Известно, что история повторяется – первый раз в виде трагедии, во второй раз – в виде фарса. Но есть и исключения.

В случае с Валерием Саблиным фарса не получилось – повторилась трагедия.

33 года назад, в ночь с 8 на 9 ноября 1975 года (опять осенью), в Риге на большом противолодочном корабле «Сторожевой», 128-й бригады ракетных кораблей Балтийского флота, произошло заранее подготовленное выступление военных моряков. Конечно, оно было быстро подавлено, а его организатор и руководитель, морской офицер в третьем поколении, заместитель командира по политчасти, капитан III ранга Валерий Саблин после не продолжительного следствия и короткого суда расстрелян.
Это беспрецедентное в истории СССР и его военного флота событие и вполне сопоставимо с выступлениями балтийских и черноморских моряков в царской России в 1905 году, происходившими в Кронштадте, на броненосце «Потёмкин», а потом и в Севастополе под руководством отставного флотского лейтенанта П. П. Шмидта против существовавшего тогда режима власти.
Всю правду о том, что в действительности случилось тогда в Риге и потом продолжалось в Москве, известно пока не всё, потому что о взбунтовавшемся советском военном корабле по решению партийно-государственной верхушки во главе с Брежневым никто из рядовых граждан Страны Советов не должен был ничего знать: ни сразу после этих событий, ни через пять лет — никогда... И это указание старательно выполнялось соответствующими органами, бдительно охранявшими существовавшую в то время государственную систему и, в прямом и переносном смысле, покой властей предержащих.
Вокруг всего, что было так или иначе связано с событиями на «Сторожевом», комитетчики создали плотную стену секретности, позволившую властям длительное время скрывать правду. В том числе и тот неопровержимый факт, что тогда, с целью пресечения бунта на корабле, против его экипажа, по прямому приказу с самого «верха» была применена фронтовая авиация. Но что самое ужасное, в планах подавления восстания, в случае неудачного развития событий, при использовании простых боевых средств поражения, предполагалось применение противокорабельных ракет с ядерным боезапасом!
Последствия могли бы быть самыми ужасными!
Западные спецслужбы долгое время верили распространяемой КГБ версии, будто Саблин хотел просто, по-пиратски, увести современный военный корабль на Запад, в Швецию. Скудная информация об инциденте, проникавшая за границу, вдохновила американского писателя Тома Клэнси на написание шпионского романа «Охота за «Красным Октябрем», история, которая не имела с действительностью почти ничего общего.

Как всё начиналось.
БПК «Сторожевой» прибыл в Ригу из Балтийска для участия в морском параде.
После праздников корабль должен был встать в док в Лиепае, в связи с чем весь штатный боекомплект к мощному вооружению (за исключением стрелкового оружия для экипажа) был сдан на временное хранение в береговые склады.
Поздним вечером 8 ноября 1975 г. незадолго до полуночи со «Сторожевого» на швартовую бочку по канатам перебрался старший лейтенант В.Фирсов. Замеченный вахтой стоящей рядом подлодки «Б-49», он был снят и поднят на борт. Выслушав мокрого и продрогшего старлея командир ПЛ, капитан II ранга Светловский, просто отказался верить в реальность рассказа о произошедшем на «Сторожевом» - Светловский знал Саблина лично.
Тем не менее, его переправили на берег, и Фирсов повторил оперативному дежурному по флоту свою сенсационную новость – на «Сторожевом» восстание!
И еще более шокирующая подробность – руководит этим восстанием ЗАМПОЛИТ корабля!
Кто поверит в такое?! Никто и не поверил.
Решили, что лейтенант что-то не так понял. (В некоторых источниках говорится, что его приняли за пьяного, и даже посадили на офицерскую гауптвахту(!), но это неверно.) Пока вызывали начальство, пока оно добиралось, а затем разбиралось, «Сторожевой» снялся с якоря, вышел из парадного строя и пошел по Даугаве в Рижский залив.
Но даже самовольный выход корабля не заставил поверить в ошеломляющую новость.
Решили, что корабль выходит на плановый ремонт в Лиепае, по ошибке(!), перепутав время(!).
Командующий флотом вице-адмирал Косов в начале четвертого ночи попытался выйти на связь с БПК, но он не отвечал на вызовы и продолжал движение в сторону Ирбенского пролива.

Этому предшествовало следующее.
Когда экипаж смотрел кинофильм «Броненосец «Потёмкин», Саблин зашел к командиру «Сторожевого» капитану II ранга Потульному и сказал, что гидроакустики затеяли жуткую пьянку в гидроакустическом посту. Командир тут же бросился в пост гидроакустиков, расположенный в носовой выгородке, ниже ватерлинии. За ним поспешил и Саблин. Едва Потульный протиснулся в пост, Саблин задраил за ним дверь. Он не хотел подвергать боевого офицера унизительной, хотя и неизбежной в этом случае процедуре ареста. Командир найдет в рубке его письмо и все поймет.
Затем он собрал офицеров и мичманов в кают-компании и объявил, что принял командование кораблем и намерен вести его в Ленинград. Там Саблин хотел встать на якорь рядом с легендарным крейсером «Аврора» и огласить по государственному телевидению свои требования: свобода слова, борьба против семейственности и привилегий партийных бюрократов, подлинный социализм(!).
Их было 29, - 15 офицеров и 14 мичманов, - против одного Саблина. 6 офицеров и 11 мичманов сказали, что поддерживают его. Остальных изолировали в кубриках мичманов.
После окончания фильма Саблин обратился к матросам. Он говорил о коррупции в верхах, о том, что власти транжирят национальные богатства России, разоряют страну и ее народ - необходимо выступить по телевидению, рассказать правду и добиться, чтобы страной руководили честные люди, а не ставленники семейных политических династий. Такими словами пересказал следователю речь Саблина матрос Максименко, а матрос Шеин добавил: «После его выступления началось всеобщее воодушевление. То, о чем мы толковали меж собой в курилках, вдруг прозвучало во всеуслышание. Это было как праздник. Чувство достоинства пробудилось в каждом. Мы людьми себя почувствовали».
Кто спланировал показывать фильм о мятеже на военном корабле именно перед выступлением Саблина – до сих пор не известно. Возможно, эта была случайность, возможно, специальная операция неизвестных соучастников Саблина. Матрос Шеин был единственным, кто пошел за Саблиным осознанно, догадываясь о последствиях. Для остальных то был минутный порыв, проблеск несуществующих воспоминаний, разогретых революционным броненосцем, неожиданное приключение.
И все же та минута была саблинской: 164 матроса из 165 сказали «да». Позднее почти все отрекутся от своего «да», - кто сам, а кто под давлением, - и осудят Саблина. И только 18 останутся на его стороне.
Валерий Саблин долго готовил себя к этому моменту, но не готовил других, рассчитывая на их порыв.

Выход в море
Узнав о побеге Фирсова, Саблин не стал изменять решение. Внезапность утрачена, однако отступать поздно, мосты сожжены. Снявшись с якоря, БПК чудом развернулся в узкой реке и, набирая скорость, двинулся в Рижский залив. Вслед за ним с расчехленными орудиями и пулеметами двинулись сторожевые пограничные корабли, которых уже известили о ЧП. Экипаж «Сторожевого», несмотря на отсутствие ряда ключевых офицеров и старшин, действовал четко и слаженно, обеспечивая кораблю непростое маневрирование в темноте по руслу реки. Вскоре «Сторожевой» прошел устье Даугавы и вышел в Рижский залив, взяв курс на север, к Ирбенскому проливу.
Впоследствии суд, отрабатывая по указанию сверху версию измены Родине, дилетантски обвинил Саблина в том, что раз он вел «Сторожевой» на выход из Рижского залива через Ирбенский пролив (т.е. на северо-запад), следовательно, держал курс на Швецию. Действительно, теоретически кратчайшее направление на Кронштадт — строго на восток, через Моондзундский пролив. Но практически этот курс весьма опасен для такого крупного корабля, каким был “Сторожевой”, из-за узких мест, мелей и банок у сотен островов Моондзундского архипелага. К тому же на корабле не было штурмана. Его обязанности, как и отсутствовавшего старпома, исполнял Саблин. Не было на «Сторожевом» и необходимых для прохода Моондзундским проливом специальных навигационных документов. К тому же Саблин знал, что его корабль во время плавания по этому маршруту вполне могут обстрелять береговая артиллерия, а также береговые ракетные установки. Да и остановить корабль в узких местах, перегородив ему путь другими кораблями, несложно.
Поэтому для «Сторожевого» курс из Рижского залива на Кронштадт лежал только на cеверо-запад через Ирбенский пролив — в открытое море, по рекомендованному для таких кораблей фарватеру.
К слову сказать, неудачей закончилась попытка сдобрить эту «утку» сионистской приправой, сознательно исказив фамилию ближайшего сподвижника Саблина, матроса Шеина, назвав его Шейн. Среди личного состава корабля не было ни одного «лица еврейской национальности».

Примерно через час после выхода, как гром грянула телеграмма со «Сторожевого»: «Прошу срочно доложить Политбюро ЦК КПСС и Советскому правительству, что на БПК «Сторожевой» поднят флаг грядущей коммунистической(!) революции».
Далее излагались требования – объявить «Сторожевой» свободной и независимой территорией, разрешить ежедневные выступления по телевидению и радио…
Сохранилась аудиокассета, где записан один из вариантов готовившегося обращения Валерия Саблина к соотечественникам:
«Здравствуйте, товарищи. Я обращаюсь к тем, кто революционное прошлое нашей страны чувствует сердцем, кто критически, но не скептически оценивает настоящее и кто честно мыслит о будущем нашего народа. Говорит большой противолодочный корабль "Сторожевой". Мы обратились через Командующего флотом к Центральному Комитету КПСС и Советскому правительству с требованием дать одному из членов нашего экипажа выступить по Центральному радио и телевидению такого-то числа с разъяснением советскому народу целей и задач нашего политического выступления. Мы не предатели Родины и не авантюристы, ищущие известности любыми средствами. Назрела крайняя необходимость открыто поставить ряд вопросов о политическом, социальном и экономическом развитии нашей страны, о будущем нашего народа, требующих коллективного, именно всенародного обсуждения без давления государственных и партийных органов. Мы решились на данное выступление с ясным пониманием ответственности за судьбу Родины, с чувством горячего желания добиться коммунистических отношений в нашем обществе».
Только теперь все сомнения отпали – на советском военном корабле – бунт!

Когда «Сторожевой» вышел в Рижкий залив известие о бунте на нём наконец-то дошло до Калининграда, где находилось командование Балтийским флотом, и до Москвы. Выведя корабль в море, Саблин направил тогдашнему Главнокомандующему ВМФ СССР Горшкову кодированную радиограмму, где было сказано: «Сторожевой» не изменял ни флагу Родины, ни ей самой, следует в Ленинград с целью добиться возможности выступить по телевидению с обращением к трудящимся Ленинграда и страны, а также приглашает на свободную территорию корабля членов правительства и ЦК партии для изложения им конкретной программы с требованиями справедливого социального переустройства общества».
Одновременно радиостанция восставшего корабля передала по многим частотам некодированный текст: «Всем! Всем! Всем! На БПК «Сторожевой» поднято знамя грядущей коммунистической революции! ...»
Один из абзацев этого воззвания гласил:
«… Нет смысла доказывать, что в настоящее время слуги общества уже превратились в господ над обществом. На этот счет каждый имеет не один пример из жизни. Мы наблюдаем игру в формальный парламентаризм при выборах в советские органы и в исполнении Советами своих обязанностей. Практически судьба всего народа находится в руках избранной элиты в лице Политбюро ЦК КПСС...».
Вслед за первой радиограммой с борта «Сторожевого» в эфир пошли и другие, в том числе открытым текстом(?)
Но народу тогда не суждено было услышать обращение Саблина. Лишь 15 лет спустя оно могло стать программой борьбы за демократию, знамя которой, к сожалению, оказалось не в руках «Саблиных». Им лихо воспользовалась выползшая из аппаратных иерархических щелей всё та же многоликая советская партократия.

В праздничном парадном строю со «Сторожевым» находился сторожевой корабль (СКР), на борт которого был экстренно вызван начальник гарнизона Риги, контр-адмирал И.Вереникин. Он получил приказ от командующего Балтийским флотом, вице-адмирала Косова немедленно выйти в море, догнать и любыми средствами остановить мятежный корабль. Одновременно командующий Балтийским флотом с целью перехвата «Сторожевого» направил из Лиепаи в район Ирбенского пролива ударную группу кораблей в составе одного СКР, двух ракетных и трех малых противолодочных кораблей, одной подводной лодки, а так же корабля с морскими десантниками на борту.
Но первыми это распоряжение получили пограничники. Их ракетные катера, - до девяти штук (данные разнятся), - начали сопровождать «Сторожевой» вниз по Даугаве с самого начала.
И вот здесь начинаются странности!
Командир бригады пограничных сторожевых кораблей, капитан 1-го ранга А.Найперт получил приказ командующего Прибалтийским пограничным округом КГБ СССР, генерал-лейтенанта К.Секретарева, «Немедленно открыть огонь на поражение и уничтожить корабль».
Но, он его НЕ ВЫПОЛНИЛ! Спустя неделю А.Найперт был отстранен от командования бригадой и уволен из рядов ВМФ.
Я перерыл кучу информации и нигде не нашёл внятного объяснения этому факту, почему не был выполнен приказ, почему не был открыт огонь!? Ведь, например, залп хотя бы двух-трёх ракетных катеров спаренными «ПКР "Термит"» (ракетами П-15), по безоружному БПК могли бы потопить его за пару минут. Тем не менее, этого сделано не было. Мятежный корабль просто сопровождали, без каких-либо активных действий по его остановке или уничтожению.
Флот оружие не применил!
Оружие применила наша авиация, утром, 9 ноября.

Атака. «Остановить или уничтожить!»
Вот как описал атаку на «Сторожевой» генерал-майор запаса Александр Цымбалов в газете «Независимое военное обозрение» (20.08.2004 г.).

Замаскированные учения.

Около трех часов ночи 9 ноября 1975 года 668-й бомбардировочный авиационный полк, базирующийся на аэродроме Тукумс в двух десятках километрах от Юрмалы, был поднят по боевой тревоге. Это был один из самых подготовленных полков фронтовой бомбардировочной авиации ВВС.
Имея на вооружении устаревшие к тому времени фронтовые бомбардировщики Як-28, он был подготовлен к нанесению авиационных ударов всем составом полка ночью в сложных метеорологических условиях при установленном минимуме погоды. Полк предназначался для усиления в угрожаемый период советской авиационной группировки ГСВГ и нанесения ударов по аэродромам базирования тактической авиации НАТО.
Боевая подготовка проводилась по-настоящему, поэтому и очередная проверка боевой готовности (а именно так был воспринят сигнал боевой тревоги личным составом полка) даже в такое неурочное время удивления не вызвала.
Доложив на КП дивизии о полученном сигнале и наших действиях, с удивлением узнали, что штаб дивизии проверку боевой готовности полка не планировал и её не проводит, а командир дивизии отдыхает дома. Подняли с постели командира дивизии: генерал Андреев, как всегда, рассудительно, четко и понятно растолковал недавно назначенному командиру полка - тот, кто поднял по тревоге, минуя командира дивизии подчиненный ему полк, тот пускай этим полком сам и командует.
Отлаженный механизм приведения авиационного полка в боевую готовность раскручивался без малейших сбоев. Со стоянок подразделений в установленное время шли доклады о прибытии личного состава, подготовке к вылету самолетов, подвеске первого боекомплекта авиационных бомб, который хранился на стоянках в земляных обвалованиях для самолетов (второй и третий боекомплект хранились на складе в заводской укупорке). Как всегда при проверках боеготовности, поступила шифровка из штаба воздушной армии с легендой, описывающей оперативно-тактическую обстановку, и задачей полку. Оказывается, в этот раз в территориальные воды Советского Союза вторгся боевой корабль иностранного государства, давалась краткая характеристика корабля (эсминец УРО (управляемое ракетное оружие), имеет два зенитных ракетных комплекса (ЗРК) типа «Оса») и географические координаты точки его нахождения в Рижском заливе. Задача авиационному полку формулировалась предельно кратко: быть в готовности к нанесению по кораблю авиационного удара с целью его уничтожения.
Командир полка, как и требует Боевой устав, начал принимать решение на удар по кораблю, заместители и начальники служб - готовить предложения по решению, штаб - выполнять необходимые расчеты, оформлять это решение и организовывать его выполнение. В общем, все происходило так, как учили в Военно-воздушной академии им. Ю.А. Гагарина, которую незадолго до этих событий закончил практически весь руководящий состав полка. Естественно, был поднят вопрос о том, что для действий по кораблю - высокопрочной цели - необходимы толстостенные фугасные авиационные бомбы, желательно калибра 500 кг. А под самолеты по тревоге были подвешены авиабомбы первого боекомплекта - ОФАБ-250Ш (осколочно-фугасные авиационные штурмовые, калибра 250 кг). Фугасные авиабомбы в полку были, но находились на складе в третьем боекомплекте. А так как удар по кораблю собирались выполнять условно, то и в решении на удар их подвесили на самолеты условно.
Метеорологические условия осенней Балтики мало подходили для ведения воздушной визуальной разведки: утренние сумерки, разорванная облачность 5-6 баллов с нижней кромкой на высоте 600-700 метров и густая дымка с горизонтальной видимостью не более 3-4 км. Найти корабль визуально в таких условиях, опознать его по силуэту и бортовому номеру было маловероятно. Кто летал над осенним морем, знает - линия горизонта отсутствует, серое небо в дымке сливается с водой свинцового цвета, полет на высоте 500 метров при плохой видимости возможен только по приборам. И экипаж самолета-разведчика основную задачу не выполнил - корабль не обнаружил, бомбардировщиков с задачей предупредительного бомбометания по курсу корабля, идущих за ним на 5- и 6-минутных интервалах, на него не навел.
Первыми бомбами едва не потопили советский сухогруз.
Экипаж бомбардировщика, осуществляющий поиск в расчетном районе нахождения «Сторожевого», практически сразу обнаружил крупную надводную цель в границах района поиска, вышел на нее на заданной высоте в 500 метров, опознал ее визуально в дымке как боевой корабль размерности эсминца и произвел бомбометание с упреждением по курсу корабля, стремясь положить серию бомб поближе к кораблю. Если бы бомбометание производилось на полигоне, то оно было бы оценено на "отлично" - точки падения бомб не вышли за отметку круга радиусом 80 метров. Но серия бомб легла не спереди по курсу корабля, а с недолетом по линии точно через его корпус. Штурмовые бомбы при соприкосновении штангами о воду взорвались практически над ее поверхностью, и сноп осколков срикошетил прямо в борт корабля, который оказался советским сухогрузом, вышедшим за несколько часов до этого из порта Вентспилс.
Ошибка выяснилась довольно быстро: сухогруз в радиотелеграфном и радиотелефонном режимах начало подавать сигнал бедствия, сопровождая его открытым текстом: бандитское нападение в территориальных водах Советского Союза. Корабли Балтийского флота и Пограничных войск КГБ эти сигналы приняли, доложили по команде. Сигнал бедствия это судно подавало более часа, до тех пор пока к нему не подошел один из военных кораблей. Известно, что убитых и раненых на борту не было, а ремонт повреждений судна обошелся Министерству обороны в автоцистерну спирта-ректификата и пятитонный грузовик масляной краски (все перечисленное было отвезено в Вентспилс).
Приказ: удар на поражение.
Экипаж начальника огневой и тактической подготовки полка, осуществляющий поиск корабля со стороны острова Готланд, последовательно обнаруживал несколько групп надводных целей. Но, помня о неудаче своего товарища, снижался до высоты 200 метров и осматривал их визуально. Погода в это время несколько улучшилась: дымка чуть рассеялась, и видимость стала 5-6 км. В абсолютном большинстве в районе поиска были суда рыбаков, вышедших после праздников в море на лов рыбы. Время шло, а "Сторожевой" обнаружить не удавалось, и командир полка с согласия и.о. командующего воздушной армией решил нарастить усилия экипажей управления полка в воздухе двумя экипажами первой эскадрильи, которые запустили двигатели и начали выруливание к месту старта.
В это время в обстановке что-то кардинально изменилось. Я думаю, что корабль под управлением Саблина подошел к границе территориальных вод Советского Союза, о чем корабли преследования и доложили командованию. Почему эти корабли и штаб Балтийского флота не осуществляли целеуказание для самолетов ВВС в ходе первых вылетов, я до настоящего времени могу строить только догадки. Видимо, до этого времени 668-й бомбардировочный авиационный полк не рассматривался в качестве основной силы, способной остановить мятежный корабль. А когда корабль подошел к нейтральным водам, и было принято окончательное решение на его уничтожение любыми боеготовыми силами, полк и оказался в центре происходящих событий.
И.о. командующего воздушной армией внезапно приказал поднять весь полк в максимально короткое время для нанесения удара по кораблю (при этом точное местонахождение корабля по прежнему было не известно).
Руководитель полетов на командно-диспетчерском пункте (КДП), первым поняв всю несуразность и опасность сложившегося положения, запретил взлетать без его разрешения кому бы то ни было, чем навлек на себя бурю отрицательных эмоций со стороны командира полка. К чести старого и опытного подполковника, который проявил твердость, взлет полка на выполнение боевой задачи приобрел управляемый характер. Но заранее разработанный боевой порядок полка построить в воздухе уже было невозможно, и самолеты пошли в район удара вперемешку на двух эшелонах с минутным интервалом на каждом. Фактически это была уже стая, не управляемая командирами эскадрилий в воздухе, и идеальная мишень для двух корабельных комплексов ЗУР с 40-секундным циклом стрельбы. С высокой степенью вероятности можно утверждать, что если бы корабль реально отражал этот авиационный удар, то все 18 самолетов этого "боевого порядка" были бы сбиты.
Вторая ошибка.
В это время самолет, осуществляющий поиск корабля со стороны острова Готланд, наконец, обнаружил группу кораблей, два из которых на экране радиолокационного прицела выглядели крупнее, а остальные выстроились наподобие фронта. Нарушив все запреты не снижаться ниже 500 метров, экипаж прошел между двумя боевыми кораблями на высоте 50 метров, которые он определил как большие противолодочные корабли (БПК). Между кораблями было 5-6 км, на борту одного из них четко был виден искомый бортовой номер мятежного "Сторожевого". Второй был корабль-преследователь. На КП полка сразу же пошел доклад об азимуте и удалении корабля от аэродрома Тукумс, а также запрос подтверждения на его атаку. Получив разрешение на атаку, экипаж выполнил маневр и атаковал корабль с высоты 200 метров спереди сбоку под углом 20-25 градусов от его оси. Саблин, управляя кораблем, грамотно сорвал атаку, энергично сманеврировав в сторону атакующего самолета до курсового угла, равного 0 градусов.
Третий удар достиг цели.
Бомбардировщик вынужден был прекратить атаку (попасть при бомбометании с горизонта в узкую цель было маловероятно) и со снижением до 50 метров (экипаж все время помнил о двух ЗРК типа «Оса») проскочил прямо над кораблем. С небольшим набором до высоты 200 метров выполнил маневр, называемый в тактике ВВС «стандартный разворот на 270 градусов», и атаковал корабль повторно сбоку сзади. Вполне обоснованно предположив, что корабль будет выходить из-под атаки маневром в противоположную сторону от атакующего самолет. Экипаж атаковал под таким углом, чтобы корабль до сброса бомб не успел развернуться до курсового угла самолета, равного 180 градусов.
Произошло именно так, как и предполагал экипаж бомбардировщика. Саблин стремился не подставить борт корабля, боясь топ-мачтового бомбометания (он не знал, что у бомбардировщика нет тех авиабомб, которые нужны для этого способа бомбометания). Первая бомба серии попала прямо в середину палубы на юте корабля, разрушила при взрыве палубное покрытие и заклинила руль в том положении, в котором он находился. Другие бомбы серии легли с перелетом под небольшим углом от оси корабля и повредили руль и винты. Корабль стал описывать широкую циркуляцию и застопорил ход.
Экипаж бомбардировщика, выполнив атаку, стал резко набирать высоту, держа "Сторожевой" в поле зрения и пытаясь определить результат удара, как увидел серию сигнальных ракет, пущенных с борта атакованного корабля. Доклад на КП полка прозвучал предельно кратко: ракеты пускает.
Чехарда.
В эфире и на КП полка мгновенно установилась мертвая тишина, ведь все ждали пусков ЗРУ и не на минуту об этом не забывали. Кому они достались? Ведь колонна одиночных самолетов уже подходила к точке нахождения корабля. Эти мгновения абсолютной тишины показались длинным часом. Через какое-то время последовало уточнение: сигнальные ракеты, и эфир буквально взорвался разноголосым гвалтом экипажей, пытающихся уточнить свою боевую задачу. Самолеты полка вышли на цель, и первый экипаж колонны полка выскочил на один из кораблей преследования, которым оказался одним из РК пограничников, и сходу атаковал его, приняв за мятежный корабль. Атакованный от падающих бомб уклонился, но ответил огнем из всех своих зенитных автоматических орудий. Стрелял корабль много, но мимо, и это объяснимо: пограничники вряд ли когда-либо в жизни стреляли по "живому", мастерски маневрирующему самолету.
И это атаковал только первый бомбардировщик из 18-ти в колоне полка, а кого будут атаковывать остальные? В решимости летчиков к этому моменту времени уже никто не сомневался: ни мятежники, ни преследователи. Видимо, военно-морское командование вовремя задало себе этот вопрос, и нашло на него правильный ответ. Поняв, что пора прекращать эту вакханалию ударов, в эфир открытым текстом в радиотелефонном режиме на УКВ-каналах управления авиацией многократно понеслось "Контрольным учениям сил флота и авиации - отбой".

Существует ещё один интересный факт, характеризующий всю циничность и бесчеловечность тогдашних руководителей СССР да и всей «советской власти» как таковой.
Когда «Сторожевой» несмотря на все усилия к его остановке вышел в море, возникла реальная возможность ухода корабля в нейтральные воды. А там и до Швеции полтора часа ходу. Высшее командование было весьма напугано этим обстоятельством и отдало приказ уничтожить беглеца любыми способами.

Полк стратегической авиации, который базировался на Украине, получил задание – «Осуществить запуск ракеты Х-22 с самолета ТУ-22-М3 и потопить корабль».
Но, ко времени вылета, ракета не была готова, на что командир одного из самолётов, вместе с экипажем, принял решение «Идти на таран»! Об этом было доложено на самый Верх. От туда ответили одной фразой «Согласны. Ждите приказа». Команда - смертников сидела в офицерской столовой и нервно курила. Через час пришел приказ – «Отбой».
Этим лётчика повезло, что корабль остановила фронтовая авиация.

«Прощайте, ребята!»
За ювелирное бомбометание командир экипажа ЯК-28 Поротиков был потом награжден орденом, но, надо отметить справедливости ради, за всю жизнь он так его ни разу и не одел.
А Саблин тогда понял, что затея его провалилась: никуда ему не дойти, здесь в Ирбенском проливе конец его маршрута, и это его судьба.

Через радистов и шифровальщиков экипажу стали известны полученные радиограммы от главнокомандующего ВМФ и командующего Балтийским флотом с приказаниями министра обороны, возвратиться на рейд и предупреждение о применении оружия в случае неповиновения. Ещё до наглядного и показательного бомбометания значительная часть личного состава «одумалась» и начала предпринимать меры к выводу из строя оружия и части технических средств, стала энергичнее действовать по освобождению командира и офицеров. Примерно в 10.20, еще до сбрасывания бомб самолетом, группой матросов из 25-30 человек были освобождены офицеры и командир корабля… Действия командира корабля при освобождении и в дальнейшем были быстрыми и решительными. По его приказанию был вскрыт арсенал, вооружена часть матросов, старшин и офицеров.
Вот как рассказывает об этом сам командир «Сторожевого» Потульный.
«Я пытался выбраться из отсека, куда меня заманил Саблин. Нашел какую-то железяку, сломал запор у люка, попал в следующий отсек - тоже заперт. Когда сломал и этот замок, матрос Шеин заблокировал люк раздвижным аварийным упором. Все, самому не выбраться. Но тут матросы начали догадываться(?), что происходит. Старшина 1 статьи Копылов с матросами (Станкявичус, Лыков, Борисов, Набиев) оттолкнули Шеина, выбили упор и освободили меня. Я взял пистолет, остальные вооружились автоматами и двумя группами - одни со стороны бака, а я по внутреннему переходу - стали подниматься на мостик. Увидев Саблина, первое побуждение было его тут же пристрелить, но потом мелькнула мысль: «Он еще пригодится правосудию!» Я выстрелил ему в ногу. Он упал. Мы поднялись на мостик, и я по радио объявил, что порядок на корабле восстановлен».
Кстати, это был единственный случай применения огнестрельного оружия на борту «Сторожевого».
11 активных сторонников Саблина, среди которых оказались 2 молодых офицера - командир стартовой батареи минно-торпедной части лейтенант В. Дудник и помощник командира корабля по снабжению лейтенант В. Вавилкин, также были арестованы.
Спустя почти шесть часов после выхода из Риги, в 10:32, и находясь примерно в тридцати милях от острова Готланд, капитан II-го ранга Потульный доложил, что он снова вступил в командование кораблем.
К остановившемуся «Сторожевому» подошли с обоих бортов корабли с морскими десантниками из группы захвата. Устрашающе стреляя в воздух из автоматов, вооруженные до зубов десантники высадились на палубу и стали прочесывать внутренние помещения, выводя экипаж наверх. Никакого вооруженного сопротивления со стороны экипажа «Сторожевого» спецназу оказано не было. Подошли и другие преследовавшие корабли, взяв «Сторожевой» в плотное кольцо. Корабль отбуксировали на якорную стоянку у полуострова Сырве, южной оконечности острова Саарема, где весь экипаж «Сторожевого» был снят с борта и арестован.
Когда на палубу в наручниках выводили Саблина, хромавшего, бледного от потери крови, от нервного напряжения и бессонной ночи, а два моряка осторожно поддерживая его под руки повели его к трапу, на «Сторожевом» воцарилась гробовая тишина. После грохота выстрелов и взрывов, рева самолетов и шума машин, это как бы подчеркивало жуткую торжественность происходившего. Кто-то из десантников что-то сказал нелицеприятное в адрес Саблина, но один из матросов, помогавших идти своему раненому командиру, обернулся и не громко, но отчетливо, так, чтобы услышали все, произнес: «Запомните этого человека на всю жизнь! Это настоящий командир, настоящий офицер советского флота! ...»
Перед спуском по трапу на стоявший у борта катер Саблин, обратившись к морякам «Сторожевого», сказал: «Прощайте, ребята! Не поминайте лихом!..»
Остальных моряков «Сторожевого» партиями на кораблях доставили в Ригу и разместили в береговых казармах, офицеров — отдельно. Работники КГБ, в т.ч. прибывшие из Москвы, немедленно приступили к допросам.

Окончание
На следующий день с Саблиным лично беседовали прибывшие в Ригу Главком ВМФ адмирал флота Советского Союза Горшков, начальник Главного политического управления СА и ВМФ СССР генерал армии Епишев, сопровождавший их начальник Политуправления ВМФ адмирал Гришанов (с одним из сыновей которого Саблин вместе учился в училище имени Фрунзе...). Все бунтовщики со «Сторожевого» в наручниках были отправлены самолетами в Москву. Саблина сопровождали два «особиста». При этом он был без наручников и опирался на костыль...
Со всех кораблей, участвовавших в пресечении бунта, были собраны вахтенные журналы. Через неделю их вернули, но без листов, на которых имелась какая-либо информация о происходившем 8 – 9 ноября 1975 года... Не было издано ни приказов, ни директив. Полное молчание везде и всюду. А фамилию Саблина быстро стерли с доски отличников Военно-политической академии имени Ленина.
В Москве, в Лефортове, в условиях строжайшей секретности началось следствие и выяснение всех обстоятельств ЧП. Саблин сразу взял всю вину на себя, никого не назвав своими сообщниками. А таковые скорее всего были у него не только на «Сторожевом» (в т.ч. и отсутствовавшие по разным причинам в момент выступления), но и на других кораблях. В частности в Кронштадте, в соединении строившихся и ремонтирующихся кораблей. В целях конспирации их фамилии Саблин не раскрывал даже своим товарищам по выступлению...
Следователи КГБ всеми способами старались выбить из моряков нужный им компромат. И зачастую достигали своего. Ведь перед всеми подследственными первые два месяца висела самая страшная статья — измена Родине, при которой исход ясен... Потом, для большинства статью изменили на «групповое неповиновение», «выявив» лишь одного активного сообщника Саблина - матроса А. Н. Шеина. Он был привлечен к суду и получил 8 лет тюрьмы. Остальных постепенно выпустили на свободу, взяв подписку о неразглашении того, что произошло на «Сторожевом». Многих старшин и офицеров разжаловали, часть — уволили. Демобилизовали и многих матросов.
Следствие продолжалось несколько месяцев. С самого начала Саблину были предъявлены обвинения в измене Родине (попытка угнать боевой корабль за границу), которые он категорически отверг.
Их абсурдность представлялась очевидной: зачем надо было дожидаться прихода «Сторожевого» в Ригу, чтобы оттуда угнать корабль без боеприпасов, если это можно было проще и с гораздо большим эффектом осуществить при стоянке на Кубе? (переход на сторону США новейшего ракетоносного корабля со всем экипажем и полным боекомплектом на борту!)
Вот выдержки из документа, длительное время хранившегося в знаменитой «Особой папке» ЦК КПСС и недавно рассекреченного:
«Совершенно секретно.
ЦК КПСС:
Комитетом Гос. безопасности заканчивается расследование уголовного дела по обвинению капитана 3 ранга В. М. Саблина и других военнослужащих — участников преступной акции 8—9 ноября 1975 года на большом противолодочном корабле «Сторожевой». Установлено, что организатор этого преступления Саблин, попав под влияние ревизионистской идеологии, на протяжении ряда лет вынашивал враждебные взгляды на советскую действительность. В апреле 1975 года он сформулировал их в письменном виде, записал на магнитофонную ленту, а во время событий на “Сторожевом” выступил с антисоветской речью перед личным составом. «Политическая платформа» Саблина включала набор заимствованных из буржуазной пропаганды клеветнических утверждений об «устарелости» марксистско-ленинского учения и «бюрократического перерождения» государственного и партийного аппарата в СССР и призывы к отстранению КПСС от руководства обществом, к созданию новой «более прогрессивной» партии. Весной 1975 года он разработал детальный план захвата военного корабля, который намеревался использовать как «политическую трибуну» для выдвижения требований об изменении государственного строя в СССР и борьбы с Советской властью. Он организовал и осуществил самовольный угон большого противолодочного корабля за пределы советских территориальных вод. Эти его действия КВАЛИФИЦИРОВАНЫ (вот так — еще до суда!) как измена Родине...»
Под документом стоят подписи председателя КГБ Андропова, Генерального Прокурора Руденко, министра обороны Гречко и председателя Верховного Суда СССР Смирнова.
А на его полях четко видны росписи Брежнева, Суслова, Пельше и других членов тогдашнего высшего партийного руководства СССР по результатам поименного голосования за смертный приговор Саблину. Все «за». В точности как это бывало при Сталине в тридцатые годы...

Расправа
На суде в последнем слове Саблин, в частности, сказал: «Я люблю жизнь. У меня есть семья, сын, которому нужен отец. Все.»
Но окончательно судьба его уже была определена голосованием «членов», и Верховный Суд СССР послушно проштамповал все формальности: военная коллегия в составе председателя генерал-майора юстиции Г. И. Бушуева (моряков в состав суда не включили), на своем заключительном закрытом заседании 13 июля 1976 года огласила приговор.
Выдержки:
«6-13 июля 1976 г.
Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела уголовное дело на изменника Родины Саблина В. М., самовольно угнавшего 9 ноября 1975 года из Рижского порта в сторону Швеции большой противолодочный корабль «Сторожевой», и его активного пособника Шеина А. Н.
В ходе судебного разбирательства подсудимые полностью признали себя виновными и дали подробные показания о совершенном преступлении…
Военная коллегия с учетом тяжести совершенного Саблиным преступления приговорила его к исключительной мере наказания - смертной казни (расстрелу).
…С лишением воинского звания, ордена и медалей …
Шеин осужден к 8 годам лишения свободы с отбытием первых двух лет в тюрьме».
Обычно эта статья предусматривала еще и конфискацию имущества, но у семьи старшего морского офицера Саблина, кроме самого необходимого для жизни, его не оказалось... Об этом свидетельствовал протокол обыска.
Приговор был окончательным и обжалованию в кассационном порядке не подлежал.
Из воспоминаний присутствовавших на последнем судебном заседании: «… очевидно, жесткая кара была неожиданной для Саблина. Сразу же после объявления приговора, не дав опомниться, к нему подскочили несколько охранников, заломили руки назад, надели наручники, заклеили рот черным пластырем и поволокли к двери из зала заседания. Он вырывался, упирался, мычал сквозь наклейку, видимо, стараясь сказать что-то важное для него и нежелательное для судей и присутствовавших... В воздухе запахло лекарством. Его подтащили к двери и выволокли в коридор. Послышались глухие удары, возня. Потом все стихло…»
Саблин только в самый последний момент понял, что попался на удочку следствия, использовавшего старый прием ОГПУ-НКВД и коварно уверившего его: судьи постараются принять во внимание в качестве смягчающих обстоятельств чистосердечные признания по ряду эпизодов обвинительного заключения. О том, что Саблин надеялся на сохранение жизни, свидетельствует и то, что он просил переслать ему в камеру теплые вещи.
По некоторым сведениям, после вынесения смертного приговора Саблину было предложено отказаться от своих взглядов, признать их ошибочными — в обмен на сохранение жизни и длительный срок тюремного заключения. Но Саблин отказался.
Его просьбу о помиловании Президиум Верховного Совета СССР отклонил.
Вот этот документ полностью:
«Рассмотрев ходатайство о помиловании В. М. Саблина, осужденного к смертной казни, предложения в связи с этим Прокуратуры СССР и Верховного Суда СССР, ввиду исключительной тяжести совершенного им преступления, Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
отклонить ходатайство о помиловании В. М. Саблина рождения 1939 года, уроженца гор. Ленинграда.
Н. Подгорный — Председатель Президиума Верховного Совета СССР
М. Георгадзе — Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
2 августа 1976 года № 4305-IX».
Президиум Верховного Совета СССР, в состав которого входило тогда порядка 20 членов, в том числе — 16 Председателей Президиумов Верховных Советов союзных республик (находившихся — кроме РСФСР — в своих столицах вне Москвы), «рассмотрел» просьбу Саблина о помиловании за рекордный срок — всего за 19 дней. Обычно для рассмотрения подобных просьб требуются многие месяцы, иногда годы...
«Исключительная тяжесть» совершенного Саблиным преступления тем не менее не повлекла за собой ни человеческих жертв, ни разглашения военной тайны, ни каких-либо иных, кроме политических, последствий. Совершенно ясно, что решающим при определении его участи было то, что партийные «верхи» до смерти перепугались выступления моряков, призывавших к переменам в СССР. Брежнев и его окружение не могли не понимать, что такие, как Саблин, своими действиями не только посягают на их личное благополучие, но и приближают крах системы, недовольством которой заражена часть советского общества. Лишь единицы осмеливались об этом заявлять, в особенности так, как это сделал Саблин, — открыто, мощно и отчаянно.
На следующий день после отклонения просьбы о помиловании, 3 августа 1976 года, Валерия Михайловича Саблина расстреляли.

Послесловие
Его родные, которых Саблин поставил в известность о своих намерениях, написав им прощальные письма только накануне выступления, мучительно переживали происшедшее. О казни они узнали лишь в феврале 1977 года. Жена Нина Михайловна с сыном, а также братья Саблина — Борис и Николай сполна хлебнули все то, что выпадало еще со времен сталинщины на долю родных «изменника Родины».

Был в старом русском (царском) флоте такой обычай: команда, горячо несогласная с чем-либо, по собственной инициативе выстраивалась на палубе во фронт и не расходилась до тех пор, пока не придет командир и не выслушает накопившиеся обиды. Это называлось «заявить претензии».
Вероятно, нечто подобное, намеревался сделать и Саблин: стать «во фронт» на виду не только Ленинграда, но всей огромной страны, и заявить претензию на чудовищную неправду нашей тогдашней жизни, на «искажение ленинских идей», на самоуправство брежневской элиты. Брежневщина паразитировала на застарелом страхе общества перед костоломной государственной машиной и Саблин попытался развеять этот убийственный страх.
Жестокость приговора тогдашнего суда вполне понятна: Саблин замахнулся на самое главное для правящей элиты того времени, как, впрочем, и для элит всех времен, – на власть. А всякая элита только тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет себя защищать.

После распада СССР о Саблине и Шеине заговорили как о жертвах тоталитарного режима. Правоохранительные органы трижды брались за пересмотр их дела, и с третьей попытки в 1994 году военная коллегия Верховного суда пересмотрела-таки его с учетом новых обстоятельств. «Расстрельную» статью об измене Родине переквалифицировали на статьи о воинских преступлениях - превышение власти, неповиновение и сопротивление начальству, по совокупности тянувшие «лишь» на 10 лет лишения свободы. При этом судьи записали отдельной строкой, что полной реабилитации Саблин и Шеин не подлежат.

В домашней библиотеке Саблина после обыска чудом сохранилось несколько книг, относящихся к восстанию в 1905 году в Севастополе солдат и экипажей боевых кораблей Черноморского флота. «Руководитель» восстания П. П. Шмидт явно являлся примером для Валерия Михайловича и Саблин, к сожалению, во многом повторил его судьбу.

А всего лишь через десять лет началась перестройка, а еще через пять лет СССР распался и исчез политических карт мира.

Саблин с женой, Ниной Михайловной и сыном

Саблин (в центре) с братьями, Борисом и Николаем

По материалам Internet'a