Дунаевский прожил в нашем бренном мире всего-то 55 лет. Но успел сделать за это малое время поразительно много. Он создал 14 оперетт, 3 балета, 2 кантаты, 80 хоров, 80 песен и романсов, музыку к 88 драматическим спектаклям и 42 кинофильмам, 43 сочинения для эстрады и 12 для джаз-оркестра, 17 мелодекламаций, 52 симфонических и 47 фортепианных произведений.

 

Во всех его музыкальных сочинениях (без исключения!) наличествует мелодия неизменно запоминающаяся. Среди музыкальных творцов ушедшего ХХ века, можно смело сказать, он вообще – король, чемпион мелодии.

Принято считать, что громадный талант Дунаевского раскрылся исключительно в области так называемых «легких» жанров. Композитор и в самом деле явился создателем новой советской массовой песни, самобытной джазовой музыки, музыкальной кинокомедии, оперетты. Но при этом Дунаевский и выдающийся симфонист. Симфонический особый дар его высоко ценил Шостакович. Об увертюре к кинофильму «Дети капитана Гранта» Дмитрий Дмитриевич, не самый, к слову, великий расточитель похвал коллегам, писал: «Эта увертюра - симфоническое произведение большого накала и темперамента». Добавлю: не многие «серьёзные» советские композиторы могли бы похвастаться увертюрами подобной лёгкости и одновременно смысловой наполненности. Да, сочинить в симфонической вещи тему и долго потом «тянуть» её могли многие в прошлом, не перевелись такие мастера и в настоящем. Но ведь и то правда, что 99 процентов подобных сочинителей именно пишут, конструируют свои симфонии, нанизывая ноту на ноту, как бусины на нитку. И получается, как правило, какофония. Дунаевский же, обладая уникальным мелодическим даром, воистину творил Музыку. Именно поэтому его мелодии моментально узнаваемы. Даже если вас Бог не сподобил обострённым музыкальным слухом, вы всё равно в глубине души своей обязательно подпоёте великолепным мотивам из фильмов «Цирк», «Вратарь», «Весёлые ребята», «Моя любовь», «Весна», из оперетт «Белая акация», «Дети капитана Гранта». И сколь же свободно и непринуждённо музыка фильмов и оперетт сочетается с симфоническим жанром! Более того, даже фрагменты Дунаевских оперетт, по существу, являются законченными и целостными музыкальными опусами и часто исполняются в концертах отдельно. Но, при кажущейся лёгкости, они требуют от певца незаурядного вокального мастерства и больших голосовых ресурсов.

Особая страница творчества Дунаевского – песни, неизменно популярные и любимые многими поколениями советских людей. Среди них лирические: «Моя любовь», «Цветёт калина», «Вечер вальса», «Школьный вальс», «Не забывай», «Молчание». Были и песни для пионеров: «До чего же хорошо кругом», «Скворцы прилетели», «Летите, голуби!», «Марш юннатов». Такие патриотические песни как «Дорожная», «Дальняя сторожка», «Звёзды милой Родины», «Каховка» разучивались детьми во всех советских школах.

 

Отдельно можно рассматривать марши Дунаевского – бравурные, яркие, неизменно создающие праздничное, приподнятое настроение.

 

«Марш энтузиастов», «Марш весёлых ребят», марши из кинофильмов «Вратарь», «Дети капитана Гранта» - до сих пор популярны. А героический марш «Моя Москва» стал даже гимном Москвы.

Дунаевский (полное имя Исаак Бер Иосиф Бецалев) родился в семье мелкого банковского служащего Цале-Йосефа Симоновича и Розалии Исааковны, проживавших на Полтавщине. Двойное имя отца послужило основой для отчества будущего композитора – Осипович. Если справедливо народное утверждение, что каждый еврейский мальчик – обязательно скрипач, то в данном случае оно как нельзя более точно. Эта еврейская семья отличалась исключительной музыкальностью. Дед по отцу служил кантором – человеком, ведущим богослужение в синагоге. Читал там нараспев молитвы, которые затем повторялись всеми прихожанами синагоги. Избирался членами общины, поскольку согласно требованиям древних законов, досконально знал службу, обладал красивым, сильным голосом и подобающей внешностью, характеризовался безупречным поведением в быту. Его еврейские гимны до сих пор исполняются в синагогах США. Естественно, и отец Исаака пел. А мама, обладая прекрасным колоратурным сопрано, ещё и виртуозно играла на фортепиано. Все четверо братьев будущего композитора и сестра стали музыкантами. Сам он с детства проявлял незаурядные музыкальные способности. Восьмилетним брал уроки скрипки у Григория Полянского. В доме Дунаевских часто устраивались импровизированные музыкальные вечера, где, затаив дыхание, присутствовал и маленький Исаак. По воскресеньям он обычно слушал в городском саду оркестр, а вернувшись домой, подбирал на слух на фортепиано запомнившиеся ему мелодии маршей и вальсов. Настоящим праздником для мальчика были посещения театра, где выступали гастролировавшие украинские и русские драматические и оперные труппы.

В 1910 году Исаак поступает в Харьковское музыкальное училище по классу скрипки профессора К. Горского. Затем учится у И. Ахрона – блестящего скрипача, педагога и композитора. Много сочиняет под руководством С. Богатырева. После училища устраивается в Харьковский драматический театр Синельникова. Работает скрипачом-концертмейстером в оркестре, затем дирижером и, наконец, заведующим музыкальной частью театра. Пишет музыку ко всем новым спектаклям. В 1924 году Исаак Осипович переезжает в Москву и становится музыкальным руководителем эстрадного театра «Эрмитаж». Тогда и появляются его первые оперетты: «И нашим, и вашим», «Женихи», «Ножи», «Карьера премьера».

Не просто этапным, но я бы даже сказал, звёздным в жизни Дунаевского стал 1929 год, когда он возглавил Ленинградский мюзик-холл. С этого момента начинается новый, зрелый период в творческой деятельности композитора.

 

Наконец, здесь, в мюзик-холле происходит встреча двух великих Осиповичей – Дунаевского и Утёсова, переросшая в многолетнюю дружбу самобытных музыкальных сподвижников.

 

Леонид Осипович, с которым я был в дружеских отношениях, многие годы рассказывал мне: «В Дуню-Шаню (юношеское прозвище) я влюбился сразу. Почувствовал в нём такого, как сам, чокнутого на музыке. Ну и он относился ко мне, как к брату. Сразу сочинил для меня спектакль «Музыкальный магазин» по сценарию Коли Эрдмана и Володи Масса. Вот откуда появился знаменитый впоследствии фильм «Весёлые ребята». Однажды наше действо увидел Борис Шумяцкий – руководитель союзного кинематографа. И загорелся желанием перевести спектакль на экран. На Западе, говорит, уже вовсю крутят музыкальные комедии, а мы только болтаем об этом. Вот и берись, Утёсов, за дело. Кого будешь привлекать? Я назвал: сценаристы – Эрдман, Масс, стихи Лебедева-Кумача, музыка Дунаевского. Шумяцкий говорит: против сценаристов ничего не имею, Кумача нам не надо, кто он такой, а про Дунаевского и речи быть не может.

Дело в том, что Борис Захарович был под большим влиянием РАПМа. Эту ассоциацию пролетарских музыкантов ЦК ликвидировал, но по инерции рапмовцы давили «не своих» композиторов. Однако тут я встал на рога: не будет Дунаевского - ищите другого организатора. Шумяцкий опешил от моего напора и согласился. Дальше мы привлекли Григория Александрова, Любовь Орлову и начали работать. Мой Костя Потехин из продавца преобразился в пастуха. Сценарную и музыкальную драматургию строили на живую нитку, по ходу дела. Даже стихи к песням писали популярным тогда бригадным методом. И стихи поэтому были никудышние!

Сниматься мне нравилось, и ребята работали на совесть, но от этих стихов самому хотелось взреветь. Когда приехали в Москву на озвучивание, я в тайне ото всех пошёл к Лебедеву-Кумачу, упал ему в ноги и взмолился: выручай, Василий Иванович! Он тут же написал и «Марш», и песню Кости. Показали Шумяцкому, и он, не дурак, сразу согласился. С этих двух песен и началась многолетняя, плодотворная дружба Дунаевского с Кумачом. Раньше они даже не знали о существовании друг друга».

В отличие от других, с Дунаевским Александров и Орлова прекрасно ладили. Даже заискивали перед ним. Ведь что все их фильмы без его музыки!? Попробуй, отключи звук в тех же «Весёлых ребятах» и все сразу поймешь.

А на великолепной музыке к замечательному фильму «Кубанские казаки», передавшему «грандиозно правдивую энергетику империи», есть смысл остановиться подробнее не только из-за блестящих песен на стихи Исаковского и Вольпина: «Ой, цветёт калина», «Не за теми дальними морями», «Урожайная», «Артисты из народа». Кроме всего прочего, главной музыкальной темой картины, его лирической и даже сюжетной линией стала пронзительная песня «Каким ты был, таким остался».

 

Вообще, когда смотришь «Весёлую ярмарку» – таково первоначальное название ленты – тебя не покидает ощущение, что в ней поют не только люди, но и поля, и реки щедрой кубанской земли.

 

Этим фильмом Исаак Осипович предметно и веско ответил всем своим недоброжелателям, которые в то время утверждали, что Дунаевский не Исаак, а Иссяк – сработался, исписался и находится в критическом застое.

Композитор и в самом деле за всю войну и несколько послевоенных лет не написал ни строчки, вернее, ни нотки. В это время он руководил ансамблем песни и пляски Центрального Дома культуры железнодорожников. Коллектив был постоянно на колёсах. Он выступал в Поволжье, в Средней Азии, на Дальнем Востоке, на Урале и в Сибири, вселяя в тружеников тыла бодрость, уверенность в победе Советской армии над врагом. Но уже летом 1947 года в Московском театре оперетты с большим успехом прошла его оперетта «Вольный ветер». А через два года выходит фильм «Кубанские казаки» (Сталинская премия за 1950 год). Тема борьбы за мир воплощена в документальном фильме с музыкой Дунаевского «Мы за мир» (1951). А чудесная лирическая песня из этого фильма «Летите, голуби» приобрела планетарную известность. Она стала эмблемой VI Всемирного фестиваля молодежи в Москве. Последним же произведением Дунаевского стала «Белая акация» – неповторимый и прекрасный образец воистину советской лирической оперетты. С каким вдохновением писал композитор свою «лебединую песню», которую ему так и не пришлось допеть! Смерть подкосила его в самый разгар работы. Завершил оперетту, по оставленным Дунаевским эскизам, композитор К. Молчанов…

За последние два десятилетия нравственно-духовный климат в нашем обществе претерпел существенные изменения, попутно производя на свет некоторые парадоксальные идеологические мифы. Так, с некоторых пор, стало расхожим утверждение о том, что советское искусство якобы было исключительно «прославительным». Отсюда почти категорический вывод: во всех советских песнях на первом месте стоят верноподданнические стихи, а их мелодия как бы вторична. Между тем во многих массовых советских песнях по большей части как раз главенствует музыка, а слова к ней носят временами условный, временами декларативный характер. И творчество первого классика русской советской песни, оперетты и музыкальной кинокомедии Дунаевского – красноречивое тому подтверждение. Некоторые читатели, пожалуй, только из этих строк узнают, что отдельные его лучшие мелодии рождались задолго до того, как к ним придумывались слова, а следовательно, не диктовались никакими конъюнктурными, тем более, верноподданническими соображениями. К примеру, мелодия к всемирно известной песне "Широка страна моя родная", над которой наша «либерастия» вволю поиздевалась, была написана за полтора года до того, как В.И. Лебедев-Кумач сочинил к ней стихи! Сказано не в упрёк поэту, которому тоже досталось в период т.н. перестройки и гласности, а лишь для того, чтобы подчеркнуть внутреннюю независимость композитора. Он творил, повинуясь только собственному вдохновению. Отсюда дерзновенная, фантастически раскованная полётность его мелодий, неподвластная времени.

 

Исаак Осипович писал свою музыку по велению и зову сердца, из самого сердца, а то, что она помогала советскому народу «строить и жить», искренне его радовало и неподдельно вдохновляло. Короче, глубоко верил в то, что воспевал.

 

Во всяком случае, он никогда себя нравственно не насиловал, не творил из-под «руководящей палки», как о том талдычат его недоброжелатели.

Отсюда его творческая искренность и созидательная вдохновенность. При этом, что характерно: до самых последних дней своих Исаак Осипович сохранял критический взгляд на всё, что происходило в его стране и с его народом. В решающей степени, из-за таких, более чем «свободных», высказываний композитор был «невыездным». И при этом опять же совершенно искренне восхищался мудростью «вождя всех народов». Когда его всё ж таки заставили написать «Песню о Сталине» (слова М. Инюшкина, второй вариант – «Кантата о Сталине»), она получилась такой отвратительной, что Иосиф Виссарионович изрёк: «Товарищ Дунаевский приложил весь свой замечательный талант, чтобы эту песню о товарище Сталине никто и никогда не пел». И её действительно никто и никогда не исполнял.

А вот кто по-настоящему вдохновлял Дунаевского, так это женщины. Надо признать, редко кто из композиторов прошлого был столь тотально зависим от собственной любвеобильности, как Исаак Осипович. Ещё в Харьковском театре Синельникова молодой сочинитель музыки «втрескался» в красавицу Веру Юреневу. Буквально с ума по ней сходил, вдохновенно писал музыку к ее концертным выступлениям. Даже посвятил «Песню песней», как сам считал – самое дорогое для него произведение. Спустя годы, вспоминал о своих отношениях с Юреневой: «То была любовь, по силе неповторимая. Мне и теперь кажется, что она забрала мою жизнь в мои двадцать лет и дала мне другую».

Другой ярчайшей музой-вдохновительницей Дунаевского стала Людмила Головина. Они встречались только трижды, зато возьму на себя смелость утверждать: львиная доля искромётной музыки Исааку Осиповичу навеяна именно 18-летней (!) перепиской с Головиной. Хотя, по некоторым данным, Дунаевский писал доброй полусотне представительниц прекрасного пола. Всего же у него насчитывалось свыше двух сотен корреспондентов! Без переписки, которая нынче исчезла у нас по определению, Дунаевский вообще не мыслил своей жизни: подчас случайное письмо, полученное от кого-то, могло стать для него импульсом для творчества.

 

В некотором смысле письма композитора (кстати, очень многие из них до сих пор не опубликованы) представляют собой энциклопедию его духовной жизни конца 40-х - начала 50-х годов.

 

В них мы находим и попытки осмыслить прошедшую войну, и размышления о природе "художественных ощущений", и рассуждения о соотношении музыки и философии, и обзор литературных новинок, и мысли о разнице между житейским и душевным одиночеством. Он говорит о личной принципиальности в творческой и общественной жизни, нелицеприятно отзывается о поступках некоторых членов Союза композиторов. Судя по письмам, его преследуют муки совести от сознания того, что постоянно откладывает работу над большой оперой. Любопытны мысли о "душевном бюрократизме", о быстрой устареваемости "нового" и вечной молодости "старого", о природе завистничества. Из писем Дунаевского мы узнаём, как он великолепно знал поэзию, особенно – восточную, в частности, Омара Хайяма. Композитор сообщает множество личных подробностей, например, историю клеветнического фельетона, сократившего ему жизнь, правду о нашумевшем трагическом происшествии на даче, в результате чего пострадал его старший сын, горькие замечания о проявлениях антисемитизма в нашем "самом передовом" обществе. Дунаевский постоянно отчитывается перед корреспондентами о своей творческой работе, о том, как страдает из-за хамского отношения к нему со стороны прессы, официальных лиц.

 

Переписка с поклонниками заменяла композитору не только дневник, которого он никогда не вёл, но и возможность выступать в СМИ.

 

В тогдашних газетах и журналах он действительно никогда бы не смог высказать того, чем жил, о чём думал, чем терзался. А письма такую возможность давали. В каждом письме он искал, прежде всего, содержательность: «Я не понимаю, к чему тратить время на письма, – писал он своей корреспондентке из Николаева А. Перской, – если люди, в самом деле, не заинтересованы друг в друге? Вот почему в письмах я ищу пытливого отзвука на многое, что меня интересует в самых разнообразных людях. Вот почему я стремлюсь углубить даже письменные отношения, сделать их содержательными и интересными. Ведь правда, как приятно в ящике находить письмо, написанное знакомым желанным почерком. В письмах есть большая романтика. Знайте, что я жду Вашего почерка». Эпистолы являлись великолепной творческой отдушиной для композитора.

В Москве Исаак Осипович вторично женился на Зинаиде Судейкиной. (Первой его официальной женой, в пику Юреневой, стала харьковчанка Марина). Жить влюбленным было негде, и они уехали в захолустный тогда Крым. Под нежным южным солнцем Дунаевский сочинил великое множество прелестных опусов. Хотя, как читатель прекрасно понимает, не только и не столько дело было в солнце, сколько в нежной Зиночке. Своей заботой она сделала древнюю Таврию для любимого человека настоящим раем, став, по существу, «крымским вдохновением» композитора. Потом молодые супруги уехали в Ленинград. Здесь-то на композитора и обрушилась лавинообразная, обвальная слава после фильма «Веселые ребята». Вокруг него образовались бесчисленные толпы поклонниц. Зиночка терпела и прощала мужу многочисленные связи. В 1932 году родила ему сына Евгения.

 

На съёмках фильма «Моя любовь» Исаак Осипович безумно влюбляется в восходящую кинозвезду Лидию Смирнову.

 

Оттого музыка к «Моей любви» просто восхитительна. Она вдохновлена страстными, почти сумасшедшими чувствами композитора. Смирнова тоже восторгалась гением Дунаевского, чьим именем уже был назван пароход (до него такой чести удостаивались лишь Любовь Орлова и Валерий Чкалов). Однако любить, по ее словам, «некрасивого Исаака» она отказалась.

Следующим увлечением Исаака Осиповича стала симпатичная танцовщица Зоя Пашкова – мать нынешнего композитора Максима Дунаевского. Правда, он родился вне брака. Лишь после смерти гражданского мужа Зоя Ивановна добилась, с помощью государственных и партийных органов, чтобы её сын получил фамилию отца. И всё-таки можно утверждать, что в лице Пашковой к Дунаевскому вернулась Муза. Однако человеческое счастье от него отвернулось. Как и всякий великий талант, Дунаевский, имел множество недругов и завистников. Они обвиняли его не только в плагиате («С миру по нотке – Дунаевскому орден»), но и в трусости, в разгульной жизни, в аполитичности. Хотя беспартийный композитор, когда ему предложили подписать письмо, осуждающее «врачей-вредителей», мужественно отказался это сделать, что могло ведь обернуться и трагедией. Впрочем, трагедии и беды не заставили себя ждать. Композитора в открытую называли «сталинским прихвостнем». Между тем композитор никогда с вождем даже не встречался. Под конец жизни Дунаевского стали выводить из состава различных комитетов и организаций, лишили его депутатского звания. Сталин лично вычеркнул «длинноязыкого строптивца» из списка на присуждение премии имени себя за музыку к оперетте «Вольный ветер». Особенно плотно кольцо вокруг него сжалось в 1951 году. В этот период Исааку из Полтавы позвонила старшая сестра и спросила его о самочувствии.

 

«Зиночка, – ответил он, – я отвык молиться. Если ты не потеряла этой способности, то помолись нашему еврейскому Богу за русского Тихона – я ему обязан честью и жизнью». Это Дунаевский говорил о Тихоне Хренникове.

 

Тот пошёл в ЦК партии и открыто заступился за «первого композитора, который приблизил советскую музыку к народу». Григорий Александров, приступив к съемке фильма «Встреча на Эльбе», заказал музыку не ему – постоянному партнеру – а Дмитрию Шостаковичу. То была уже не только творческая, но и личная трагедия великого композитора. Скончался Дунаевский скоропостижно 25 июля 1955 года.

Но на трагической ноте не хочется завершать жизнеописание музыканта-оптимиста. Тем более, что есть замечательный хранитель отечественной песни, мой учитель Юрий Евгеньевич Бирюков, который никогда не даст этого сделать. Он дружил с его сыном художником-станковистом Евгением Исааковичем Дунаевским, с начала пятидесятых переписывался с его великим отцом, и вот что мне рассказал:

– Меня всегда поражала необыкновенная заинтересованность Исаака Осиповича в судьбах совершенно незнакомых ему людей. Уже после смерти композитора, перебирая в его осиротевшей московской квартире на Можайском шоссе письма, адресованные Исааку Осиповичу, я видел сделанные его рукой пометки "ответить", "помочь", "отправить ноты". Я знаю, каким счастьем и радостью для многих было общение, пусть даже заочное, с этим удивительным человеком. Я сам переписывался с Дунаевским с 1952 года. Исаак Осипович поддерживал мои первые музыкальные опыты, помог поверить в себя и выбрать дорогу в жизни. Но, на мой взгляд, куда интереснее и значимее история другой переписки, о которой поведала мне Юлия Сергеевна Меркушева (Плахотник), врач-рентгенолог одной из московских поликлиник. Весной 1950 года девушка обратилась к известному композитору: «Напишите, пожалуйста, песню о нашей любимой учительнице Антонине Григорьевне Серотинкиной». И отправила письмо по адресу: "Москва. Композитору Дунаевскому".

И пришёл ответ, который Юлия Сергеевна хранит, как святыню! В нем композитор писал: «Милый товарищ Плахотник! Писать песню для школы (и не одну) очень нужно. В этой песне надо воспеть любовь к школе, любовь и уважение к педагогам, которые воспитывают в нашей школьной молодежи качества больших советских людей, открывают перед нею широкую и светлую дорогу. Но почему такую песню надо писать специально для воронежской школы? Песня должна воспевать общие, дорогие всем чувства и думы. Хорошая такая песня объединяет миллионы советских людей. И только к таким песням должны стремиться мы, композиторы и поэты.

 

Надо написать такие песни для школы, чтобы они пелись и в Воронеже, и в Москве, и в Рязани, и на Сахалине.

 

И надо обязательно, чтобы в каждой песне была своя Антонина Григорьевна, то есть тот прекрасный человек и педагог, воспоминание о котором уносишь с благодарностью из школы на всю жизнь.

Ваша просьба подтолкнет меня на работу над песней о выпускниках школы. Кстати, такая песня нам действительно нужна. И, когда я буду работать над ней, я вспомню и вашу просьбу, и вашу любовь к школе и ее директору. И за эту творческую помощь я шлю вам мою заблаговременную благодарность».

Спустя какое-то время она получила ещё одно письмо:

«Дорогая Юля! Ваше письмо меня тронуло очень глубоко. Оно послужило тем отзвуком на мой "Школьный вальс", которого я, как это ни покажется странным, ждал. Да, ждал, и именно от вас. Я не скажу, что мысль о создании школьной песни явилась у меня в связи с вашим тем, давним письмом. Нет! О школьных песнях я всегда думал, да и писал их если не по прямому назначению и если не на прямую тему, то, во всяком случае, на близкую к школьной тематике. Но ваше письмо, безусловно, ускорило то творческое внутреннее брожение, которое является залогом создания произведения. Считаю своим долгом послать вам на память экземпляр "Вальса". При творческих встречах я всегда рассказываю о "Школьном вальсе" и начинаю так: "Некоторое время тому назад ученицы 10-го класса Воронежской женской средней школы обратились ко мне..." и т.д. Как видите, я никогда не забываю вас и ваших подруг».

И что ж ты думаешь? Вскоре пришла бандероль с обещанным клавиром. К тому времени "Школьный вальс" ещё не был опубликован – и потому Исаак Осипович прислал рукопись, на лицевом листе которой написал: "Юлии Плахотник с удовольствием дарю на память о письме, "зачавшем" этот вальс. И. Дунаевский. 26.3.1952 г.»

«Здесь десять классов пройдено,/ И здесь мы слово Родина/ Впервые прочитали по складам». Вот тебе и ответ, почему я полагаю Дунаевского красным Моцартом социализма.