На днях некий «источник близкий к Минфину» встревожил соотечественников сообщением о том, что средства Резервного фонда могут быть исчерпаны уже в текущем году, а в следующем мы начнем проедать запасы из Фонда национального благосостояния.

«Источник» выдал свой месседж аккурат накануне парламентских выборов посредством государственного агентства ТАСС, что прозвучало диссонансом на фоне вала духоподъемной информации, призванной побудить электорат в бодром настроении прошагать на избирательные участки и сделать правильный выбор. При этом «источник» дерзко пригрозил, что его мрачный прогноз сбудется, «если приватизация не случится в планируемом объеме». Весьма похоже на шантаж, приуроченный к важному политическому моменту.

Реальна ли угроза? Чуть ранее Минфин сообщил, что Резервный фонд за август снизился на 18% - до двух триллионов рублей, а еще летом отмечалось, что к концу года в фонде должно остаться около триллиона. Так что банкет продолжается строго по плану.

Судя по тому, что дефицит федерального бюджета за январь-август составил немногим более полутора триллионов рублей, Резервный фонд не будет опустошен ни в конце текущего года, ни в начале будущего.

Что касается Фонда национального благосостояния, по оценке того же министерства, при сохранении текущего уровня трат его должно хватить до 2019 года.

Разумеется, данные расчеты - даже в случае их точности – не внушают оптимизма: государство не в состоянии годами нормально жить и развиваться, уповая на затыкание дыр из всевозможных «кубышек». Не изменит положения дел и приватизация. По сути, это разовая акция, вырученные средства от которой в лучшем случае лишь отодвинут на время бюджетный коллапс. Своего рода мешок с песком, который выбрасывают с теряющего высоту воздушного шара.

Известно множество вариантов сокращения расходов и повышения доходов государственной казны. Но единственным надежным и эффективным способом решения проблем национальных финансов является преодоление кризиса и экономический рост. Последнее время в России дают о себе знать две тенденции, которые на первый взгляд способны внушить оптимизм. Во-первых, темп роста промышленного производства, который в январе—августе ускорился до 0,4% в годовом выражении. Однако за счет каких факторов достигнута эта стабилизация с робкими признаками оживления экономической активности? Если добыча полезных ископаемых в январе-августе выросла в сравнении с соответствующим периодом прошлого года на 2,4%, то в обрабатывающей промышленности производство упало на 0,8%. При этом добыча основных видов энергоресурсов в прошлом месяце росла быстрее всего, а по углю и нефти в августе были обновлены исторические максимумы среднесуточной добычи. В то же время обрабатывающая промышленность, исчерпавшая позитивный потенциал девальвации рубля, по оценке экспертов ВШЭ второй месяц подряд находится на самых низких с начала кризиса уровнях.

Соответственно этим показателям в разных сегментах экономики по-разному смотрят на сложившуюся ситуацию и перспективы на будущее. В минувшем августе индекс предпринимательской уверенности Росстата в сырьевом секторе составил «1» , что значительно выше прошлогоднего уровня, при этом аналогичный показатель у производственников равен «-5» и пессимистические настроения здесь доминируют третий год подряд.

Сырьевой крен российской экономики усиливается, в то время как наукоемкие современные производства больше всех страдают от кризиса за вычетом части предприятий ВПК.

Структурные сдвиги в экономике действительно происходят, только в направлении прямо противоположном ожидаемому. Индекс производства по высокотехнологичным обрабатывающим видам экономической деятельности, который рос в 2012-2014 годах, фактически остановился в 2015 году, а по данным Росстата на январь-август по отношению к соответствующему периоду прошлого года упал на 4,6%. Одновременно российский бизнес все меньше средств направляет на техническое перевооружение. Доля инвестиций в реконструкцию и модернизацию в общем объеме инвестиций в основной капитал неуклонно снижается, начиная с относительно благополучного 2012 года.

Другая новость последних дней – заявление Банка России о заметном снижении годовой инфляции в России. По состоянию на 12 сентября, годовой темп прироста потребительских цен сократился до 6,6% - с 7,2% в июле. «С учетом принятого решения годовая инфляция составит около 4,5 процентов в сентябре 2017 года и в дальнейшем снизится до целевого уровня 4 процентов в конце 2017 года», — говорится в сообщении ЦБ. Однако и здесь радоваться, увы, нечему, поскольку жесткая кредитно-денежная политика Банка России, нацеленная на обуздание инфляции любой ценой, в значительной мере стимулирует всю ту же сырьевую ориентацию отечественной экономики и формируют дискриминационные условия для обрабатывающих отраслей.

К таким условиям относится сжатие денежной массы и сверхнизкий уровень монетизации (отношение агрегата М2 к ВВП). В 2013 году по данному параметру мы с показателем 47,1%. обгоняли Парагвай (46%), но отставали от Папуа – Новой Гвинеи (52%), и тем более от развитых экономических стран с диапазоном 80-100%. С тех пор монетизация российской экономики упала еще на два с лишним пункта. И до «предела совершенству» здесь явно далеко. В страну все меньше поступает валюты: по сведениям ЦБ за январь-август Россия заработала лишь 14,8 млрд долларов – минимальную сумму с 1999 года. В то же время по данным Федеральной таможенной службы в августе импорт вырос почти на 16% - рекордный показатель за все время кризиса. (Помимо прочего, означающий, что потенциал импортозамещения на данный момент исчерпан). За нарастающим валютным дефицитом - следуя логике Банка России - должен последовать адекватный рост рублевого дефицита, а значит, денежная масса продолжит сжиматься.

ЦБ и Минфин, формируя искусственный дефицит рублевой ликвидности, довели дело до того, что в России сформировались две экономические реальности. В одной реальности существуют монополии, госбанки и олигархические консорциумы, завязанные на экспорт углеводородов. За счет валютной выручки и доступа к дешевым западным кредитам они не испытывают острую нехватку оборотных средств и инвестиционных ресурсов, потому и кризис переживают относительно легко, демонстрируя положительную динамику.

Предприятия перерабатывающих отраслей, меньше завязанные на внешние рынки или вовсе от них отрезанные, вынуждены жить, а точнее - выживать в другой, куда более суровой, реальности, которая строится по законам, диктуемым российскими финансовыми властями.

В результате стоимость кредита для предприятий перерабатывающих отраслей в шесть раз превышает их рентабельность. Впрочем, производственникам сейчас уже не до кредитов. По данным летнего опроса среди директорского корпуса проведенного РСПП, главным проявлением кризиса является недостаток у предприятий оборотных средств, на втором месте — неплатежи со стороны контрагентов, которые, впрочем, являются производными все того же недостатка средств.

Подняться промышленности не позволяет слабый внутренний спрос, однако, что плохо для производственной сферы, с точки зрения наших правительственных и центробанковских либералов хорошо для финансовой, поскольку обнищание населения и паралич предприятий снижает потребительскую способность и инфляционные риски. И это не отвлечённые умозаключения или порождение критического настроя и склонности к парадоксам.

На днях председатель Банка России Эльвира Набиуллина прямо заявила, что низкий уровень доходов и, соответственно, трат граждан и компаний реального сектора способствует снижению инфляции и стабилизации рубля.

Из чего мы вправе заключить, что г-жу Набиуллину должны были порадовать последние данные Росстата, согласно которым реальные доходы россиян (средства, остающиеся после уплаты обязательных платежей) в августе по сравнению с тем же месяцем 2015 года сократились сразу на 8,3%. Причем непрерывное сокращение доходов россиян продолжается 22-ой месяц подряд, а темпы падения продолжают ускоряться и достигли уже максимума более чем за семь лет. Идеальной же в данной системе координат представляется обстановка больничного морга – никакого движения, никаких рисков...

На той же пресс-конференции глава ЦБ пояснила, что уровень потребления не должен "бежать впереди возможностей экономики". Данный тезис прозвучал бы менее дико в условиях планового хозяйства, когда растущий спрос со стороны советских граждан упирался в эти самые «возможности экономики» и тотальный дефицит. Но и тогда партийным вождям хватало ума, чтобы не пенять согражданам на чрезмерные потребительские аппетиты, а признавать недоработки так называемого сектора «Б», отвечающего за производство товаров повседневного спроса. В рыночной экономике призывы к потребительской аскезе сродни советам в расчете на хороший урожай лишить почву влаги и удобрений.

И как все вышеперечисленное совместить с наказом главы государства не перекладывать сложности в экономике на плечи россиян, прозвучавшем на первом после думских выборов заседании кабмина?

Экс-председатель ФРС США Бен Бернанке отмечал, что инфляция - это цена, которая платится за экономический рост. Борьба с инфляцией в версии российского ЦБ и правительства суть борьба с экономическим ростом, значит и с перспективами выхода из кризиса, в том числе и бюджетного. В таких условиях нам только остается считать: на сколько же России хватит накопленных резервов.