*   *   *

Порубал Иван Царевич змея, пробудил царевну ото сна,

а национальная идея между тем осталась неясна.

Сжег в печи лохмотья жабьей кожи, выкрав их, пока жена спала.

Акция сработала, но тоже ясности особой не внесла.

А проблем добавилось к тому же — был эффект совсем не тот, что ждал:

обстановка в доме стала хуже и возник классический скандал.

Проломил Иван дыру в заборе и ушел на подвиги с мечом.

Срезал все дубы у Лукоморья, на одном сундук нашел, причем.

Разломал Иван сундук на части — даже не мечом, а головой.

Думал, в сундуке найдется счастье, а нашелся заяц — как живой.

И сказал Иван, мол, эта шутка — не смешная, как плевок в лицо.

Зайца разрубил, а в зайце — утка. Утку разломал — а там яйцо.

И уже предчувствуя победу, взял Иван минутный перекур.

И разбил яйцо — как били деды золотые яйца личных кур.

И в ошметках скорлупы и слизи, медленно стекавшей по стволу,

наш Иван Царевич, взгляд приблизив, обнаружил ржавую иглу.

И рефлекс, отточенный веками, снова в этом случае не спит:

Бац! — сломал иглу двумя руками (заработав гепатит и СПИД).

И убил Бессмертного Кощея, и дворец Кощея сжег дотла.

А национальная идея так же непонятна, как была.

А домой вернулся — там всё то же: мусор, грязь, поломанный забор,

запах жженой лягушачьей кожи и в глазах жены немой укор.

Плюнул на пол, выбил дверь ногою и ушел геройствовать в ночи.

Пободался с Бабою Ягою — на лопате сжег ее в печи.

Сжег избу куриную в нагрузку, а затем, отчаян и жесток,

запихал с размаху прямо в гузку Соловью-разбойнику свисток.

А затем вскричал Иван с тоскою: господи, ну господи, ну шо?

Шо бы нам сломать еще такое, чтобы разом стало хорошо?

Где же эта штука? Кто я? Где я? А ведь скоро сказочке конец!

Тут национальная идея стала проясняться наконец.

Даже сам Господь расправил руку, гордо обводя родимый край:

«Верно мыслишь! Есть в России штука, поломать ее — и будет рай!»

В общем, цель, задача и работа — и в быту, и в сказках, и в кино

— это взять и поломать чего-то. Но чего — понять нам не дано.

Что бы нам такое поломать бы? Но ломаем — и понятно: зря.

Вот сожгли помещечьи усадьбы. Вот убили веру и царя,

кулака, эсера и кадета, нэпмана, затем большевика.

Если кто-то не поломан где-то — значит не дошла еще рука.

Всех переломали, вроде чисто. Счастье наступило? Вот же хер!

Ладно, поломали коммунистов. Поломали весь СССР.

Если в годы прежнего застоя мы сносили храмы с площадей,

то теперь, полив святой водою, разломали статуи вождей.

Следом поломали демократов, снова укрепили вертикаль.

Что ни поломаешь — все утрата. Что ни поломаешь — будет жаль.

Бьемся, бьемся, вкладываем душу, искренне ломаем, как никто!

Только каждый раз, чего порушим, всё опять окажется не то!

Ждем мы, что возвысится культура, возродятся фабрики, кино,

и в музей вернется жабья шкура, что спалили мы давным-давно.

Пропадут коррупция и пробки, медицина встанет в полный рост...

Но никто не слышит голос робкий, а ответ необычайно прост:

чтоб Иван Царевич вышел принцем и от бед избавился на раз,

поломать-то нужно главный принцип: принцип все ломать, что видит глаз.