Первая часть: "Жопа и ноги", "Ангел-администратор"
Вторая часть: "Глючный рай", "Просто приятная тётка и Шапокляк", "Пожарная тревога", "Очереди"
Третья часть: "Голубая смерть", "Двоечники", "Самое страшное", "Тренировка Маресьевых"

ЖИЗНЬ БЕЗ ТЫРНЕТА

Две недели я спокойно жила без тырнета, потому что настроилась на то, что его не будет по определению, а значит, и переживать нет смысла. И без него дел хватало. С утра процедуры, уколы, тренировки, массажи, обследования, вечером – старалась писать, смотрела кино, а ещё ребята каждый день звонили: Бром, Подосинкина, Света Кузина, один раз даже раздался голос Ерёмина. На радостях я тогда раздавала «Подмастерье» с таким примерно автографом: «На память от автора о больнице Альбрехта в тот день, когда в неё звонил главный герой этой книги».

Через две недели забежал ангел-администратор, принёс деньги на рентген от Светы Кузиной, передачу от Токсовского храма и подарил мне пароль от вай-файки ординаторской. Я обрадовалась, подключилась к сети, загорелся зелёный огонёк агента, но тут же мигнул и погас. И сколько я ни старалась, больше не загорелся. Я чуть нетбук по винтикам не разобрала – ничто не помогало. На следующий день выяснилось, что вай-файка поломалась, и так её до моей выписки и не починили. Вот теперь, когда я почувствовала вкус тырнета на губах, когда счастье было так возможно, так близко и обломилось – вот тут у меня началась нешуточная ломка, и я поняла, как соскучилась по этим информационным дебрям, кровавым баталиям, интеллектуальным беседам, вульгарным мордобоям… Как Пушкин без этого жил? Разве есть жизнь за пределами тырнета?

ТРИ ТЁТКИ ПО МЕТР ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ

Жизнь у нас в палате была сложной, а значит, совершенно не скучной. У меня сложились замечательные отношения с Просто прекрасной тёткой. А вот Шапокляк я сильно не понравилась. Шапокляк когда-то работала в собесе, и терпеть не могла свой «контингент», состоявший преимущественно из бомжей, инвалидов, бывших заключённых и других ущербных личностей. Во мне она сразу же распознала ту самую маргинальную породу, с которой сталкивалась всю свою сознательную жизнь. При этом её дико раздражало, что у меня со всеми хорошие отношения. Когда Шапокляк начинало лихорадить и трясти от злости, я спокойно надевала наушники и начинала работать под музыку. Тогда она набрасывалась на Просто прекрасную тётку и срывала на ней дурное настроение. Впрочем, у Просто прекрасной тётки и меня хватало спокойствия, чтобы переносить все её смены настроения. Подувшись и сбросив на нас очередную порцию адреналина, Шапокляк успокаивалась, переставала грубить и начинала всех настойчиво угощать шоколадками и печеньками.

Рассказывать о своих болезнях Шапокляк могла до бесконечности. Кто-нибудь что-то скажет, а Шапокляк тут же подхватит тему и переведёт на себя и свои хвори. Большая часть этих болячек была придуманной, и старушка часто сама себе противоречила.

Например, я скажу:
- Ну, Просто приятная тётка, ты сегодня ворочалась полночи.
- А я вообще всю ночь ворочалась, - тут же сообщает Шапокляк, хотя это и неправда.
- А ты тихо лежала, - говорит мне Просто приятная тётка. – Больно шевелиться опять было, да?
- Ой, как больно, - причитает Шапокляк, будто спросили у неё. – Я за всю ночь ни разу не повернулась…

Но справедливости ради, стоит отметить, что выходя из столовой и не забыв сообщить, как ей больно двигаться и как у неё кружится голова, Шапокляк при этом спрашивала у меня, видя как я ковыляю:
- Тебе помочь донести до палаты компот?

Я думаю, что это гипертрофированное существо Господь мне послал в назидание за то, что я то и дело жалуюсь на свои боли Брому и Подосинкиной. Может, в моём случае это и не кажется столь утрированным, но для меня оказалось полезным уроком – увидеть со стороны, как выглядит «кладезь болезней».

Любимое занятие наших дам – это протирание тумбочек гигиеническими салфетками. Тумбочки они протирают по пять раз в день, хотя они и так чистые. При этом Шапокляк искоса бросает взгляды на меня – пойму я намёк или нет. Но я протёрла тумбочку в первый день, через три дня – во второй раз, через неделю – в третий. Меня на понт не возьмёшь, делать это по пять раз на дню я никогда не стану, тем более что воображаемой в воспалённом воображении Шапокляк пыли тут нет и в помине. В итоге, в её глазах я ещё больше приближаюсь к презираемому ею «контингенту»…

- Как тяжело жить, - вздыхает Шапокляк. – Вы представляете, я живу всего на 150 рублей в день. Разве можно прожить на такие деньги?

Я молчу. Я живу на 30 рублей в день. Просто приятная тётка давно об этом догадалась и втихую пытается меня подкормить – то грушу принесёт, то вафли, то пирожки купит в буфете и меня одарит… Она тоже не жирует, но на жизнь пока хватает. И вот изо дня в день мы слушаем и слушаем, как тяжело живётся Шапокляк.

Вы можете подумать, что Шапокляк мне сильно не нравится. Это не так. Мне её жаль. В самом деле, она попала в неприятную историю. Она взяла кредит и купила квартиру, потому что соседи достали её курением под окном. Купить квартиру купила, а старую – не продала, потому что заявился господин кризис, да и кому нужна квартира на первом этаже в посёлке Гатчинского района, куда даже электричка не ходит? Теперь вся пенсия Шапокляк уходит на оплату процентов от кредита. Она уверена, что справится с этой ситуацией, хорохорится и гоношится, но вид у неё при этом жалкий, как у мокрой курицы. Наверное, поэтому она и злится на каждом шагу, что сильно нервничает, поэтому и хочет вывести из себя окружающих. А мы не выводимся, а жалеем её, сочувствуем. И это её тоже раздражает. Замкнутый круг.

Я пишу статью о Толстом и Достоевском. Возникла вдруг интересная идея, которую я раньше ни у кого не встречала. Хочется записать и оформить, благо, время есть.

Шапокляк:
- О чём ты пишешь?
- О Толстом и Достоевском.
- А зачем?

Она ставит меня в тупик. Зачем я пишу? Я не знаю. Наверное, потому, что есть кто-то, для кого эти мысли окажутся востребованными. Но по большому счёту – для чего я пишу? Я не знаю. Я давно уже не верю, что литература может как-то повлиять на человеческое общество в лучшую сторону.

Просто приятная тётка рассказывает о смерти своей матери, которая недавно скончалась. Шапокляк тут же встревает с кучей всевозможных советов более чем сомнительного и суеверного содержания.

- Есть такая книга, называется «катехизис», - осторожно и издалека начинаю я, но она тут же чует куда ветер дует.
- Нет у меня времени ваши катехизисы читать, - обрывает она меня. – и вообще я не католик…

В соседней палате живут две старушки. «Проблемные», - как окрестила их Просто приятная тётка. Старушки прибыли на следующий день после нас и объявили нам войну. Они ехидно говорят друг другу, что Просто приятная тётка выглядит здоровой, а не больной, при этом они демонстративно делают вид, что нас рядом нет. Наши дамы решительно принимают бой. «Приятного аппетита», - говорят они мужчинам в столовой. «Какие вы культурные!» - поражаются мужчины. «Мы ведь живём в Петербурге, - громко сообщает Просто приятная тётка. – Конечно, мы всегда всем желаем приятного аппетита. Хотя даже в нашей культурной столице находятся люди, которые никогда не здороваются»…

Кстати, то, что мы живём в культурной столице – мной очень даже чувствуется. Практически всегда мне не удаётся самой взять свои тарелки в буфете – кто-нибудь их хватает первым и подносит услужливо на мой стол. Ну да, я ведь еле хожу, но всё-таки дома как-то сама справляюсь, чувствую себя от этого очень неловко.

ЗОМБИЯЩИК
Дурманные ящики стоят в каждой палате, а также постоянно фонят в фойе и в столовой. У нас в палате телевизор нерабочий – поэтому Шапокляк каждый вечер уходит в фойе и сидит там до ночи. Вообще меня поразило, как люди с утра и до ночи прикованы к телевизорам. Постоянно идут какие-то шоу, где все кричат, жутко нервничают, и ведут себя так, что лютому зверю ОМС впору отправить их на обследование тем самым психологам, которые зачем-то занимались нами. В столовой, дружно двигая челюстями, народ смотрит на большой экран и внимательно слушает, какие йоговские упражнения лучше делать для дефекации.

Однажды в столовой телевизор сломался. Я обрадовалась, а Шапокляк в горе.
- Идите в палату посмотрите, - советует буфетчица.
- У нас не работает, - говорит Шапокляк.
- К счастью, - добавляю я, только сейчас сообразив, какой страшной участи мы с Просто приятной тёткой избежали. Ведь если бы не это, мы бы вынуждены были день и ночь слушать всю эту муть.
Шапокляк вспыхивает.
- Не всем же сидеть в интернете день и ночь, - кричит она.
- Да я и не сижу, - говорю я. – вай-файка-то сломалась.
- Ещё бы не хватало, чтобы тебе дали бесплатный интернет! – кипятится старушенция. – У тебя на уме одна информация, а мне нужно живое общение…
Бедная-бедная Шапокляк… Телевизор для неё – живое общение. За все эти 23 дня ей только дважды позвонили – и то это была агент по недвижимости…

окончание следует