Она ездила в белых и жёлтых маршрутках и придумывала что её кто-то обидел.
У неё были распущенные, свободные волосы и холодные руки в которых она держала чьи-то исписанные бумажки. По ночам она плавала в лужах и потом с трудом залезала на тротуар и загорала под ночным тёмно-чёрно-серым небом. Она родилась с одной единственной невысказанной просьбой на губах: «любите меня, пожалуйста, как можно сильнее»
Когда она возвращалась ночью домой ей всегда казалось что где-то сзади шагает и дышит мальчик в чёрной рубашке с черепом и глазами расписанными розовыми сердечками. Мечта.
Протыкая стены своей комнаты булавками и клея на них бумажками исписанными чьим-то томным и взволнованным взглядом, она боялась посмотреть в окно, потому что думала что этот мальчик сидит там и глядит на скамейки и видит на них её давно умерших соседей, которые никогда с ней не здоровались.
В её душе жила коротконогая собачка, породу которой она так и не смогла выучить.
Она лаяла и не давала ей спать, как беспокойный невидимый будильник, который нельзя выключить, выкинуть и разломать.
Она хотела крикнуть в окно «я тебя люблю», но она не знала кому это кричать.
Она хотела найти этого кого-то, хотела любить и дышать с кем-то одним воздухом.
Хотела любви, такой красивой, радостной, яркой, с запахом солнца и лилий, с горячими щеками, с невозможностью заснуть ночью, с беспричинной хронической печалью, его руками на её плечах, с мыслью что «такой счастливой просто нельзя быть», с ассоциациями, с безудержным весельем, с мартини на кухне, с пьяными вечерами, с уверенностью, что ничего никогда не будет меняться.
Она рисовала ангелов с оторванным крыльями и белок губной помадой.
Каждое утро она слышала, как мама ругает папу за то, что он разбил банку с вареньем.
А когда она приходила на кухню, там всегда стояла чашка растворимого турецкого чая, который никто кроме неё никогда не любил.
А однажды на улице она увидела мальчика в рубашке с черепом.
Он посмотрел на неё мутным взглядом и попросил подарить ему маленькую коротконогую собачку.
Она удивилась и сказала, что не может, потому что собачка никогда не выходит оттуда, где она сидит.
Тогда его взгляд стал на секунду разочарованным, обиженным, как будто ему дали пощёчину, она даже почти могла видеть следы ладони на его щеке.
Он развернулся и побежал по луже, в которой она хотела плавать, побежал, разбрызгивая лужу, которая, оказывается, была совсем неглубокой, в ней даже нельзя было утонуть.
Он развернулся и крикнул, что она отвратительно рисует и что если бы он не знал что она давно умерла, он бы сам её убил.
Она опять удивилась и подумала, что на сегодня удивляться хватит.
Она разделась и хотела нырнуть в лужу, но ударилась головой.
Лужа вдруг перестала быть лужей и стала маленькой, очень маленькой лужей, в которой совсем нельзя было купаться. Она пожала плечами и пошла домой.
Посмотрев в окно ночью, она не увидела там этого мальчика, она увидела только улыбающихся мёртвых соседей, она разжала пальцы и чашка с чаем покатилась по полу под кровать с розовым балдахином.
Из её окна вылетело много белых бабочек и она поняла что её уже совсем нету и что она уже давно должна была сесть на одну из этих скамеек под тяжёлым тёмно-чёрно-серым небом. ©
