереза всегда улыбалась, что бы ни происходило. По отзывам сестер, она «искрилась смехом» и всех, кто оказывался рядом, поражала жизнелюбием и лучезарностью. Каждого встречала приветливым словом, ласковым жестом. Улыбка – не просто часть натуры Терезы, это – выбор, это – сознательное поведение. Мало того, свою исполненную тепла и любви улыбку она называет… «маской». Сама признавала: «Послушать со стороны, так можно подумать: “Ну и лицемерие!”». Но даже прочитав то, о чем будет сказано ниже, вряд ли кто-то осмелится обвинить монахиню в этом.

Улыбку Тереза воспринимала как милосердие, как нечто такое, чем можно поделиться с нуждающимся – точно так же, как хлебом или глотком воды. И не важно, чего ей это стоило. Она улыбалась, несмотря на то что творится вокруг и в ее собственной душе. «Не думайте, что мой духовный путь усеян розами, – говорит мать Тереза, – таких цветов здесь почти не бывает… Я хочу все время улыбаться Христу и людям, чтобы никто, даже Он, не заметил, как мне темно и больно».

Темная ночь души

Вообще-то ничего этого мы с вами знать были не должны. Всю переписку с духовниками мать Тереза завещала, умоляла уничтожить. Что-то ей удалось сжечь самой. Но священники пошли наперекор воле покойной. В итоге в 2008 году выходит книга ее писем и дневниковых записей «Будь моим светом». Когда составитель отец Брайан Колодейчук (инициатор и руководитель процесса канонизации Терезы Калькуттской в Католической Церкви) прочел сестрам Ордена Милосердия только одно письмо, у тех раскрылись рты от изумления. Такой матери Терезы не знал никто. Оказывается, с самых первых дней своего служения бедным она испытывала невыносимые душевные страдания.

«Все внутри меня холодно, как лед», «небеса закрыты», «нет веры», «не могу молиться», «темная, холодная и пустая реальность», «тьма такая, какую и описать невозможно», «одиночество», «сухость», «постоянная тоска по Богу», «боль, раздирающая сердце», «ум, сердце, все слепо»… И так почти в каждом письме. Она меняет духовников, как другие – врачей, но никто не может ей помочь. Мать Тереза сравнивает свое состояние с мучениями грешников в аду и однажды ставит под сомнение… существование Бога. Христа она называет «Тот, Кто отсутствует» (разумея Его не-присутствие в собственной душе).

У христиан периоды подобной богооставленности называются "темной ночью души" и считаются одной из стадий духовного роста. Из зафиксированных письменно «ночь» матери Терезы – самая продолжительная в истории. Только вдуматься, какой подвиг: почти 60 лет она занималась поистине каторжным трудом во имя Христа, пребывая в подобном состоянии.

Разумеется, может быть и сугубо психологическое объяснение этой «ночи». «Эмоциональное выгорание», «депрессия», «нервное истощение»… К тому же люди определенного склада личности чувствуют себя неуютно, достигнув многого. Любое признание их заслуг (даже внутреннее) вызывает чувство вины и стремление наказать себя. Но чем бы ни объяснялась ежедневная, ни на час не отпускающая душевная мука (был лишь один перерыв на пару месяцев), каждый день Тереза, человек с открытой раной в душе, не чувствуя порой ни капли веры и любви, поднимает себя в 4.40 утра – и идет к людям.

Тем вечером отключили свет

Она прожила долгую жизнь. Здоровьем мать Тереза была очень слаба: малярия, переломы ребер, сердечная недостаточность, постоянные приступы кашля, сильные ушибы – ничто не могло удержать Терезу с ее кардиостимулятором без дела. Серьезные проблемы с сердцем она скрывала десять лет. В 1990 году она даже слагает с себя должность главы Ордена, но вскоре понимает, что погорячилась.

Когда было полегче, она, называющая себя «карандашом Бога» и царапавшая мысли порой где придется, пишет на клочках бумаги о Христе: «…Иисус – в Пьянчужке – выслушай его. Иисус – в Умалишенном – защити его. …Иисус – в Увечном – будь с ним. Иисус – в Наркомане – будь ему другом. Иисус – в Блуднице – огради ее от соблазна…» Когда становилось совсем плохо и она лежала в паутине трубок, первым делом умудрялась утром поднимать руку для крестного знамения. 5 сентября 1997 года с ней случился очередной инфаркт – и во всем доме отключился свет. Прибывший врач так и не смог подключить дефибриллятор, ведь даже запасной генератор отключился. Незадолго до этого мать Тереза сказала подруге: «Я свое дело сделала».

Подробную информацию о матери Терезе можно почитать на сайте, посвящённом ей.

Серия сообщений "Разное":
Часть 1 - Чёрная Пантера
Часть 2 - С Новым 2015 Годом!
...
Часть 4 - Рассвет приходит к тем, кто видел тьму...
Часть 5 - 30 цитат от Антуана де Сент-Экзюпери
Часть 6 - Мать Тереза: «Я буду то и дело сбегать с небес»
Часть 7 - Agni Parthene - Valaam Brethren Choir / Гимн Пресвятой Богородице, Валаамский монастырь