К сожалению, автор не известен

     Я надену звезду Давида 
     В день всемирной еврейской скорби.
     Мне ни капли не будет стыдно
     Этой жёлтой звезды позорной.
    
     Я надену её как Память
     О шести миллионах евреев.
     То же самое было б с нами,
     Если б мы родились в то время.
    
     Нас бы так же сгноили в гетто,
     Растреляли во рвах и ярах...
     Разве можно забыть об этом?
     Эту память время не старит.
    
     Знаем точно, что нас сожгли бы
     В бухенвальдской, в освенцимской топке...
     Разве мир придёт под оливы,
     Если будем беспечны и робки?
    
     Разве станет обычным шрамом
     Эта кровоточащая рана,
     Если нам продолженьем драмы
     Угрожают из Тегерана?
    
     Если в мире большом и малом
     Всё плодятся тёмные силы
     И со свастиками вандалы
     Оскверняют наши могилы?
    
     Да, у Памяти груз тяжёлый,
     Но его сохранить должны мы,
     Чтоб с нагрудной звездою жёлтой
     Вновь не стать крематорским дымом.
    
     Новый век и те же обиды?
     Чем их вырвать навеки с корнем?
     Я надену звезду Давида
     В день всемирной еврейской скорби.

   Родилась в Подмосковье. Вместе с семьей переехала на Урал. В Свердловске окончила школу, затем педагогический институт. Работала преподавателем английского языка в школе. Первые стихи опубликованы в 1962 году. С тех пор печаталась в свердловских газетах, журналах "Урал", "Уральский следопыт", в литературно-художественном альманахе "Подснежник". В 1976 году вместе с мужем, поэтом Александром Воловиком уехала в Израиль. Автор многих поэтических книг. Одна из известнейших поэтесс русского зарубежья. Сейчас проживает в Иерусалиме. Печатается в "Новом журнале" (США) и других изданиях.

*    *    *

А наша земля не для слабых.

Я мужество храбрых пою.

Господь обещает нам славу,

И мир, и победу в бою.

И пусть я могу так немного

В круженьи событий и дат.

Я выбрала эту дорогу, 

Пусть рвутся убийцы к порогу,

Не сдамся! 

Я тоже солдат!

*    *    *

Портной без ниток - это я, 

Пастух без гор, скрипач без скрипки.

Из всех секретов бытия

Я знаю лишь секрет улыбки,

Которая придет тогда,

Когда и слезы на исходе.

И я смеюсь, когда беда,

Как водится у нас народе.

*    *    *

Кто над судьбой моей колдует, 

чей это голос, чья рука?

Ах, это просто ветер дует

откуда-то издалека.

И что мне видится и снится?

Теплом придуманным живу.

Ах, это просто плачут птицы,

рассеивая синеву.

И небо надо мной бездонно,

и бесконечна, и мала

от Цфата до Иерихона

моя последняя земля. 

*    *    *

Быть женщиной - дышать судьбой,
ни ада ни страшась, ни рая.
Не притворяться - быть собой
и жить, путей не выбирая.

Быть женщиной – суметь собрать
под этот лепет лебединый
способность жить и умирать
в отрезок времени единый.

Быть женщиной – себе пенять,
ни мору не боясь, ни гладу.
Быть женщиной - соединять
всё то, что тянется к разладу.

ИЕРУСАЛИМ

У этого воздуха ткань совершенно другая,
и свет невозможный, и городом правит печаль,
и осень уходит, в своем же огне догорая,
и Божье присутствие всюду,
дыханье Его и печать.

Над городом нашим звезда замирает высоко,
над пламенем листьев ночной проливается дождь,
у осени этой другая совсем подоплека,
и, кажется, всё разгадаешь, и всё, что искала, найдешь.
И белые камни, и солнца горячее око,
и горло схватило, хоть что тут такого,
и всё ж…

* * *

Как резко день пошел на убыль!
Под осень каждый луч милей...
Грустят серебряные трубы
Прощающихся журавлей.

Как резко жизнь пошла на убыль!
Под осень дорог каждый час...
Я так твои целую губы —
Как будто бы в последний раз...

Юлия Друнина. 
Мир до невозможности запутан. 
Стихотворения и поэмы. 
Сер.: Поэтическая Россия. 
Москва: Русская книга, 1997.

*   *   *

Подрастете - вам хватит и зрелищ, и горького хлеба. 

А пока  будьте добрыми, будьте, ребята, хорошими. 

Не ходите по лужам, ведь в них отражается небо.

Так зачем же по небу, по синему небу - галошами?

Y-y-y-y (из почты)

И. Ратушинская -- поэт, отсидела в cоветском лагере 5 лет. В 1985 г. Рейган надавил на Горбачева и её освободили.

Жила в Англии 11 лет, вернулась в Москву - сама не знает, как это вышло - но быстро опомнилась....

У, родина! 


Историческая уродина, заскорузлая да посконная, 
Кисло-горькая ты смородина,  от которой вся жизнь - оскомина!

Послушайте, люди!                                                

Мне снилось, что умерли мы 

в разлуке и встретились снова. 
Мы разве при жизни могли 
друг друга понять с полуслова? 
Сквозь нас пролетали дожди. 
Нас легкие птицы пронзали. 
С одним замираньем в груди 
мы, тучу пройдя, прозревали. 
Все тучи твои - на меня! 
Гроза друг о друга нас била... 
Все беды мои сквозь тебя... 
А разве при жизни так было? 
Живые, мы разве могли 
Так долго и нежно прощаться? 
Мне снилось, что умерли мы, 
И я не хотел просыпаться.

*    *    *

Несу свечу, ладонью прикрывая,

тепло и свет - в руке она живая.

Мне факел, может быть, не по плечу -

Но я иду,

И я несу свечу.

***

Мне жалко крещёных евреев,
Потерянных взрослых детей,
Отрезавших по убежденью
Плоть рода от плоти своей.

Мне жалко крещёных евреев,
Когда они в храмах чужих
Стоят, как привитые ветки,
Не в наших уже и не в сих.

Когда они крест поцелуют,
С которым был прадед убит,
Не разум во мне протестует,
Но память, как рана, болит.

И дело не в вере, а в теле,
В судьбе поколений живой,
Не веру меняют: их тело
Прощается с нашей душой.


1998, Бостон

Коржавин (настоящая фамилия - Мандель) Наум Моисеевич (р. 1925), поэт.

Родился 14 октября в Киеве. Перед войной был исключен из школы из-за конфликта с директором. Начавшаяся война заставила покинуть родной город.

В 1945 поступил в Литературный институт им. М.Горького, но в конце 1947 был арестован и 8 месяцев провел на Лубянке, затем был выслан: до 1951 находился в ссылке в сибирской деревне Чумаково, затем - в Караганде, где в 1953 окончил горный техникум и получил специальность штейгера.

В 1954 по амнистии вернулся в Москву. На жизнь зарабатывал переводами. В 1956 был реабилитирован и смог продолжить учебу в Литературном институте, который окончил в 1959. Изредка публиковал свои стихи в различных журналах. Первая значительная подборка стихов Коржавина появилась в 1961 в "Тарусских страницах" и привлекла внимание читателей. В 1963 вышел сборник "Годы" (стихи 1941-61 под редакцией Е.Винокурова). Многие стихотворения поэта ходили в списках, издавались в Самиздате.

Начал пробовать силы и в драматургии. В 1967 пьеса Коржавина "Однажды в двадцатом" была поставлена в Театре им. К.Станиславского. В 1966-67 участвовал в движении прогрессивной интеллигенции в защиту Даниэля и Синявского, затем Галанского и Гинзбурга. После этого его, как и всех "подписантов", перестали печатать. В 1973 подал заявление на выезд из страны, объявив причину: "нехватка воздуха для жизни". Уезжает в США, в Бостон. Входит в редакцию "Континента". Много выступает в американских университетах. Два сборника стихов - "Времена" (1976) и "Сплетения" (1981) вышли во Франкфурте-на-Майне (Германия).

Перу Коржавина принадлежат статьи и очерки - "Опыт поэтической биографии"(1968), "Судьба Ярослава Смелякова". В 1991 выходит его книга "Письмо в Москву" (стихи и поэмы); в 1992 - "Время дано" (стихи и поэмы).

В последние годы часто приезжает в Россию. Живет в Бостоне.

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.

Источник: Русский переплет: Хронос

Мы двое

 Мы двое крепко за руки взялись
Нам кажется что мы повсюду дома
Под тихим деревом под чёрным небом
Под каждой крышей где горит очаг
На улице безлюдной в жаркий полдень
В рассеянных глазах людской толпы
Бок о бок с мудрецами и глупцами
Таинственного нет у нас в любви
Мы очевидны сами по себе
Источник веры для других влюблённых.


 

*      *      * 

Спит в городе полночном тишина, 

Чуть слышен звон последнего трамвая.

У плачущего, мутного окна

Стою, как в детстве, чуда ожидая.

Бесстрастно время в прошлое скользит,

Тупую боль в сознание вливая.

Здесь жизнь остановилась, как часы,

В себе самой всю радость убивая.

Спокойствие... Застыв, за годом год

Слежу за уличною пантомимой....

Там, за окном, чужая жизнь идет.

 А собственная здесь, проходит мимо...

1970

Нефертити                                                                         

Как ни крутите, ни вертите, 
существовала Нефертити.
Она когда-то в мире оном 
жила с каким-то фараоном.
Но даже если с ним лежала, 
она векам принадлежала.
И он испытывал страдания 
от видимости обладания.
Носил он важно облачения.
Произносил он обличения.
Он укреплял свои устои. 
Но, как заметил Авиценна:
в природе рядом с красотою 
любая власть неполноценна.
И фараона мучил комплекс 
неполноценности...
Он комкал салфетку мрачно за обедом, 
когда раздумывал об этом.
Имел он войско, колесницы, 
ну а она: глаза, ресницы,
и лоб, звездами озарённый, 
и шеи выгиб изумлённый.
Когда они в носилках плыли, 
то взгляды всех глазевших были
обращены, как по наитию, 
не к фараону, – к Нефeртити.
Был фараон угрюмым в ласке 
и допускал прямые грубости,
поскольку чуял хрупкость власти 
в сравнении с властью этой хрупкости.
А сфинксы медленно выветривались,
и веры мёртвенно выверивались. 
Но сквозь идеи и события, 
сквозь всё, в чём время обманулось,
тянулась шея Нефертити 
и к нам сегодня дотянулась.
Она в мальчишеском наброске
и у монтажницы на брошке.
Она кого-то очищает,
не приедаясь, не тускнея. 
И кто-то снова ощущает
неполноценность рядом с нею.
Мы с вами часто вязнем в быте...
А Нефeртити? 
Нефертити 
сквозь быт, 
события, лица, даты,
всё так же тянется куда-то...
Как ни крутите,
ни вертите, 
но существует
Нефертити.

Одних - стираешь, словно мел с доски,

Других - с трудом из сердца вырываешь...

И без одних ты счастливо живешь,

А без других никак не выживаешь.

Одни - уходят, не оставив след, 

Других следы прибой времен стирает.

А кто-то - оставляет шрам в душе,

А кто-то - саму душу забирает....

ПЕСЕНКА

Чтоб ты не страдала от пыли дорожной,
Чтоб ветер твой след не закрыл,—
Любимую, на руки взяв осторожно,
На облако я усадил.

Когда я промчуся, ветра обгоняя,
Когда я пришпорю коня,
Ты с облака, сверху нагнись, дорогая,
И посмотри на меня!..

Я другом ей не был, я мужем ей не был,
Я только ходил по следам,—
Сегодня я отдал ей целое небо,
А завтра всю землю отдам!

Михаил Светлов. Собрание сочинений в 3-х т.
Москва: Художественная литература, 1974.

НАСМЕШКА КОРОЛЯ

Властитель умирал. Льстецов придворных стая
Ждала его конца, сдувая с горностая,
Одежды короля пылинки, между тем,
Как втайне думала: "Когда ж ты будешь нем?"

Их нетерпение заметно королю
И он сказал, съев ломтик апельсина:
"О верные рабы! Для вас обижу сына:
Я вам отдам престол, я сердце к вам крылю!"

И только он умолк - в разнузданности дикой
Взревели голоса, сверкнули палаши.
И вскоре не было у ложа ни души,-
Лишь двадцать мертвых тел лежало пред владыкой.

Июль 1911

Игорь Северянин. Стихотворения. 
Библиотека поэта. Малая серия. 
Ленинград: Советский писатель, 1975.

Этюд акварелью

Счастье бывает разным - апельсиновым, и лиловым,

Или нежно-нежно зеленым.

И право, не стоит плакать, если тебе досталось

Не голубое счастье, а - песочного цвета.

Будет гораздо хуже, если, бродя по дюнам,

И, увидав под сосною чужую голубизну,

Захочешь ее по каплям на склонах холмов рассеять,

Чтобы окрасить берег, хотя бы чуть-чуть в голубой.

Берег не станет морем,

И, тем более,  небом,

Но потеряет свой рыжий

Розовый, желтый свет.

Красные даже песчинки

Покажутся тебе серыми.

Песочное счастье исчезло,

И голубого - нет.

КАК СПЯТ ДЕТИ

Взгляните ночью,
невзначай взгляните ночью —
спят дети так,
что становится невозможной война.

Руками обхватив
трусливых зайцев, храбрых мишек
иль край подушки обхватив,—
разметавшись,

в самых невероятных позах спят
дети.

Улыбка
ушедшего дня
или будущая боль —
кто знает!

Но притаилась
на губах пичуга —
нежные крылья спокойного сна.

Так доверчиво
спят дети,
что становится невозможной
война.

Любая война.

И поэтому
ещё страшней
её возможность.