Сотрудник Института междисциплинарных исследований в Герцлии  д-р Гай Бехор 

Первый запечатленный моим сознанием образ Ближнего Востока относится к сентябрю 1980 года – тогда я только начал освещать события в регионе, поэтому не забуду его никогда. Новый президент Ирака Саддам Хусейн вышел на трибуну иракского «парламента» и порвал на мелкие кусочки «Договор Шатт аль-Араб», который собственноручно подписал за пять лет до этого с великим шахом Ирана Реза Пехлеви. Этот договор регламентировал права Ирака и Ирана на использование реки после слияния Тигра и Евфрата. Так началась разрушительная война между Ираком и Ираном, которая продолжалась восемь лет и унесла жизнь миллиона людей. 
Тогда, 30 лет назад, Саддама Хусейна спросили: «Уважаемый президент, как же Вы порвали договор, который сами подписали?» (Садам подписал его как министр обороны Ирака). Он удивился: «Тогда в 1975 году, мы были слабыми, а теперь, после революции и хаоса в Иране, мы стали сильными…» 

Тогда я понял, чего стоят договоры на Ближнем Востоке. Их будут выполнять, если за ними стоят истинные интересы. Если есть интерес – договор будут соблюдать, если нет – договор не имеет никакой ценности. В последнем случае договор есть лишь плетение словес в воздухе, мыльный пузырь, опасная иллюзия. Если за ним стоит сила – договор будет соблюдаться, если за договором кроется слабость одной из сторон – грош ему цена. Он подобен искажающей действительность голлограмме. 
17 мая 1983 года Израиль подписал мирный договор с Ливаном, с помпой и прямой трансляцией, договор, которого с ливанской стороны не хотел никто. Я это знаю, потому что присутствовал на церемонии подписания в городке Халде, в южном Бейруте. (В начале 80-х Гай Бехор был корреспондентом армейской радиостанции «Галей ЦАХАЛ» в Ливане - ред.). С израильской стороны договор подписал Давид Кимхи, представлявший МИД, а до этого Мосад. 

Во второй статье договора было сказано: «Стороны признают, что состояние войны между Израилем и Ливаном подошло к концу и более не существует». Радостные и по-детски наивные иллюзии, которые предполагают, что если напечатать «КОНЕЦ ВОЙНЕ» и подписаться, то так тому и быть - будто нет «Хизбаллы», террора и ненавистников Израиля. 

Беда, однако, в том, что этот договор не просуществовал и дня. Я слышал, что говорили о нем ливанцы. В конце концов ливанский парламент единогласно аннулировал этот мертворожденный «договор». 
У Израиля есть договоры с Турцией, но там изменились интересы. Турция изменилась, и эти договоры мало чего стоят. Дело дошло до того, что полгода назад Турция почти объявила нам войну. За короткое время договоры с этой страной превратились в клочок бумаги. 

С другой стороны, на Ближнем Востоке были договоры, которые соблюдались, несмотря на то, что их никогда никто не подписывал. Например, межарабские соглашения. Стабильность пропала бы, если бы одна из сторон потребовала подписать документ. Нужно понять: между письменным договором, который не подлежит изменению, и действительностью есть четкое противоречие. Договор, который не будет соответствовать реалиям, исчезнет. Жизнь окажется сильнее бумаги. 
Или мы отыщем новую модель гибких подвижных договоров, или вообще следует отказаться от подписания каких-либо договоренностей с арабами. Например, с алавитским режимом в Сирии, с «Хизбаллой» или ХАМАСом. Холодный интерес, подкрепленный нашей силой, полезнее для стабильности, чем иллюзорные, витающие в воздухе бумаги. 

Сила предпочтительнее контракта. Сдерживающая сила эффективнее подписанных слов. Стабильность – лучше печатного станка. 

Согласие, подкрепленное силой – это стабильность, а договор, подписанный без силы, означает разрушение. 
Парадоксально, но факт: без всякого договора у нас есть подобие мира с Сирией. Стабильность и покой. Если мы навяжем им письменный договор – мира не будет. Этот договор подорвет стабильность сирийского режима изнутри. У нас есть соглашение о разграничении вооруженных сил, и этого достаточно. 

В отличие от нашей концепции «святости договоров», в нашем регионе переговоры начинаются после того, как подписаны договоры. Например, в случае Египта и Иордании, только 30 процентов договоров с которыми соблюдаются. Договоры в этими странами находятся всё это время в состоянии изменчивости и обсуждения. 

А мы всё бегаем за арабами с нашими бумажками, просим подписать, и огорчаемся, когда они от нас убегают. 
Целые полки израильских юристов поколениями бегали за арабскими соседями и навязывали им диктат юридических формулировок, принятых в Израиле: власть закона, власть закона… 

Нас самих этот диктат закона уже погубил. «Активизм госконтролера», «активизм БАГАЦа», «активизм ассоциаций», активизм СМИ» - в результате наша государственная структура уже не способна функционировать. Всё, что исходит от общества и правительства перестало работать – армия застыла, правительство застыло, полиция застыла, пожарные застыли, и в конце каждого государственного коридора сидит трусливый чиновник. 

Неудивительно, что арабский мир оказался умнее нас, и бежал от юридического активизма как от огня. Они со своим здоровым инстинктом выживания увидели в этом опасность. И были правы. А мы ошиблись, и в нашем понимании арабского мира, и в понимании самих себя. 
Арабская сторона избегает заключать договоры, и мы расцениваем это как нежелание прийти к взаимовыгодному соглашению. Но они видят в нашей «договоромании» - диктат. Взгляните на наши договоры с Египтом и Иорданией или на промежуточные соглашения с палестинцами. Это целые тома слов и юридических формулировок, лишь малая доля которых была осуществлена в действительности. Нет заинтересованности. 

Может быть, мы так держимся за слова, потому что чувствуем себя слабыми, и поэтому уповаем на силу договоров? Если так, и если вторая сторона чувствует эту нашу слабость, то она всегда будет уворачиваться от принудительной силы соглашения, чтобы оставить нас голыми. Это означает, что вожделенный договор всегда будет бить по нам самим, и, в конце концов, сделает нас слабее. 

Статья была опубликована на ивритоязычном сайте д-ра Гая Бехора www. gplanet.co.il 
Перевод Олега Кременчугского

ZMAN.com