Два слова

Жди меня. Всего два слова. Семь букв, вместивших в себя целую вселенную любви и боли.

«Жди меня» мы помним даже не со школы, нет. Мы родились с этими строчками. В нем – все, что предшествовало нашему появлению на свет: любовь, война, разлука, дальние места, желтые дожди…

А потом, уже не наши деды и отцы, а мы шептали эти строки. Ведь и мы не были обделены разлуками. И пусть они не были такими долгими и страшными, но и наши глаза говорили любимым: «Жди меня и я вернусь…».

Такое знакомое, такое родное стихотворение, а ведь мы толком не знаем обстоятельств его написания. Помним лишь, что «Жди меня» адресовано Валентине Серовой. Остальное как-то теряется в тумане. Или в пыли.

* * *

Когда его просили рассказать об истории стихотворения «Жди меня», Симонов был особенно сдержан и немногословен. Из письма К.М. Симонова читателю, 1969 год:

“У стихотворения “Жди меня” нет никакой особой истории. Просто я уехал на войну, а женщина, которую я любил, была на Урале, в тылу. И я написал ей письмо в стихах. Потом это письмо было напечатано в газете и стало стихотворением…»

В 1977 году, отвечая на вопросы «Комсомолки», Константин Михайлович сказал о «Жди меня» еще короче и резче: «Если б не написал я, написал бы кто-то другой».

Казалось, его коробило, когда о нем говорили: «А вот автор «Жди меня». Иной бы поэт сиял от гордости, а Симонов темнел лицом и молчал. О чем он думал в эти секунды? Что ему виделось?

«Жди меня и я вернусь, только очень жди…» — так прощались с невестами и женами раскаленным летом 1941-го. А он, Симонов, был лишь одним из тех, кто прощался.

Да, он написал строки, которые для миллионов людей стали молитвой. Но это потому, что стихи были его работой, а другим было не до стихов. А еще потому, что он увидел войну раньше многих и понял, что она будет долгой.

Поэтому и писал в июле: «Жди, когда снега метут…» И проступали стихи сквозь бумагу как кровь сквозь бинты…

На всех встречах с читателями его неизменно просили прочитать «Жди меня», и не все понимали, почему ему это так тяжело.

«…Я читал его сотни раз и во время и после войны, — вспоминал Константин Михайлович,

— И, наконец, через двадцать лет после войны решил было никогда больше не читать этого стихотворения. Все, кто мог вернуться, — вернулись, ждать больше некого. А значит, и читать поздно. Так я решил про себя. И больше года не читал, пока не попал на Дальний Восток к торговым морякам, рыбакам и подводникам, уходившим из дому в море на несколько месяцев, а иногда и больше.

Там на первой же встрече от меня потребовали, чтобы я прочел “Жди меня”. <...>

Уже по-другому, чем когда-то на войне, стихотворение все еще продолжало отвечать душевной потребности людей, имевших на это свои причины. Для меня самого оно по-прежнему было связано только с теми днями войны, когда оно было написано, и в душе у меня, когда я, читая, глядел в зал, сохранялось чувство какой-то моей вины перед теми, кто ждал и все-таки не дождался…»

* * *

22 июня, сразу после выступления Молотова по радио, Симонов с вещмешком прибывает на сборный пункт. Все-таки у него уже две военных командировки за плечами (Халхин-Гол и финская) и курсы военкоров при Академии имени Фрунзе. Он не суетится и кажется себе опытным и спокойным.

Как военкор он получает назначение в газету «Боевое знамя». Он выезжает на фронт, который катится ему навстречу. В те дни пропадали без вести целые дивизии. Своей редакции он так и не найдет, начнет передавать заметки в «Известия» и «Красную звезду».

12-14 июля под Могилевым Симонов оказывается в расположении 388-го полка, героически вставшего на пути немецкой лавины. Командир полка полковник С.Ф. Кутепов, опасаясь за жизнь корреспондента, приказывает ему покинуть передовую.

Симонов возвращается в Москву. Только после войны он узнает, что весь полк Кутепова погиб в неравных боях. 18 июля очерк Симонова о бойцах Кутепова идет в «Известиях», он вычитывает его и остается ночевать в редакции. Идти ему некуда – и родители, и Валентина Серова были уже в эвакуации.

На другой день в редакционном коридоре он встречает Льва Кассиля, который, прослышав о бездомности Симонова, увозит его к себе.

Кассиль жил в Переделкино в доме номер семь по улице Серафимовича. Деревянная дача. На первом этаже — кухня, на втором – спальня и кабинет. Едва ли успев отоспаться, Симонов едет в на фронт от «Известий», видит горящие Вязьму, Ельню, Дорогобуж…
Возвращается 27 июля. Диктует в номер. Ночует в Переделкино.

Ждет приказа о командировке из «Красной Звезды», где он будет служить потом до 1946 года. Отсыпается, курит, пишет дневник и стихи. Среди них – «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины….» и «Жди меня».

Показывает стихи редактору «Красной звезды» Давиду Ортенбергу. Тот берет «Ты помнишь, Алеша…», а про «Жди меня» говорит: «Эти стихи не для военной газеты. Нечего растравлять душу солдата — разлука и так горька!». Симонов прячет стихи в полевую сумку.

* * *
Из автобиографии К.М. Симонова: «По долгу службы я в разное время находился на следующих фронтах. 1941 год: июнь – июль — Западный фронт; август — сентябрь — Южный фронт, Приморская армия — Одесса, Особая Крымская армия — Крым, Черноморский флот; октябрь и ноябрь – Мурманское направление Карельского фронта, Северный флот; декабрь — Западный фронт…»

В начале августа 1941-го он в Севастополе. На десять дней уходит в боевой поход на подводной лодке. Командировки следуют одна за другой. В октябре его посылают на Северный фронт, в Мурманск. Там он, очевидно, впервые читает вслух «Жди меня» — об этом его просит фотокор Григорий Зельма. Для него же переписывает стихотворение из блокнота, ставит дату: 13 октября 1941 года, Мурманск.

Потом Симонов вспоминал: «Я считал, что эти стихи — мое личное дело… Но потом, несколько месяцев спустя, когда мне пришлось быть на далеком севере и когда метели и непогода иногда заставляли просиживать сутками где-нибудь в землянке… мне пришлось самым разным людям читать стихи.

И самые разные люди десятки раз при свете коптилки или ручного фонарика переписывали на клочке бумаги стихотворение “Жди меня”, которое, как мне раньше казалось, я написал только для одного человека…»

5 ноября Симонов читает «Жди меня» артиллеристам на полуострове Рыбачьем, отрезанном от остального фронта. Вернувшись в Мурманск, знакомится с морскими разведчиками и они берут его в рейд по тылам немцев. Перед этим ему приказывают сдать все документы, фотографии, блокноты. «Когда придется, безыменным разведчик должен умирать…» Симонов сдает штабистам все документы и бумаги, кроме фото Валентины Серовой.

15 ноября, простившись с разведчиками, Симонов, чтобы поскорее попасть в Архангельск, уходит в море на лесовозе «Спартак». На пятый день судно затерло во льдах. На борту было две с половиной тысячи человек. Пока ждали ледокола, одни заболели, другие впали в уныние. И снова Симонова просили читать «Жди меня».

6 декабря он вернулся в Москву. Из утренней сводки СОВИНФОРМБЮРО: «В ночь на 9 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах». В тот день, 9 декабря, Симонова просят выступить по радио и прочитать новые стихи. По дороге на студию он встречает друзей и в результате опаздывает к началу эфира.

«Диктор читал уже третье из четырех собранных для этой передачи стихотворений. Ему осталось прочесть только «Жди меня». Я показал диктору жестами, что читать буду сам, встал рядом, потянул у него из рук лист. Диктору осталось только объявить, что стихотворение будет читать автор…»

В два часа ночи приходит сообщение о начале десантной операции в Крыму. Редактор отменяет Симонову отпуск и отправляет его на аэродром. Самолет уже начинает катиться по взлетной полосе, когда к нему подбегает Симонов. Он запрыгивает в штурманскую кабину и, не имея теплого летного шлема, обмораживает в полете лицо.

Новый год встречает с бойцами 44-й армии. Керченско-феодосийская десантная операция закончится трагически. Морская пехота будет биться в окружении на ледяных крымских скалах и, не получив подкрепления, погибнет. Часть десанта уйдет в каменоломни.

А пока Симонов читает парням в черных бушлатах стихи. Они уже знают про «Жди меня», просят прочитать именно это.

Редактор армейской газеты вспоминал после войны в письме Константину Михайловичу: «Когда вы кончили читать “Жди меня”, я полушепотом повторял: «Как хорошо…» А вы внезапно предложили: « Хочешь, отдам… Возьми опубликуй». Это было неожиданно. И я стал что-то бормотать, что в газету нужно героическое, а не интимно-лирическое. И бил себя по лысеющей голове потом, когда эти стихи “Правда” опубликовала…»

9 января 1942 года Симонов возвращается из освобожденной (увы, всего на полмесяца) Феодосии, публикует в «Красной звезде» два очерка «Письма из Крыма». Потом его отправляют под Можайск, а в «Правде» вечером 13 января ставят в номер «Жди меня». Поспелова раздражают «желтые дожди», он вызывает Е. Ярославского и И. Эренбурга – посоветоваться. Эренбург убеждает оставить все, как есть. Меняют лишь восьмую строку: резкое «изменив вчера» поправляют на «позабыв вчера».

Вернувшись в Москву, Симонов просматривает «Правду» и в номере от 14 января на третьей полосе видит заголовок: «Жди меня». Что удивительно: он был набран намного крупнее других заголовков, хотя стихи занимали на полосе меньше всего места.

* * *

Летом 1942 года в Ташкенте выходит сборник Симонова «Лирический дневник». Книжечка размером с внутренний карман гимнастерки. 15 стихотворений. Шесть из них – о любви.

«Ты говорила мне: «люблю», но это по ночам…», «Не сердитесь, к лучшему…», «Над черным носом нашей субмарины взошла Венера – странная звезда…», «Я, перебрав весь год, не вижу того счастливого числа…», «Если Бог нас своим могуществом после смерти отправит в рай…»

До войны ни одно из этих стихотворений невозможно было бы напечатать. Да и книги с таким названием быть не могло.

У «Жди меня» в книге вдруг появляется другое название – «С тобой и без тебя». Быть может, автору хотелось этим снять со своих стихов налет общеизвестности. Чтобы любимая вновь прочитала его как письмо, адресованное только ей и никому другому.

Нет в «Лирическом дневнике» и первой, уже многим тогда наизусть известной, строфы с «желтыми дождями». Зато есть столь драгоценное для автора посвящение: «Посвящается В.С.».

В 1943 году в Алма-Ате по сценарию К. Симонова и А. Столпера был снят фильм «Жди меня». В главной женской роли — Валентина Серова.

* * *
Февраль 1995 года. Я работаю в «Комсомольской правде». Утром на рабочем столе нахожу записку от Ярослава Кирилловича Голованова: «Если сможешь – приезжай: Переделкино, ул. Серафимовича-7».

Адрес этот мне тогда ничего не говорил. Это уже много позднее я узнал, что после смерти Кассиля, в начале 1970-х годов, литфондовское начальство передало половину дома №7 по улице Серафимовича талантливому молодому писателю, любимцу космонавтов и научному обозревателю «Комсомолки» Ярославу Голованову.

Поселившись в Переделкино, Голованов совершенно ничего не знал о том, что именно на этой литфондовской даче было написано «Жди меня», хотя в 1960-е годы он общался и с Кассилем, и с Симоновым. Константин Михайлович не раз выступал в «Голубом зале» «Комсомолки».

Для Голованова истории с «Жди меня» открылась только в 1985 году, когда ему позвонила литературовед Евгения Александровна Таратута. Она, бывшая лагерница и авторитетный специалист по детской литературе, много лет дружила с Кассилем.

После ее звонка Ярослав Кириллович потрясенно записал в дневнике: «Стихотворение Симонова «Жди меня» было написано на даче Кассиля, а точнее, — в той комнате, где я теперь сплю – наверху в центре – в августе 1941 года, когда Симонов вернулся ненадолго с фронта и жил на даче у Кассиля.

Серова и жена Кассиля с сыном уехали в эвакуацию, оба они были неприкаянные и это их сблизило. К ним присоединился Виктор Гусев. Втроем что-то себе готовили, выпивали, сочиняли. Прочитав стихотворение, Кассиль сказал Симонову:
— Не печатай его сейчас… сейчас еще не пора его печатать…»

* * *
…Шел какой-то мутный снег, какой бывает в конце зимы, и я долго ходил по пустой улице Серафимовича в поисках седьмой дачи. Все дачи казались одинаково необитаемыми. Вдруг меня окликнули. Ярослав Кириллович стоял на крыльце. Мне повезло, что в момент, когда я брел мимо, он вышел проверить почтовый ящик.

После чая мы поднялись на второй этаж по узкой деревянной лестнице. Я засмотрелся на удивительный стеллаж над диваном – в нем все три или четыре полки были плотно забиты рабочими блокнотами. Их были сотни! Разноцветные и разноформатные, они были расставлены в идеальном, да еще и хронологическом порядке!

Я завистливо рассматривал это сокровенное хозяйство. Вот, оказывается, какой великий труд стоит за славой космического журналиста №1.
Ярослав Кириллович сказал: «Посмотри лучше в окно».

Я подошел к окну. Ничего особенного: двор в снегу, покосившийся штакетник, ворона, нахохлившись, сидит на старой сосне.
— Вот у этого окна написано стихотворение «Жди меня».

Голованов сделал паузу, ожидая перемен на моем лице. Дождавшись, прибавил:
— В сорок первом году Симонов ночевал здесь как-то у Кассиля. Правда, тогда было лето…
Потом я еще много раз приезжал к Ярославу Кирилловичу, но больше мы к этой теме не возвращались. Теперь в этом доме живет кто-то другой. Знает ли он историю «Жди меня»? Подводит ли гостей к окну?..

* * *
Память о «Жди меня» зримо никак не увековечена. А ведь стихотворений, которые стали бы событием в жизни народа — их в русской поэзии всего-то несколько. А по большому счету – одно.

Не обязательно ставить на доме в Переделкине мемориальную доску (у нас нужны долгие годы, чтобы этого добиться). Пусть будет хотя бы просто камень у дороги. Дом номер семь по улице Серафимовича стоит как раз на экскурсионном маршруте от музея Корнея Чуковского к музею Булата Окуджавы.

На указателе можно написать: «В этом доме в июле 1941 года Константин Симонов написал стихотворение «Жди меня».

Еще хорошо бы добавить: «В разные годы здесь жили два великих романтика: Лев Кассиль и Ярослав Голованов».

* * *
8 мая 1977 года в «Комсомольской правде» была опубликована беседа Василия Пескова с Константином Симоновым «Война: день за днем». На просьбу вспомнить о счастливых днях, Симонов рассказывает: «…Помню лагерь наших военнопленных под Лейпцигом. Что было! Неистовые крики: наши, наши! Минуты, и нас окружила многотысячная толпа. Невозможно забыть эти лица исстрадавшихся, изможденных людей. Я взобрался на ступеньки крыльца. Мне предстояло сказать в этом лагере первые слова, пришедшие с Родины… Чувствую, горло у меня сухое. Я не в силах сказать ни слова. Медленно оглядываю необъятное море стоящих вокруг людей. И, наконец, говорю. Что говорил – не могу сейчас вспомнить. Потом прочел «Жди меня». Сам разрыдался. И все вокруг тоже стоят и плачут… Так было».

Два слова. Семь букв.

Запись из летописи клуба КПП Раисы Борисовны Рубель, 28 ноября 1985 г.:
Моя баба Лида знала молитву в годы войны «Жди меня и я вернусь» — так я узнала его стихи. Молилась она на коленях, прижав руки к груди.

Владимиру Ильичу Толстому,
советнику Президента РФ по культуре и искусству

Глубокоуважаемый Владимир Ильич!

Сергей Кушнерёв, наш с Вами общий товарищ и коллега, сказал мне на днях, чтобы о своей идее по поводу «Жди меня» я написал Вам.

А идея очень простая. Когда-то мой старший коллега по «Комсомолке» научный обозреватель Ярослав Кириллович Голованов, сказал мне, что во время войны его дача в Переделкино принадлежала Льву Абрамовичу Кассилю. В перерыве между командировками на фронт летом 1941 года Константин Михайлович Симонов останавливался у Кассиля, и именно на его даче (д.№7 по ул. Серафимовича) в конце июля написал «Жди меня». Голованов показал мне и комнату на втором этаже, которую тем летом отдал Симонову Кассиль.

Место написания «Жди меня» подтверждается и современниками, и литературоведами, разногласий тут нет. Но знает об этом очень узкий круг людей (даже многие писатели, жители писательского поселка ничего не знают об этой истории!), тогда как «Жди меня» — не только одна из вершин фронтовой поэзии, но и самый, быть может, сокровенный символ эпохи Великой Отечественной войны.

Очень важно было бы обозначить место создания «Жди меня» памятным знаком. Это мог бы быть камень с простой табличкой: «В этом доме летом 1941 года Константин Симонов написал стихотворение «Жди меня». Можно было бы воспроизвести (отлить в металле или еще как-то) автограф стихотворения Симонова — он, к счастью, сохранился.

Табличка на доме вряд ли возможна — дом старый, деревянный, да и стоит несколько в глубине участка, табличку с дороги никто не заметит. По улице Серафимовича каждый день идут или проезжают экскурсанты от дома-музея К.И. Чуковского к дому Б.Ш. Oкуджавы, это оживленный маршрут. Напротив дома №7 — Дом творчества. Участок дома-музея К.И. Чуковского граничит с участком дома №7 и директор музея Сергей Агапов готов оказать всяческое содействие в установке памятного знака.

Благодаря Сергею Кушнерёву об идее узнал народный артист России Игорь Кваша (он ведь жил в Переделкине) и выступил по этому поводу в эфире Первого канала. Мы с Сергеем думали даже проводить эфиры его проекта у памятного знака «Жди меня». Люди бы там встречались… Но вскоре Кваша умер, а Сергей ушел из проекта…

А необходимо, как я понимаю, решение департамента культуры Москвы (Переделкино вошло в Новую Москву). Думаю, что если предложение по установке знака «Жди меня» будет исходить от Совета по культуре при президенте России, то препятствий не будет. Конечно, было бы замечательно открыть такой знак в мае-июле 2015 года, в дни празднования юбилея Победы. Кроме, 70-летия Победы на 2015 год приходится и 100-летний юбилей автора «Жди меня» (в ноябре).

В 2011 и 2012 году «Российская газета» дала две мои публикации о «Жди меня», и об идее создания памятного знака, было много читательских писем в поддержку, но чиновники никак не отреагировали (при том, что газета — правительственная). Похоже, они слышат только голос «свыше».


С уважением и добрыми пожеланиями —
Дм. Шеваров
22.11.2014