В ночь на 14 июля мне приснился крокодил. Крокодил был здоровенный, метра два длиной. Широкий, приземистый. И весь покрытый буро-зелёными пупырами. Тварь ползала по квартире, широко разевая зубастую пасть. От греха подальше я залезла с ногами на письменный стол и оттуда следила за тем, как коты отважно бросались на незваного гостя, отстаивая свою законную территорию. Страшно мне не было, просто надо было дождаться, когда домой придёт сын Лёша и разберётся с этой зубастой проблемой. Но Лёшу я во сне так и не дождалась, ибо проснулась прежде его возвращения. А наяву он и так был дома.

К этому сну я отнеслась со всей серьёзностью и даже отменила запланированный поход в магазин. Надо сказать, что мне порой снится что-нибудь эдакое, что нельзя трактовать двусмысленно, ибо оно имеет свойство сбываться, если, разумеется, не предпринять никаких профилактических мер. Так, с самой юности, мне снятся порой мохнатые зелёные гусеницы, и это означает, что я непременно заболею. В последнее время меня болезнями шибко не удивишь, я из них не вылезаю, так что и гусеницы меня больше не пугают. Конечно, крокодил – это не совсем гусеница, можно даже сказать, и вовсе не гусеница, но он тоже зелёный, противный, с пупырами и ползает, неся потенциальную угрозу. Только выглядит весьма масштабней. В общем, сон меня впечатлил. На фоне вяло текущего городского карантина я, разумеется, решила, что следует предохраниться от потенциального заражения и не вылезать в люди. Да, продукты как бы почти закончились, осталась одна лапша, но лучше день-другой попоститься, чем потом зависнуть на ИВЛ. Крокодил просто так сниться не будет.

Приняв судьбоносное решение, я посмотрела на компьютере фильм. Пообедала лапшой. А потом вдруг сообразила, что уже 14-е июля, день взятия Бастилии – считай, середина лета. А я ещё ни разу не села на велосипед: то карантин мешал, то здоровье подводило. И хотя меня ни капельки в этот день не тянуло прокатиться, я решила, что нет лучшего способа самоизолироваться и при этом подышать свежим воздухом, чем сесть за руль велосипеда. Чтобы не катиться просто так, я решила отправиться на фотосъёмку. Однако, Петроградская сторона мной уже вся хожена-перехожена. Я решила поискать незнакомое местечко. И такое на яндекс-картах обнаружилось. И от дома недалеко, и я там ни разу не была. Выбранный для путешествия объект имел романтичное имя – Леонтьевский мыс. Я решила его фоторазведать.

Однако, не успела я выйти, как возникла первая заминка. Я попробовала, как крутит колесо, как работают тормоза. И выяснила, что колесо крутит нормально, а вот тормоза не работают совсем. Минут 15 я спорила с Лёшей, который пол-лета обещал привести велик в порядок, но так этого и не сделал. И делать это прямо сейчас он не хотел. Мы слегка попрепирались на эту тему. Лёша уговаривал меня пойти в Шинмонтаж напротив нашего дома: «Тебе там всё за 10 минут наладят и денег не возьмут», - клялся он. Но я-таки уломала его поправить тормоза. Заняло это гораздо меньше времени, чем мы спорили.

После этого я собралась ехать. Повесила на бок фотоаппарат и сумочку с ключами и смартфоном. Потом вспомнила свой сон и решила взять с собой также, на всякий случай, паспорт с полисом – мало ли какое ДТП может случиться. Вдруг придётся скорую вызывать. Паспорт тогда точно потребуется. Ещё немножко подумала и положила в сумочку тросик – если скорая меня увезёт, надо будет закрепить велик, чтобы не угнали. Довольная своей нечеловеческой предусмотрительностью, я-таки выбралась из дома и поехала по велодорожке выбранным маршрутом.

Минут через 5 случилась вторая заминка – меня вдруг одолела одышка, причём настолько сильная, что я остановилась и села на ограду газона отдохнуть и прийти в себя. Ну, разумеется, я ведь только что пообедала лапшой, а умные люди после обеда отдыхают, а не занимаются физическими упражнениями. Отъехала я всего-ничего, имело смысл вернуться домой, но я как представила, что придётся тащить своего конягу по лестнице на второй этаж, не проехав и километра, так тут же погасила в себе это предательское, хотя и разумное желание. Я подождала, пока приду в себя и, не торопясь, не форсируя маршрут, отправилась дальше по велодорожке Левашовского проспекта.

Добравшись до Малой Невки, я повернула по набережной Лазарева, поражаясь тому, что весь город встал на колёса. Я сосчитала, сколько народа двигалось мне навстречу – 4 велосипедиста, 5 самокатчиков, 1 парень на скейтбоарде, мужик на сегвэе с зажатым между ног дипломатом, инвалид на самоходном кресле и только два пешехода – обе женщины и обе с детскими колясками, то есть считай, тоже на колёсах. Годом ранее такого и в помине не было. Ехать было неуютно и страшновато.

Затем я повернула на узкую улочку. Мама мия, тут тоже все были на колёсах, и разъехаться с движущимися навстречу не представлялось возможным, не скатившись на мостовую. Так что периодически я слезала с велика и шла пешком, не желая рисковать ни своей, ни чьей-либо ещё жизнью.

Тихо-мирно я добралась до набережной Ждановки и направилась к Леонтьевскому мысу. Проехав километр или полтора, я сверилась с картой на смартфоне и тут выяснила, что сделать это надо было намного раньше – умные люди, подверженные тяжёлой форме топографического кретинизма, сверяются с картой на каждом углу. А идиоты, разумеется, прут куда ни попадя. В общем, ехать мне следовало по другой стороне Ждановки и совершенно в противоположную сторону. Я вздохнула и только здесь поняла, что нынешнее 14-е июля – явно не мой день. И значит, пора поворачивать оглобли к дому.

На Ждановку выходили до боли знакомые родные улицы Петроградской, но я поняла, что в столь несчастливый день ухитрюсь заплутать даже на Большом проспекте. А потому надо ехать той же дорогой, какой я досюда добиралась. Так и не сделав ни одного снимка, я повернула назад. С той же осторожностью, местами верхом, местами спешившись, я вернулась на набережную Лазарева. Собственно, и её уже проехала. Но у Новокрестовского моста, когда вполне можно было расслабиться, ибо вот они, родные, вполне безопасные места, я увидела впереди, метрах в 15, на светофоре другую велосипедистку. И от греха подальше затормозила на расстоянии от неё. Велик остановился, я собралась слезть с седла. Но тут мой конь неожиданно взбрыкнул. Уж не знаю, что на него подействовало, свежий воздух ли с непривычки, или, может, ему эротически пришёлся чёрный велосипед дамы на переходе. Но пока заднее колесо стояло на тормозе, переднее решительно двинулось вперёд. Я к этому совершенно не была готова и грохнулась оземь. Сверху лязгнул зубами крокодил.

Я сразу поняла, что сломала руку. Это была первая мысль. Между первой и второй на меня сверху рухнул любимый велик. Вторая мысль была: «Надеюсь, фотик жив». Дальше я увидела, что на переходе загорелся зелёный, и поняла, что дама на вороном велике сейчас уедет. И я останусь одна. Поэтому я громко возопила о помощи. И тут период моего невезения закончился.

Дама подскочила ко мне. Тут же разом откуда-то возникли и спешились два мужичка-велосипедиста. Я попросила их вызвать скорую. Пока дама звонила эскулапам, мужички куда-то уволокли моего конягу, а меня положили на спину, подсунув под голову что-то из одежды. Попытались снять с меня фотик, но на меня напал позорный приступ паранойи, я вцепилась в него здоровой рукой и не отпускала ни на миг. Впрочем, я тут же вспомнила про взятый с собой на всякий случай тросик и чтобы моя паранойя не выглядела совсем уж неприлично, попросила мужичков закрепить велик до приезда сына. Тросик унесли. И мне показалось, что с концами, ибо велик находился вне поля моего зрения. Тем временем я сообразила, что надо бы и сыну позвонить. Но как? Смартфон мой включается прикосновением к пальцу на правой руке, а она лежала, неестественно вывернутая и недосягаемая, и пошевелить ею не представлялось возможным. Дама у меня вызывала большее доверие, чем мужички, я дала ей смартфон, она стала тыкать им в мой палец, но смартфон будто понял, что с рукой что-то не то, и долго не включался. А когда-таки соизволил, Лёшин голос нервно спросил: «У тебя что-то срочное? А то я занят». «Срочное-срочное», - сказала я.

А потом я лежала минут 40, на солнышке, раскинув руки, и вела приятную беседу с замечательными собеседниками. И испытывала кайф, ибо хотя рука болела, как никогда прежде, но мне это не мешало. Я понимала, что это шок, и сейчас приедет скорая, начнёт с рукой какие-нибудь медицинские манипуляции, и это будет ужасно, и это будет маманигарюй как больно, но пока их нет, вполне можно понаслаждаться жизнью. Правда, очень хотелось пить, и у мужичков была вода, но они решили до приезда скорой мне её не давать, а с собой дать затем забыли. Они оба переживали, что я могу замёрзнуть на асфальте, но в самом деле лежать было тепло и даже приятно. Единственное, что меня беспокоило, это то, что дама вела себя как профессиональный врач и то и дело пыталась ощупать мою руку, а я не давалась. Эти милые люди дождались скорую и даже тогда не свалили, когда мной занялись врачи.

Минут 20 ушло на накладывание шины. Я упорно не давала прикоснуться к внешней стороне предплечья, так что шину наложить пришлось противу правил – изнутри руки, а не снаружи. Дальше меня дотащили до машины, при этом руку я упорно тянула вверх, как Гермиона Грейнджер на уроке зельеварения. Пока фельдшер заполняла документы (не зря, не зря я взяла с собой паспорт!), врач колола мне обезболиваюшие и пыталась уговорить опустить руку, которая уже вовсю дрожала от напряжения и усталости, но сдаваться не хотела.

Врач стала заговаривать мне зубы, пытаясь отвлечь. Спросила, зачем мне фотик, удивилась, что я веду блог, и подозрительно быстро выяснила, что я пишу кинорецензии. Мы как-то сразу перешли к «Аритмии», на которую эскулапы страшно заругались, говоря, что она дискредитирует их честную и благородную профессию. А я сказала, что не больше, чем «Географ глобус пропил» дискредитирует профессию педагога. «Географа» они смотрели и очень хвалили. Потихоньку руку мне ухитрились опустить.

Всё это время машина стояла. Я попросила, чтобы отвезли меня в 1-й Мед или в 31-ю – поближе к дому. Но эскулапы сказали, что сейчас только 3 больницы принимают больных – все остальные коронавирусные. Они дозвонились до больницы на Вавиловых и повезли меня туда. После выяснилось, что мне повезло – некоторые скорые ухитряются возить пациентов по всему городу, прежде чем удастся их куда-нибудь приткнуть. И многочасовой очереди из скорых тоже не было – я только потом узнала, что и тут мне подфартило.

Приехав, мои врачи не бросили меня на кушетке, а где-то добыли свободную каталку, за что этим славным женщинам огромное спасибо. Как и за прощальный, уже четвёртый, укол обезболивающего. И то, и другое было просто необходимо.

Приёмный покой был забит под завязку. Каталки и кресла со стонущими людьми заполнили все коридоры, фойе и закутки между ними. Ряды обычных стульев тоже не пустовали, на них понуро ёжились унылые люди с тоской в глазах и намордниках на носах, ибо, как выяснилось, карантин в больнице соблюдают строго. Особенно выделялся огромный патлатый байкер, наполовину в коже, наполовину в окровавленных бинтах. Мало того, что все эти граждане занимали каждый свободный дюйм пространства, между ними сновали менты обоих полов, и было их немало, человек восемь, не меньше. Я поняла, что в приёмном покое застряла надолго, а потому достала смартфон, и, благо, рука была уже рядом со мной, а не где-то вдали, сумела его включить и позвонить Лёше с просьбой привезти в больницу на Вавиловых воду, туалетную бумагу и зарядку для смартфона, ибо ясно было одно – выберусь я отсюда нескоро, а пить хотелось изрядно, прямо во рту пересохло, и если мне понадобится в будущем что-то ещё, то сообщить я об этом смогу лишь по заряженному смартфону.

Хотя я провела в приёмном покое семь с половиной часов и боялась, что меня забудут в моём углу, но этого не случилось. То и дело меня куда-нибудь отвозили – то на рентген, то на экг, то взять анализ крови, то записать данные на компьютер. В промежутках я переписывалась с друзьями здоровой рукой. Мне было несколько неловко, ибо все вокруг мучились, а моя рука, заряженная слоновьей дозой обезболивающего, лишь сильно ныла, тяжёлая боль ушла и я чувствовала, что по сравнению с другими, со мной почти что всё в порядке. Врачи и санитары сновали вокруг в респираторах и банданах, на которые, похоже, в больнице нынче мода. Один из них притормозил возле меня, посмотрел, как я с жизнерадостным видом общаюсь в чате, и сказал, что, очевидно, меня скоро отправят домой, ибо с моей рукой видно, что всё в порядке. Я буркнула, что это навряд ли.

Постепенно я начала узнавать тех, кто то и дело мелькал рядом со мной. Мне приглянулся пожилой высокий санитар, было видно, что дядька добрый. Я разок его притормозила и попросила воды. Он тут же куда-то убежал, а минут через пять вернулся с одноразовым стаканом, наполненным живительной влагой. С этого момента он стал меня выделять среди других пациентов, то и дело подходил и спрашивал, как дела. Так что когда мне показали снимки моего предплечья, где даже я поняла, что переломов несколько, и пригорюнилась, именно этот пожилой санитар утешил меня словами, что две переломанные кости – это всё-таки не четыре, и есть чему радоваться. Ещё я ухватила за фалды одного доктора и выцыганила пятый укол обезболивающего, в котором мне, на моё удивление, не отказали.

Потом меня отвезли в кабинет к молодому врачу, похожему в своей бандане и маске на Джона Бернтала в роли главного антагониста первого сезона «Ходячих». Он сообщил, что будет сейчас обезболивать мне руку, а я предупредила, что не переношу новокаин, и он ответил, что с радостью вколет мне две последние имеющиеся в наличии порции лидокаина. Так что и тут мне повезло. Доктор старательно несколько раз уколол меня вдоль костей предплечья, пока я боролась со своим трепливым языком, мечтающим рассказать ему, как он похож на главного злодея пилотного сезона «Ходячих». Потом пришёл молодой человек, который до этого говорил, что со мной всё в порядке, и они вдвоём стали вытягивать мою руку, как будто играли в перетягивание каната. А я сидела между ними и чувствовала себя очень глупо, глядя на то, как они стараются, пыжатся, сопят, так что в конце концов не выдержала и спросила, не могу ли я им чем-то помочь. Джон Бернтал сказал, что моё главное дело – сидеть и послушно принимать лечение, которое мне оказывает российская бесплатная медицина.

Потом меня опять отвезли на рентген. И тётка-рентгенолог ворчала, что я на каталке: «Привыкла ездить. Если на велосипеде может, то и на каталке обязательно», - бурчала она.

Тут приехал Лёша с водой, туалетной бумагой, зарядкой и кучей продуктов, которые он купил для меня по дороге. Охранники его не пропустили, впрочем, один из них принёс мне воду и зарядку, а продукты заставил Лёшу взять домой, ибо выяснилось, что из-за коронавируса в больницу разрешено передавать исключительно детское питание.

Часа в 3 ночи меня повезли-таки на отделение сочетанной хирургии, переполненный приёмный покой остался позади, я чувствовала почти что счастье. Единственное, что меня смущало – это затёкшие после вытягивания пальцы. Казалось, что они уже никогда не обретут чувствительность. Всю ночь я не спала, пытаясь их растереть, но они оставались непослушными и омертвевшими. Ещё я себя ругала, что забыла сказать Лёше насчёт пижамы и тапок, ибо при поступлении на отделение меня заставили раздеться до трусов, одежду куда-то увезли, опять же ссылаясь на коронавирус, а взамен не выдали ни-че-го.

Утром оказалось, что я лежу не в палате. Во всяком случае, пространство, где я находилась, больше смахивало на тренажёрный зал, чем на больничную палату. Шикарные стальные кровати, с турниками, кольцами и кучей всяких приспособлений, которые, как потом выяснилось, никак не используются. Мне сказали, что кровати куплены в Германии, и каждая стоит полмиллиона. Есть чем похвастать, особенно учитывая, что дома у меня кровать, купленная всего за три тысячи.

Одной из моих соседок оказалась дама, потерявшая ступню при езде на мотоцикле. Она лежала уже два месяца и её как раз собирались выписывать, хотя пострадавшая нога её была замурована во всякие колючие железяки, которые, как она объяснила, скрепляют её кости. Мне не удалось дождаться её выписки, ибо ещё с утра пришёл доктор, который объявил мне, что он является моим лечащим врачом на этом отделении, но ещё до вечера меня переведут на другое. И, действительно, не успел Лёша привезти пижаму и тапки, как меня вновь положили на каталку и отправили на 1-е отделение травмы, сияющее евроремонтными стенами цвета шеф-шауэн, где положили в отдельную вип-палату. Тоже, можно сказать, изрядно повезло, ибо в коридоре мыкалось на кушетках и каталках немало народа.

На сестринском посту я углядела несколько грамот Елизаветинской больницы на стене, и никак не могла взять в толк, причём тут Елизаветинка, если врачи скорой мне говорили, что отвезут меня во 2-ю на Вавиловых. Потом-то я сообразила, что на Вавиловых две больницы, поэтому они так сказали. И я-таки в Елизаветинке. В той самой, чью дурную репутацию ухитрилась превзойти лишь больница Св. Георгия. Конечно, я расстроилась, но не так страшен чёрт, как его малюют. Елизаветинка оказалась далеко не худшей больницей, в которой мне приходилось лежать. Я бы даже сказала, что роль прежде всего играет человеческий фактор – если работают хорошие люди, так и больница хорошая, как бы она ни была оборудована и как бы в ней ни кормили. А в Елизаветинке в основном подобрался славный персонал, и впечатления она оставила преимущественно положительные, несмотря на отвратную кормёжку, речь о которой впереди.

А пока что вернёмся к вип-палате. Здесь имелись платяной шкаф, холодильник, гостевое кресло, висящий на стене большой телевизор, вместе с туалетом размещался душ, в который я попыталась сидя заползти, ибо надо сказать, после валяния на асфальте изрядно хотелось вымыться, но оказалось, что это сложно сделать одной рукой. Да и с утра обнаружились новые лёгкие травмы, которые накануне притворялись несуществующими, а тут решили о себе разом заявить, и двигаться с ними оказалось непросто.

В вип-палате состоялось моё знакомство с лечащим врачом, который представился Виктором Викторовичем. Первое впечатление было не очень, ибо ВВ сходу перешёл на деловые рельсы, спросив, не хочу ли я остаться в вип-палате по 2700 в сутки и не хочу ли я сделать операцию с импортными имплантами. Почему он меня выбрал на роль богатой тётки, мне непонятно, по мне за версту видно, что деньги у меня бывают только в день пенсии, а потом куда-то улетучиваются, ибо цены в магазинах никак не хотят складываться в прожиточный минимум и высасывают содержимое кошелька с невероятной скоростью. Однако, как выяснилось, людей, с которыми я после лежала, даже самых молодых, никто не спрашивал об импортных имплантах. Так что богатой посчитали одну меня. Разумеется, я ответствовала, что собираюсь поддержать отечественного производителя, чьи импланты оплачивает омс. Конечно, если бы ВВ предложил хотя бы каждый второй бесплатно, как делают стоматологи, я бы согласилась на каждый второй, но… что есть, то есть. ВВ тут же убежал. За две недели, что я провела в больнице, вряд ли я его видела в общей сложности более 10 минут, если, конечно, исключить время операции. Но у меня никаких обид по этому поводу не было, ибо врачи в Елизаветинке носятся по отделению взмыленные, делая до 8 операций в день. На разговоры времени нет. Текучка больных там невероятная. Одну девушку со сломанной ключицей прооперировали на следующий день после поступления, а уже наутро выписали. Слегка задерживаются только самые проблемные пациенты. Объясняют это безобразие коронавирусом. Больниц, принимающих по скорой, было на тот момент всего три, а люди ломают руки и ноги не меньше, чем всегда.

Тем временем прибыла вторая посылка от Лёши. Он накупил детского питания, даже догадался взять такое, которое можно легко открыть одной рукой. Притащил футболку, но забыл про штаны. А ещё купил китайские тапочки 41-го размера. Китайцы, как известно, люди маленькие, субтильные, поэтому у них всё крохотное. Но сами они себя малышами не чувствуют, поэтому просто изменяют стандартные единицы измерения под себя. Если во всём мире 1 см = 1 см, то у китайцев он дай Бог будет равен 5 мм. Ещё весной я заказала китайское велоседло в Озоне, и размер у производителя был обозначен как стандартный, однако, на деле велоседло пришло гораздо меньшего размера, чем то, которое на велике моей 3-годовалой внучки. Даже для неё оно было маловато. Также и тапочки 41-го размера оказались на деле тапками то ли 33, то ли 34-го, я даже самую малость в них не влезла. Я просила у Лёши самые лёгкие носки, но он зачем-то притащил шерстяные, и вот в них, по жаре, я таскалась, пока не прибыли новые тапочки – 48-го китайского размера, которые пришлись мне как раз впору.

Наконец, к концу дня, меня перевели в нормальную палату – под № 9. Там лежало 4 бабушки, самая молодая из которых – Женя – была меня старше лет на 10. Как известно, питерские старушки, как бы похожи они ни были на деревенских, как бы ни были покрыты замшелой совковостью, имеют как минимум пару высших образований, так что скучать с ними мне не приходилось. В отличие от меня, все они лежали с переломанными ногами и шейками бедра.

Рядом с ними я со своим велосипедным падением чувствовала себя экстремалом высшего класса, чуть не каскадёром, ибо, оказывается, люди ухитряются заработать перелом, где угодно и когда угодно. Кто-то падает, встав с унитаза; кто-то валится оземь с дверной ручкой в руках; кто-то нагибается посмотреть ценники в магазине, и тут ноги расползаются; кто-то оступается, собирая цветы; кто-то спотыкается о родной порог; а кто-то падает во сне с дивана. Серьёзно. Это всё ухитрились сделать мои соседки по палате: первые и последующие. Только одна потом оказалась такой же экстремалкой, как я – не успела она тронуться на электросамокате в путь, поставив перед собой ребёнка, как чебурахнулась через руль. Ребёнку повезло – отделался царапинами, а мама загремела с переломом в больницу. Поговорка «Никогда не знаешь, где упадёшь» отражает горькую реальность человеческого бытия.

Рассказ об Елизаветинке будет неполным без описания здешней кормёжки. Я много лежала в больницах. Но так отвратительно и мудро не кормили нигде. Почему мудро? А вы помните, как д’Артаньян уговаривал Планше побольше спать, ибо «сон утоляет голод»? Точно так же голод утоляет чувство боли. И эта мудрая политика больницы реально не давала никому заскучать. Как минимум, половина разговоров в палате велась о еде – о том, что, выписавшись, человек будет есть в первый день, во второй, в третий…

Пустые щи на первое, пустая капуста на второе, чай без сахара… Обед в столовой для бедных – просто королевский по сравнению со здешним. Справедливости ради, стоит сказать, что через несколько дней еда стала получше, даже как-то выдали по сосиске, и печёнка раз встретилась, словно повар вышел из отпуска, а до этого готовила слабоумная посудомойка, которая готовить не умела вовсе. Разумеется, сотрудники всем этим не питаются, бабушки ворчали, что повара нужно заставить дегустировать еду собственного приготовления, но потом мы решили, что так, вероятно, уже до нас делали, и все повара от такой политики перемёрли. А теперь осталось то, что осталось.

В рационе больницы несколько раз попадался ингридиент, насчёт которого мы много спорили, но так и не смогли придти к общему решению, как повар сумел его довести до такого состояния. Представьте себе махонький кусочек курицы – размером с ногтевую пластину. Теперь представьте, что этот кусочек сумели распотрошить на пару сотен волосков толщиной с паутинку. А затем разделили на много порций, разложив эти паутинки по тарелкам – по 5-6 штук каждому пациенту. Скорее всего, одной курицей кормилась вся больница, и может быть, даже не один раз. Мы долго пытались понять, как технологически повар ухищряется распотрошить куру до столь тонкого уровня, но так и не догадались. Надо сказать, что по слухам, в коронавирусных клиниках нынче кормят ещё хуже. Поверить в это сложно, но кто его знает.

Я, как и все, оголодала. И мне вдруг безудержно захотелось плюшку московскую. Я никогда их особо не любила, даже не знала, производят ли их теперь или они остались в советском прошлом, но вдруг мне приспичило, прям как беременной, московскую плюшку. Я взмолилась, чтобы Лёша такую принёс. И он нашёл. И сумел передать, сделав в мешке двойное дно, под которым обнаружилась так же шоколадка. Кроме еды, прибыли тапочки 48-го китайского размера, оказавшиеся мне в самый раз. Пижама: клетчатые штаны и футболка с мишкой, который лёжа пишет ЛЕВОЙ рукой – вся палата дружно решила, что это намёк. А когда я в клетчатых штанах стала лопать московскую плюшку, то заработала прозвище – Карлсон.

Чуть погодя я расскажу о соседках по палате, но сперва перейду к кульминации своего рассказа – к операции. Провели её спустя почти неделю – 20-го числа. Меня заверили, что делать её будет ВВ, а он один из лучших врачей, и ваще, по слухам, работал в горячих точках, а значит, на травмах собаку съел. Я ещё какое-то время волновалась по поводу общего наркоза, которого я боюсь пуще любой операции, но после визита анестезиолога, заверившей, что оперировать меня будут под местным наркозом, успокоилась.

Меня привезли в операционную. Вокруг толкалась и долодонила тьма народа. Рядом со мной стоял Башир – одна из самых известных на отделении личностей, ибо, во-первых, негр, а во-вторых, красавец, а в-третьих, человек словоохотливый и доброжелательный. Статус мне его непонятен, ибо вёл он себя как ординатор, но хвастал, что уже десять лет в медицине, и сёстры называли его полноценным врачом. Затем пришёл ВВ, но я его не узнала в маске и очках. Спрашиваю: «Вы Виктор Викторович?». А Башир отвечает: «Я Башир». «Да я знаю, что вы Башир, - говорю я. – Я второго врача не узнаю под маской». Услышав про маску, Башир тут же начал поправлять на мне кислородную маску, так и оставили меня в неведении до конца операции.

Мне сделали уколы в плечо и подмышку, и мне стало как-то так легко и просто. Чудесная всё-таки вещь, этот местный наркоз, когда тебя режут, а тебе всё до фени, но при этом любопытство никуда не девается. ВВ что-то делал сбоку с моей рукой. Башир то и дело приговаривал: «Чикен-брикен». Я его спросила, что это значит, а операционная медсестра мне ответила, что это народная сомалийская поговорка. Самого Башира она при этом называла Дебоширом. Время шло. Сперва было слегка скучновато, ибо ничего не видно, что с моей рукой делают. Изредка начинал визжать какой-то инструмент, звук был как от бензопилы. Я потом поняла, что это шуруповёрт, а в тот момент думала, что надо бы обеспокоиться, ибо ведь что-то от меня отпиливают, но это было совершенно всё равно: раз отпиливают, значит, так надо. Чего волноваться? Таких грибочков бы хлебнуть перед встречей с управдомом… Вдруг я заметила, что слева, на мониторе видна моя кость, а в ней штук 8 шурупов, и после этого следила за ходом операции через экран. Но больше там ничего не было видно.

А потом вдруг всё закончилось. ВВ наказал Баширу зашить меня крестиком. Тут же ввалились какие-то тётки и стали требовать, чтобы Башир кровь из носа уложился в 8 минут, а он клялся, что за 8 минут, чикен-брикен, никак не успеет, нужно минут 15. А потом мне показали мою руку в каком-то резиновом чулке – она выглядела как окровавленная культя. И пальцев на ней не было. «Куда вы дели мои пальцы?» - спросила я, удивляясь тому, что меня никто не спросил насчёт ампутации, но по-прежнему ни капельки не переживая. «Все вопросы в палате», - ответствовал ВВ и убежал.

В палате я обнаружила свои пальцы на месте. Они выглядели как сардельки – толстые, багровые и по консистенции столь мягкие, словно из них вытащили кости. Пару дней сардельки потихоньку превращались в сосиски. И потом ещё неделя ушла на их окончательное превращение обратно в пальцы.

Совок впитался в наших людей. Мне было удивительно наблюдать, как бабушки мучаются, но никогда не просят о помощи. А помощь бывала нужна часто – то судно убрать, то памперсы сменить, то обезболивающее вколоть, то поправить гипс или снять лангетку, то помочь сесть, встать, лечь, то найти что-то в тумбочке, то поменять порванное бельё… Я спрашивала, почему они не просят медсестёр и санитарок о помощи, а бабушки отвечали, что всем всё равно, никто им не поможет, они уже старые, никому не нужны. Слёзы на глазах. И стоически терпят невзгоды.

Тот, кто делал ремонт в больнице, явно там никогда не лежал – звонки вызова были у каждой кровати, но так далеко, что не только неходячие не могли дотянуться, но и мне, встав, приходилось тянуться через тумбочку, чтобы до него достать. Пару раз я позвонила, когда помощь была явно нужна. И никаких «никто не поможет» - медсёстры на отделении на удивление отзывчивые и добросовестные. Приходили и делали то, о чём их просили. Понемногу бабушки втянулись и сами стали просить меня позвонить. И никто им ни разу не отказал в помощи.

Самой большой популярностью пользовалась Диана – молодая черноглазая медсестра, по виду из горских, красавица, это даже под маской видно, и руки в художественных татушках. Женя прямо влюбилась в неё и потихоньку выцеживала информацию из её личной жизни. Выяснила, что Диана не замужем, и парня нет – некогда, жилья тоже нет – ночует то в больнице, то у друзей. Для каждой из бабушек у Дианы находилось доброе слово. Как-то одной из них ухитрились передать шоколадку – дескать, для медсестры, потому охрана и приняла. И бабушка попыталась эту шоколадку передать Диане. Но та наотрез отказалась её взять, сказав, что нормально обедает каждый день. А вы тут голодаете и передать ничего из нормальной еды нельзя, так порадуйтесь сами своей шоколадке.

Больные после перелома бывают двух видов: нытики и бодрячки. В мой первый день я готова была убить худенькую старушку – Марию Васильевну, которая безостановочно причитала, что никому не нужна, что внук её теперь, без ног, выгонит (она с ним живёт на съёмной квартире). Когда пришёл врач, она ухитрилась его обвинить в том, что он разбудил её после операции – она так надеялась умереть и не проснуться… Услышав такое, доктор стал разговаривать с ней как с младенцем, не потакая капризам, а говоря, что надо вставать и ходить, а не болтать всякие глупости.

После ухода врача другая бабушка – боевая, Людмила Гавриловна, начала костить доктора – дескать, грубиян, как он обидел бедную Марию Васильевну. Что тут за безобразные врачи. А Мария Васильевна после такого заступничества стала себя жалеть пуще прежнего, причитая и всхлипывая.

Я всё это терпела-терпела. Целый день. А потом не выдержала и сказала, что врач вполне адекватно себя повёл, другой бы на его месте реально нахамил на такую неблагодарность. Я сказала, что нужно не жалеть себя, а взять себя в руки. Что если внуку десять раз сказать, что бабушка ему не нужна, то она и станет не нужна. А если бабушка будет радостно встречать внука после работы, готовить ему ужин и завтрак, то он в ней души будет не чаять.

Я сама этого не ожидала, но Мария Васильевна вдруг села, потом встала и, держась за ходунки, поползла по палате. Все ошеломлённо на неё смотрели, а потом Женя начала командовать: «Дошла до коридора. Так. Теперь до раковины. До окна. До кровати. Нет, не ложиться. Посидела, отдохнула. И опять до коридора».
Больше Мария Васильевна ни разу не заныла. Повеселела. И сразу пошла на поправку. Наверное, ей это было непросто, но держалась она молодцом. Выписываясь, благодарила, что мы с Женей помогли ей встать, хотя помогли ей на самом деле врачи и она сама. На прощание только робко спросила, какую память мы о ней сохраним. И мы, конечно, заверили, что самую-самую лучшую.

Гораздо тяжелей пришлось с Розой. Роза была грузной и плаксивой. Она тяжело перенесла операцию. И сразу сдалась. Она отказывалась от еды. Не хотела садиться, даже когда медсёстры приходили ей помочь. Лежала. И ныла, ныла, ныла. Только в отличие от Марии Васильевны, не тихо, а во весь голос. За два дня до выписки она не только ни разу не встала, но и не села, хотя Диана приделала к её кровати бинты, чтобы ей было удобней садиться, перехватывая их руками. Дома её никто не ждал. Похоже, Роза собиралась приехать домой и там, лёжа, помереть.

Я поговорила с ней. На каждое моё слово она отвечала возражениями – не получится, не выйдет, я пробовала, я знаю, со мной всё плохо. Тогда я сказала, что сейчас у неё получится, а я подстрахую её здоровой рукой. В самом деле, я практически посадила её, но хвалила так, словно она села сама. К вечеру того же дня Роза научилась садиться. К утру она встала и порадовала всех трусцой на месте. А уж попой как виляла пританцовывая, прямо-таки светилась от радости – ещё бы, впервые встать дней за 10. Нельзя унывать. Только бодрость духа помогает выжить в тяжёлых ситуациях. Мне и самой бы кто сказал, что нужно быть бодрячком…

Несмотря на положительные сдвиги с Марией Васильевной, Людмила Гавриловна продолжала бычиться и ворчать, что доктор у них – злюка и грубиян, несмотря на то, что все её уверяли, что он нормальный дядька. «Мужик в памперсах», - ехидно поминала его она по нескольку раз на дню. Дело в том, что сама Людмила Гавриловна прыгала с помощью табуретки в туалет, хотя ей запретили покидать кровать. «Я советский человек, - говорила она. – Не могу я ходить в памперсы». – «Я и сам хожу в памперсах», - пытался убедить её доктор, не догадываясь, сколько язвительных слов потом будет сказано за его спиной. Когда же мы объяснили Людмиле Гавриловне, что сейчас все хирурги ходят в памперсах, она сперва не поверила, а затем вдруг преисполнилась к ним жалости и сочувствия. «Вот ведь какая работа, - говорила она. – Даже в туалет по-человечески не сходить».

А потом пришёл день выписки. Сестра-хозяйка с утра заходила каждые полчаса и спрашивала, когда же я наконец уйду. «Когда меня заберут», - отвечала я. «А когда вас заберут?» - «К шести». – «А почему так поздно?» - «Как смогут, так и заберут. Думаете, я хочу здесь с вами сидеть и препираться?». Все нервы измотала перед выпиской. Понять её можно – в коридоре полно людей, которым нужно место в палате. Но нельзя же вот так над душой стоять весь день – от этого меня всё равно бы никто раньше не забрал…
Домой мы ехали с Лёшей на такси. Всего 2 недели назад я каталась на велосипеде, а теперь мне казалось, что я просидела взаперти целую вечность. Каким красивым был в этот день Петербург! Какой насыщенной зелень. Деревья выглядели как гиганты – каждый со своей индивидуальностью. Меня поразило, насколько изменилось у меня восприятие природы за эти дни.

Может быть, вас интересует, не спёр ли кто мой велик? Нет, в тот же день, привезя меня домой, Лёша съездил за ним – моего конягу никто не тронул. И даже фотик оказался цел. Проверить его я решилась только дома…

Когда возвращаешься из больницы, неизменно нападает грусть. Ей, наверное, одной дома было скучно, вот она и лезет обниматься. Тебя не было неделю, две, три, ты выпал из общего потока жизни, как бы умер на время для окружающих, и вот теперь вернулся, а, оказывается, что мир прекрасно обходился без тебя. Грех жаловаться, меня не забыли: кто-то звонил, кто-то подбрасывал продукты, кто-то переписывался в агенте, вацапе и вайбере, даже интернет и телефон мне оплатили, - но оказалось, что возвращаться всё равно печалька. У всех всё, как всегда, а к тебе приклеились чужие радости и беды: беды не слишком великие, но и радости, как правило, не большие. Они скоро оторвутся, как кинезио тейп (есть такая хрень, о ней потом, если допишу до конца) или как пластырь, хотя и телефонами обменялись, и клялись звонить, но опыт говорит, что это скорей всего ненадолго; однако, пока что они все со мной.

Итак, больница в этот раз нагрянула нежданно. Вообще-то в Питере с больницами и медициной что-то странное творится. Тайна какая-то, даже чертовщина. В Москве, говорят, всё хорошо с этим - болей и радуйся, что тебя лечат, но Москва, как известно, другое государство, а может, даже планета. Питер, наверное, тоже, фон барон, но всё-таки мы гораздо ближе ко всей России, чем к Москве. И я не могу понять, как эта система медицинская у нас устроена и работает. Мне этот механизм напоминает картины Эшера (кто не видел, погуглите, вам понравится) – на первый взгляд всё просто, хоть и замысловато, а чуть вглядишься, и непонятно, как оно так получилось. Я очень подозреваю, что даже врачи и медсёстры об этой великой тайне знают лишь тот её фрагмент, который касается лично их медицинского учреждения, но как работает вся система – им невдомёк.

Сперва меня 15 лет не брали ни в одну больницу. Поликлиника отправляла по «скорой», но сразу предупреждала, что больницы по «скорой» никого не берут. Планово меня тоже не хотели брать – из-за плохих анализов, говорили, идите полечитесь дома, а когда у вас будет более-менее приличное состояние, с хорошими анализами, то возвращайтесь, а у нас всё переполнено. Я тогда уже отчаялась и вовсе забила на медицину, как вдруг оказалось, что в том же самом Питере есть больницы, куда тебя возьмут с руками и ногами, тебе даже не нужно заморачиваться с анализами, если что, прямо тут и сделают, только ложись. Одна сложность: если в те больницы, которые не хотят принимать больных, не попасть по причине того, что там в приёмных покоях собралась какая-то зверская медицинская мафия, то в те, которые готовы взять любого и каждого, почему-то отчаянно не хотят давать направление поликлиники. И в этих, вторых, больницах борются хоть за какую-то наполняемость, когда в других помирают в полу на коридорах. Как я понимаю, всё упирается в бюджет, омс и ещё какое-то загадочное дмс, о существовании которого мне в этот раз поведали, только всё равно непонятно, почему поликлиники в одни больницы жмотятся деньги давать, а в другие направляют (хотя туда и не берут).

Кароч, мне давно уже пора было лечь, ибо хужеет, но всех, у кого системные заболевания, подвинул коронавирус. Понятное дело, тут ситуация острая, а хроники, даст Бог, не помрут, а начнут помирать – может, по «скорой» положат. А тут, значит, звонят мне из больницы и любезно так зазывают: «Давно вы у нас не лежали, полтора года о вас не слышно, мы о вас беспокоимся, айда к нам, сдайте какие-нибудь анализы, какие не лень, а остальное мы вам тут всё доделаем, только вот про форму 57 (это то самое злополучное направление, которое трудно выбить) не забудьте». – «А на выходные у вас сейчас отпускают?» - наивно спрашиваю я. Но на том конце сделали вид, что моего вопроса не заметили.
Ну, мой участковый терапевт форму 57 состряпал безо всяких, у нас в поликлинике сейчас никого не обследуют, вернее, очереди на год вперёд на всё, что только есть, так что он повёл себя по-человечески, а я сдала анализы, даже откопала флюшку прошлого года, хотя о ней и не спрашивали, собрала вещи и в договорённый день отправилась в больничку.

Приехала. В приёмном покое: «А!!! Что такое?! На СПИД кровь не сдавала, на сифилис и гепатит не сдавала! А где у вас отметка про корь? А где у вас то, пятое-десятое?» А я важно так отвечаю: «А мне сказали, всё прямо на отделении сделают. И ваще у меня есть справка о вакцинации от короны!» Позвонили на отделение, там мои слова подтвердили. И в загадочном больничном механизме, который вечно меня бракует в приёмном покое, сработал невидимый рычажок, переключилась какая-то стрелочка – короче, меня приняли.

Ну, я сразу поняла, что попала. Мне сходу велели из палаты без нужды не выходить, а по нужде только в маске, объявили, что ко всем врачам и на процедуры можно ходить только под присмотром сестры, буфет закрыт, кофейный автомат опечатан, посещений никаких, про выходные забудьте – домой никого не отпускают, а передачи строго с 14 до 16 (самое удобное время для работающих людей), в 16.00 дверь на улицу закрывается, опоздал сбежавший с работы и едущий через весь город гражданин с передачей на 5 минут – пеняй на себя. Чтобы всякие разные недисциплинированные пациенты не обходили запреты, понатыкали в коридорах дверей, как в банке, и стали разные части больницы запирать на замок. В общем, кыш на кровать, и не слезать с неё три недели.

Я сперва сильно приуныла. Тюрьмой, конечно, не назовёшь, но и свободы никакой. А что делать, сама добровольно согласилась. Два дня не вылезала из депрессии, а потом решила, что нужно худо-бедно, но как-то строить отношения с соседями, а то у меня уживаемость каждый год всё хуже и хуже. Тяжело мне с людьми в реале. Они какие-нибудь ахинеи несут, а я человек язвительный, на всякую глупость что-нибудь да ляпну ехидное, а на меня обижаются. Решила в этот раз молчать в тряпочку, вернее, в нетбук. В конце концов, подумала я, хорошие соседи по палате – это те соседи, которые любят свежий воздух. А остальное как-нибудь приложится. Станут мешать - надену наушники, включу музыку и буду писать нетленку, ни на кого не обращая внимание. Но, как говорится, Бог посмеивается Себе в бороду, когда человек строит какие-нибудь планы.

О соседях чуть погодя, а я вернусь к теме наполняемости. Палаты в этот раз были на удивление заполнены, даже вип. В моей больнице терапевтическое отделение отнюдь не профильное, оно ей нужно как покойнику галоши, так что местному начальству, чтобы его не закрыли, нужно в лепёшку расшибиться, но ухитриться добыть пациентов. Понятное дело, я лох, меня поймали на удочку сразу. Со мной в палате в разное время оказались несколько бабушек, которых отловили в поликлинике (похоже, местное начальство наладило связь с некоторыми из них, не знаю уж, чем подкупило, но мои соседки по палате здесь оказались именно так – им предложили в поликлинике обследоваться). Но поликлиник, желающих помочь питерским старушкам и больным, оказалось не так много, так что заполнить ими все палаты не удалось. Но повысить наполняемость администрация всё-таки сумела - засчёт того, что как минимум половина пациентов отделения носила ту же фамилию, что и заведующий. Некоторые из них прилетали из горных аулов полежать несколько недель в нашей больничке (как они получили направление в Питер, покрыто такой же тайной, как и вся наша медицина), а потом улетали обратно. Вечерами, когда из палат выпускали поразмяться в коридоре, горцы сидели и мирно беседовали на кушетке, как на лавочке, у своей двери, что жутко раздражало моих бабушек, которые говорили, что ходят в туалет, как «сквозь строй».
Ну, а вот теперь поговорим о моих соседках. В день поступления их было трое, причём двое с причудливыми именами. Пожилую даму, смахивающую на белую немочь, звали Вильга (могла ли я тогда подумать, что эта невзрачная старушка сумеет превратить три недели моего пребывания в больнице в интеллектуальную пытку). Женщина за сорок, родом с запада нашей когда-то самой братской республики, звалась не менее для нашего уха причудливо – Валерия. И ещё в палате была 86-летняя бабушка-блокадница с самым обыкновенным именем Тамара, она лежала уже полтора месяца, ей подняли давление физиотерапевтическими процедурами и теперь никак не могли его сбить.

Пара слов о Валерии, чтобы больше к ней не возвращаться, ибо, к счастью, на следующий день её уже выписали, так что мы практически не пересекались. Мы бы с ней точно не ужились. Она была отчаянной либералкой, а я недолюбливаю либералов, равно как и противоположную крайность – ура-патриотов. От них много шума, а я люблю тишину. А если уж что громкое, то пусть это будет любимая музыка, а не апофеоз ненависти. И плевать, что ненавидят либералы власть, а я власть просто умеренно недолюбливаю, но отношусь к ней лояльно (ибо считаю, что если хочешь что-то сломать, то надо знать, как надо дальше что-то путёвое построить). Дело в том, что либералы пытаются и тебя увлечь своей агрессией. А оно мне надо? Я не хочу жить в постоянной ненависти. Спокойствие души мне дороже.

Не буду спорить, какие бы они ни были, либералы обществу нужны, чтобы власть на них оглядывалась и понимала, что каждый её шаг будет отслежен и критически рассмотрен. Они тормоз на пологом пути, по которому мы упорно катимся вниз. Но, увы, плохой тормоз. В целом для системы либералы приносят немного пользы, ибо деятельность их по большей части не только непродуктивна, но и вызывает раздражение и отторжение. Без ненависти они бы принесли гораздо больше добрых плодов.

Валерия, как положено, ругала власть, хвалила Запад, рассказывала бабушкам, как они плохо живут и что это стыдно. Бабушки в ответ согласно кивали.

- Вы посмотрите, какая у нас коррупция! – вещала Валерия. – Чтобы попасть в больницу, нужно дать взятку. Вот я привезла полный рюкзак консервов домашнего приготовления, всем раздала, даже медсёстрам.

- А я взяла с собой шоколадку для врача, - сказала Тамара, поддерживая разговор. – Но я не умею давать взятки, не научилась. Я потом врачу отдам в знак благодарности. Когда выпишут. Это будет уже не взятка. Хотя всё равно неудобно, но как-то ведь отблагодарить нужно будет.

- А как вы сюда попали? – спросила Валерия.

- Меня врач в поликлинике направил, - откликнулась Тамара (позже оказалось, что она при этом стояла в очереди полтора года, и я опять абсолютно не поняла, как это вяжется с малой наполняемостью больницы).

- Меня тоже, - добавила Вильга.

- Вот, когда выпишитесь, вы обязательно должны их отблагодарить. Тогда они вам ещё раз дадут направление.

Бабушки опять согласно покивали. А я заткнула в себе язву, которая порывалась спросить, как можно избавиться в стране от коррупции, когда даже либералы учат давать взятки.

Впоследствии старушки не раз припоминали домашние консервы Валерии для медперсонала, которая привезла их, расфасовав в малюсенькие стограммовые баночки.

- Она жадная, - говорила Тамара.

- Нет, она ехала из области, и ей тяжело было везти в большой таре, - защищала Валерию Вильга.

Валерия запомнилась мне ещё одним разговором. О детях. У неё двое сыновей - 17 и 8 лет. Она сказала, что когда им исполнится по 18, она выгонит их из дома, чтобы они сами строили свою судьбу.

- Я хочу пожить в своё удовольствие, - сказала она. – А они притащат в дом невесток, те будут меня выживать, свои правила диктовать. Нет, пусть берут ипотеку, работают, зарабатывают, не надеются вечно на мамкину титьку.

И опять бабушки кивали. А когда Валерия выписалась, говорили:

- Она молодая. Не понимает, что состарится и ей ещё придётся от них зависеть…

Сами бабушки это хорошо понимали.

Для меня в отношениях с соседками по палате, я уже говорила, самое главное, воздух. Второе место занимает телевизор. Хотя люди и называют его иронично зомби-ящиком, они зачастую не понимают, что это реально рассадник бацилл альцгеймера. Современных старушек от телевизора оторвать очень сложно. В их жизни, как правило, нет места Богу. Нет, они не отрицают Его существование, но относятся к Нему осторожно, как к своим детям – мы уже старые, и если Он есть, лучше не портить с Ним отношения. Кто Его знает, что там, где мы скоро окажемся? Но особо существованием Господа они не заморачиваются – в их юности и молодости их научили думать о другом. И вот в старости, когда уже не возьмут ни на какую работу и когда внуки выросли, а правнуки ещё не народились, когда подруг не осталось – все уже умерли, они начинают чувствовать катастрофическую пустоту. Телевизор эту пустоту худо-бедно заполняет, разрушая последние оставшиеся нейронные связи в мозгу и поедая серые клеточки.

В нашей палате от телевизора было не оторвать Тамару. Она включала его на полную громкость, потому что глухая, и слуховой аппарат ей особо не помогал. Вильга смотрела зомби-ящик с ней за компанию.
Два дня я промучилась, а потом похитила бабушкин смартфон и поставила на него программу «судоку». Через пару часов, когда ей в очередной раз позвонили, Тамара заметила новый ярлык, ткнула в него, и с той поры телевизор был забыт напрочь – бабушка подсела на судоку, и её было от него не оторвать. Очень увлекающаяся натура. Только раз, когда ей попала в руки книга, она оторвалась от игры и прочла книгу залпом, а потом опять подсела на циферьки в клеточках. Каюсь, что превратила престарелого человека в игромана, но лучше уж быть зависимым от судоку, чем от телевизора – оно мозги заставляет работать, в отличие от. Когда через пару дней к нам подселили двух новеньких: Альфию и Наташу, - они спросили про телевизор (в тот момент Тамара и Вильга были на каких-то процедурах) и я, не моргнув глазом, соврала, что он не работает. Проверять они не стали, так что оставшиеся три недели ящик стоял выключенный и придумывал, как бы мне отомстить. И придумал мне съехавшую с рельсов Вильгу.

Бледная немочь почувствовала себя в ударе, как только выписалась Виталия, то есть на второй мой день пребывания в больнице. Она тут же твёрдым голосом заявила:

- Девочки, по правилам отбой в 22 часа, и в это время мы выключаем свет.

Я не стала спорить, хотя в больницах в 22 выключают свет только у тяжёлых больных, а все ходячие ложатся ближе к 24-м, а я и вовсе засыпаю не раньше 4-х утра, ибо мелатонин – гормон сна - во мне не вырабатывается. Но я же решила вести себя пай-девочкой, ни с кем не спорить, а если уж что отстаивать, то только право на свежий воздух. Но с этим пока проблем не было.

В 22.00 я пыталась писать свою нетленку, Тамара, ещё коварно не втянутая в судоку, смотрела телевизор, как вдруг свет погас. В палату открылась дверь, через которую просочилось тощее привидение в белой ночной сорочке. Дверь закрылась, и мы перестали что-либо видеть дальше полуметра от телевизора.

Тамара испуганно оглянулась, а привидение назидательно напомнило:

- 22 часа ровно.

В полной темноте (ночники Вильга тоже не разрешила включать) мы разобрали постели и улеглись. Я до утра читала в смартфоне, а потом заснула.

Пара таких вечеров, и Вильга нас знатно выдрессировала. Когда пришли новенькие, Наташа попыталась возражать, даже говорила, что отбой в 23, но Вильга пошла выискивать больничный распорядок дня, где-то его добыла и доказала свою правоту. Я уже говорила, что решила ни с кем не связываться, но мне было неприятно, что бледная немочь всех нас построила - в то время как соседняя палата куролесила до полуночи, мы лежали, вздыхали, ворочались и не спали. Так что я отправилась к врачу и прямиком спросила, для чего на тумбочках стоят ночники. Врач не поняла вопроса. Тогда я спросила прямо, можно ли ими пользоваться ночью. Она ответила, что для этого они и существуют. Удовлетворённая ответом, торжествующе я вернулась в палату и передала разрешение врача включать ночники после 22-х, но бабушки (а новенькие тоже были за 70) народ мирный, они ни с кем не хотят связываться, так что никто не включал ночники до самой вильгиной выписки, и все, как детсадовцы, мирно укладывались спать в детское время. И не спали. Зато в последние вечера оттянулись на славу: хотя по привычке начинали укладываться рано, свет выключали только в первом часу ночи. Самое забавное во всей этой ситуации, что перед выпиской Вильга призналась, что дома никогда не ложится в 10 вечера – гораздо позже.

Современные бабушки – народ продвинутый. У каждой почти имеется смартфон, старенький, ненужный, отданный детьми за ненадобностью, когда те себе купили новую модель. Бабушки не умеют настраивать смартфоны, но знают, как зайти в соцсети и там переписываются со знакомыми, которые дружно посылают им видеоспам, сжирая их мобильный интернет. Подумав, я решила, что раз уж я выступила против белой немочи, надо загладить свою «вину». И поставила ей больничный вай-фай, благо, пароль у меня с прошлых лёжек сохранился. Поставила и остальным. Никто не сказал «спасибо». Вообще бабушки очень редко говорят это слово, всё, что для них делаешь, они воспринимают как само собой разумеющееся, сперва меня это удивляло, но потом мне подумалось, что это и вправду само собой разумеется – если ты можешь что-то для кого-то сделать и тебе это нетрудно, так сделай. Они и сами так поступают. И не ждут в ответ никаких «спасибо».

Больше всех мне нравилась самая старенькая – блокадница Тамара. Выглядела она на свой возраст, была маленькой, худенькой. Торчала она в больнице уже полтора месяца и не понимала, что тут делает, ибо давление своё высокое особо не чувствовала. Но раз говорили, что надо лежать, то она оставалась в больнице – привыкла к дисциплине. Она лучше всех делала зарядку (и хвасталась, что дома, во дворе, где проводятся занятия, она регулярно занимается). У неё был на удивление молодой голос – низкий, грудной, бархатистый. Когда я ей это сказала, она очень обрадовалась и подтвердила, что да, голос её хвалят, и она даже до сих пор поёт. И, в подтверждение своих слов, она регулярно нам исполняла самые разные песни советского периода, а также арии из каких-то оперетт. Перед самой выпиской она устроила нам двухчасовой концерт, пока не устала и не охрипла. Очень жизнерадостная бабушка, эта Тамара. Когда я спросила её, поёт ли она дома, она сказала, что нет, даже подруг не приводит, потому что тогда они сразу начнут петь и мешать внукам, которые живут с ней вместе в её квартире, данную ей государством как блокаднице. На жизнь она не жаловалась, но то и дело проскальзывали в голосе нотки обиды, когда речь заходила о внуках. Вот, например, они сделали недавно ремонт, и ей пришлось продать все свои картины, потому что внуки не разрешают портить стены.

- В смысле? – спросила я. – Им не нравились ваши картины?

- Нет, но, чтобы их повесить, в стене пришлось бы делать дырки…

По той же причине они запретили ей вешать часы, и это очень её напрягало, так как она привыкла измерять свою жизнь по часам – они всегда висели у неё против кровати.

Это мне, кстати, очень даже понятно. Когда в жизни что-то не ладится, проще её разделить на какие-то отрезки. В своё время для меня пребывание в реанимации было особо мучительным из-за отсутствия в них часов – когда знаешь время, то как-то легче. Знаешь, что надо дождаться утра – придёт врач, что-то назначит. На два часа дают стакан воды, и надо её растянуть, а пить очень хочется. Раз в три часа колют обезболивающее. Не зная время, мучаешься, не зная, сколько ещё до того момента, как что-то изменится хоть чуть-чуть в лучшую сторону.

Невестка продавала одну за другой вещи Тамары, и это её очень обижало. Она радовалась, что сумела отстоять хотя бы свою шубу. И всё это, вспомните, в её собственной квартире, на которую внуки могут претендовать только после её смерти. А сейчас она целиком и полностью – её, Тамары. Но пользоваться ею, как хочет, она не может.

Чувствуется, что Тамаре одиноко. У неё много новых подруг – старые почти все умерли. Но она человек энергичный, увлекающийся и коммуникабельный, с прекрасным характером, сходится с каждым. Контактов в телефоне у неё раз в пять больше, чем у меня. С кем-то она ездит в санаторий, к кому-то приходит в гости, чтобы вместе попеть, с кем-то гуляет по утрам. Друзей навалом, но зависит она от родни, боится испортить отношения с внуками. Не могу сказать, что Тамара страдает особой эмпатией – она ни у кого ни разу не поинтересовалась, кто кем работал, у кого какая семья, кто чем живёт и дышит. Можно сказать, что она завёрнута в собственные интересы. Но это не от эгоизма. Сперва мне казалось, что она ограничена по отношению к людям из-за своей увлечённости телевизором, судоку, книгой или чем ещё по причине старческой неспособности разделить внимание на несколько вещей сразу, но потом мне подумалось, что, возможно, причина в том, что её просто-напросто отучили родные задавать какие-либо вопросы – не знаю, грубили, посылали или просто равнодушно отшивали, но она перестала интересоваться другими людьми.

Если у вас в семье есть такие бабушки, проявите к ним чуточку внимания, даже если они не самые любимые. Они заслужили человеческое отношение хотя бы тем, что жили и живут в этой стране семь десятков лет, и им нужна поддержка далеко не только материальная. Не спихивайте им смартфоны, которые едва дышат, а купите новые – поставьте на них программы для развития памяти и внимания, выбросите (с их согласия) телевизоры – вам самим это выгодно, ведь чем позже придёт к ним альцгеймер, тем меньше вам хлопот. Дайте им повесить в их комнатах и квартирах что и куда они хотят, да повесьте, блин, сами, что они попросят. И пусть они поют, даже если голоса у них не молодые, как у Тамары, а дребезжащие, старческие. Пусть поют, если поётся. Не так им много осталось.

Свежий воздух в палате был почти постоянно. В первые дни я открывала окно и закрывала, когда становилось холодно – бабушки, даже Вильга, не любят спорить, так что принимали это как должное. Но всё же по ночам окно было закрыто, и в палате становилось невыносимо душно, хотя батарею мы и перекрыли, чтобы воздух нагревался помедленней. Когда к нам поступила Наташа, она сразу стала ратовать за свежий воздух ещё больше, чем я, но Альфия боялась сквозняков, поэтому, как только все уходили по процедурам, она потихоньку окно закрывала. Так некоторое время и продолжалось – мы открывали, она закрывала, по очереди. Потом я заметила, что Альфия и сама стала открывать окно – даже когда уходила из палаты на несколько минут, а в последние пару недель окно перестали закрывать вовсе, даже когда в палате становилось совершенно холодно, и все начинали чихать и кашлять, каждый раз во всеуслышание объявляя, что это не от простуды, а всегдашнее. Причём когда самый большой любитель свежего воздуха Наташа переехала на освободившуюся после выписки Тамары кровать у окна, она не выдержала и пары часов, так сильно там дуло, и вернулась к себе обратно. А наша блокадная бабушка молча терпела коллектива ради до самой выписки. Со свежим воздухом мне реально в этот раз повезло.

Наташа мне сперва не очень понравилась. Да, первым делом она заявила, что читает сейчас Платона, и я, только что прикончив его томик, подумала, что будет теперь с кем поговорить. Но вторым делом она сообщила, что является почитателем Гурджиева и очень его любит. Меня это несколько напрягло. Я не знаю, как можно любить Гурджиева. Все обожают котиков. Можно любить львов, змей, бабочек. Некоторые, и я в том числе, тащатся от невзрачных тихоходок. Но кому придёт в голову любить скунсов, гиен, кротов или клещей? Вот и люди есть, которых никто не станет просто так любить. И Гурджиев среди них. Наташе нравился Гурджиев, и она об этом не раз говорила, но я подумала, что принимать людей такими, какие они есть – идеальных вообще не бывает, а свежий воздух – это важней эстетических и философских разногласий. А в этом плане мы с Наташей были заодно.
Ещё Наташа меня раз напрягла в свою первую ночь. Тамара наша по ночам похрапывала. Но в этот раз выдала рулады на всё отделение. Никто не спал. Часа в 3 ночи поднялась Наташа и спросила:

- Вы спите?

Мы хором ответили, что нет.

- Я хочу взять подушку и придушить её, - злодейски сообщила она. Она вообще весьма походила на бандита с Дикого Запада – высокая, мощная, в чёрной футболке, с повязанным, как галстук, платком и чёрной маской, прикрывающей всю нижнюю часть лица, в которой впору грабить банки, а не от ковида защиться.

Но в целом эта любительница душить бабушек подушками оказалась добрейшим существом, которое не имело смартфона, а только древнюю мобильную трубку явно прошлого века выпуска – посему мне пришлось, чтобы как-то её развлечь, нарисовать ей 9 на 9 клеточек, вставить туда несколько цифирек, и научить, как заполнять оставшиеся клетки. Теперь у нас в палате было трое судокуманов (потому что я тоже их решала день и ночь, ибо Вильга не давала ничем другим заниматься). Впоследствии Альфия заказала у родных журналы с судоку. А Вильга нашла программу в Яндексе, так что наша палата была охвачена судоку целиком и полностью.

Кормили нас относительно неплохо, но невкусно, как будто перед приёмом на работу провели конкурс поваров – кто сможет лучше испортить вкусовые качества нормальных пищевых продуктов (а может, у него ковид недолеченный?). Утренний кофе я не брала вообще, так как по вкусу это было что-то невообразимое. Когда мне пару раз его случайно взяли, я вылила его в раковину. Тамара и Вильга покорно брали этот жуткий напиток, добавляли в него зачем-то нормальный растворимый кофе (вместо того, чтобы просто заварить на воде) и пили. Один раз буфетчица спросила меня, почему я не беру кофе.

- Он несъедобный, - ответила я.

И тут выступила Вильга:

- Вы нас оскорбляете.

- Это чем это? – поинтересовалась я.

- Мы этот кофе пьём, значит, мы пьём несъедобное.

- У меня и мысли не было вас оскорблять, - сказала я, но она стала меня упрекать в том, что я, дескать, выкручиваюсь.

Я бы не стала рассказывать эту историю, если бы она не имела анекдотического продолжения, которое последует несколько позже, в рассказе о Вильге.

А пока что продолжим о еде. Мясо в рационе присутствовало, но его было совсем мало. Была рыба, но у всех создавалось впечатление, что эту рыбу сначала засушили, а потом долго отмачивали, но неравномерно, так что местами она была сухая, а местами – такая мокрая, что хоть выжимай. Противная донельзя. Я сколько раз покупала котам самую дешёвую путассу и не раз варила её себе, и это было в сто раз вкуснее. В общем, реально талантливый повар. Кисель он разбавлял в соответствии с поговоркой «седьмая вода на киселе» - вкуса фруктовых или ягодных добавок не было вообще, просто вода с лёгким привкусом крахмала. Печёнку давали сухую, а паштет из печени состоял в основном из муки. Однажды из щей пропала капуста – в воде, сдобренной подсолнечным маслом, плавали одинокие кусочки лука – народ стал поговаривать, что капуста после выборов сильно подорожала. Сосиски выдавали то целиком, то половинками. Один раз, в день проверки, выдали по две.

С яйцами приключилась отдельная история. За первые две недели их выдали всего дважды. А тут наши суеверные бабушки что-то такое сказали по поводу прошедшей с вёдрами сестры-хозяйки Вали. Постоянно их несло – то про гороскопы поболтать, то про всякую суеверную фигню. Ну, я и говорю:

- Хватит про приметы, это всё фигня. Я вам сама примету придумаю, и вы увидите, что это ерунда.

- Ну, - говорят они, - Давайте, придумывайте.

- Да, пожалуйста, - отвечаю. – Если Наташа сегодня решит 10 сложных судоку, то завтра на завтрак будут яйца.

- А вот и не будут, - говорят мне бабушки. – Яйцо сегодня было, оно раз в неделю, по средам.

- Вот вы и убедитесь, что приметы не работают, - сказала я.

На следующее утро нам неожиданно выдали по яйцу. Поржали, похохмили.

- Ну, - говорю, Наташа, слабо ещё 10 сложных судоку?

На следующее утро опять по яйцу выдали. И так продолжалось до дня выписки. На каждый завтрак теперь выдавали яйцо, а меня все упрекали, что я не придумала примету про ананас или виноград.

С передачами было сложно. Больница стоит на отшибе, добираться до неё неудобно. Когда приехал ко мне Лёша, я, нарушив все правила, придумала легенду, что он якобы привёз деньги на лекарства, и спустилась вниз повидаться с ним – охранники нам даже позволили немного поговорить на расстоянии двух метров друг от друга. Мой пример вдохновил бабушек и хотя в остальном они оставались законопослушными, когда им что-то привозили, спускались вниз повидать своих близких хоть на минутку. Но в основном еду нам заказывали в интернете и приносили её в назначенное время курьеры. Ковидная реальность коснулась и больничных передач.

Меня всегда поражало, как бабушкам хватает их пенсий на житьё-бытьё. На примере Тамары я поняла, что они ещё и не такое могут. Вот если я вдруг куплю помидоры и огурцы, то состряпаю из них салат и хотя мне будет хотеться растянуть его дня на три, я съем его за день. Потом у меня не будет денег на еду и я буду неделю жевать голые макароны. (Господин-товарищ Путин, у нас по больничке прошёл слушок, что, дескать, вы пообещали бороться не с бедными, а с бедностью. Если вас не затруднит, начните, пожалуйста, с меня).

Тамара не такая, как я. Передач у неё было не много. Тем не менее, она ухитрялась как-то скрашивать невкусную больничную еду и при этом ещё делиться со всеми остальными. Вы помидор «дамские пальчики» знаете? Небольшие такие, размером со сливу томаты. Вот она брала один такой и делила его на пять частей. Каждому давала по кусочку и сама ела. Вроде, и невкусная еда, а с помидоркой не так и страшно. Я бы так никогда не смогла. Наверное, это блокадное прошлое помогает ей выжить, хотя пенсия у неё, конечно, поприличней, чем моя.

Я уже рассказывала, как Тамара храпела во сне. (Кстати, был эпизод, когда Наташа её с этим слишком доставала, а я предложила ей просто купить беруши и отстать от бабушки. Но это помогло! С той ночи Тамара перестала храпеть, доказав, что советский человек способен себя контролировать даже во сне, если мешает коллективу). Но чего я не рассказывала, так это того, что она ещё страдала лунатизмом. Порой просто во сне разговаривала, но при этом всегда сознавала, что она в больнице (например, строгим голосом не позволяла кому-то кататься по палате, потому что ночь, люди спят, не надо мешать), а иногда даже совершала определённые действия. Так, где-то на десятый день моего пребывания в больнице, она встала ночью, подошла к моей кровати, громко спросила:

- Женщина, где тут у вас туалет?

А когда я, обалдевшая, объяснила ей, она пошла дальше, но вернулась и столь же громко заявила:

- Ой, простите, вы спали, я вас, наверное, разбудила.

Проходит минут 15. Я уже забеспокоилась, решив, что она завернула спросонок в чью-то чужую палату и хотела отправиться её поискать, как она вдруг благополучно вернулась и легла в кровать. Наутро выяснилось, что она всё помнила, но не так, как мы. Ей приснилось, что её перевели в другую палату на другом отделении, и когда она встала, она была уверена, что она в другом месте и разговаривает не со мной, а какой-то другой женщиной. И удивилась, что туалет так похож на наш. В общем, почти каждую ночь у нас было бесплатное шоу.

В своём рассказе я редко говорю про Альфию. Эта пожилая татарка со столь замечательным именем была когда-то бухгалтером. Она была единственной верующей, кроме меня, правда, мусульманкой. С ней тоже была связана одна история. Однажды Альфии позвонили. По тону и её ответам, я поняла, что на неё как-то вышли мошенники. Я ей несколько раз просигналила и даже один раз сказала, чтобы она прекратила разговор, но она продолжала что-то деловито обсуждать, и я подумала, что человек – бывший бухгалтер, не дура, соображает чего хочет. Но оказалось, что её всё-таки надурили. Звонил ей оператор МТС и всучил, не позволив ни с кем посоветоваться, новый тариф, переключась на который, она уже на следующий день не имела ни одного гига в интернете, а через пару дней – ни одной минуты в телефоне. Не забывайте своим бабушкам напоминать, что со всеми сомнительными личностями, которые предлагают какие-то услуги, которые нельзя получить завтра, посоветовавшись с родными, а только вот сию минуту – что это жулики. И с этими жуликами нельзя церемониться, а просто следует прекращать разговор.

Почти все бабушки болели ковидом. Лежали в больнице, но обошлось без ИВЛ, однако, все они жаловались на последствия. Двое начали лысеть, у одной стала быстро ухудшаться память, но запахи перестала чувствовать только Вильга. Она не чуяла даже крепкого запаха хлорки, которой, похоже, почти не разбавленной, мыла полы сестра-хозяйка Валя. Запах был настолько мощный, что зародился и по всему отделению расползся слух, что у Вали ковид, тем более, что она явно была простужена и не чувствовала запаха. Помимо этого, стало известно, что начали закрывать на карантин другие отделения, и мы опасались за наше. Ну, и конечно, побаивались того, что можем заболеть. Кто-то в очередной раз обвинил власти в распространении ковида, чтобы избавиться от граждан пенсионного возраста. Может, ковид и подстроен, не знаю, но вряд ли с такой целью. Во всяком случае, как бы бабушки ни объедали бюджет, властям они выгоднее живые и здоровые, потому что это самая законопослушная и лояльная часть населения, самые надёжные избиратели.

Я уже много раз упоминала про Вильгу, но рассказ о ней начинается только сейчас. Я до сих пор не понимаю, что за человек в её лице мне встретился. Все до одной бабушки были вдовами, в том числе и Вильга, но Вильга была единственной, кто вышла замуж повторно. Не знаю, может, именно это сделало её такой странной.

Я терпела её выходки и старалась приладиться, как только возможно. Но она меня явно невзлюбила. Ей не понравилось, что я не пошла на выборы, она разозлилась, когда я спросила за кого она проголосовала, хотя и так было ясно. Мне показалось, что над ней посмеиваются в семье насчёт её идейной озабоченности, и выяснилось, что примерно так и есть – один из младших родственников даже в пику ей как-то проголосовал за Собчак («только чтоб не за Путина», - сказал он). Люди, умоляю, никогда не голосуйте за Собчак, лучше уж против всех, только не выберите её нечаянно ни-ку-да. Это моя личная просьба, не нравится она мне. Ещё я спросила Вильгу, как произошло её имя, не от Вильгельмина ли, и это тоже её рассердило. Больше я с ней не заговаривала, ибо решила быть пай-девочкой. И тут Вильга как-то вдруг выступает и говорит, что я её достала до печёнок. Я, конечно, человек задиристый и язвительный, но до этого момента ни разу ничего плохого не сделала, если только не считать, что я действительно её оскорбила, сказав, что больничный кофе несъедобный. Но это была не самая большая беда. Мало ли кто кому и почему не нравится. Всем не угодишь.

Главная проблема Вильги, которая мешала окружающим жить, была в том, что она была почти совсем здорова и попала в больницу случайно – ей предложили, и она согласилась. Находиться рядом с больными ей было тяжело не потому, что мы хворые, а потому, что она, очевидно, чувствовала себя неловко. Каждый обход начинался с моей кровати и заканчивался кроватью Вильги. Врачи обходили всех пациенток и выясняли, что у одной, к примеру, голова кружится, у другой сердце давит, у третьей болит позвоночник, а у четвёртой трясётся рука. Когда подходили к Вильге, то она жаловалась на то, что у неё кружится голова, давит сердце, болит позвоночник и дрожат руки. Это происходило каждый раз. Фантазии выдумать что-то своё у неё не хватало, и она повторяла за нами, как попугай все наши болячки. Это было бы даже смешно, если бы она не начинала убеждать в своих фиктивных болезнях окружающих. И целыми днями напролёт – с 8 утра, когда она всех будила, до 22 часов мы слышали её тусклый голос, жалующийся на давление (хотя её давление всегда было в пределах нормы) или ещё что. Этот голос забивал наушники, под это бесконечное нытьё невозможно было ни читать, ни смотреть кино – ничего.

Во время одного обхода случилось так, что никто ни на что не пожаловался, и Вильга не знала, что сказать, и тогда она стала донимать доктора (пожалуйста, не смейтесь над убогой) тем, что у неё зачесалась нога.
Дней через 10 я как-то не выдержала и сказала, что нам всем, конечно, очень интересно, восемь часов кряду слушать о её давлении, и что мы все знаем о её болезнях уже гораздо больше, чем о своих.
Вильга обиделась, но, к чести её, попыталась поговорить на другие темы. Увы, мир её был весьма ограничен, и при этом она озвучивала всё, что попадало в сферу её убогого сознания. Пошёл из трубы дым – надо об этом всем сообщить и попытаться втянуть в разговор о том, почему и зачем он идёт.

Сперва я думала, что она просто дура. Потом засомневалась. Дело в том, что она сама о себе была невысокого мнения и отзывалась о себе, как о человеке невеликого ума. Ни один дурак этого делать не станет. Но и на комплекс это не походило. Было ощущение, что она, действительно, так думает, как говорит. У неё совершенно не было фантазии и юмора. И она честно сообщила нам, что она от нас смертельно устала, но при этом продолжала докапываться до каждой, и бубнила-бубнила-бубнила о своих несуществующих болячках.

Первой, кто честно сказала, что бледная королева голая, была невролог. В очень деликатных выражениях, подбирая слова, она составила фразу типа того, что я вас поздравляю, для своего возраста вы совершенно здоровы, и можете с чистой совестью идти домой.

Мы уже собирались вздохнуть свободно, но бледная немочь уговорила докторов провести ещё несколько обследований, она была даже готова заплатить, только бы остаться с ненавистными нами. И осталась.
Я была на пределе. Меня мучил хронический недосып, который всегда очень быстро расшатывает моё физическое состояние. Мне приходилось ложиться, как и всем, в 22 часа, не спать до 4-5 утра, а в 8 Вильга уже всех будила, потому что так положено. Перед последними выходными мне даже пришлось идти просить официального разрешения в выходные поспать до упора, чтобы меня не будили померить давление и на завтрак, а просто дали бы выспаться, потому что очертания палаты стали приобретать черты неэвклидовой геометрии, а клеточки судоку стали больше походить на ромбики, чем на квадраты.

Может быть, всё это кажется ерундой, но попытайтесь представить себе, что круглые день и ночь три недели вы подвергаетесь вот такому ментальному испытанию. Под конец мои нервы начали сдавать. Я изо всех сил сдерживала в себе язву, но однажды Вильга нечаянно создала совершенно зеркальную ситуацию (помните, про несъедобный кофе?) – она сказала буфетчице, что рыба несъедобна. И я как бы в сторону уронила:

- А мы её все ели.

Все сразу всё поняли и замахали руками.

- Вильга ничего не помнит, - сказала мне Наташа.

- Я всё помню, - сухо подчеркнула Вильга. Но выступать не стала.

В тот же день Наташа стала рассказывать, как хорошо на неё действует капельница – её ступня, которую она давно не чувствовала, ожила. Тут Вильга сказала, что и у неё ступня как неживая, а капельницы ей никто не назначил. И она раз 10 посетовала на то, что не умеет жаловаться врачу, а то бы сказала. Меня вызвали на процедуры. Я вернулась минут через пятнадцать. Первое, что я услышала – это «я не умею жаловаться».

- Умеете, - сказала я, и тут произошёл взрыв. Вильга разоралась, распсиховалась, пообещала научить меня ругаться матом (будто я не умею) и вела себя очень нехорошо. Наши бабушки разумно ретировались. Побуянив полчаса, Вильга вышла. Через некоторое время вернулись бабушки и стали рассказывать, что Вильга про меня пытается придумывать какие-то гадости, но с фантазией у неё плохо, и ничего не получается.

Ночью она не спала до утра. Ворочалась. Кажется, её мучила совесть. Утром она выписывалась и раз 15 сообщила, что у неё чешется нос. Ей хотелось, чтобы ей сказали, что это к выпивке, но никто не сказал. А меня зверски потянуло ляпнуть: «Скажите об этом доктору», - и я унеслась в туалет, только бы бес меня за язык не потянул. Там на меня напал судорожный смех.

Перед уходом она подошла ко мне. Я уж боялась, что нагрубит, но она вдруг сказала мне:

- Девочка моя, - и дальше что-то, что не хочет, чтобы между нами оставалось такое непонимание.

Это меня тронуло. Но как же хорошо нам стало без неё! Последние три дня мы отдыхали.

Я всё обо всякой ерунде, а о докторе не упомянула ни разу. Врачом у нас была девочка, которую взяли на замену ушедшей в декрет. Доктор выглядела, как школьница в очках – она ещё не научилась держаться с пациентами и то и дело, как девчонка, хихикала на наши шутки. Она была абсолютно неопытной, но она мне понравилась гораздо больше квалифицированных докторов-мастодонтов, которых к нам приглашала и которым смотрела восторженно в рот. Ей было не всё равно, и это меня смирило и с Вильгой, и с непонятной медицинской политикой. Каждый вечер она сидела в больнице до 11 ночи, а приходила ни свет, ни заря. Даже в выходные она торчала на отделении, хотя старалась, чтобы её никто не увидел. Она выбивала нам бесплатно такие обследования, какие нам прежде не делали. Она даже добилась того, чтобы мою плохо работающую после перелома руку обклеил кинезио тейпом травматолог и осмотрел какой-то крутой мастер-остеопат со стороны, хотя к терапевтическому отделению это никак не относится и мотивировать для ОМС вызов этих специалистов в лечении гипертонии довольно сложно. Но она всё это сделала. Мало того, и заведующий со всем этим согласился, так что хоть и с проблемами, но я не зря провела там три недели. Жаль только, ничего не написала. Но что поделаешь, совсем уж всё хорошо быть не может.

Берегите бабушек. :)



На фото остеопат ломает мне руку. Это только кажется, что я довольна и с глупой рожой хихикаю, в самом деле, меня от боли скривило. А эскулапы подарили снимок на память.

Завтра ложусь в больничку, если, конечно, возьмут, а то кровь у меня слишком буйная. Не волноваться - всё путём, надо набраться сил после того, как Сбербанк и Почтабанк отобрали все с трудом собранные справки, а деньги так и не вернули, заразы, чтоб им ни дна, ни покрышки. Я несколько приуныла, потому что полгода эта тягомотина длится, и всё это очень тяжко, а теперь надо начинать сначала, но уже не пытаться с ними по-человечески и по закону договориться, а тащить эти справки в прокуратуру, к депутату и по органам власти - может, не всё так в этом государстве безнадёжно, как в Сбербанке и Почтабанке? Может, почтовики вернут мои кровные деньги, а то ж, сволочи, половину моей минимальной пенсии беззаконно снимают и даже не информируют, куда, почему и зачем. Их это, видите ли, не касается. Со Сбером другая история, оказалось, что в 2016-м народ мне собирал перед операцией деньги, а я даже не знала, потому что они не сообщили, а просто заблокировали и молчок. Брать брали и ни гу-гу. Мне жутко неловко, что я добрым людям спасибо не сказала, кто помогал тогда, ибо даже не знала, сейчас вот только выяснилось. Теоретически надежда есть, что они это вернут, а на практике - ну, вот и узнаем, кончились наконец в России бесправные 90-е, или как.

В общем-то я знаю, за что мне такая карма. Я никогда никого не грабила, только один кабачок 30 лет назад утащила с чужого участка, но это нечаянно вышло, и я его, кстати, отдала. Думаю, Всемогущий Господь так обо мне заботится, чтобы я, упаси Его, не заскучала на новой квартире от безделия. Теперь мне постоянно есть, о чём думать и беспокоиться - попробуй в Санкт-Петербурге выжить на половину минимальной инвалидской пенсии. И да, бюрократия - это не моё. Я всю жизнь её избегала, как могла, ни с кем не судилась, не рядилась, и не внесла свою лепту в борьбу с этим мерзким явлением нашей жизни. Вот пора, пора за это расплачиваться. Если не сейчас, то когда же?

По большому счёту, в больничке, я надеюсь, удастся вернуться к моей нетленке, а то уже страниц 60 написано было к началу лета, а потом завертелось со всей этой канителью бюрократической и домашними делами, и я вылетела из ритма. Вот попробую заодно вернуться к творческому ритму. Очень уж хочется мне свою книгу дописать, хотя вряд ли у кого хватит терпелки её добить до конца, но я пишу её не столько для читателя, сколько в стол.

Кароч, я отправляюсь поправлять своё пошатнувшееся здоровье, надеюсь, меня не выгонят завтра из приёмного покоя по причине моего нездоровья (что раз 7-8 со мной уже случалось, но не в этой больнице). Меня не теряем, ждём с нетерпением и морально готовимся по моём возвращении читать много-много букофф.

ЗЫ. Может, будут отпускать к Смурфику на выходные, тогда буду чо-нить сбрасывать в блоги.

В больницах не так часто встретишь интересных собеседников. Большинство из нас почему-то считает самой привлекательной тему - собственных болячек, хотя это никому и даром не нужно, в том числе и самим рассказчикам, которым болезни осточертели по уши. Но в этот раз мне повезло...



ЛЕСНЫЕ
У нас в Кавголово медведь стал шастать. Ну, я знала по карте, где он примерно обитает. Но когда в лес пошла, это как-то из головы подвылетело. Да и заплутала слегка. Не знаю, как обратно к дороге выйти. А тут малинник. И ягод навалом. Как удержаться? Я малины набрала в лукошко, наелась вдосталь, собралась идти. Только куда? Вдруг вижу: на той стороне чья-то спина здоровая, коричневая. И чав-чав-чав. Говорю: «Мужчина, не подскажете, где дорога?» А он не отвечает и всё по-прежнему: чав-чав-чав. Я голос повысила, громче спрашиваю: «Мужчина, как выйти на дорогу?». Чав-чав-чав. Я рассердилась, не мог он меня не услышать. Но подойти боюсь. Мало ли, что за тип. Стала потихоньку сама выбираться. Нашла тропинку, вышла на дорогу. Домой возвращаюсь. Смотрю по карте, где была. Матерь Божия, как раз тот самый малинник, рядом с которым медведя встречали несколько раз.

Как-то мы с мужем поехали к друзьям на дачу. А те собрались на охоту. Ну, и мы с ними. У них собака была охотничья, не знаю, как порода называется, но морда такая длинная. Зима была, хозяева на собаку попонку надели шерстяную. А хозяйка ещё и кепку ей на голову нахлобучила с ушами. Зелёную. И вот пустили собаку вперёд. Через некоторое время слышим: лает, как когда найдёт кого. Подходим ближе. Сидит в снегу заяц и ошалело таращится на это чудо в шерстяном свитере и зелёной кепке с ушами. Понять не может, что это такое. Мы эту сцену как увидели, так все от смеха затряслись. Повезло зайцу, никто в него и не подумал стрелять. Ускакал восвояси, когда в себя пришёл от изумления.

Соревнования по ориентированию. Иду через лес. Вдруг слышу: кто-то из мужиков наших напролом прёт. Я высчитываю точку, где могу с ним пересечься, и несусь наперехват. Выскакиваю на поляну, а наперерез мне – вместо мужика лосяра вот такущий. Видать, наши спугнули его с мест обитания, вот он и помчался, куда глаза глядят. Меня увидел, вытаращился весь. Глаза у него никогда бы не подумала какие громадные. В себя пришёл – и дальше побежал.

Как-то у нас в Карелии проходили международные соревнования по ориентированию. Я тогда была среди судейских. Приехали отовсюду спортсмены. Закинули их на отправную точку, а мы на финише ждём. Первый пришёл, второй, десятый. Все собрались, только одного не хватает – казаха. Опытный дядька, следопыт, дерсуузала тамошний, никак не мог заблудиться. Он от природы как индеец, нюхом тропу знает. Час проходит, другой. Никаких вестей. Мы все уже не то, что встревожены – на ушах стоим, нервничаем. Мало ли, в ущелье сорвался. Или ещё что. Лежит где весь переломанный. Вертолёт вызвали МЧС-овский, «скорые» дежурят. Все нервничают. Вдруг выходит из леса, неторопливой походочкой, улыбка до ушей: «Какая тут природа! Не то, что у нас, степь да степь кругом». Залюбовался, в общем…

МЕДИЦИНСКИЕ
Мать моя очень любит лечиться. Как только кто-нибудь из нас заболеет, врач ему что-нибудь выпишет, она тут же со своим блокнотиком и в него всё аккуратно записывает. Через какое-то время выясняется, что это средство и ей позарез нужно. Как-то мне собирались поставить искусственный тазобедренный сустав, а она говорит: «Вот хорошо бы нас вдвоём положили, тебе бы шейку бедра восстановили, а мне моё колено». Я ей: «Тьфу на тебя, твоё колено терпит и не притягивай к себе всякие гадости». Ложусь в больницу. Муж договорился об отдельной палате. Наслаждаюсь одиночеством. Вдруг обе створки двери распахиваются и в палату ввозят каталку. На каталке – мама, довольная, как чёрт, в улыбке расползается. Я: «Что случилось?» Мама: «Я шейку бедра сломала». – «Да как ты ухитрилась?» - «А я, - говорит. - смотрела Малахову по телевизору, она посоветовала таблетку нитроглицерина выпить, я пошла и выпила. Хорошо твой муж успел меня поймать на излёте, а то бы я ещё больше всего поломала». Врачи на неё так смотрят, я думала, на месте убьют. Малахова, мать твою. Но ничего. Главврач сперва наотрез отказался ей операцию делать. Говорит, у меня целая палата таких 90-летних. Им операцию сделаешь, а они потом вставать не хотят. Одни, говорят, больно. Другие, костыли тяжёлые, не удержать. Третьи – голова кружится. Не буду оперировать. Но муж мой поклялся, что заставит её встать и убедил сделать операцию. Вот лежим обе после операции дома, мать вставать не хочет. Больно, говорит, костыли тяжёлые и голова кружится. Муж с ней препирается-препирается, никакого толка. Часа полтора ругались. Потом он как завопит: «Встааааать!» Мама тут же вскочила. Он: «Пройти метр до стола!» Она проковыляла метр, села, пообедала за столом, как люди, и была очень довольна. Каждый день он её дрессировал, заставлял ходить. Орал всё время – капризничала постоянно. Через год она ему в ноги поклонилась. Сказала: «Если б ты не орал на меня, я бы померла, не то что ходить бы совсем перестала»…

Положили ребёнка в больницу. Ухода никакого. Я за свой счёт взяла отгулы на работе. Мою полы в палате, детям книжки читаю, развлекаю их. Как-то раз пошла туалет приводить в порядок. Всё помыла, а потом на горшок села, вдруг из-под раковины – там дыра большая – вот такущая крыса вылезает. Огромная. Выпучилась на меня бусинами своими. Я испугалась жутко, ноги кверху задрала и ору во весь голос: «Занято!»


ПРА КОТЕГОВ
У меня кот детей не любит. Чем младше, тем больше их терпеть не может. Как-то сын пришёл с семьёй в гости. Внучке года три было. «Я хочу с котиком поиграть». Ну, я ей прямо не запрещаю, у них так не принято. Говорю: «Если он захочет с тобой играть, то пожалуйста. А нет – так не приставай к нему». Девчонка – к коту, тот от неё, она опять к нему – он убегает, в какую-то щёлку забился, только чтоб не доставала. Но она его всё равно нашла, руки тянет. Тогда он встал на задние лапы, а передними – как начнёт её лупить по щекам: шлёп-шлёп-шлёп. У внучки слёзы из глаз: «Меня котик побил». – «Правильно, что побил. Он старался тебе больно не делать, коготочки спрятал, чтоб не поцарапать. Он ведь показал тебе два раза до этого, что играть не хочет, а ты его не послушала.

Наш кот чёрный, а кончик хвоста – белый, фонариком. Перед обедом он на стол не прыгает, знает, что сгонят. Отойдёт, вороватыми глазёнками зыркнет, где что лежит, выберет себе вкусную колбаску. Возвращается к столу. Встаёт тихонечко на задние лапы аккурат под вкусной колбаской, морду не высовывает, чтоб не видно его было, а передней тихонечко шарит по краю стола. Дошарит до блюдечка, начинает его ощупывать. Наконец коготочком зацепляет кусочек колбаски, и юрк – в другую комнату. Мать: «А-а-а, я тебя веником!» - А отец: «Не трогай кота. Кот в своём праве, он охотится. А вы сами виноваты. Нечего посуду на край стола ставить».

ЗАГРАНИЧНЫЕ
Приезжаем в Барселону. Гуляем с мужем по городу. Видим – уличное кафе. Решили отдохнуть, попить кофе. Подходит мальчик-официант. А мы по-испански ни слова не знаем. Стали объяснять знаками и по-английски, что хотим кофе. Мальчик кивнул и ушёл. Сидим с мужем пять минут, десять, пятнадцать. Полчаса прошло. Давно обслужили тех, кто пришёл вслед за нами. Мы забеспокоились, правильно ли нас поняли. Подхожу к мальчику, повторяю на английском, что нужно кофе. А он кивает и говорит в ответ: «English – no». Короче, англичан они не обслуживают. Не любят они, видите ли, англичан после какой-то битвы их армады с флотом Англии. Еле-еле объяснили, что мы русские. Нам потом сказали, что в некоторых частях города и камнем в спину запустить могли, если б и дальше считали нас англичанами.

Англичан, кстати, не только в Испании не любят. Как-то мы попали на международное шотландское застолье. Там ведущий на сцене приветствует толпу: «Кто здесь шотландец? – шотландцы встают. – Похлопаем шотландцам». Все аплодируют. «Кто тут поляки? Похлопаем полякам». «Кто тут русские? Похлопаем русским». Все страны перебрали. А в конце: «Кто тут англичане?» - мёртвое молчание «И слава богу, что среди нас нет англичан, нечего им хлопать».

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ
У нас в роду девочки – только Кати. Но различать-то их при разговоре как-то надо. Бабушка – Екатерина Алексеевна. Старшая дочка - Катерина. Средняя – Катя. Младшая – Катюша. Племянницы и внучки – у каждой своё имя: Катенька, Катюня, Котя, Катюся. Вчера правнучка родилась. Назвали Катей, а как в семье будем звать – пока не придумали…

Меня, кстати, позавчера наконец выписали. Сейчас немножко приду в себя и вернусь в блоги, если Бог чуток сил даст.

Я бы сложила песню,
Как больница выкачала всю пенсию.
Да я не поэт...

У меня своя жизнь, а у тела своя. К сожалению, наши планы редко совпадают. :(

Сходила в Пенсионный Фонд выяснить, почему не проиндексировали мне пенсию по инвалидности. Всем в апреле прибавили, а мне - нет. Оказывается, прибавили как самим бедным ещё в январе - плюс 200 рублей (я этой прибавки просто не заметила или уже забыла о ней). Зато убрали трайкор из списка бесплатных жизненно необходимых лекарств - минус 785 рублей. Вот те, бабушка, и индексация...

- Вам Оксана Валентиновна кем приходится?
- Она мне мной приходится.

Выписали из больницы. Лечили давление, а оно тем временем развлекалось и занималось физкультурой (в основном прыжками без разбега). Но вот теперь я дома. Давление на радостях скакнуло под потолок, зацепилось там за балку и не падает. Ни в какую. Но, главное, я здесь.

На выходные выпустили из больницы. Играю с внучкой в "ладушки". Ей на днях исполнится полгода, она ещё не понимает смысла игры, но наконец сообразила, что ладошки нужно держать открытыми, а раньше сжимала в кулачки.

А я вспомнила, как вчера в больничном коридоре, в очереди на биоптрон, мама играла со своим сыном-инвалидом. У нас там есть детское отделение, но на физиотерапии встречаются больные со всех отделений. Разные есть пациенты, некоторых особенно жаль: молодая женщина без обеих рук, ходит с сумкой, зацепляет её плечом и несёт по коридорам; девушка совсем без ноги, даже обрубка нет, ловко двигается с помощью костылей. Но тяжелей всего видеть реально больных детишек, большинство из них перевозят в колясках, некоторых приносят на руках. Их усталые мамы или суровые отцы на них покрикивают. Казалось бы, и так больной насквозь, как можно его ругать? Но если такой ребёнок будет постоянно капризничать, а ему всё время потакать, когда он вырастет, проблем не оберётся. Родители состарятся, ослабеют, а он, не способный к самостоятельной жизни, не дай Бог, окажется избалован и капризен. Но всё равно их любят, добиваются, чтоб положили в больницу на реабилитацию, терпеливо возят, носят, выстаивают очереди, ставят, кладут, сажают, делают упражнения, снова куда-то тащат. Мир семьи крутится вокруг этих больных ребятишек.

И вот вчера привозит мама на коляске пацана лет 10-11. У него спина слабая, она на него гавнула: "Держи спину!" А он заваливается. Опустила в лежачее положение - хнычет. "Не хочешь держать спину - будешь лежать". Продолжает хныкать. Улыбнулась, стала играть: "Ладушки-ладушки, где были у бабушки?" Вы ж, понимаете, ребёнку не год-два - он уже подросток по годам. Но заулыбался, стал руки соединять, а они у него кривые, не может он "ладушки" делать, но старается и радуется, как малое дитя. Впрочем, и есть же малое дитя. А у мамы печаль на лице. Мы все хотим, чтобы дети подольше не взрослели, но ведь не так же, чтобы в ладушки до 10 лет играть. Но вот парнишка сумел изобразить худо-бедно ручками, как "полетели-полетели", засмеялся, и она засмеялась. Это великое дело - уметь радоваться, даже когда радоваться, казалось бы, нечему, впору плакать. Но вот есть же эта сиюминутная радость - мама с сыном вместе, играют, и можно забыть, пока стоишь в очереди, что всё это реально страшно.

После этих больничных коридоров как-то стыдно беспокоиться из-за своих проблем, думать, что у тебя что-то плохо. В самом деле, всё хорошо, всё замечательно, просто надо об этом не забывать.

За эту неделю в Питер нагрянула-таки осень, некоторые деревья пожелтели, рябина покраснела. Молодые деревца, правда, не осознали, что к чему - пустили новую, совсем юную, весеннюю поросль. Но всё равно стало видно, что осень.

А я упеклась в больницу, вай-фай там нашёлся, на почту отвечать могу, писать могу, но оформлять посты с фото - на нетбуке сложно, так что сейчас отпустили на выходные, если успею - что-нибудь выложу. Но если кто ждёт кинообзор - сентябрьского пока не будет. Я вообще подумываю о другом формате обзоров после выхода из больницы, но это пока не к спеху. Может быть, успею не только на выходные что-нибудь запостить, но и на середину недели поставить в бложий органайзер, но не уверена.

Если меня тут ещё не забыли, то вот я тут. Говорила же, они всегда возвращаются. Опять 3 недели (чуть больше) в больнице. Отвыкла от дома и тырнета настолько, что хочется обратно к эскулапам. Там как-то спокойней, теплей и ни хрена не надо делать - знай только читай книжки, смотри фильмы, изображай из себя экспонат Кунсткамеры для студентов да ходи на всяки разны процедуры. Тут ещё Свету положили на соседнюю кровать для компании, так что даже не одиноко было (кто ж ей теперь, бедной, будет устраивать после каждого ужина операцию "саранча"?) На фильмы и книжки, в качестве борьбы с генерализованным склерозом, я писала рецки, так что с меня причитается - буду потихоньку выкладывать. Правда, неясно, как быть с январским кинообзором, время-то уже прошло, наверное, соединю его с февральским. Вот так.

Ну что, а у вас, други, какие новости?

Последнее письмо уходящего года пришло от некоего чувака, который, зарывшись в бложьи пласты многолетней давности, откопал один из древних постов и стал доказывать, что Сент-Экзюпери был атеистом. Я только лениво отмахнулась и даже не стала отвечать. Кто помнит, как летели клочки шерсти, когда шла драчка с атеистами, доказывающими, что Достоевский принадлежит к их братии, решил бы, что я растеряла кураж. Впрочем, наверное, и растеряла. За фига спорить с теми, кому просто хочется видеть реальность такой, какая она существует в их воспалённом воображении? Пусть себе тешатся.

Вместо того, чтобы доказывать непонятному чуваку очевидное, я завалилась в постельку и посмотрела в 5-й раз за месяц "Адамовы яблоки" - лучшее, что подарил мне кинематограф в уходящем году. Фильм мне настолько понравился, что я даже в больнице сваяла на него рецу, надеясь, что кто-нить ещё присоединится к катарсису, вызываемому этим шедевром, но никто так и не откликнулся, что, дескать, посмотрел: понравилось, не понравилось (нужное подчеркнуть). Наверное, напугались, что там в избытке ненормативная лексика и стёб. Впрочем, они там совершенно уместны и оправданы, ибо фильм, по большому счёту, хоть и в необычной форме - о самом о главном. Короче, надеюсь, что кто-нить ещё присоединится к просмотру.

Только я досмотрела фильм, чадо вытащило меня к столу, где уже подсобрались его друзья. Все так проголодались, что включили В.В. в записи за 20 минут до Н.Г. и отметили его немного раньше, чем остальные граждане, живущие в московской временной зоне. Меня уговорили на сто граммов шампанского, и они напомнили мне, что гемоглобин мой после больницы так и не пришёл в норму, так что почти сутки после этого я лежала, тупо лыбилась в потолок, мечтала, что умру от слабости, когда нет силы даже поднять телефонную трубку, когда народ названивает и поздравляет...

Старый Год был для меня не так, чтобы плохим или хорошим - он был сложным и интересным. 7 больниц, 3 операции, сотни полторы новых знакомых в реале, о существовании которого я уже начала было думать, что он миф, новые друзья, кое-кто из старых, правда, потерялся, и это печально, но кое-кто и нашёлся, и это гуд, а ещё брат умер, хотя мы и не были никогда близки. А ещё я вдруг поняла, что ничегошеньки не понимаю в людях, тоже мне, писатель хренов, знаток человеческих душ. Люди - это не то, что они говорят, не то, что они думают, и даже не то, что они делают. Всё это преходящее и совершенно их не характеризует. В людях есть нечто, что стоит за всем этим, очень мудрое и пластичное, возможно, это душа, но может быть, и не только душа. Надеюсь, мне удастся с этим немножко разобраться в 2017-м, до которого мне дружно помогли докарабкаться очень и очень многие и старые знакомые, и совсем новые. Всем им моя благодарность и пожелания доброго здравия и хороших отношений со Всевышним.

Всех вас с Новым Годом, друзья.

Если чо, я тут. Под Новый Год всех выпустили (кроме самых тяжёлых), хотя в больнице ещё придётся появиться. В январе - по всей видимости, занырну в Альбрехта, но там уже никаких ужасов не предвидится. После операции я несколько деморализована и подавлена, сама она прошла гладко, но первые дни были весьма тяжёлые - температура поднялась, а гемоглобин упал где-то до 65. Сделали переливание крови, прокололи железо, которое Света притащила, а ещё кормили какой-то белковой смесью. Хотели вернуть в реанимацию, которую я боюсь, как чёрта в ступе (даже больше, чем ихнего заведующего), но обошлось, к счастью. Так что последние две недели прошли под девизами: "Поздняк метаться" и "Назад не отмотаешь". С такими мыслями жить не очень весело. Ну, и диалоги были непростые: "Доктор, я выживу?" - "Сделаем всё от нас зависящее" (не наврали, сделали) - "Ну, сколько шансов-то?" - "Не знаю я в цифрах, у меня тройка была по математике". Нога частично утратила чувствительность, частично, наоборот, болит, и даже больше, чем прежде. Говорят, через полгода нерв отрастёт, и это пройдёт, и буду скакать, как кенгуру. Очень на это надеюсь. Ещё приобрела очередной приличный шрам - словно белые шашкой порубали. Он пока под пластырями, но в общем и целом, мне сказали, вполне приличный - Франкенштейн так не сумел бы заштопать. Спасибо за поддержку, моральную и материальную. И всем привет.

Я пока очень даже живая, стою в нескончаемой и постоянно тасуемой очереди на тот свет операцию (это такой, похоже, вид спорта у врачей), смотрю кино, читаю книжки, ваяю рецки, к счастью, почти всё прочитанное-посмотренное - гуд, один только "Орлеан" чуть не убил переизбытком пошлости - если Подосинкина ещё хоть раз расейское кено посоветует - проигнорирую её совет нафик.

Наконец-то мне попалась палата с простыми совецкими людьми - я вот сколько ни лежала, одни сплошь заумные тётки с высшим образованием, у кого их два, у кого три (а компьютера при этом боятся как чёрта из бутылки), а просто работяги с полей и строек, я уж думала, либо вовсе болеть перестали, либо им изначально в больницы заказана дорога. Нет, оказывается, народ тоже болеет и в больницы попадает. С народом лежать проще, хотя телевизор, к которому он льнёт гораздо больше, чем к свежему воздуху, раздражает до безумия. "Какая пошлость!" - бормочу под нос я, когда народ включает очередное шоу или что-то напоминающее кино. Нацепляю наушники и, чтобы вся эта гадость не лезла в уши, включаю "Ходячих мертвецов". При этом стараюсь так повернуть монитор, чтобы картинка не попала в поле зрения народа, а то ить народ подумает, что прогнившая люмпен-интеллигенция смотрит всякую кровожадную пошлость, неудобно, знаете ли.

Тырнет по-прежнему никакой (хотя сегодня кое-куда и пускает), да и вылезать в него особой охоты нет, но я тут посмотрела чудесный фильм "Адамовы яблоки", так что решила, что рецу на него надо обязательно выложить. Так что если фотоальбомы загрузятся, попробую запузырить пост в блог. А если нет - смотрите так, фильм сногсшибательный.

ЗЫ. Тырнет никакой, не обижайтесь, если не отвечу, мне даже лень пытаться в него пробиваться.

Ну что, похоже, срок моей увольнительной подошёл к концу, отправляюсь завтра с утра опять проедать деньги налогоплательщиков и друзей, которые приходят меня утешать и подкармливать в тёплом, сладком и приятном заточении, где один серьёзный недостаток - плохой тырнет. Впереди меня ждёт самая серьёзная из трёх операций. Если первые две делали женщины, то теперь меня поджидает с ножами в руках бригада из четырёх симпатичных мущщин (три точно симпатичные, а четвёртого я ещё не видела, но там все кросавчеги и лапы) - в общем, можно сказать, что в этом есть что-то даже эротичное... За седьмой месяц седьмая госпитализация - симпатичные такие цифирьки. А самое интересное, что никто не гарантирует, что станет лучше, ибо причин разваливаться у меня больше, чем одна лишь аорта. Вот будет хохма, если со здоровьем всё останется по-прежнему. А ещё смешней будет, если эти изверги во втэке скажут, что я слишком здоровая, чтобы государство давало мне пенсию по инвалидности. И боюсь, что так оно всё и будет...

Сегодня приснился Саймон Бейкер. Это такой подарок подсознания в награду за полтора месяца жуткой бессонницы, начавшейся накануне больницы Мечникова, когда я решила глянуть, какова статистика по летальным исходам той операции, на которую меня отправляют. Я давно уже перестала волноваться по поводу того, что операция может закончиться, как угодно, но мой организм, такая зараза, он успокаиваться вовсе не желал и решил, что нефик ему последние ночи жизни тратить на сон, пришёл в крайне возбуждённое состояние и спать перестал вовсе. Тут я ничего не могу поделать - у организма какое-то своё дремучее сознание, которое не реагирует на волевые указания и на попытки его убедить, что никто его специально убивать не собирается - он сопротивляется изо всех сил на любое насилие - вернее, на то, что он считает насилием. Думаете, я боялась, что врач ФДГС меня задушит? Ничуть не бывало. Врач попался очень добрый, горло лидокаином обработал, позвал здоровенного негра, который меня держал, а медсестре доверили руки, которые вдруг стали как бы сами по себе и начали драться, а сам врач, приговаривая, как у меня всё хорошо получается, какая я молодец, в это время впихивал в меня шланг в предварительно закреплённый в открытом состоянии рот. И что? Задушили? Нет, но эта зараза всё равно не доверяет людям в белых халатах.

После 1-й операции у меня неделю отчаянно болели пятки. Я понятия не имею, какое отношение пятки имеют к гинекологии, но они болели гораздо больше, чем даже само место операции. Не знаю, что я этими пятками делала под наркозом или после наркоза - но явно кого-то лупила ими. Не меня же по ним лупцевали, смею надеяться, пока я была в бесчувственном состоянии.

Ну, вот и со сном такая же петрушка вышла. Я очень жалела, что не взяла с собой снотворное в реанимацию, потому что период был крайне тяжёлый - у меня обострилась лихорадка без температуры, которой я не придавала особого значения до этого, а ещё начался непрекращающийся тремор, из-за которого капельницы всё время испуганно выскакивали из моих вен. И единственное, что мне хотелось - так это забыться и проспать весь этот жуткий период, когда нельзя шелохнуться, а душно, жарко, и ваще полнейший шаусмас. Вырвавшись из реанимационных застенков, первое, что я сделала, выпила снотворное, и действительно, ненадолго ухитрилась заснуть, но на меня свалились такие кошмары, что я уже не знала, что хуже - они или полное отсутствие сна.

Я уже начала смиряться с тем, что мне когда-нибудь удастся вновь заснуть, но дома - через три дня по возвращении - организм смилостивился и позволил мне по ночам, хоть и неглубоко, но дремать. А сегодня я ухитрилась заснуть нормально, глубоко, и приснился мне Саймон Бейкер.

Мы сидели с ним за обеденным столом, не знаю где, вокруг были какие-то люди - как я понимаю, мои родственники, непонятные какие-то, я таких никогда не встречала. Бейкер на одной из моих неведомых родственниц собирался жениться (во сне он не был примерным семьянином с красавицей женой и детишками), вёл себя очень скромно, не выпендривался, что он известный артист и вообще его весь мир знает, как Патрика Джейна. Но-таки как-то разговор у нас зашёл о "Менталисте", а я сказала, что хоть "Менталист" и огого, но я больше люблю "Защитника", хотя он там гораздо моложе, редко улыбается и вообще тогда ещё не был красавцем. И как-то мы так мило потрепались, было очень хорошо. И никакого облома, когда проснулась. :)

Вот бы сегодня опять заснуть и что-нибудь такое-эдакое классное приснилось бы, а?

ЗЫ. Книжки больничные (в смысле, там прочтённые) почти закончились - срочно смотрю всякие разные фильмы заради кинообзора, который в этот раз выйдет не в начале месяца, а 29-го или 30-го, ибо хотя это и вряд ли, но всё-таки есть вероятность, что меня уже 30-го опять выдернут в Мечникова.

Всех приветствую. Меня отпустили до 30-го домой. Если что, я здесь. Пошла рыть новые ходы в сети!

С меня новые, хоть и крохотные, но рецки :)

Оказывается, плохо мы с френдами пахали на ниве лостоликбеза - не все ещё товарищи охвачены процессом, не все. Тяжек наш народ на подъём, ох, нелегко разбудить в нём высокие стремления... Тем временем, Света основательно подсела, сыпет круглосуточно СМС-ками с сообщениями о Чарли, Локке, Джеке и, конечно же, Сойере... (почему он так всем нравится? не пойму) ну, и обо всех других, разумеется, тоже. Выйду из больницы, закатаю рукава, возьмусь за киноплуг по новой, пока даже Ерёмина с мёртвой точки не столкну...

А пока я тут, сижу в великой лени и дую молоко. Когда я лежала в Альбрехта, там каждый вечер давали кефир - от пуза, столько, сколько хочешь. А у меня была маленькая кружка, с ней пятнадцать раз не набегаешься. В общем, во все следующие больницы я ложилась со своей самой громадной кружкой - на 800 милилитров. Но в других больницах кефира не давали, сколько хочешь, а наливали обычную чашку. При виде же моей буфетчицы начинали выражать возмущение, обзывать её то "бассейном", то "бочкой", и наливали всего четвертинку, так что даже меньше, чем у других получалось.

Но вот на последнем отделении, хоть оно и самое бедное, буфетчица на молоко (тут оно вместо кефира) не скупится. Она с уважением говорит: "Такую кружку нельзя оставлять полупустой", - и доливает её до краёв. А потом ещё и заходит ко мне в палату и приносит всё оставшееся у неё молоко - получается 2-2,5 литра на день, нехило. Плюс холодильник до краёв. Как тут можно есть почуть-чуть, скажите вот, а?

Вчера вечером досмотрела ЛОСТ, что привело в полнейший раздрай чувств, ибо хотя и весь сезон фантастически хорош и гениален, но финал - это ваще уж нечто сногсшибательное, умопромрачительное, чему даже подходящих эпитетов не подберёшь. Не поняла одного - почему после первого просмотра у всех и каждого возникали вопросы, когда и так всё чётко, ясно и однозначно? Наверное, мы слишком отвлекались на всякие сюжетные обманки, теряя концентрацию на идее. Мудрей всех поступила Яна Малыхина, которая, посмотрев раз, тут же посмотрела и во второй. Да, когда сюжет знаешь и хорошо помнишь, уже никаких заморочек не возникает - всё прозрачно и однозначно. В подробностях не буду - ибо спойлерно, а тут Эманон ещё, кажись, не досмотрела, Света начала и кто-то ещё собирался. А хорошо бы тряхнуть стариной и, как в старые добрые времена, пофлудить на тему...

Тырнет опять никакой, хотя и с редкими проблесками. Заходила Света и ребята из реала, притащили столько продуктов, что теперь мои мешки в холодильнике занимают столько же места, сколько у всего отделения вместе взятого... И как, прикажете, при этом соблюдать строгое указание врача: есть почуть-чуть??? Я так ваще и привыкнуть могу, и дома захотеть есть - и много, и вкусно. Это ж ужасть что такое будет. К хорошему привыкнуть легко, а как потом отвыкать?

Вдруг прорезалась вся занятая-презанятая в последнее время Подосинкина, позвонила, долго-долго рассказывала все московские новости, но беда в том, что институт Мечникова злые-презлые градостроители 19 века построили из такого расчёта, чтобы тут не только тырнет не ловился, но и мобильная связь барахлила. Поэтому через слово выпадает вовсе. Так что из новостей я не поняла ничего, но догадалась, что Подосинкина за меня, кажись, переживает.

Народ опять финподдержку оказывает: Минна, и Зина, и неведомый Михаил Викторович, который так и не сказал, чьей тырнет ипостасью является. Огромное спасибо, но вот щас не надо, ребята. Мне тут банк сообщил, что карточку пора менять в конце ноября, а я не знаю, если срок её закончится, то куда денутся деньги, идущие по старому номеру. А когда я с этим смогу разобраться, тоже пока не совсем ясно. Хотя точно знаю, что в пн уже распрощаюсь с нынешним отделением, но куда с него отправлюсь - пока неизвестно. Три варианта: опять на терапию - приходить в себя, обратно на ангиохирургию - готовиться к новой операции, или дадут возможность недельку перекантоваться дома, что, конечно, хотелось бы, хотя может вызвать проблемы, типо возможность подцепить инфекцию или ещё что такое...

Вообще я лежу сейчас на самом замечательном отделении, из всех за последние полгода встретившихся. Это такой нетронутый временем раритет из 70-х: где злая-презлая старшая медсестра, безвкусные обеды, послеоперационные койки в коридоре, но самая большая радость - это не закрывающиеся кабинки туалетов. Все. Без ручек. Со сломанными замками, язычки которых высунуты, поэтому дверь закрыть невозможно никоим образом, даже поддерживая ногой снизу. Я бы любителей поностальгировать по советским временам отправляла сюда на бесплатную экскурсию с обязательным посещением туалета.

Однако, помимо злющей старшей медсестры (ну что поделать, не повезло человеку), прочий народ тут весьма и весьма добрый, хотя и не такой замечательный, как на двух предыдущих отделениях. Всё-таки, возвращение в реал после моих 10 лет робинзониады в тырнете показывают, что человек наш стал добрей и лучше. Не знаю, относится ли это только к больницам. Как выйду, надо будет куда-нибудь ещё заглянуть, где люди обитают. Вспомнить бы только, где они встречаются.

ЗЫ. Кто ещё не смотрел ЛОСТ???

Сегодня билайновский модемчик скинул у меня со счёта 160 тубриков и наконец-таки допустил в тырнет. Хотя и заставил в предвкушении и понервничать, и попотеть, пытаясь пробиться к любимым сайтам. Наверное, у меня какой-нить ненормальный древний тариф, где существует трафик, и этот трафик весьма и весьма мал. Я маленьких люблю, конечно, но к трафикам это никак не относится. Ну, во всяком случае, сегодня я приехала в тырнет, хотя и на тормозах, нажатых до упора.

Первую (ну, то есть вторую за эту осень, но сейчас речь об Институте Мечникова) операцию мне сделали. И я, кажется, жива. И сегодня даже уже почти не сомневаюсь в этом. А три первых дня так и не знала вовсе - здесь я, или уже на мытарствах мучиться приходится. Очень тягостное было время. Сейчас уже гораздо веселей. Всем привет и спасибо за поддержку, Бром передавал все приветы (хотя иногда и перевирал имена и ники, он такой), надеюсь, в обе стороны.

О следующей операции в данный момент думается с ужасом. В общем-то, уже и помереть не страшно, и боли я не так сильно боюсь - привыкла жить без обезболивающих (нельзя так нельзя), но вот послеоперационный период, реанимация - это, братцы, то ещё удовольствие. В общем, я нисколько по жизни не экстремал, но порой приходится им быть...

ЗЫ. И кто из нас Михаил Викторович, приславший пожелание удачи и финансовую помощь? Я же народ больше по никам, чем по именам-отчествам знаю. :)

ЗЗЫ. Завтра я уже 5 недель тут, а народ вокруг, и недели не лежавший, стонет, как им надоела больница. А по-моему, хорошо, все тебя любят-уважают, даже родное чадо активно заботу проявляет, друзья в гости приходят - так дождёшься их когда, звонят - здорово же. За такие радости жизни и помереть не обидно. :) Только бы вот - без реанимаций можно было обойтись...

ЗЗЗЫ. Заканчиваю ЛОСТ, сегодня или завтра добью. А Света, наоборот, начала. По первому разу. Вот человеку подфартило. :)

Дорогие мои, кто там 500 рублей кинул на билайновский номер? Спасибо громадно, но ради Бога, не надо! Я не собиралась класть деньги не потому, что их нет, а потому, что тырнет здесь ужасающий, особенно в этом корпусе - совсем ничего не ловится. Я не уверена, что смогу этот пост закинуть, на лиру заходила 3 часа, в жж, фб и на почту не пущает намертво, надеюсь только на автоматический репостинг. Агент и то еле-еле фурычит, всё время вылетает. За фига так мучиться? Я просто досматриваю Лост, последний, мой любимый сезон, полным ходом идёт. До второй операции точно его добью (а первая завтра). :))))

Плюс у меня обострение типичной болезни обитателей 59 градусов 57 минут северной широты 30 градусов 18 минут восточной долготы, если негодяй-склероз не перепутал цифры в моей голове - хроническая питерская печаль,
осложнённая комплексом неполноценности и чувством вины космических масштабов (ну, питерец я до мозга костей, что с меня возьмёшь?), которая лечится исключительно прогулками по Неве. А это лекарство мне в ближайшее время недоступно. Так что, если кто про мою душу беспокоится, все вопросы к Брому или Свете, они каж день на связи. Или звоните, гуд? И откликнитесь, кто эти деньги положил. Только я прочитать сейчас не смогу, только когда в тырнет начнёт по-человечески пускать.

Всем удачи. Бог в помощь. :)

Ребята просили информировать, ну вот, вылезаю в последний раз, дальше возможности не будет - трафик уже почти весь растрачен, а покупать новый нет смысла уже. Я так сильно опасалась, что мне отменят операцию, а получилось наоборот: хирурги увлеклись и решили провести их сразу две, вернее, одну за другой. Ну, они опасаются внутренних кровотечений, так как у меня не совсем та, что надо, реакция на лекарства, которые мне придётся теперь пить до конца жизни. Так что решили удалить матку, чтобы никаких лишних рисков не было, и слава Богу, не надумали заодно расправиться и с желудком, его долбят лекарствами. Завтра или послезавтра меня переведут к гинекологам, на четверг назначена первая операция, потом, дней через 10 планируется возвратить меня на ангиохирургию, здесь сделают уже основную на аорте. Стану совсем похожа на чудище Франкенштейна. Как бы вот так. Понимаю, что с медицинской точки зрения, мои эскулапы приняли самое верное решение, я это и раньше понимала, что хорошо бы именно так, а не иначе, но настроение всё равно вдрабадан - не столько из-за того, что вторую операцию назначили, это как раз более чем оптимально, а чисто человеческий фактор, я там уже была, куда переведут, и мне там не очень как бы понравилось - избаловалась с добрыми докторами на терапии и культурными - на ангиохирургии, да и к мысли уже привыкла, что всё будет тип-топ, потому что люди хорошие, а даже если помру, не так обидно, всё-таки лучше помереть от руки хорошего человека, чем непонятно кого, всё равно рано или поздно придётся, никуда не денешься... Ну, а тут вроде как фигня - удаление матки, они эти операции пачками проводят, но ведь две полостных подряд - не совсем весело, а я ещё после сентябрьской не до конца в себя пришла. И да, не очень дружелюбно там встретили, хотя, может, мне просто не повезло, день, может, у них неудачный был, кто ж их знает. И зря меня на выходные домой отпустили - что-то всё наперекосяк пошло по всем статьям, накопились неприятности, о которых мне не рассказывали, а тут сразу ворохом, да и сама накосячила, пытаясь хоть что-то исправить - в общем, на душе хуже не бывает, а грузить никого неохота, так что если и буду вылезать, так только в агент к Брому, пока тырнет совсем не отрубился. Всем привет, и пусть у вас всё будет хорошо. Прорвёмся как-нить.

Если я кому нужна, кто ещё не до конца разобрался с торрентами или ещё что надо, то вот на три дня меня отпустили оттянуться; дома до середины воскресенья, стучите. :)

Я бы ещё вчера вылезла, но оказалось, что чадо раздолбало в хлам мою клаву, а в его собственной не хватает 7 клавиш, и всё буквы важные, пришлось срочно, плотоядно вперив взор в монитор и облизываясь, но не имея возможности пошастать по сети, заказывать новую (сейчас печатаю уже на ней). Из остальных ощутимых потерь за время моего отсутствия - пришлось окончательно похоронить моё компьютерное кресло, утеряно классное зарядное устройство для фотика, что подарил мне Бром. И да, кое-кто, несмотря на клятвенные заверения, ничего в моей комнате не трогать, только цветы поливать, объявил, что навёл у меня в комнате генеральную уборку - теперь весь хлам, равномерно и с любовью годами раскидываемый по комнате - свален в огромную кучу у окна, к которому теперь не подойти вовсе. И если я раньше знала, где у меня что лежит, то теперь, когда вернусь окончательно, мне предстоит масса приятных открытий. Одно радует, чадо не сумело сломать комп, хотя и нагрузило его своими закачками, но это ничего, посмотрю хоть, что дитё смотрит на досуге на моём компе. И да, моя новая мышка после попадания в его коварные лапы, всё ещё жива, это тоже гуд.

Всю прошлую неделю хирурги решали проблему, насколько оправдан риск, и в пятницу сказали, что всё-таки операции быть, так что, наверное, на следующей неделе. Есть шанс, что в ноябре уже буду дома, хотя потом, вроде как, обратно на терапию переложат. А в декабре - снова Альбрехта. На терапии всё же, надеюсь, начну снова писать, просто не хотелось до операции, а то начнёшь какой проект, а потом придётся прерваться на неизвестно какой срок, и весь кураж пройдёт, и будет зря потрачено время. Но это пока неактуально совершенно.

Если кому интересно, то доктор мой, который тырнетоподкованный, сказал, что операцию будут проводить 4 хирурга и, очевидно, на следующей неделе, если не случится ничего такого. Вокруг все чихают, даже соседка по палате, потому я нынче накупила всяких профилактических средств от простуды, авось не случится бурной химической реакции с больничными лекарствами. А накачали меня таблицей Менделеева на полную катушку - так что я, чуть не приплясывая, добралась нынче до дешёвой аптеки у метро на своих двоих. С весной, когда была уверена, что до Нового Года скорей всего не доживу, а уж ходить перестану - точняк, и не сравнить.

Одно из ярчайших больничных впечатлений за последнюю неделю - это выданный в четверг компот со вкусом нестиранных портянок. Вот не могу понять, почему совершенно чётко знаю, что вкус именно портянок, а не какой другой - я ж их никогда жевать не пыталась...

Ну, в общем, такие наши небогатые новости. Я, короче, пока здесь, а когда буду на следующей неделе или дальше - не знаю, у меня осталось только 100 мегов на билайновском модеме, так что я их оставлю на переписку с Бромом, чтоб не разорять его на телефонных звонках, а в блоги и соцсети вылезать скорей всего не буду. Ну, или чадо расщедрится и подарит мне ещё пару мобильных гигов...

Привезли мою соседку по палате - Настю - после 26-часового отсутствия, девочка вся в слезах, нервишки, наверное, зашалили, после разберёмся, отдохнуть ей надо и в себя придти. На шее - здоровенный шрам, сантиметров на 15, у Насти была внутри опухоль, не злокачественная, которая никак о себе знать не давала, не беспокоила, но росла. Девочка сама её у себя случайно обнаружила каким-то образом, и после этого за ней следили некоторое время. Пришёл Настин доктор, объяснил, какие упражнения делать для скорейшего восстановления - на это должно уйти 2-3 месяца, и после всё останется в прошлом. Сказал, что девочке очень-очень-очень повезло, опухоль только начала прорастать в нерв, а чуть позже - и пришлось бы ей в дальнейшем дышать и есть через трубочку, а так - всё пройдёт, практически без следа, только тонкий шрам останется. Операция длилась 4,5 часа, плюс сутки в реанимации. Врач пригрозил Настю выписать, если ещё увидит слёзы, и не позволил ей звонить маме, пока не прекратит рыдать. Ну, нормально, надо же как-то человека из жалости к себе потихоньку выводить.

Не знаю, почему тормозят с моей операцией - вроде, на терапии меня уже привели более-менее в норму, хотя проблем хватает и теперь. Давление врачей вряд ли беспокоит, иначе его хотя бы раз измерили. А я ни на что не жалуюсь, молчу в тряпочку про то, что... фик буду писать, раз они читают. Ну, вот мы с Настей пришли одновременно, с ней уже разобрались, а мне ещё ждать, неясно сколько - может, операция более сложная, шут её, эту аорту, знает. И сегодня был новый врач (тот самый, что гуглить умеет), который представился мне моим лечащим (а тот, что был прежде, что с ним? или их теперь у меня два лечащих?). Опять начинаю тихо нервничать. Вечером заходил дежурный, спросил, что мне будут резать и пожелал удачи таким тоном, что я поняла, что удача мне, пожалуй, ещё понадобится... В общем, ждём-с дальше. Может, успею ЛОСТ досмотреть? Сегодня, наверное, добью 4-й сезон. Зря я решила, что не успею тут ничего написать, потому и браться не стоит, очень даже успела бы. Но теперь, пожалуй, не стоит.

21 век на дворе, в реале это, как правило, не заметно, но иногда случается так, что и другие до него добрались.Я-то думала, хирурги на работе сгорают целиком и полностью, а они, оказывается, тоже люди, и тырнетом умеют пользоваться, и даже гуглить. Ужс, ужс, ужс. В общем, вычислили меня мои эскулапы в фэйсбуках и прочих самиздатах. Приходил сегодня один, хвастался, даже до кинорецензий докопался. Теперь будет кино смотреть вместо того, чтобы к операции готовиться. Операцию в итоге перенесли на следующую неделю (*это чёрный юмор такой, если чо*). Короче, мало волнений, у меня теперь новое беспокойство - чтоб на хирургов не напал ржач, когда будут со скальпелем в руках. И вообще чтоб бдительность не потеряли, а то уже кое-кто пообещал мне начать лечить сонную артерию вместо моей аорты. Пойду хоть почитаю предыдущие посты, я ж их в потоке сознания, не задумываясь писала - надо же знать, за что меня могут зарезать... (*это тоже чёрный юмор, господа эскулапы, не принимайте на свой счёт, пациент просто в панике*) Вот сиди после этого в тырнете у всех на глазах, в жизни больше комп с собой не возьму в больницу!

Девочку Настю, мою соседку, сегодня увезли в 8 утра на операцию, и до завтра я вряд ли её увижу, так что палата оказалась на сутки в единоличном моём распоряжении. Мне кажется, что за Настю больше я переживала, чем она сама. Во всяком случае, всю ночь она мирно сопела, а я ворочалась, нервничала, как будто это меня сегодня должны резать, а не её. Доктор мой забежал утром, сказал, что сегодня-завтра меня глянет терапевт, а потом уже начнём готовиться к операции (а что же я на терапии, интересно, 2 недели делала?). В общем, надеюсь, что это будет короткий период, а то уж больно хочется, чтобы всё это поскорей осталось позади. Операция меня не столько пугает, как первые часы после неё - когда выйду из-под наркоза. Доктор зачем-то долго меня утешал, рассказывая, что, возможно, всё обойдётся одним разрезом, а не тремя, которые изначально запланированы. Количество шрамов меня как раз меньше всего беспокоит - хоть десять, лишь бы выйти из больницы на своих двоих, а не в инвалидной коляске, в которой меня уже катали по 31-й и куда пытались усадить в 1-м Меде.

И тут моё одиночество решила скрасить Babushkа-Starushkа. Пришла в гости, принесла гостинцы. В смысле, в реале. В сети-то мы сто лет, как друг дружку знаем. А увиделись впервые. Ну, я такой себе её и представляла, а это редко бывает, когда знакомишься с виртуальными друзьями въявь. Надеюсь, я не оказалась на порядок страшней, чем Babushka-Starushka обо мне думала. Пойду гляну в зеркало. :)

Вчера отмахала сразу пол четвёртого сезона ЛОСТа. Так, глядишь, и весь успею до выписки. Если не упрут нетбук, а то торговцы тут всякие заходят на каждом шагу, смущая мою параноидальную душу.

У меня теперь богатый больничный опыт: когда новенькие сообщают, что собираются в больнице сбросить вес, это вызывает только усмешку - фик тут похудеешь. Кормят хоть и не всегда вкусно, но по большей части вполне сносно и сытно. А кроме того, в нормальных палатах все делятся меж собой домашней снедью. Про гостей, которые приносят пирожные даже диабетикам, речь уже не идёт. Ну, вы уже догадались: выходные, а значит, и посетителей больше, чем в будни. Вчера заезжали Света и хорошая старая знакомая - Л.М., что живёт неподалёку. Завалили вкусняшками, и всё запрещёнными. :))) Чтобы эти вкусняшки не увеличили мой уровень холестерина с 2-кратного уровня до 3-кратного, принесли также пару мешков квашеной капусты. Капуста в больнице - продукт, пользующийся наибольшим спросом, она заменяет все приправы и вообще на неё как-то сразу всех пробивает. Больше, чем на колбасы, сыры, ветчину и пирожные. Боюсь, что попривыкну к роскоши и меня потянет на неё дома. А это нам не по карману...

Позаботившись о моём физическом благополучии, Света и Л.М. занялись просвещением. Рассказали, соответственно, новости виртуала и реала. Новости в больницах - тоже дело первостепенное. Те сотрудники, что приносят пациентам газеты, пусть даже бесплатные, пользуются наибольшей любовью. Обе моих гостьи дружно рассказали про речь Кости Райкина, отзывами о которой пестрит и фейсбучная лента. Саму речь я не видела, так что не очень понимаю, что такого Костя Райкин мог сказать, вызвавшего столь бурный резонанс. А пробиваться через мобильный тырнет к новостям - занятие неблагодарное. Одно мне ясно - либералы опять воюют с патриотами.

Во всей этой ругани мне больше всего не нравится тезис либералов, суть которого сводится к тому, что нас мало, всего 14%, мы выступаем протим большого зла. И значит, мы хорошие. А вас 86%, вы стадо, и вы сторона Мордора. И значит, вы плохие. Я лично считаю, что, во-первых, это весьма нелогично слышать от людей, которые якобы борются за демократию, то бишь власть народа. Народ - это как раз большинство, то самое, что либералы называют стадом. Во-вторых, это самое большинство не только с либералами расплёвывается при каждом удобном случае, но иногда делает и что-то полезное для мира. В Великой Отечественной, кстати, тоже то самое большинство победило. И называть его стадом при таком раскладе уж как-то совсем не того, некрасиво это, надо сказать. Народ может быть одурачен, но всё-таки он - народ, а не стадо баранов. А в-третьих, это вообще неправильно считать, что прав тот, кого больше или меньше, правота от количества голосов не зависит. Да и 86% - они тоже весьма неоднородны, и не могут сводиться к упрощённой схеме "да"-"нет". Ну, и в-четвёртых, я подозреваю, что Райкин должно быть в своей речи не народ ругал, а суть спора опять свелась к любимой теме... Или всё-таки ругал? Кто-нить читал и в курсе? Просветите, плиз. В больницах, кстати, народ избегает разговоров о политике, а когда они всё-таки случаются, сводит их на нет ради спокойствия и мира. Но, надо полагать, каждый 7-й пациент всё тот же либерал, однако, каковы политические предпочтения по болезням и морде лица не определишь, а ху из ху определяется не политическими пристрастиями и убеждениями, а тем, как человек ведёт себя среди других людей. Тут, кстати, как-то сразу видно, кто что из себя представляет, и думается мне, политические оппоненты могли бы друг другу немало сюрпризов преподнести, если бы так сильно не ругались...

Завтра оперируют мою соседку по палате - девушка меня слегка напугала тем, что и квота у неё есть, и сто тыщ она должна заплатить. Впрочем, может, это связано с тем, что она не питерская, а из Новосибирска, хотя, по идее, это не должно роли играть, наверное. Заходил анастезиолог, распрашивал девушку о травмах. Я сначала считала, а потом перестала, так как сбилась - каждые полгода у моей соседки чуть не с самого рождения сотрясение мозга, перелом или ДТП. Я даже начала слегка за Брома беспокоиться - думала, он живёт в мирном спокойном городе, а там вон какие страсти на каждом шагу происходят... Насчёт меня пока всё неясно, лишь бы не выперли разбираться сначала с другими проблемами - если опять начнётся отфутболивание от одного к другому, то я уже не потяну по новой всем этим заниматься и сложу лапки. Жаль только будет, что Ольга, и Света, и врачи здешней терапии столько сил и времени вгрохали в эту операцию - а всё зазря. Так что хотелось бы всё-таки положительного разрешения ситуации.

Вчера, после перевода на хирургию, я полдня просто тупо наслаждалась тишиной. Не знаю, как с этим обстоят дела у вас, а у меня при любом постороннем шуме нервные клетки начинают судорожно дёргаться и вопить: "Караул!", а потом стройными рядами прыгают, как лемминги, с обрыва в пропасть. Даже моё великовозрастное дитятко давно выучило, что если за стеной не гремят тамтамы и не воют синтезаторы, то мать ведёт себя прилично и не бьёт в сердцах посуду. В общем, на терапии было шумно. По ночам постоянно булькал и гудел аппарат подачи кислорода, гремел храп на две глотки, а бабушка, что лежала рядом, кого-то всё время остервенело выгоняла во сне, одну ночь даже хорошенечко так материлась, о чём потом переживала до самой выписки, и клялась, что слов таких попросту не знает и никогда прежде не слышала. Я и раньше предполагала, что человек совсем не догадывается, какие бездны прячутся в его подкорке...

продолжение скушной лытдыбрины

Всем привет.

Я уже в лапах, надеюсь, умелых - хирургов. Во всяком случае, батюшка здешний благословил и операцию и руки хирурга, так что как бы там ни повернулось, всё по воле Божией. Похоже, меня угораздило попасть в VIP-палату (или у них все такие шикарные, пока не знаю): на двух человек - шестиугольная, сумасшедшей формы. Телевизор, репродукции на стенах, часы, свой туалет и душевая кабина. Кровати низкие, что хорошо, а то я чебурахаться стала порой. Тут, кроме меня, лежит девушка Настя, её положили утром, а оперировать будут в понедельник. Так что меня, наверное, или в пн, или во вт. Если одновременно, то надо будет разузнать, куда подевать технику на время реанимации.

На терапии все откуда-то разузнали, куда меня переводят. Люди из других палат пошли проводить, и меня тронуло, какое количество добрых пожеланий я услышала, так как никого даже по именам не знаю, один добрый человечек даже дотащил мои вещи сюда, под проливным дождём, за что ему огромное спасибо, а то мне Лёха с Охой столько наприносили всего, что оказалось в 2 раза больше всего, чем когда я поступила на терапию. Там, действительно, все врачи какие-то нереально добрые. Надеюсь, здесь такие же, хотя для хирургов важней, наверное, не характер, а какие у них руки.

Одно здесь не очень - ощутимо дует от окон, хотя с другой стороны, не будет душно, и это хорошо. И розетки по-дурацки расположены, но не страшно, нетбуки наши дотягиваются, хотя и через всю палату тянутся провода. Жду врачей. Начинаю осваиваться. Может, здесь удастся наваять рецки или что-нить путёвое. А то пошёл сплошной лытдыбр, которым, боюсь, уже всем надоела.

Ну, вот и переводят меня наконец. Через час, наверное, буду у хирургов. А я-то уж губу раздула, собиралась прописаться на терапии и приватизировать палату. :)

Вряд ли меня будут оперировать на этой неделе, но если пропаду, всё путём, не волнуйтесь, после операции мобильники и прочее отымают и отдают только когда человек уже выйдет из реанимации.

К людям привыкаешь. Когда кто-нибудь уходит, начинает будто чего-то не хватать. Образуется пустота. Вчера к вечеру у нас выписали сразу двоих: бабульку, что по ночам разговаривала, и птичницу Сашу. Я уже пережила на терапии второе поколение соседей по палате. И осталась я один на один со стихийным бедствием... Рядом с ним невозможно не только писать, но и читать, и даже смотреть кино. Так что с рецками придётся слегка погодить. Надеюсь, на хирургии будет проще, человек, постоянно производящий слишком много шума, от которого не скрыться даже в наушниках, включив музыку на полную громкость, встретился за четыре больницы всего второй раз. Так что шанс, что в другом отделении будет потише, имеется приличный. А переведут меня сегодня или завтра - вчера вечером, когда Андрюша забежал в очередной раз, сказал, что квота уже пришла. Ждёмс.

Я не скажу, что этот год был плохим. Он был трудным, даже временами тяжёлым, но вовсе не плохим. Даже если измерять чисто арифметически, хорошего было больше, и я за него благодарна. А за плохое ни на кого не в обиде - как ни поверни, всё моя вина. Да и не было оно по сути таким уж плохим, понимаешь со временем, что то, что тебе не нравится в жизни, вовсе не такое мрачное и чёрное, как порой кажется сначала. И всё просто, и сложно одновременно - жизнь штука несправедливая, ты получаешь подарки, предназначенные не тебе, а те люди,что намного лучше тебя, их никогда уже не получат, и порой твоя вина в этом тоже есть, и немалая. Чувствуешь себя так, словно украл у хороших людей их шанс. А сам ты этим шансом воспользоваться не сумел. И почему его дали не им, а тебе - Бог весть. Какая уж тут справедливость? Именно тебе, а не им жаловаться не на что, только стыдиться, что не смог, не сумел, не оправдал... Даже твоя боль - сплошной катарсис, праздник, которого ты тоже не заслужил, его отняли у кого-то другого. Почему? За что? Зачем? Радуешься чужой радостью и счастлив чужим счастьем. И это следует принять, хотя в тебе подчас всё против этого протестует, потому что если не примешь, эти дары пропадут впустую, и тогда всё было зря - и твоё, и их. И да, надо смириться, они были лучше, потому они одаряют тебя, а не ты их. Только-то и всего. И не надо говорить, что всё будет хорошо - всё уже прекрасно и замечательно, всё просто великолепно, так было и прежде, и так будет всегда. Просто не всегда это в тебе есть.

Это я написала сегодня под утро, а потом отправилась на раннюю службу в больничный храм. Он в ста метрах от корпуса - а меня выпускать не хотели, слишком рано. Выпустили всё же, уговорила. Я полчаса эти сто метров ковыляла, но было так здорово. Вчера выпал первый снег и не растаял. Во дворе больницы плакучие берёзки, листья с них ещё не опали. И фонари их подсвечивают в темноте, красота неописуемая. Пришла в храм, он тут маленький, уютный, с деревянным полом, я такие люблю больше громоздких соборов, литургия уже началась. Иерей, диакон, хор... И никого, кроме клира в храме, и меня. Так и причастилась одна, и помолилась. Только ещё какая-то бабушка к "Отче наш" прибежала - брат ей умерший нехорошо приснился, проснулась и сорвалась в храм, напуганная сперва была. И вдруг тоже почувствовала - праздник сегодня. Не знаю какой, но праздник. И лицо у неё тоже преобразилось, стало радостным. Всё хорошо. :)

Если меня сегодня не переведут в хирургию и нашу бабульку к завтрашнему дню не выпишут, надо будет её тоже вытащить, пусть разбирается с шудрами-мудрами-бигудями. :)

(*рассказывается перед обедом при подсчёте маринованных огурчиков в банке*) Приносит бабка деду в больницу гостинцы: огурчики, творог, яблочки. Дед: "Ну сколько можно говорить, ничего не приноси больше! Ты не представляешь, сколько тут всего в холодильнике!"

Застукала нашу древнюю, как Мафусаил, китайскую шпионку-матерщинницу за странным занятием. Нарисуйте себе мысленную картинку - русская православная 85-летняя бабушка в платочке. Вообразили? Теперь представьте её с крестом на шее, полуживую - краше в глоб кладут - и в полулотосе, сложила смиренно ручки на коленки, большой и указательный пальцы в колечки и мудрит мудру. Взгляд остекленелый, на вопросы не реагирует - йогой, млин, она, видите ли, занимается... В общем, снова учудила наша бабулька - это её так новенькая, та, что стихийное бедствие, научила. Я всегда подозревала, что глупость - болезнь заразная, особенно при ослабленном иммунитете.

Но новенькая бабульку не только йоге учит. Они теперь подолгу, аж до часу ночи, скрываются в туалете. Я до сегодняшнего утра не знала, чем они там занимаются. Только сегодня в 6 утра гляжу - наш Божий одуванчик тихохонько встаёт с постели и двигает в туалет. Спрашиваю: "Всё в порядке?" Взгляд отрешённый, не отвечает. Ну, у меня нехорошие подозрения закрались - что мы теперь не только матом во сне ругаемся, но ещё и в сомнамбулическом состоянии по палатам ходим. Выждала полчасика и айда за ней. Ещё 6.30 утра, все нормальные люди в больнице в это время спят, так что я даже халат надевать не стала, а в одной ночной рубашке двинула в коридор. Хромаю, заглядываю в палаты - не видно ли её где? И вдруг навстречу - наш Андрюша. 6.30, братцы! Вы когда-нибудь приходили на работу по доброй воле в 6.30?! Вот неймётся же человеку - так ему больных лечить надо. И я навстречу, без халата, как привидение. "Вы нашу бабульку не видели?" - спрашиваю. "Видел, - отвечает Андрюша. - С ней всё в порядке". И подозрительно так ухмыляется. Но я не стала особо вникать - раз доктор в курсе - значит, всё под контолем. Возвращаюсь в палату и пытаюсь опять уснуть. Проходит ещё полчаса и появляется наш Мафусаильчик - вся в бигудях, с накрашенными ногтями... Взгромоздилась на кровать, и опять в полулотос, ручки на коленки, пальцы в кружочек...

Всё, братцы-хирурги, забирайте меня из этого дурдома поскорее! У меня иммунитет тоже в последнее время не очень...

Если бы я верила в карму, то решила бы, что 31-я больница и институт Мечникова искупают на мне свою вину за то, что недосмотрели 16 лет назад моего мужа Ивана. В Мечникова ему поставили безобидный диагноз - холецистит и выписали с ним, а в 31-й, когда его привезли ночью по "скорой" из НИИ Кардиологии - положили в обычную палату, даже не реанимацию. И просто никто не заметил, что человек при смерти... Прозевать гангрену кишечника - это надо было ухитриться.

В Мечникова 40 раскиданных по территории корпусов, но так получилось, что я лежу в том же 18-м отделении, где находился и Иван. Здесь мало что изменилось и стены, и обстановка до боли знакомы. Изменились только люди. Больше нет грубых врачей, которые могут зайти в палату и безо всяких экивоков сказать человеку, который лёг на обследование в связи с потерей голоса, что он через неделю умрёт и типа кыш отсюда.

Нет, врачи здесь теперь совсем не такие. У нас милый молодой человек, которого мы за глаза называем Андрюшей. Он приходит по нескольку раз в день в палату, начиная с 8 утра и до 9 вечера. Почти всю неделю он работает по 12-13 часов. Он ласково смотрит, бережно гладит по руке, а в пятницу я даже услышала от него "родная моя"... Без издёвки, на полном серьёзе. В институте такому не научишь. Думаю, что Андрюша попал под влияние заведующей - женщины, чьи грузинские имя и отчество мне не запомнить и даже просто не выговорить, там куча шипящих согласных. Заведующая так же ласкова со всеми пациентами. И от неё можно даже в коридоре услышать "лапочка моя" или что-нибудь в этом роде. У неё это получается естественно как дышать - так что немудрено, что молодые врачи и интерны ей подражают. Даже лифтёр Слава, мальчик-дцпшник на редкость добр. Каждый день заглядывает в палату, желает всем скорей поправляться, а старушкам приносит свежие газеты, которые тут нарасхват.

В 31-й мне врачи попались столь же добрые и внимательные, как в Мечникова.Лечащая доктор даже обняла на прощание и просила, разобравшись с аортой, возвратиться к ним. Такое ощущение, что с поликлиничными эскулапами больничные живут на разных планетах. Не потому, что те хуже - везде есть всякие, но они не совпадают. Больничные врачи никак не могут понять, почему я в течение 10 лет не могла толком госпитализироваться - то поликлиника отказывалась направить, то сами больницы давали от ворот поворот. Ощущение, что сейчас навёрстывают. Сегодня заведующая сообщила, что после операции она возьмёт меня обратно на терапию на реабилитацию "с удовольствием". Где они были все эти 10 лет?

Сейчас я жду, когда на ангиохирургии освободится место. Выписывают здесь как правило в 16-17 часов, так что возможно, что и сегодня даже.

А так у меня никаких изменений. В 8 утра прилетела синичка и стала клевать, словно дятел, клювиком в стекло - эй, лодыри, вставайте, не пора ли меня покормить?! За ней прилетели голуби и вороны. В общем, наша птичница Саша стала уже своим человеком среди местных пернатых. Её уважают и постоянно требуют, чтобы она вышла. К счастью пернатых, Саша любит гулять и по 3 раза в день вылезает на улицу, прихватывая с собой каждый раз семечки или оставшийся после еды хлеб.

Вместо академика Бехтеревой у нас новенькая. Это стихийное бедствие, а не человек. Тут все обижались на Свету, что она болтушка, но Света рядом с этой особой молчалива, как старый индеец. На нашу беду, новенькая не просто громко тараторит с утра до ночи, но ещё и непроходимо глупа. Я ничего не имею против глупых людей, когда они не стоят у твоей кровати и при этом без умолку трещат. Сейчас птичница Саша - человек крайне коммуникабельный и уживчивый - отправилась в аптеку за берушами для всей палаты. Мне помогают наушники справиться с этой бедой, а остальные страдают. Я уж даже не знаю, что хуже - телевизор, которого тут, к счастью, нет или наша новенькая...

Не знаю почему, но я в больнице ничего не успеваю - даже не каждый день получается ЛОСТ посмотреть, а ведь, вроде, ничего не делаем - только едим да лежим. Сегодня повезло - никто не храпел и не разговаривал ночью. А если это и было, то я благополучно проспала сие событие. Постараюсь завтра хоть про ЛОСТ написать или про "Комьюнити" Иванова.

Нынче у нас целый вагон событий различной важности.

Ночью наш Божий 85-летний одуванчик - тот, что китайская шпионка, устроил нам весёлую ночку. То, что старушка по ночам разговаривает на непонятном наречии - к этому мы привыкли уже. Но сегодня наша тихая бабуля всю ночь общалась с невидимым для нас собеседником на чистейшем русском ненормативном арго. Орала на кого,-то, выгоняла, обзывала, и мы сильно перепугались, так как глаза у неё при этом были нараспашку. Лексику приводить здесь не буду, ибо неприлично. Я, грешным делом, хотела врача даже дежурного будить, ибо знаю по опыту, что люди, даже самые интеллигентные и никогда плохого слова не произносящие, матерятся при инсульте. Почему-то при этой болезни весь лексикон из речи исчезает, за исключением мата. Но инсульта поутру у бабульки не оказалось, и она совершенно не помнила, что всю ночь неприлично выражалась на полную катушку с открытыми глазами. Теперь остаётся ей только начать ходить во сне...

Утром прилетела опять синичка. Застолбила окно по периметру. Моё, мол, и ни чьё другое. Это поразительно просто. Дело в том, что моя соседка по палате Саша ходит трижды в день на небольшие прогулки по территории больницы и где-то там в сторонке кормит синиц прямо с руки. Как синица ее вычислила - уму непостижимо, но явно прилетает именно к Саше, вертится теперь здесь весь день. Я когда-то читала книжку одного ветеринара, который рассказывал про то, как перестал считать голубей тупыми птицами. Он нередко оперировал зверей у себя дома. И вот однажды, выйдя на лестницу, увидел голубя с перебитым крылом, который по одной ступеньке поднимался наверх - именно к его квартире. В звонок не звонил, разумеется, но у двери ветеринара остановился и спокойно позволил ему взять себя в руки и внести в квартиру. Видел как-то в окно или с балкона, что этот дядька лечит зверей, и ведь понял, что лечит, а не калечит, высчитал и этаж, и дверь. Я вот, например, со своим топографическим кретинизмом никогда не могу правильно определить окна чьей-либо квартиры.

Ну, и главное событие дня - меня сегодня соборовали. Так что я молодец. :)

Сегодня неожиданно пробило на катарсис. Чтобы не слышать пустопорожнюю беседу, которую соседки решили провести прямо над моим ухом, я нацепила наушники и включила музыку. Взяла с собой немного, но чтоб для души. "Мельница",Жуков, Цой, Оргия, десяток саундтреков. Лежу, слушаю. Тут вдруг синичка к моему окну подлетела, стала клювом долдониться. Я синиц в городской черте давно не видела, когда-то встречались в парках на Островах, а где цивилизация - там только голуби, воробьи да вороны с чайками. Наверное, её кто-то подкармливает, только она перепутала окно. И вдруг стало на душе совершенно замечательно, страх улетучился, а пришло вдруг осознание, что всё хорошо. Молчание хорошо, и болтовня хорошо. Музыка хорошо, и тишина тоже. Друзья хорошо, и одиночество. И эта синичка. И боль, и смерть, и чувство вины - всё это прекрасно. Один только страх не хорош. Но страх исчез. Тело, может, и боится, но не душа. Душа знает, что всё будет хорошо - как бы ни сложился этот расклад: жизнь, болезнь, смерть. Наступил покой и какое-то тихое счастье.

Каждый день появляются друзья: приходят, звонят, пишут в чате. Всегда кто-нибудь да есть перед линией горизонта: Бромка, Света, альбрехтовский ангел Ольга. Вчера весь вечер писала Марина. Сегодня заходила Оха - это человек, который может пропадать 30 лет, чтобы внезапно появиться в тот момент, когда нужна его помощь. Лёшка вот-вот подойдёт. Всё хорошо. Всё просто отлично. Только не всегда это понимаешь.

ФГДС - это генеральная репетиция агонии. Мне заморозили горло, уложили и...
я думала, что с лидокаином будет легче проглотить кишку. Фигвам. Меня
фиксировал здоровенный то ли негр, то ли араб - в общем, Отелло (а я -
соответственно Дездемона). Руки держала медсестра. А врач запихивал эту
гадость, а я только и делала, что давилась и думала, что вот пришёл мой
последний час. Слава Богу, это недолго, всего 5 минут, хоть с этим
отмучилась.

Больница опять переиграла - меня оставляют на терапии и переведут сразу в
хирургию, когда там появится место. С одной стороны, это хорошо -
сэкономится 600 рублей на дорогу туда-обратно. И нервотрёпки меньше будет. С
другой стороны, я уже настроилась, что наконец-таки высплюсь, нормально
вымоюсь и посижу хоть пару дней в нормальном тырнете. Но всё же я рада,
потому что перевод с отделения на отделение - это самый оптимальный вариант.

Человек - странное существо, он может одновременно бояться двух совершенно
противоположных вещей. Так и я боюсь: и что операцию не сделают, и что
сделают, да сделают неудачно. Настроение такое, как когда я писала
"Парус"

Тырнет по-прежнему никакой. Не обещаю, что смогу ответить в блогах. В фб
зайти проще, чем в жж или лиру.

Учебным пособием для студентов у нас служила болтушка Света, которая тараторила с утра до ночи - её было так много, что всех учащихся направляли прямо к ней. Это было взаимовыгодное сотрудничество: она служила для студентов тренажёром, а они для неё благодарной аудиторией. А мы имели возможность немного отдохнуть от её трёпа. Но Свету выписали, а студенты остались. Их разделили поровну между пациентами нашей палаты, поскольку ни у кого из нас не хватило бы энергии на такое количество народа. И вот нам тоже пришлось побыть тренажёрами. Студенты строили умные физиономии, тыкали фонендоскопом в точки аускультации и обстукивали мою грудь так, как я обычно стучу по арбузам, проверяя их на .зрелость. Звуки получались примерно такие же. Студенты удовлетворённо кивали головой, а потом начинали нас расспрашивать, как получилось, что мы довели себя до состояния графских развалин (не знаю, как у вас, а в Питере есть торт с таким названием, очень вкусный). У наших дам день вчера был нервный: до этого им проводили ФДГС, а это не очень приятная процедура, которая мне предстоит завтра. В конечном итоге всё свелось ко всеобщему ржачу и братанию будущих эскулапов с пациентами.

Ночью сегодня почти удалось поспать: академик Бехтерева храпела на два тона ниже обычного, но вот 85-летняя бабушка что-то нервно всю ночь говорила во сне, явно не на европейском языке, так что с утра к ней приклеилось прозвище "китайская шпионка". Она не обижается, а с печальным видом говорит, что не ожидала того, что так глупо раскроется.

Жары и духоты стало поменьше. Игорь СМирнов дал дельный совет, как с ней справиться - закрыть батарею одеялом. Реально помогло. Может кому ещё пригодится.

Да, главная новость, завтра после ФДГС меня всё-таки выписывают. Ну, скорей всего, если не переиграют - моя судьба сейчас решается в ординаторских кулуарах. Эскулапы терапии и хирурги договариваются между собой, и я пока не знаю, о чём договорятся - альбрехтовский ангел Ольга обещала позже мне перезвонить. Во всяком случае, едва ли мне теперь удастся собороваться в воскресенье, как собиралась, но хоть дома побуду.

Все со мной жуть как предупредительны и добры,я к такому отношению не слишком привычная и потому отношусь с некоторым подозрением. Один мой друг четверть века назад сошёл с ума и на вопросы о самочувствии отвечал: "Меня беспокоит, что вас всех что-то беспокоит". Вот у меня примерно такое же чувство. Кажется, что все знают о моём состоянии что-то такое, о чём я не догадываюсь. Реально-то я чувствую себя гораздо лучше, чем месяц назад, когда невралгия доставала не на шутку. Я по-прежнему думаю, что мои шансы 2 к 1, но может быть, всё совершенно наоборот, и они 1 к 2???

Вчера к нам приходили девочки-миссионерки, притащили всякие православные брошюрки, от которых я отказалась, потому как у меня дома целый шкаф православной литературы, и читать вроде как всегда есть что. Соседки же что-то взяли и вечером читали. В общем-то, у нас тут подобрались все православные, и трое человек из четырёх ежедневно втихомолку от других читают утреннее и вечернее правило.

Как вы думаете, о чём могут говорить меж собой четыре православных бабки перед сном? Ни за что не догадаетесь. Сперва разговор затевается, как водится, о кулинарных рецептах, вчера даже меня ухитрились в него втянуть. Каким образом обмен рецептами завершился обсуждением видов оргазма у пассивных геев - понятия не имею, но ржали, как в пионерлагере, всю ночь, и сегодня как-то проснулись без особого эмоционального напряга.

Пока всё. Жду дальнейшего решения своей судьбы. Если не отвечу на чьи комменты, плиз, без обид - тырнет никакой. Да, и говорят, я кого-то расфрендила на Мэйле, это не так, я никого не расфрендивала в последние месяцы, всё больше меня...

Вечером зашла заведующая. Предупредила, что какой-то пациент ходит по ночам по палатам. Чтобы не пугались. Припрятала нетбук поглубже. Вдруг лунатик ещё и клептоманией страдает? Правда, утром сказали, что наоборот, у него что-то пропало (или ему кажется, что у него что-то пропало) и он ходит-ходит-ходит и ищет свои вещи. Меня один раз в больнице обворовали лет 10 назад, так что я его хорошо понимаю.

Теперь я живу в окружении трёх старушек. Правда, старушкой без колебаний можно только одну назвать - 85-летнюю бабушку. Две другие - очень пожилые дамы. Понятие "бабушка" со времён моего детства сильно изменилось. В те времена бабушки часто были не слишком грамотны, сейчас на трёх наших дам - 5 высших образований. А Тамара (которая храпит громче всех) - вылитая академик Бехтерева, даже мимика у неё такая же, как выпучит глаза, так и смотрит, словно в мозг влезает. Ну и, может, и не академик, но тётка определённо умная.

Вчера поступившую 85-летнюю бабушку, как здесь принято, сразу спросили: храпит или нет? Бабушка сказала, что не храпит. Как, оказывается, люди мало о себе знают! Даже в 85...

Правда, к счастью, бабушка не боится сквозняков. Тут топят так сильно, словно кочегар до этого работал в котельной ада. Я лежу в метре от трубы, но левым ухом явственно чувствую исходящий от неё жар. Боялись, что с приходом новенькой накрылись наши ежечасные проветривания, но бабушка оказалась не привередливой, и то и дело сама спрашивает: "Не пора ли открыть окно?"

Сегодня меня гоняли в другой корпус - к ангиохирургам. Они меня жутко расстроили. Сказали, что операция сложная, резать от груди до середины бёдер. Я даже засомневалась, не попала ли, случаем, в патологоанатомическое отделение... Но расстроилась я не из-за этого. Из 18 пунктов того, что надо сделать для операции, мне сделали на терапии только 10. Очень опасаюсь, что выпишут доделывать домой. И надо будет со всем уложиться в 14 дней, пока ещё действуют первые анализы и исследования.

Дохтур мой, увидев мою расстроенную физиономию, сказал, что позвонит альбрехтовскому ангелу. Так что это, может, и утрясётся.

Успела прочитать, пока ходила, свою медкарту. Написано: "Состояние средней тяжести". Вся биохимия зашкаливает. Кое-какие показатели расходятся с верхней нормой в 3-4 раза. В общем, как я и полагала, у меня не кровь, а горючая смесь. Однако, я прежде думала, что в состоянии средней тяжести, людям не до тырнета...

В общем, не знаю, будут меня тут до конца обследовать и переводить на хирургию или выпихнут домой дообследовываться...

Не обижайтесь, если не отвечу на комментарии. Я тут больше времени провожу, пытаясь зайти в интернет, чем сижу в интернете.

Вчера коалиции в нашей палате распались - нас осталось двое, а я сразу сказала, что беспартийная и ни в какие фракции вступать не собираюсь. Короче, у нас выписали двух буйных дам-сердечниц. Они то грызлись меж собой, как кошка с собакой, пытаясь вовлечь в свою грызню окружающих, то мирились и затем угощали друг дружку печеньками. Одна из них была круглосуточно под кислородным аппаратом, который журчал, словно вскипевший чайник, и никому, кроме той тётки, к которой был подключён не давал уснуть чуть не до подъёма. В кислород, очевидно, больница что-то добавляет, так как, проснувшись, тётка начинала тараторить,как сорока и не смолкала до отбоя. Все на неё за это ругались и ворчали, но теперь стало тихо, и будто чего-то не хватает даже.

Двух выписанных у нас сразу заменили новенькой, которая полдня ждала в коридоре, когда освободится для неё кровать. Моя соседка Тамара - пожилая, 75-летняя дама, с порога спросила её: "Уважаемая, вы храпите или нет?" Вопрос актуальнейший, так как в трёх предыдущих больницах никто не храпел, а тут храпели все, и даже я, хотя за мной такого никогда не водилось. Новенькая сказала, что не храпит, тогда Тамара успокоила её тем, что храпим мы все.

Ночью оказалось, что новенькая нагло солгала - звуки, которые вырывались из её глотки, напоминали рычание не совсем здорового мотора. Где уж 75-летней старушке с ней тягаться? Чтобы её старания не пропали даром, Тамара стала храпеть не в унисон с новенькой, а на два голоса: одна вдыхает - другая выдыхает. После часа мучений я нацепила наушники и стала слушать аудиокнижку.

Утром приходил доктор. Он по-прежнему весь такой чуткий и внимательный. За руку меня, правда, больше не брал (может, читает на досуге мой блог?), но смотрел по-прежнему проникновенно. Молодой ещё, неопытный... Как влюбится в него какая-нибудь одинокая старушка, которой требуется внимание - научится смотреть, как неприступная крепость. Кстати, Тамара вчера мне рассказала историю про свою 66-летнюю подругу, которая влюбилась в какого-то актёра, бросила любящего и не пьющего мужа и рванула в Москву - искать любовных приключений. Чем это кончилось для актёра - не знаю, а для старушки - Пряжкой.

Давление мне сбили немного больше, чем было нужно, сейчас стабилизируют и, наверное, уже скоро отправят в ангиохирургию. Возможно, там удастся выспаться...

ЗЫ. тырнет тут, сказать, что кошмарный - не то слово. Если кому не отвечу, не обижайтесь

Завтра ложусь в больницу. Небольшое дежа вю, не так ли? Теперь, правда, думаю, уже точно. Полагаю, что недельку будут тестировать моё состояние, а потом уже операция. Лёха обещает сделать выездной тырнет на нетбуке, но вылезать в блоги и соцсети едва ли буду - есть небольшой творческий проект, который хотелось бы попытаться реализовать. Больница - самое место для этого, если, конечно, ещё не отбрасываешь совершенно коньки.

Волноваться я перестала - спокойна, как удав. То ли нервы перегорели, то ли очередная отсрочка благотворно подействовала. Правда, сон сегодня смурный приснился. Какое-то место, тёмное, похожее на громадную пещеру - в общем, из адского ассортимента. Там до кучи народа, который должен сдавать экзамен по химии. Мне тоже предстоит. А рядом стоит - совершенно здоровенький, не скособоченный, и даже на вид симпатишный, аккурат на своих двоих - Стивен Хокинг, я пропускаю свою очередь на экзамен, чтобы быть к нему поближе - надеюсь, на подсказку, хотя он и физик, а не химик, но наверняка лучше меня разбирается... И вот не помню, чем дело закончилось. Сдала-не сдала... И что в результате, если сдала?

Сегодня потихоньку собираюсь, торопиться некуда, потому как уже неделю назад всё собрано, только на нетбук надо оставшиеся сезоны ЛОСТа загрузить (сейчас у меня середина 2-го). Оказывается, я всё неправильно помню! Порядок событий в сезонах нарушился - в голове совсем всё по-другому. И да, как-то всё теперь кажется, быстро происходит, не то что когда в первый или даже второй раз смотрела... Зато какие-то мелочи замечаешь, которые раньше были не видны. Эманон в первый раз смотрит - завидую! А Бром собирался-собирался, но начал в очередной раз свой любимый "Фриндж", не досмотрев "Гарри Поттера".

Иванова читать пока забросила (в больнице буду), Ли Чайльд его вытеснил - увлекательнейший детективщик, накачала еще штук 20 его книжек, буду читать. Кто не в теме - "Этаж смерти" - классная вещица, и весьма необычная, рекомендую.

Да, я вчера свой новый клип выложила, как-то народ его лениво смотрит, может, по подписке не прошло, в общем, рекомендую. Фильм не всем далеко нравится, но там уж больно песня гениальная, которую вы едва ли прежде слышали. По другой песне этого автора хотела сегодня начать делать клип к "Фанни и Александру", но увы, уже не успею.

В общем, прощеваюсь ещё раз, не волнуйтесь. Скоро вернусь - то ли андроидом, то ли киборгом (вечно путаю, кто из них кто) - короче, понатыкают в меня пластиковых трубочек и буду я уже не совсем как бы человеком. Ну, это я так надеюсь - что операцию сделают, и сделают удачно, и не будет затем никаких осложнений. Впрочем, как получится, так получится. Как бы ни было, Господь управит.

Всем привет. :)

Спрашивают: я ещё здесь. Таки поторопилась. Больница опять переиграла, решили, что я не в той форме, чтобы делать операцию, поэтому сперва положат на подготовку, а после переведут. Вот странное дело, для инвалидности я слишком здоровая, а для операции, так вовсе наоборот. Но предварительная терапия - это нормальный вариант, учитывая, к примеру, насколько вчера во второй половине дня скрутило безо всякой причины, а если бы это случилось после операции, было бы не очень хорошо. Сознание моё всё понимает, а организм как-то сам по себе и боится, зараза, причём до паники боится, и каждая отсрочка вызывает вздох облегчения, словно ещё день жизни подарили. Может, не стоит делать операцию с таким настроем, но чем дальше, тем будет хуже и опасней, в больницах неплохо накачали, и на какое-то время это поможет продержаться, но если кочевать из одной в другую без надежды на улучшение - какая это жизнь? Да и слишком это дорогой вариант - терапия, постоянно сидеть на таблетках, которые совсем не дёшевы. В общем, сижу с собранной сумкой, жду, когда вызовут - по идее, на этой неделе, если опять что не изменится. Из рук всё валится, так что читаю "Комьюнити" Иванова и параллельно "Этаж смерти" Чайльда Ли, пересматриваю 2-й сезон ЛОСТа, потихоньку ваяю клип, который ещё в июне собиралась делать, ну, и разумеется, молюсь. Вот в апреле-мае было совсем паршиво и со здоровьем, и с внешними событиями жизни, но тогда меня окружало облако мира, спокойствия и любви. Я ещё всех допрашивала, бывает ли у них так, что всё плохо и полный раздрай, а тебе всё нипочём, и хорошо, как никогда - никто не раскололся. :) И никакого страха, хотя события жизненные к этому очень предрасполагали. Думаю, тогда меня коснулся краешек благодати, почему тогда, а не сейчас - не знаю. Это было не в первый раз, но это ощущение мира и любви, в котором словно купаешься, оно само приходит и со временем уходит, независимо от твоего желания, и увы, его не задержать. А так хотелось бы...

Я, конечно, дико извиняюсь за предыдущий пост - категорически не следует публиковать то, что написалось в состоянии лёгкого безумия после бессонной ночи, проведённой на нервах. Оправдываться не буду, каюсь, виновата, стыдно. Обещать, что не повторится, не буду, но постараюсь. Ну, просто реально снесло крышу на несколько часов. Теперь она, кажется на месте. :)

Сперва я думала, что уже не буду ничего писать до больницы, даже уже когда знала, что её перенесли (а её перенесли на следующую неделю, позвонят в понедельник - ждёмс), там утряхиваются какие-то бюрократические проблемы, с которыми медики разбираются без меня. Я отослала все нужные документы, и мне сказали, что моё дальнейшее участие потребуется уже в качестве подопытного кролика (шучу). Даже не знаю, какую именно будут делать операцию, так как возможны два варианта: радикальный (врач в Елизаветинке считает, что он для меня довольно опасный) и промежуточный (совсем безопасный, но он решит только часть проблем, связанных с кровеносной системой). Короче, я хотела уже ничего не писать, а просто крепко помолиться, почитать Псалтирь и спокойно посмотреть ЛОСТ, сколько удастся до госпитализации. И я даже рада была, что перенесли, потому что иначе меня скорей всего оперировали бы сегодня, а нынешний день - это для меня две печальные даты и крышу могло опять понести: 16 лет назад умер мой муж Иван, а кроме того, сегодня хоронят моего брата Валентина. На похороны я не поеду, потому что разные люди приложили очень много усилий для того, чтобы мне срочно сделали эту операцию, не дожидаясь плановой, которая может состояться не раньше весны, когда, вероятно, будет уже поздно её делать. И мне надо быть в форме эти дни, а не раскисать. Эмоционально это тоже тяжко, но выбор у меня небогатый. Так вот я не хотела ничего писать - и так всех сильно нагрузила, но кошки на душе скребли, и всё-таки брат есть брат, и хоть как могу, так свой долг следует исполнить.

Лишних слов не буду говорить. Просто нарыла в сети о своём брате коротенький фильм. Не скажу, чтобы он был супер - кто-то сварганил пару лет назад его явно на любительском уровне, но старательно и с любовью. Так что я его выложу просто, и кто хочет, сможет посмотреть. Для тех, кто не хочет - просто вот несколько кадров из этого фильма: здесь мой брат и несколько его картин (он был художник и, говорят, очень неплохой). Все превью кликабельны.











И чтобы не заканчивать на столь грустной ноте, хочу, други, сказать, что у меня есть для вас и хорошая новость. Вернее, очень здоровская, потрясающая новость. Помните, мы собирали деньги на хлебопечку для столовой в Донецк? и ещё подарки детям Донбасса на Новый Год? Этим занималась моя троюродная племянница Лида, живущая в Москве. У Лиды есть дочь Алёнка, которая соответственно является моей внучатой племянницей, а я... да, я с 25 лет являюсь её бабушкой (ведь не говорят "внучатая бабушка" - просто "бабушка). Вот у Алёнки три дня назад родилась дочка, которой я уже являюсь, естественно, прабабушкой, а мой Лёха - дедом. :)))

Ещё раз извините за непричёсанные нервы и спасибо всем за поддержку и добрые слова - реально помогает продержаться то, что есть все вы. :)

ЗЫ. Завтра-послезавтра , если всё будет в порядке, выложу кинообзор, не буду его подгонять к датам, пока у меня не закончится больничная чехарда. Тут выяснилось, что на разных сайтах его люди всё-таки читают. Спасибо. :)

ЗЗЫ. А это фильм, если кому интересно. Он короткий, на 7 минут (автор мне не знаком, вроде):

Да и чего там лишних слов? Были вчера со Светой в Елизаветинке. Ничего хорошего нам там не сказали обо мне. А плохого сказали достаточно, чтобы расстроить. Ещё и на картинке в 3D показали (предупреждать надо, ангиографические снимки на экране - это как в фильм ужасов окунуться, в "Докторе Хаусе" таких не было). Но, в общем, ничего неожиданного, всё было предсказуемо и так понятно, просто до сих пор не озвучено. Я думала, что ко всему готова, но оказалось, не совсем. Но ничего, девочка большая, справлюсь. К Ерёмину не съезжу, по грибы не схожу, однако Лост ещё посмотрю, хотя настроение тупо не то, но пройдёт, наверное. Экскьюз ми, если это кого-то грузит.

Пишут, биологи научились транспортировать лекарства по кровеносным сосудам с помощью нано-рыбок. Пройдёт ещё лет 10, и мою окклюзию будут прогрызать нано-пираньи. Жаль, не сейчас...

Пересмотрела "Контакт" Земекиса. Гы, те ощущения, что испытывает героиня во время полёта, определённо напоминают восприятие под наркозом.

Света звонит:
- Ты где?
- Дома. В смысле, в больнице.


Запись в органайзере после выхода из больницы:
"Разобрать вещи из тюрьмы".

Предыдущая запись оказалась недействительна. В Первом меде со мной здорово напортачили, так что через 16 часов по прибытии меня увезли на скорой в 31-ю, там прооперировали, выдержали, пока оклемаюсь немного, и только сегодня отпустили.

В общем, на данный момент ситуация такова, что 1-й Мед сделал два МРТ, провёл разжижающую кровь терапию, стабилизировал давление, но из-за полусумасшедшей соседки (при этом всей такой комильфо), от коей страдала вся палата, я заработала очередной очаг межрёберной невралгии, заболело нипадецки, и меня стали глушить обезболивающими, которые изрядно конфликтуют с моим организмом (а я предупреждала!), и всё кончилось кровотечением. К стыду и позору 1 Меда, меня в таком состоянии выпихнули. Дома я часик посидела в тырнете, а после рухнула в постель досматривать 3-й сезон "Донована Рэя". А через 16 часов всё стало настолько неважнецки, что, хоть мне этого очень и очень не хотелось, пришлось вызывать "скорую".

В 31-й оказалось, что уколами не обойтись, прооперировали. Давление поднялось само, а ещё они провели закрепляющую кровь терапию (чорный юмор такой). Видимо, не очень удачно после наркоза переложили на кровать, так что бок болеть стал уже не нипадецки, а маманигарюй. На вторую ночь я даже выломала спинку железной кровати от боли, после чего меня вдохновенно кормили росказнями о какой-то беременной в каком-то роддоме, которая, встав, на карачки во время схваток, раздвигала и сдвигала прутья кровати, но один раз неосторожно просунула туда голову, в очередной раз сдвинула прутья и застряла. Медсёстры прибегали со шприцами хотели мне вколоть опять всё тот же кетанол, думая, что я совсем невменяемая, раз корчусь от боли, заглатываю крик, а от обезболивающих отказываюсь. Соседку по палате, каюсь, двое суток пугала изрядно, потом боль от маманигарюй опустилась до уровня нипадецки, но в отличие от 1-го Меда меня не торопились выпихивать, а выждали ещё четыре дня. Сейчас уже всё более-менее. До понедельника отдохну, начну готовиться к операции на аорте в Елизаветинке, потом надо будет опять в 31-ю ложиться, они тоже очень хотят меня немножечко порезать. А потом в Альбрехта - отдыхать от всех этих безобразий. Если выживу, конечно.

На данный момент у меня два таких вопроса, может, кто знает:
1. Все в один голос ругают Елизаветинку, говорят, что больница плохая, но никто внятно не может объяснить, чем она плохая. Врач мне тамошний понравился, и врач во Вредена, что делал ангиографию, его дюже похвалил, что он интуитивно нащупал диагноз - что мои проблемы с ногами изначально в брюшной области, правда, предполагал стеноз, а не окклюзию. Но до окклюзии просто вряд ли кто доходит, потому что в нормальных поликлиниках раньше лечить начинают, а мне вот так повезло... Короче, что такого плохого в Елизаветинке, к каким ужасам морально готовиться?

2. Что такое квоты, с чем их едят, как долго они оформляются и всё такое... В Первом Меде говорили, что месяца 3, а тут сказали, что и полтора года может длиться. Столько я точно не выдержу.

ЗЫ. Про кено уже не спрашиваю - по больницам поняла, что наш человек смотрит только совецкое, многолетней выдержки... Вообще в реале чувствуешь, что попадаешь в брежневские времена. К примеру, соседки по последней палате читали: одна - "Щит и меч", другая - "Педагогическую поэму"... К счастью, в 31-й телевизоров в палате нема. Это такое, братцы, зло - телевизор в больнице, вы даже не представляете...

ЗЗЫ. Кинообзор выложить не получилось в начале месяца, теперь уж, наверное, буду ждать середины или конца, хотя всё написано...

ЗЗЗЫ. Кажется, мне пора-таки начать пересматривать ЛОСТ.

ЗЗЗЗЫ. Если починю ноги и обе операции будут успешными, пойду в лес по грибы на будущий год, съезжу на залив, по дамбе пройдусь до фортов, съезжу к Свете (она, бедная, переживает, что из-за неё у меня такой дурдом, а в самом деле это неврология 1-го Меда виновата) в Токсово, к Подосинкиной - в Москву, может, к Ерёмину, если пустит. К Кундиковой ещё хотелось бы, такой материал для книги... Но это если меня починят, конечно. В общем, поживём - увидим.

ЗЗЗЗЗЫ. О 1-м Меде у меня были самые лучшие воспоминания 28-летней давности, но вот - увы. А 31-я, которая 16 лет назад недосмотрела моего Ваню, показала себя на этот раз с наилучшей стороны. Молодцы там все.